странным, но правда, так оно и  было.  В  уме  повторял:  никогда
такого не сделаю, только воображаю себе. И воображать бы не стал, если б  не
деньги и свободное время. Уверен, очень  многие  из  тех,  кто  спокойненько
живет себе да поживает, поступили бы так же, если б им, как мне,  привалило.
Я хочу сказать, дали бы себе волю, перестали бы притворяться и делали бы что
хотят. Один учитель в школе любил повторять: "Власть развращает". А деньги -
это власть.
   Еще что сделал, купил кучу одежек для нее в Лондоне.  Увидал  в  магазине
продавщицу, как раз такого же  размера,  и  назвал  цвета,  какие,  я  знал,
Миранда всегда носила, да и купил все, что надо для девушки, все, что мне  в
магазине посоветовали. Придумал, что, мол, моя подружка едет с Севера,  а  у
нее по дороге все вещички украли, и я хочу  сделать  ей  сюрприз,  и  всякое
такое. Не думаю, что продавщица так уж  и  поверила,  но  ей  было  выгодно,
покупка большая, почти на девяносто фунтов.
 
 
   Про всякие предосторожности я  сутками  мог  бы  рассказывать.  Например,
отправлюсь в ее комнату и сижу там, представляю себе,  что  бы  ей  могло  в
голову  прийти,  как  побег  устроить.  Думал,   может,   она   понимает   в
электричестве - теперешние девчонки бог знает в чем разбираются, так  что  я
всегда  надевал  ботинки  на  резине,  старался  приучить  себя  внимательно
осматривать  выключатели  прежде,  чем   дотронуться   до   них.   Установил
специальный мусоросжигатель, чтобы сор из ее комнаты никуда не  выносить.  А
если надо, и грязные вещи сжигать, чтоб никакой стирки, ничего. Всякое  ведь
могло случиться.
 
 
   Ну, наконец я мог снова отправиться в Лондон,  в  "Креморн",  где  раньше
останавливался. Несколько  дней  ее  высматривал,  но  так  и  не  встретил.
Волновался ужасно, а все равно не собирался бросать это дело. Фотоаппарат  я
с собой не брал, понимал, риск очень большой, охота шла на крупную дичь,  не
просто за случайным снимком. Раза два заходил в то кафе. Как-то  провел  там
чуть не два часа, делал вид, что книгу читаю. Она не  появлялась.  В  голову
стали лезть самые дикие мысли, мол, может,  она  умерла  или  бросила  своим
искусством заниматься. И вот однажды выхожу из вагона метро на  Уоррен-стрит
(я не хотел,  чтоб  мой  фургон  примелькался),  смотрю  -  она,  на  другой
платформе из поезда выходит. Все  получилось  очень  просто.  Пошел  за  ней
следом, вышли на улицу, она направилась к училищу. Потом я стал поджидать ее
у станции метро. Она, видно, не всегда возвращалась домой на метро, два  дня
я ее не видел. Но на третий, смотрю, переходит дорогу и -  в  метро.  Так  и
выяснил, откуда она ездит. Из Хэмпстеда*. На следующий день я  ждал  ее  уже
там, у метро в Хэмпстеде. Она вышла, я - за ней, минут десять шли маленькими
улочками до ее дома, я прошел мимо, а она зашла в калитку. Ну,  я  посмотрел
какой номер, а на углу - название улицы.
   Хорошо в тот день потрудился, с результатом.
   За три дня до того я выехал из "Креморна" и теперь каждый день  переезжал
в другую гостиницу, чтоб не наследить. В  фургоне  я  приготовил  кровать  и
ремни и несколько длинных  шарфов.  Собирался  использовать  хлороформ  -  я
раньше уже пользовался  им,  чтобы  усыплять  бабочек.  Знакомый  парень  из
городской лаборатории, где анализы делают, мне когда-то дал. Знаю, хлороформ
не стареет, не теряет силу,  но  решил  добавить  малость  четыреххлористого
углерода, чтоб наверняка. Его везде запросто можно купить. Я хорошо  поездил
по     Хэмпстеду     на     своем      фургоне,      знал      уже      весь
рай---------------------------------------* Хэмпстед -  фешенебельный  район
на севере Лондона, частично сохраняет характер живописной  деревни.  Там  же
расположен лесопарк Хэмпстед-Хит. он как свои пять пальцев, где въехать, где
свернуть, куда выехать, чтоб по-быстрому. Все  подготовил.  Так  что  теперь
надо было только выследить, выждать момент и делать дело. Надо сказать, я  в
эти дни сам себя не узнавал: все рассчитал, все предусмотрел, будто этим всю
жизнь занимался. Как какой-нибудь тайный агент или детектив.
 
 
   Прошло дней десять, и наконец все и случилось, знаете, как бывает,  когда
охотишься за бабочками. Отправляешься  в  определенное  место,  знаешь,  там
водятся редкие экземпляры, ждешь, а их нет и нет, а потом - ты и искать  уже
перестал - смотришь: да вот она, на цветке прямо перед тобой, как говорится,
подали на блюдечке с золотой каемочкой.
   В тот вечер я стоял у станции метро в Хэмпстеде, фургон отвел подальше, в
переулок.  День  был  ясный,  но  душновато,  а  потом  затянуло   и   стало
погромыхивать, пошел дождь. Я укрылся в  дверях  магазина  против  выхода  и
увидел: поднимается по ступенькам из тоннеля, а тут как хлынет. А на ней  ни
плаща, ни куртки, только свитерок. Забежала за угол,  к  главному  входу,  я
туда, народу полно. Смотрю - она в телефонной будке. Потом  вышла  и  вместо
того, чтобы вверх, на холм пойти, как  всегда,  свернула  совсем  на  другую
улицу. Я за ней, сам думаю - ну, все, ничего не выйдет, не могу понять,  что
у нее на уме. А она вдруг бегом в проулок и - в кино. Я сразу  сообразил,  в
чем дело. Она, видно, позвонила хозяйке, что, мол, дождь сильный, переждет в
кино, пока прояснится. Ну, и понял - вот тот самый момент,  если  только  ее
никто не будет встречать. Когда  она  в  кино  вошла,  я  пошел  посмотреть,
сколько сеанс продолжается, - два часа. Ну,  тут  я  пошел  на  риск,  видно
надеялся, судьба вмешается и меня остановит: отправился в кафе  и  поужинал.
Потом вернулся к машине и припарковался так, чтоб видеть выход из  кино.  Не
знал, как будет и что, может, у нее  свидание  с  приятелем  или  встреча  с
подругой. Знаете, меня вроде несло, как в бурном  потоке,  мог  налететь  на
камни и разбиться, а мог и выплыть.
   Она вышла точно через два часа, совершенно одна.  Дождь  почти  перестал,
стемнело, тем более небо было затянуто тучами. Вижу, пошла  к  своей  улице,
вверх по холму. Тогда я тронулся, обогнал ее и встал в  одном  месте,  знал,
она  обязательно  там  пройдет.  Там  как  раз  ответвление,  где  ее  улица
начинается, везде кусты и деревья, а на противоположной стороне  -  огромный
дом на заросшем участке. Кажется, нежилой. Выше по холму еще дома,  довольно
большие. Сначала-то она шла по ярко освещенным  улицам.  Так  что  это  было
единственное удобное место.
   Я что сделал, вшил в карман плаща  специальный  мешочек  из  пластика,  с
клапаном,  и  там   хранил   тампон,   пропитанный   смесью   хлороформа   и
четыреххлористого углерода. Клапан плотно  закрывался,  так  что  запаха  не
чувствовалось и тампон оставался все время влажным, а когда надо, я мог  его
вытащить в один момент.
   Вдруг появились две старухи с зонтиками (снова начал капать дождь), пошли
вроде прямо ко мне. Вот  незадача,  только  этого  мне  не  хватало,  она-то
вот-вот подойдет. Я уж было решил все бросить. Нагнулся низко к  сиденью,  и
они прошли, языками трещали как трещотки,  думаю,  ни  меня  не  видели,  ни
фургона. Да там везде машины припаркованы, так что ничего  такого,  из  ряда
вон. Прошла минута. Я вылез, открыл заднюю дверь. Все по плану. Смотрю,  она
уже близко. Чуть было не проглядел, идет быстро, всего в нескольких шагах от
машины. Если бы вечер был посветлее, не знаю, что  бы  я  сделал.  А  тут  -
темно, ветрено, деревья шумят. Кругом ни души. И  она  идет  прямо  ко  мне.
Забавно. Еще и напевает про себя.
   Говорю, простите, пожалуйста, вы случайно не разбираетесь в собаках?
   Останавливается, и так удивленно:
   - А в чем дело?
   Ужасно, говорю, только что сбил собаку. Выскочила прямо  под  колеса.  Не
знаю, как быть. Не сдохла, нет. А  сам  заглядываю  в  фургон  сзади,  вроде
ужасно волнуюсь.
   - Ой, бедняжка, - говорит. Подходит ко  мне,  точно  как  я  рассчитывал,
хочет поглядеть.
   Крови нет, говорю, только не шевелится.
   Ну, она обходит открытую дверцу, а я отстраняюсь, вроде чтобы ей  видней.
Она наклонилась вперед, вглядывается. Я окинул взглядом  улицу  -  ни  души,
достал тампон, обхватил  ее  руками.  Она  -  ни  звука,  так,  видно,  была
поражена. Прижал тампон ей к лицу, закрыл рот и нос. Сам  даже  почувствовал
запах. Прижимаю ее к себе, она бьется,  как  чертенок  какой-нибудь.  Только
силенок маловато, она оказалась еще меньше, чем  я  думал,  совсем  худышка.
Вдруг  она  как-то  застонала,  забулькала,  ну,  думаю,  вот  оно,   начнет
сопротивляться, придется сделать ей больно или бросить все и  бежать.  Готов
был пуститься наутек. Оглянулся - никого. Тут вдруг она как-то обмякла. То я
должен был ее держать, чтоб не билась, а тут пришлось поддерживать, чтобы не
упала. Затолкал ее наполовину в фургон, рывком открыл переднюю дверцу и  уже
изнутри затащил ее" в машину.  Тихонько  закрыл  обе  дверцы.  Перекатил  ее
поближе и уложил  на  кровать.  Моя.  Я  вдруг  ужасно  взволновался:  смог,
добился, чего хотел. Такое дело.
   Перво-наперво заклеил ей пластырем  рот,  затем  привязал  ее  ремнями  к
койке, без спешки, без паники, все  по  плану.  Перебрался  на  водительское
место. И минуты не потратил. Поехал вверх  по  улице,  медленно,  не  спеша,
очень спокойно, завернул в лесопарк, я еще раньше там местечко наметил.  Там
опять перешел назад и привязал ее по-настоящему, не только ремни, но и шарфы
пустил в ход и всякое такое, чтоб ей не больно было и чтоб  не  кричала,  не
билась в борта или еще что. Она еще не очнулась, но мне впереди было слышно,
как она дышит, с хрипом, тяжело, как от простуды, так что я понимал - с  ней
все нормально.
 
 
   У Редхилла я съехал с  основного  шоссе  на  боковую,  все  по  плану,  и
перебрался назад, посмотреть, как она там. Включил фонарик, на самый слабый,
чтоб только чуть видно ее лицо. Она уже проснулась. Глаза  огромные,  только
страха в них нет, вроде даже гордость какая-то, вроде она решила,  не  стану
бояться, ни за что.
   Говорю ей, не бойтесь, ничего дурного я вам не сделаю. А она все смотрит.
   Получалось как-то неловко. Я не знал, что сказать. Говорю, с вами  все  в
порядке, ничего не нужно? Но это прозвучало смешно. На самом  деле  я  хотел
спросить, может, ей на двор нужно.
   Она затрясла головой. Я понял, что ей пластырь мешает, причиняет боль или
что.
   Говорю ей, мы уже далеко за городом, нет смысла кричать, если  закричите,
заклею рот снова, понятно?
   Она кивнула, я принялся распутывать шарф, отклеил пластырь. Только  успел
это сделать, она подняла голову, наклонила  вбок  и  ее  вырвало.  Это  было
отвратительно, запах хлороформа и рвоты... ужасно. Она  ничего  не  сказала.
Только застонала, Я потерял голову, не  знал,  как  быть,  чувствовал,  надо
домой, скорее. Снова наклеил пластырь, замотал шарф. Она  сопротивлялась.  Я
слышал, как под моей ладонью, под пластырем, она  говорит  "нет,  нет",  это
было ужасно, но я пересилил себя, довел дело  до  конца,  знал,  это  все  к
лучшему. Потом перебрался на переднее сиденье, и мы поехали.
   Добрались до дома около половины одиннадцатого. Я заехал в гараж,  вышел,
огляделся, убедился, что тут ничего за время моего отсутствия не  произошло;
не то чтоб я в самом деле чего опасался, да  только  лучше  лишний  раз  все
проверить: каши маслом не испортишь - так дядя Дик всегда говорил. Спустился
в ее комнату, все было нормально, не очень душно, я дверь оставлял открытой.
Я как-то раз там даже ночевал, проверял, хватает ли  воздуха.  Хватает.  Еще
раньше все приготовил, чтоб чай можно было пить и  всякое  такое.  В  общем,
было вполне уютно, по-домашнему.
   Ну, наконец настал тот великий момент. Я вернулся в гараж, открыл  заднюю
дверцу фургона. Как и с начала операции, все шло по  плану.  Отвязал  ремни,
помог ей сесть на кровати. Ноги, конечно, не  стал  развязывать.  Она  опять
стала биться, так что мне пришлось объяснить, мол, если так,  опять  пущу  в
ход хлороформ (показал ей пузырек), а если будет  вести  себя  тихо,  ничего
плохого не сделаю. И все пошло как по маслу. Взял ее  на  руки,  она  совсем
легонькая была, легче, чем я думал; снес ее вниз -  без  всяких;  правда,  в
дверях своей комнаты она вдруг опять забилась, только что уж тут она могла -
ничего. Положил ее на кровать. План был осуществлен.
   Она была бледная, прямо белая совсем, синий свитерок запачкался (когда ее
вырвало в машине), вид кошмарный, а страха в  глазах  нет.  Странно.  Просто
смотрит на меня, глаза огромные. Ждет.
   Я говорю, вот ваша комната.  Если  будете  слушаться,  никто  вам  ничего
дурного не сделает. Кричать нет смысла, снаружи никто не услышит, да  и  нет
никого вокруг. Я вас теперь оставлю; если захотите чаю или  какао  -  там  в
буфете сандвичи и печенье (я их в Хэмпстеде купил, когда она в кино  пошла).
Вернусь завтра утром, говорю.
   Я видел, она хочет, чтоб я пластырь ей со рта отклеил, но делать этого не
стал. Что я сделал, руки ей развязал и сейчас же вышел, дверь закрыл и засов
успел задвинуть, пока она пыталась пластырь отодрать. Услышал,  она  кричит:
"Вернитесь!" Потом еще раз, только потише. Потом дверь подергала,  не  очень
сильно. Потом стала колотить в  дверь  чем-то  твердым.  Думаю,  щеткой  для
волос. Не очень слышно было, но я все-таки вставил в дверной проем тот  шкаф
фальшивый и убедился, что снаружи ничего не слышно. Около часа еще пробыл  в
наружном подвале. Нужды не было, просто на  всякий  случай.  Ей  нечем  было
дверь ломать, даже если б силенок хватало, чашки пластмассовые, чайник -  из
алюминия, даже ложки и те алюминиевые и всякое такое.
   Потом пошел наверх и улегся. Наконец-то она у меня в гостях, а больше мне
ничего не нужно. Долго лежал без сна,  думал.  Не  вполне  был  уверен,  что
фургон не выследят, но таких на улицах сотни, а видели  его  только  те  две
тетки с зонтиками.
   Ну, лежал так и думал, она там внизу тоже  не  спит.  Стал  мечтать,  как
спущусь утром к ней, утешу, успокою. Я был возбужден  и,  может  быть,  даже
кое-чего лишнего позволил в мечтах, но не стал волноваться  из-за  этого,  я
знал, что моя любовь к ней вполне ее достойна. С этой мыслью и заснул.
 
 
   После она всегда твердила, как я плохо поступил и как я  все  это  должен
глубже осознать. А я могу  только  повторить:  в  тот  вечер  я  был  ужасно
счастлив, вроде сделал великое дело, забрался на Эверест или подвиг совершил
в тылу врага. У меня было такое счастливое чувство и намерения самые лучшие.
Этого она так и не сумела понять никогда.
   Короче говоря, тот вечер - самый счастливый  в  моей  жизни  (не  считая,
конечно, когда выиграл на скачках - с того ведь все и началось).
   Вроде поймал большую синюю или адмирала*. Знаете, вроде такое сделал, что
раз в жизни бывает, а то и не бывает никогда; о чем  только  мечтаешь  и  не
ждешь, что сбудется.
 
 
   Зря заводил будильник, проснулся гораздо раньше.  Спустился  вниз,  дверь
подвала за собой запер. Все по плану. Постучал в ее дверь, крикнул, вставать
пора, по---------------------------------------* Адмирал (Pyrameis Atalanta)
- крупная дневная бабочка семейства нимфалид.  дождал  десять  минут,  засов
отодвинул и вошел. Сумочку ее принес. Содержимое, конечно, проверил.  Ничего
такого там не было,  только  пилочка  для  ногтей  и  точилка  с  бритвенным
лезвием, это все я вынул.
   Горел свет, она стояла у кресла. Одетая. И опять смотрит во все глаза, ни
признака страха, прямо храбрый портняжка. Странно, она выглядела  совсем  не
так, как я ее представлял себе. Ну, правда, я ее вблизи толком не видал.
   Говорю, надеюсь, вы хорошо спали.
   - Где я, кто вы, зачем меня сюда привезли? - произносит, холодно так,  но
без злости, без крика. Этого я сказать вам не могу.
   Она говорит:
   - Я требую, чтобы меня выпустили. Это чудовищно.
   Стоим и смотрим друг на друга.
   - Отойдите, - говорит, - вы мне мешаете. Я ухожу. - И идет прямо ко  мне,
прямо к двери. Стою, не двигаюсь  с  места.  На  мгновение  подумал,  сейчас
бросится на меня, но она, видно, поняла, это будет глупо. Я твердо решил  не
поддаваться, знал, ей со мной не  сладить.  Она  остановилась  прямо  передо
мной, вплотную.
   - С дороги, - говорит.
   Вам пока нельзя уйти,  говорю,  пожалуйста,  не  заставляйте  меня  снова
применить силу.
   Она так холодно, презрительно на меня посмотрела, отвернулась и говорит:
   - Не знаю, за кого вы меня принимаете. Если вы полагаете, что  я  -  дочь
богатых родителей и они дадут за меня огромный выкуп,  вы  будете  неприятно
поражены.
   Я знаю, кто вы, говорю, дело не в деньгах.
   И больше ничего сказать не могу, волнуюсь ужасно, это же она, она тут, во
плоти. Прямо дрожу весь. Хочу глядеть на нее, на ее лицо,  волосы,  фигурку,
такую тоненькую, нежную, и не могу - так она на  меня  смотрит.  И  странная
какая-то тишина.
   Вдруг она говорит, и тон вроде обвиняющий:
   - Вы думаете, я вас не узнала?
   Чувствую, начинаю краснеть, и ничего с этим поделать не могу. Такое в мои
планы не входило, и мысли не было, что она меня может узнать.
   А она, медленно так:
   - Вы - делопроизводитель из Городского совета.
   Не понял, о чем вы, отвечаю.
   - Вы только отрастили усы, - говорит.
   Не могу понять, как она меня узнала. Может, думаю,  видела  где-нибудь  в
городе или из окон своего дома, я об этом и не подумал, в голове у меня  все
перемешалось, а она говорит:
   - Ваш портрет был в местной газете.
   Терпеть не могу, когда меня выводят на чистую воду, сам не знаю почему, и
в таких случаях всегда пытаюсь оправдаться.  То  есть  сочиняю  какую-нибудь
байку, чтоб все объяснить. Говорю, я только выполняю приказ.
   - Приказ, - говорит, - чей?
   Не могу сказать.
   Она глаз с меня не сводит и держится подальше.  Думаю,  все-таки  боится,
что я на нее наброшусь.
   - Чей приказ? - спрашивает снова.
   А мне, как назло, ни одно имя в голову не приходит.  И  не  знаю  почему,
вдруг вспоминаю  -  из  тех,  кого  она  могла  знать,  -  имя  управляющего
отделением банка, где ее  отец  деньги  держит.  Я  когда  в  банк  заходил,
несколько раз видел, как ее отец с управляющим разговаривает.
   Приказ Синглтона, говорю.
   Ее прямо как громом поразило, а я быстро-быстро продолжаю, что,  мол,  не
должен был ей сообщать, он меня убьет, если узнает, и всякое такое.
   - Мистера Синглтона? - переспрашивает, вроде не расслышала.
   Он совсем не тот, за кого его принимают, говорю. Она вдруг опускается  на
ручку кресла, вроде ноги подкосились, вроде это уже последняя капля.
   - Вы хотите сказать, это мистер Синглтон приказал вам меня похитить?
   Я кивнул.
   - Но я дружу с его дочерью. Он - наш... Ох, просто  безумие  какое-то,  -
говорит.
   Разве вы не помните девушку с Пенхэрст-Роуд?
   - Какую девушку с Пенхэрст-Роуд?
   Ту, что исчезла три года назад.
   Это я придумал. В то утро мозги у меня шевелились как надо,  по-быстрому.
Так мне казалось.
   - Может быть, я тогда уезжала в школу. А что с ней случилось?
   Не знаю. Только это его рук дело.
   - Что - его рук дело?
   Не знаю. Не знаю, что с ней случилось. Но что бы это ни было, это его рук
дело. О ней больше никто никогда не слыхал.
   Вдруг она говорит:
   - У вас нет сигареты?
   Ужасно все нескладно вышло. Я неловко вытащил из кармана  пачку  сигарет,
зажигалку, подошел, отдал ей. Может, надо было предложить ей огня, но в  тот
момент это выглядело бы глупо.
   Говорю ей, вы совсем ничего не ели.
   Сигарету  она  держала  очень  аристократично,  двумя   пальцами,   между
указательным и средним. Свитер вычистила. Очень было душно.
   Никакого внимания на мои слова. Странно. Я понял, она догадалась, что все
вранье.
   - Вы хотите сказать, что мистер Синглтон - сексуальный маньяк и  похищает
девушек, а вы ему помогаете?
   Говорю, а что мне остается делать? Знаете,  я  стащил  из  банка  деньги,
должен сесть в тюрьму, если станет известно. Так что он  меня  как  в  петле
держит.
   А она смотрит во все глаза. Глаза огро