азал Аттикус.- Просто разыгрывали историю его жизни на глазах
у всех соседей.
     Джим, кажется, даже возмутился.
     - Не говорил я, что мы разыгрываем его жизнь! Не говорил!
     Аттикус коротко усмехнулся:
     -  Вот сейчас и сказал. И чтоб  больше вы все трое этими глупостями  не
занимались.
     Джим посмотрел на отца, разинув рот.
     -  -  Ты   ведь,  кажется,  хочешь  быть   юристом?  -  Аттикус  как-то
подозрительно поджал губы, словно они у него расплывались.
     Джим решил, что выкручиваться  бесполезно, и промолчал. Аттикус ушел  в
дом  за  какими-то бумагами, которые он  с утра  забыл  захватить с собой, и
тогда только  Джим сообразил, что  попался  на старую-престарую  юридическую
уловку. Он стоял на почтительном  расстоянии от крыльца и  дожидался,  чтобы
Аттикус вышел из дому и опять направился в город. И когда Аттикус отошел так
далеко, что уже не мог услышать, Джим заорал ему вслед:
     - Хотел быть юристом, а теперь еще подумаю!


Глава 6

     - Хорошо,-сказал Аттикус, когда Джим  спросил, можно  ли нам посидеть с
Диллом  у пруда мисс Рейчел, ведь завтра Дилл уезжает.- Попрощайся  с ним за
меня, на будущий год летом мы его ждем.
     Мы перепрыгнули через  низенькую ограду между нашей подъездной дорожкой
и двором мисс Рейчел. Джим крикнул перепелом, из темноты отозвался Дилл.
     - До чего тихо, ни ветерка,- сказал Джим.- Глядите.
     Он показал на восток. За садом мисс Моди вставала большущая луна.
     -  Даже вроде от нее жарко, - сказал Джим. - Что на ней сегодня, крест?
- спросил Дилл, не поднимая головы.  Он мастерил из бечевки и обрывка газеты
папиросу.
     -  Нет, просто женщина. Не зажигай эту штуку, Дилл, будет  вонь на весь
город.
     Когда в Мейкомбе  смотришь на луну, видно,  что там  женщина. Она сидит
перед зеркалом и расчесывает волосы.
     - Без тебя нам будет скучно,-сказала я Диллу.- Может,  пойдем караулить
мистера Эйвери?
     Мистер Эйвери снимал  комнату  напротив миссис Генри  Лафайет Дюбоз. По
воскресеньям он с  блюдом  в  руках  собирал в церкви  пожертвования;  кроме
этого, он каждый  вечер  до девяти часов  сидел  на крыльце и чихал. Однажды
вечером  нам посчастливилось увидать одно  представление - наверно, оно было
единственное,  сколько  мы  потом  ни  караулили,  оно  не  повторилось.  Мы
спускались с. крыльца мисс Рейчел, как вдруг Дилл остановил нас:
     - Ух, поглядите!
     И показал  через  улицу. Сперва  мы только и увидали заросшую глицинией
веранду,  а  потом оказалось  -  из  листвы бьет  струя,  описывает  дугу и,
наверно, за добрых десять футов оттуда падает на землю, в круг желтого света
от уличного фонаря. Джим сказал - мистер Эйвери не попадает  в яблочко, Дилл
сказал - он, наверно, выпивает  по бочке в день, они заспорили,  кто попадет
дальше  и ловчее,  а я  в этом  состязании  не участвовала,'  потому  что не
отличалась талантами в этой области, и опять почувствовала себя отверженной.
     Дилл потянулся, зевнул и сказал что-то чересчур небрежно:
     - Придумал.  Пошли гулять.  Так я ему и поверила!  В Мейкомбе  никто не
ходит гулять просто так, без цели.
     - А куда, Дилл?
     Дилл мотнул головой в южном направлении.
     - Ладно,- сказал Джим.
     Я запротестовала было, но он сказал самым сладким голоском:
     - А ты с нами не ходи, ангелочек, тебя никто не просит.
     - И тебя не просят. Забыл, как...
     Но Джим не любил вспоминать прежние неудачи: из всего, что сказал тогда
Аттикус, он,  видно, только и усвоил, как ловко юристы умеют докапываться до
сути.
     - А мы ничего такого и не делаем, Глазастик, мы только дойдем до фонаря
и обратно.
     Мы  молча  брели  по тротуару  и  прислушивались к  скрипу  качелей  на
соседских верандах, к тихим по-вечернему голосам взрослых на улице. Время от
времени до нас доносился смех мисс Стивени Кроуфорд.
     - Ну? - сказал Дилл.
     - Ладно,- сказал Джим.- Шла бы ты домой, Глазастик.
     - А вы что будете делать?
     Они только собирались  заглянуть в  окно с оторванным ставнем  -  вдруг
увидят Страшилу  Рэдли? - а  я, если не  хочу идти  с ними,  могу  сейчас же
отправляться домой и держать свой длинный язык за зубами, вот и все.
     - А почему это вам взбрело дожидаться нынешнего вечера?
     Потому что вечером их никто не увидит,  потому  что Аттикус в это время
по  уши уйдет  в книжку, и если настанет конец света,  он и то не заметит, и
если Страшила Рэдли их убьет, так  у них пропадут не  каникулы, а  ученье, и
потому что в темном доме  легче что-нибудь  разглядеть темным  вечером, а не
средь бела дня, понято мне это?
     - Джим, ну, пожалуйста...
     -  В последний раз тебе говорю, Глазастик, не трепи языком или убирайся
домой. Ей-богу, ты становишься самой настоящей девчонкой!
     После этого  у  меня уже  не  оставалось выбора, и  я пошла с ними.  Мы
решили  подлезть под проволочную изгородь на  задворках  Рэдли,  там не  так
опасно,  что нас увидят. За изгородью с той стороны  был большой сад и узкий
деревянный сарайчик.
     Джим  приподнял  нижнюю  проволоку и махнул Диллу:  пролезай. Я полезла
следом и подержала проволоку, пока пролезал Джим. Он еле протиснулся.
     -  Только  без  шума,-  прошептал  он.- Да  смотрите  не  наткнитесь на
капусту, а то будет такой треск - мертвецы проснутся.
     После таких наставлений я ползла, как черепаха. Потом увидела при свете
луны,  что Джим уже далеко и машет нам, и двинулась быстрей. Мы  доползли до
калитки, ведущей из сада в огород. Джим тронул ее. Калитка' заскрипела.
     - Плюньте на нее,- зашептал Дилл.
     - Завел ты нас, Джим,-пробормотала я.-Как мы потом выберемся?
     - Тс-с... Плюй на петли, Глазастик.
     Мы плевали, пока  не пересохло  во  рту, потом  Джим осторожно  отворил
калитку. Мы были на задворках.
     С тыла дом Рэдли выглядел еще неприветливей, чем с фасада: во всю стену
тянулась ветхая, полуразвалившаяся веранда, на нее выходили две двери, между
ними два  темных  окна. С одного  края крышу  веранды  подпирал не  столб, а
неотесанное  бревно. В углу  стояла  приземистая  печурка;  над  нею  висела
вешалка для  шляп, призрачно поблескивало зеркало,  и в нем отражался лунный
свет.
     Джим тихо охнул и замер на одной ноге, не решаясь ступить второй.
     - Чего ты?
     - Куры...- шепнул он еле слышно.
     Да, со всех сторон  нас ждали  невидимые препятствия. Дилл впереди тоже
на что-то наткнулся  и выдохнул:  "О господи!" Мы проползли за угол дома,  к
окну  с  болтающимся  ставнем. Заглянуть  в окно Джим  не мог  -  не хватало
нескольких дюймов росту.
     - Сейчас я тебя подсажу,- прошептал он Диллу.- Нет, погоди.
     Он  взял меня  за руку,  мы  сделали  из рук седло и  подняли Дилла. Он
ухватился за подоконник.
     - Скорей, - прошептал Джим, - долго мы тебя не удержим.
     Дилл стукнул меня по плечу, и мы опустили его на землю.
     - Что видел?
     - Ничего. Шторы. Но где-то там светится огонек.
     -- Пошли отсюда,- зашептал Джим.- Поворачиваем назад. Ш-ш,- зашипел он,
когда я хотела возразить.
     - Попробуем с той стороны,- сказал Дилл.
     - Не надо,- взмолилась я.
     Дилл приостановился и пропустил  Джима вперед. Джим хотел подняться  на
заднюю  веранду,  у него под  ногой скрипнула  ступенька.  Он  замер,  потом
осторожно передвинулся. Ступенька молчала. Через две следующие занес ногу на
веранду и чуть не потерял равновесие. все-таки не упал и осторожно опустился
на колени. Подполз к окну, поднял голову и заглянул внутрь.
     И тут  я увидела тень. Тень человека в  шляпе. Сперва я  подумала - это
дерево,  по ветра  по  было, а стволы  ходить не умеют.  Веранда была залита
лунным светом  и тень, четкая, будто вырезанная  ножницами,  направлялась  к
Джиму.
     После меня ее увидел Дилл. Он закрыл лицо руками
     Потом  тень упала на Джима, и он увидел  ее. Он прикрыл голову руками и
замер.
     Тень остановилась в двух шагах от Джима. Подняла руку,  потом опустила.
Потом повернулась, опять прошла по Джиму, по веранде и скрылась за домом так
же неслышно, как появилась.
     Джим  спрыгнул с веранды и кинулся к нам. Распахнул калитку, протолкнул
в нее нас с Диллом и  погнал между грядками скрипящей  листьями капусты.  На
полдороге я споткнулась, и тут грянул выстрел.
     Дилл  и  Джим  растянулись на  земле  рядом  со мной,  Джим  дышал, как
загнанная лошадь.
     -  Через  школьный  двор...  скорей,  Глазастик!  Он  придержал  нижнюю
проволоку, мы с Диллом  перекатились на  ту  сторону и уже почти добежали до
густой тени одинокого дуба на школьном дворе, хватились, а Джима с нами нет!
Побежали назад, а Джим застрял в  проволоке и старается  вылезть из  штанов.
Наконец высвободился и в одних трусах побежал к дубу.
     Но  вот мы и за дубом.  И тут  мы совсем оцепенели, один только Джим не
потерял способности соображать:
     - Надо  скорее домой, а то нас хватятся. Мы  бежим  по школьному двору,
проползаем  под  изгородью  на Олений луг, что  за  нашим домом, потом через
вторую изгородь - к  нам  на задворки, на крыльцо, и тут Джим наконец-то дал
нам передохнуть.  Отдышавшись,  .  мы  с  самым  невинным  видом  проходим в
палисадник. Выглядываем на улицу и видим - у ворот Рэдли собрались соседи.
     - Пойдем туда,- сказал Джим.- А то они удивятся, где мы.
     У своей калитки стоял  мистер Натан Рэдли  с дробовиком в руках.  Перед
ним на тротуаре - Аттикус,  мисс Моди  и мисс Стивени Кроуфорд, в двух шагах
от них мисс Рейчел и мистер Эйвери. Нас никто не заметил.
     Мы тихонько подошли к мисс Моди, она оглянулась
     - А вы все где были? Разве вы ничего ее слыхали.
     - Что случилось? - спросил Джим.
     -  В  огород  к мистеру  Рэдли забрался  негр,  и мистер  Рэдли в  него
стрелял.
     - О -о! И попал?
     - Нет, - сказала мисс Стивени,- он стрелял в воздух. Напугал негра так,
что  он весь побелел.  Говорит, если кто увидит белого  негра, так  это  тот
самый  и  есть.  Говорит,  у него  второй ствол заряжен,  и  если  в огороде
что-нибудь  шелохнется, он  будет  бить прямо в цель,  будь то  собака, негр
или... Джим Фи-инч!
     - Что, мэм?
     Тут заговорил Аттикус:
     - Где твои штаны? [
     ]- Штаны, сэр?
     - Да, штаны.
     Что тут было говорить.  Джим стоял перед всеми в одних трусах. Я тяжело
вздохнула.
     - Э-э... мистер Финч!
     В  ярком свете уличного фонаря я видела-Дилл готовится соврать: глаза у
него расширились, пухлая ангельская рожица стала еще круглее.
     - Что скажешь, Дилл? - спросил Аттикус.
     - Я... я их у него выиграл,- туманно объяснил Дилл.
     - Как так выиграл?
     Дилл почесал в затылке, провел рукой по лбу.
     - Мы там у пруда играли  в раздевальный покер. Мы  с  Джимом облегченно
вздохнули. Соседям, видно, тоже все стало понятно, они так и застыли. Только
что это за покер такой?
     Мы так и не успели это узнать, мисс Рейчел вдруг завопила, как пожарная
сирена:
     - О господи, Дилл Харрис! Играть у моего пруда  в  азартные игры? Вот я
тебе покажу раздевальный покер!
     Аттикус спас Дилла от немедленного увечья.
     -  Одну минуту,  мисс Рейчел,- сказал он.- Я никогда  раньше не слыхал,
чтобы они занимались чем-либо подобным. Вы что же, играли в карты?
     Джим очертя голову кинулся спасать положение:
     ~ Нет, сэр, просто в спички.
     Не всякий сумеет так найтись, как мой брат! Спички  - штука опасная, по
карты - верная погибель.
     -  Джим и Глазастик,-  сказал Аттикус,-  чтоб я  больше  не слышал ни о
каком покере. Джим,  поди  с Диллом и возьми свои штаны обратно. Разберитесь
между собой сами.
     - Не бойся, Дилл,- сказал Джим, когда  мы побежали прочь,- ничего она с
тобой не  сделает.  Аттикус ее  заговорит.  А ты быстро сообразил,  молодец.
Слушай... слышишь?
     Мы приостановились и услышали голос Аттикуса:
     - ...ничего серьезного... все они проходят через это, мисс Рейчел...
     Дилл  успокоился,  но  нам с Джимом покоя  не было. Откуда  Джиму утром
взять штаны?
     - Я тебе дам какие-нибудь свои,- предложил Дилл, когда мы дошли до дома
мисс Рейчел.
     Джим  сказал  - спасибо, в твои мне не влезть.  Мы попрощались,  и Дилл
ушел в дом. Потом, видно, вспомнил, что мы с ним помолвлены, выбежал опять и
тут же при Джиме наскоро меня поцеловал.
     - Пиши мне, ладно? - заорал он нам вдогонку.

     Не останься Джим без штанов, мы бы  все равно плохо спали в эту ночь. Я
свернулась на своей раскладушке  на задней  веранде, и каждый  ночной  шорох
казался мне оглушительным: зашуршит  гравий у кого-то под ногами - это рыщет
Страшила  Рэдли,  подгоняемый  жаждой  мести;  засмеется  где-то  в  темноте
прохожий-негр - это гонится за нами Страшила; ночные мотыльки бьются о сетку
- это Страшила в бешенстве рвет проволочную изгородь; платаны надвигались на
нас,  живые, злобные. Долго  я  томилась между сном и  явью,  потом услышала
шепот Джима:
     - Трехглазка, ты спишь?
     - Ты что, спятил?
     - Тс-с... У Аттикуса уже темно. В слабом свете заходящей луны я увидела
- Джим спустил ноги с кровати.
     - Я пошел за штанами,- сказал он. Я так и села.
     - Не смей! Не пущу! Джим торопливо натягивал рубашку.
     - Надо.
     - Только попробуй - и я разбужу Аттикуса.
     - Только попробуй - и я тебя убью.
     Я вцепилась в него и заставила сесть рядом со мной. Надо как-нибудь его
отговорить.
     -  Мистер Натан утром их найдет. Он знает, что это ты потерял. Конечно,
будет плохо,  когда  он  их принесет Аттикусу... ну  и все,  и ничего тут не
сделаешь. Ложись.
     - Это я все и сам знаю,- сказал Джим,- Потому и иду.
     Меня  даже  затошнило.  Вернуться  туда  одному,,. Как о  сказала  мисс
Стивени: у мистера Натана второй ствол заряжен, и если в  огороде шелохнется
негр, собака или...Джим это понимал  не хуже меня.  Я чуть с ума не сошла от
страха.
     - Не надо, Джим, не ходи! Ну, выдерет Аттикус - это больно, но пройдет.
А там тебя застрелят. Джим, ну пожалуйста!..
     Джим терпеливо вздохнул.
     - Понимаешь, Глазастик,- тихо сказал он,- сколько я себя помню, Аттикус
меня ни разу не ударил. И мне неохота пробовать.
     А ведь и правда. Аттикус только грозил нам чуть не каждый день.
     - Значит, он ни разу тебя ни на чем таком не поймал.
     -  Может быть, но...  мне  неохота  пробовать, Глазастик.  Зря  мы туда
сегодня полезли.
     Вот с этого часа,  наверно,  мы  с Джимом  и  начали отдаляться друг от
друга. Случалось, он  и раньше ставил меня в тупик, но ненадолго. А этого  я
понять не могла.
     -  Ну, пожалуйста, не  ходи!  -  упрашивала я.-  Знаешь, как  там будет
страшно одному...
     - Да замолчи ты!
     - Ну, выдерет... Ведь это не то, что он никогда больше не будет с тобой
разговаривать или... Я его разбужу, Джим, честное слово, я...
     Джим сгреб меня за ворот пижамы и чуть не задушил.
     - Тогда я пойду с тобой...- еле выговорила я.
     -  Нет,  не пойдешь, ты только наделаешь  шуму. Ну что с  ним делать! Я
отодвинула  щеколду и  держала дверь, пока он тихонько  спускался с  заднего
крыльца. Было, наверно, часа два. Лупа уже заходила, и перепутанные на земле
тени  становились неясными, расплывчатыми. Белый хвостик  рубашки  Джима  то
подскакивал,  то  нырял  в  темноте,  точно  маленький призрак,  бегущий  от
наступающего  утра.  Я вся  обливалась  потом,  но  подул  ветерок, и  стало
прохладно.
     Наверно,  он пошел в обход, по  Оленьему лугу и через школьный двор, по
крайней мере он двинулся в ту сторону. Это дальше, и волноваться еще рано. Я
ждала  - вот сейчас настанет время волноваться, вот грохнет дробовик мистера
Рэдли. Потом как будто скрипнула изгородь. Но это только почудилось.
     Потом послышался кашель Аттикуса.  Я затаила дыхание. Иной раз, вставая
среди ночи, мы видели - он еще читает. Он говорил,  что часто присыпается по
ночам, заходит поглядеть  на нас, а потом  читает, пока опять не  заснет.  Я
ждала  - вот сейчас  он зажжет лампу,  и  вглядывалась, не просочится  ли  в
коридор струйка света. Но было по-прежнему темно, и я перевела дух.
     Ночные  мошки  и мотыльки угомонились,  но чуть  подует ветерок -  и по
крыше барабанят платановые шишки, а где-то вдалеке лают собаки, и от этого в
темноте совсем уж тоскливо и одиноко.
     Вот  и  Джим  возвращается. Белая рубашка перескочила  через  ограду  и
становится все больше. Вот он поднялся по ступеням, задвинул щеколду, сел на
кровать. Не говоря ни слова, показал найденные штаны. Потом лег, и некоторое
время я слышала, как трясется его раскладушка. Скоро он  затих. Больше я его
не слышала.


Глава 7

     Целую неделю Джим был мрачный и молчаливый.
     Я попробовала влезть в его шкуру и походить в ней,  как посоветовал мне
тогда Аттикус: если бы  мне пришлось в два часа  ночи пойти одной во двор  к
Рэдли,  назавтра  бы меня  хоронили.  Поэтому я оставила  Джима  в  покое  и
старалась ему не надоедать.
     Начались занятия в школе.  Второй класс оказался не лучше первого, даже
хуже: у нас перед носом опять махали карточками и не позволяли ни читать, ни
писать. По  взрывам хохота за стеной можно было судить, как подвигается дело
в  классе  у мисс  Кэролайн;  впрочем,  там  осталась целая  команда  вечных
второгодников, и они помогали  наводить порядок. Одно  хорошо, теперь у меня
было столько же уроков, сколько  у Джима, и обычно в  три часа мы  шли домой
вместе.
     Один  раз  возвращаемся мы через  школьный  двор  домой, и  вдруг  Джим
заявляет:
     - Я тебе кое-что еще не рассказал.
     За последние несколько дней он мне и двух  слов  кряду  не сказал, надо
было его подбодрить.
     - Про что это? - спросила я.
     - Про ту ночь.
     - Ты мне про ту ночь вообще ничего не говорил.
     Джим отмахнулся, как от комара. Помолчал немного, потом сказал:
     -  Я  тогда  вернулся за штанами... когда  я  из них  вылез, они совсем
запутались в проволоке, я  никак  не мог их отцепить.  А  когда вернулся...-
Джим  шумно  перевел  дух.  -  Когда   вернулся,  они  висели  на  изгороди,
сложенные... как будто ждали меня.
     - Висели и ждали...
     - И  еще...- Джим говорил очень ровным голосом, без всякого выражения.-
Вот придем домой, я тебе покажу. Они были зашиты. Не как женщины зашивают, а
как я бы сам зашил. Вкривь и вкось. Как будто...
     .- ...как будто кто знал, что ты за ними придешь.
     Джим вздрогнул.
     - Как будто кто прочитал  мои мысли... и знал, что я буду  делать. Ведь
никто не может заранее сказать, что я буду делать, для этого надо знать меня
самого, правда, Глазастик?
     Он говорил очень жалобно. Я решила его успокоить:
     - Этого никто не может сказать заранее, только свои, домашние. Даже я и
то иногда не знаю, что ты будешь делать.
     Мы шли мимо  нашего  дерева. В дупле от выпавшего  сучка  лежал  клубок
бечевки.
     - Не трогай, Джим,- сказала я.- Это чей-то тайник.
     - Не похоже, Глазастик.
     -  Нет, похоже.  Кто-нибудь вроде  Уолтера Канингема  приходит  сюда  в
большую перемену  и  прячет разные  вещи,  а мы  их у него отнимаем. Знаешь,
давай  не будем ничего  трогать  и подождем два дня. Если  никто не возьмет,
тогда возьмем мы, ладно?
     - Ладно, может,  ты  и права,- сказал  Джим.- Может, какой-нибудь малыш
прячет  тут свои  вещи от больших.  Ты заметила, в  каникулы  тут  ничего не
бывает.
     - Ага,- сказала я,- но летом мы тут и не ходим.
     Мы пошли домой. На другое утро  бечевка была на том же месте. На третий
день Джим  взял ее и сунул в карман. С тех пор все, что появлялось в  дупле,
мы считали своим.

     Во  втором классе можно было помереть со скуки, но  Джим уверял,  что с
каждым годом будет лучше - у него сперва было так же, только в шестом классе
узнаешь что-то стоящее. Шестой класс ему, видно, с самого начала понравился:
он пережил  короткий  египетский  период - старался  делаться  плоским,  как
доска, одну руку выставлял торчком перед собой, другую заводил за спину и на
ходу ставил од