ну ступню перед другой, а  я смотрела на все это разинув  рот.
Он  уверял,  будто  все  древние  египтяне  так  ходили;  я  сказала - тогда
непонятно, как  она  ухитрялись  еще  что-то  делать, но  Джим сказал -  она
сделали куда  больше  американцев,  они  изобрели туалетную бумагу и  вечное
бальзамирование,  и что бы с нами было, если б не они? Аттикус сказал  мне -
отбрось прилагательные, и тогда все выйдет правильно.
     В  Южной  Алабаме  времена года  не очень определенные: лето постепенно
переходит в осень, а за осенью иногда вовсе не бывает зимы - сразу наступают
весенние  дни, и  за  ними опять лето. Та осень была  долгая и теплая,  даже
почти не приходилось надевать куртку. Как-то в погожий октябрьский день мы с
Джимом  быстро шагали знакомой дорогой, и опять пришлось остановиться  перед
нашим дуплом. На этот раз в нем виднелось что-то белое.
     Джим  предоставил мне хозяйничать, и я  вытащила  находку. Это были две
куколки, вырезанные из куска мыла.. Одна изображала мальчика, на другой было
что-то вроде платья.
     Я  даже не успела  вспомнить,  что колдовство бывает только в  сказках,
взвизгнула и отшвырнула фигурки.
     Джим мигом их поднял.
     - Ты что, в уме? - прикрикнул он и  стал стирать с куколок рыжую пыль.-
Смотри, какие хорошие. Я таких никогда не видал.
     И он протянул мне фигурки. Это были точь-в-точь двое детей. Мальчик - в
коротких штанах, клок  волос падает до  самых бровей. Я  поглядела на Джима.
Прядь каштановых волос свисала от пробора вниз. Прежде я ее не замечала.
     Джим перевел взгляд с куклы-девочки на меня. У куклы была челка. У меня
тоже.
     - Это мы,- сказал Джим.
     - По-твоему, кто их сделал?
     - Кто из наших знакомых вырезывает?
     - Мистер Эйвери.
     - Он совсем не то делает. Я говорю... кто умеет вырезывать фигурки?
     Мистер Эйвери изводил  по  полену в  неделю: он выстругивал  из  полена
зубочистку и потом жевал ее.
     - И еще кавалер мисс Стивени Кроуфорд,- подсказала я.
     -  Верно,  он  умеет,  но  ведь  он  живет за городом.  Ему  на  нас  и
смотреть-то некогда.
     - А может, он сидит на веранде и смотрит не на мисс Стивени, а на нас с
тобой. Я бы на его месте на нее не смотрела.
     Джим уставился на меня не мигая, и, наконец, я спросила, что это он, но
он  ответил  только -  ничего,  Глазастик. Дома  он спрятал кукол  к себе  в
сундучок.
     Не прошло и двух недель, как мы нашли целый пакетик жевательной резинки
и наслаждались ею вовсю:
     Джим как-то совсем забыл, что вокруг Рэдли все ядовитое.
     Еще через неделю в дупле  оказалась потускневшая медаль. Джим отнес  ее
Аттикусу, и Аттикус  сказал  - это  медаль за  грамотность;  еще  до  нашего
рожденья в школах округа Мейкомб бывали состязания - кто лучше всех пишет, и
победителю давали медаль. Аттикус сказал - наверно, кто-то ее потерял, мы не
спрашивали  соседей? Я  хотела объяснить,  где мы  ее нашли,  но  Джим  меня
лягнул.  Потом спросил - а не помнит ли  Аттикус,  кто получал такие медали?
Аттикус не помнил.
     Но лучше всех была  находка через четыре дня: карманные часы на цепочке
и с алюминиевым ножичком; они не шли.
     - Джим, по-твоему, это такое белое золото?
     - Не знаю. Покажем Аттикусу.
     Аттикус сказал  - если бы  часы  были  новые,  они  вместе с ножиком  и
цепочкой стоили бы, наверно, долларов десять.
     - Ты поменялся с кем-нибудь в школе? - спросил он.
     - Нет, нет, сэр!  - Джим  вытащил  из кармана  дедушкины часы.  Аттикус
давал их ему поносить раз в неделю, только осторожно, и в эти дни Джим ходил
как стеклянный.- Аттикус, если ты не против, я лучше возьму эти. Может, я их
починю.
     Когда Джим привык к дедушкиным часам, ему наскучило  весь день над ними
дрожать и уже незачем было каждую минуту смотреть, который час.
     Он очень ловко разобрал и опять собрал часы, только одна пружинка и два
крохотных колесика не влезли обратно, но часы все равно не шли.
     - Уф! - вздохнул он. - Ничего не выходит. Слушай, Глазастик...
     - А?
     - Может, надо написать письмо тому, кто нам все это оставляет?
     - Вот это хорошо, Джим, мы скажем спасибо... чего ты?
     Джим заткнул уши и замотал головой.
     -  Не понимаю,  ничего не  понимаю...  Сам не знаю Глазастик...  - Джим
покосился в сторону гостиной. - Может, сказать Аттикусу... Нет, не стоит.
     - Давай я скажу.
     - Нет, не надо. Послушай, Глазастик...
     - Ну чего?
     Весь вечер у него язык чесался что-то мне сказать: то вдруг  повернется
ко мне с блестящими глазами, то опять передумает. Передумал и на этот раз:
     - Да нет, ничего.
     - Давай писать письмо.-Я сунула ему под нос бумагу и карандаш.
     - Ладно. "Дорогой мистер..."
     - А почем ты знаешь, что это мужчина? Спорим, это мисс  Моди... Я давно
знаю, что это она.
     - Э-э, мисс  Моди не  жует  жвачку! - Джим ухмыльнулся.- Ох, она иногда
здорово разговаривает.  Один раз я хотел угостить ее жвачкой, а она говорит:
нет,   спасибо,   жвачка   приклеивается  к   небу,  и   тогда   становишься
бес-сло-вес-ной! Красиво звучит, правда?
     - Ага,  она иногда очень красиво говорит. Хотя  верно,  откуда  ей было
взять часы и цепочку.
     "Дорогой  сэр,- стал  сочинять Джим. Мы вам очень признательны за ча...
за все, что  вы нам положили в дупло. Искренне преданный вам Джереми Аттикус
Финч".
     - Если ты так подпишешься, он не поймет, что это ты.
     Джим стер свое имя и подписал просто: Джим Финч.
     Ниже подписалась я: Джин Луиза Финч (Глазастик)'
     Джим вложил письмо в конверт.
     На другое утро, когда мы шли в школу, он побежал вперед и остановился у
нашего дерева. Он стоял ко мне лицом, глядел на дупло, и я увидела - он весь
побелел.
     - Глазастик!!
     Я подбежала.
     Кто-то замазал наше дупло цементом.
     - Не плачь, Глазастик, ну, не надо... ну, не плачь, не надо, слышишь...
- повторял он мне всю дорогу до школы.
     Когда мы пришли  домой  завтракать, Джим  в  два счета  все  проглотил,
выбежал на веранду и остановился на верхней ступеньке. Я вышла за ним.
     - Еще не проходил...-сказал он.
     На другой день Джим опять стал сторожить - и не напрасно.
     - Здравствуйте, мистер Натан,- сказал он.
     - Здравствуйте, Джим и Джин Луиза,- на ходу ответил мистер Рэдли.
     -- Мистер Рэдли...-сказал Джим. Мистер Рэдли обернулся.
     - Мистер Рэдли,.. э-э... это вы замазали цементом дырку в том дереве?
     - Да. Я ее запломбировал.
     - А зачем, сэр?
     - Дерево  умирает. Когда деревья больны, их  лечат цементом. Пора  тебе
это знать, Джим.
     Весь  день Джим больше про это  не говорил.  Когда  мы  проходили  мимо
нашего  дерева, он задумчиво похлопал ладонью по цементу и потом тоже все  о
чем-то думал.  Видно, настроение у  него  становилось час от часу хуже, в  я
держалась подальше.
     Вечером мы, как всегда, пошли встречать Аттикуса с работы. Уже у нашего
крыльца Джим сказал:
     - Аттикус, посмотри, пожалуйста, вон на то дерево.
     - Которое?
     - На участке Рэдли, вон то, поближе к школе.
     - Вижу, а что?
     - Оно умирает?
     - Нет,  почему  же?  Смотри,  листья  все  зеленые,  густые,  нигде  не
желтеют...
     - И это дерево не больное?
     - Оно такое же здоровое, как ты, Джим. А в чем дело?
     - Мистер Рэдли сказал, оно умирает.
     - Ну, может быть. Уж наверно мистер Рэдли знает свои деревья лучше, чем
мы с тобой. Аттикус ушел в дом, а мы остались на веранде. Джим прислонился к
столбу и стал тереться о него плечом.
     -  Джим, у тебя спина чешется?  - спросила я как  можно вежливее. Он не
ответил. Я сказала: - Пойдем домой?
     - После приду.
     Он  стоял на веранде, пока совсем не  стемнело, и я его ждала. Когда мы
вошли в  дом, я  увидела -  он  недавно плакал, на  лице, где положено, были
грязные разводы воды, но почему-то я ничего не слыхала.


Глава 8

     По  причинам,  непостижимым  для  самых  дальновидных  пророков  округа
Мейкомб, в тот год после осени настала зима. Две недели стояли такие холода,
каких, сказал  Аттикус, не бывало с 1885  года.  Мистер Эйвери сказал  -  на
Розеттском  камне  записано:  когда  дети  не слушаются  родителей,  курят и
дерутся,  тогда  погода портится; на нас  с Джимом лежала  тяжкая  вина - мы
сбили природу с толку и этим доставили неприятности всем соседям и напортили
сами себе.
     В ту  зиму  умерла  старая  миссис Рэдли, но  ее смерть  прошла  как-то
незаметно,  ведь  соседи  видели миссис Рэдли,  кажется,  только  когда  она
поливала  свои канны,  Мы с Джимом решили,  что  это Страшила наконец до нее
добрался, но Аттикус ходил  в  дом  Рэдли  и  потом, к нашему разочарованию,
сказал: нет, она умерла естественной смертью.
     - Спроси его,- зашептал мне Джим.
     - Ты спроси, ты старше.
     - Вот поэтому ты и спрашивай.
     - Аттикус,- сказала я,- ты видел мистера Артура?
     Аттикус строго посмотрел на меня поверх газеты.
     - Нет, не видел.
     Джим не дал мне спрашивать дальше. Он сказал - Аттикус все еще не забыл
нашего похода на Страшилу, так что лучше давай про это помолчим. И еще Джиму
казалось, Аттикус подозревает,  что в тот вечер летом дело было не  только в
раздевальном  покере. Джим  сказал. у него нет никаких оснований так думать,
просто он нюхом чует.
     Наутро я проснулась, поглядела в окно и чуть не умерла от страха. Я так
завизжала, что из ванной прибежал Аттикус с намыленной щекой.
     - Конец света! Аттикус, что делать?!
     Я потащила его к окну.
     - Это не конец света,- сказал Аттикус.-Это снег.
     Джим  спросил, долго ли  так будет. Он тоже  никогда не видал снега, но
знал, какой он бывает. Аттикус сказал - он знает про снег не больше Джима.
     - Но думаю, если он будет такой мокрый,  как  сейчас, он  превратится в
дождь.
     Когда  мы  завтракали, зазвонил телефон, и  Аттикус  вышел из-за стола.
Потом вернулся и сказал:
     - Звонила Юла Мэй. Цитирую: "Поскольку в округе Мейкомб снега не было с
тысяча восемьсот восемьдесят пятого года, в школе сегодня занятий не будет".
     Юла Мэй была главная  телефонистка нашего города. Она всегда передавала
разные важные  новости,  приглашения  на  свадьбы, возвещала о  пожаре  и  в
отсутствие доктора Рейнолдса советовала, как подать первую помощь.
     Когда Аттикус, наконец, велел нам успокоиться и смотреть не в окна, а в
свои тарелки, Джим спросил:
     - А как лепить снеговика?
     - Понятия  не  имею, -  сказал  Аттикус.  - Мне жаль  вас огорчать, но,
боюсь, снега не хватит даже на порядочный снежный ком.
     Вошла Кэлпурния  и сказала - вроде не тает. Мы выбежали во двор, он был
покрыт тонким слоем мокрого снега.
     - Не надо по нему ходить,- сказал Джим,- от этого он пропадает.
     Я оглянулась. Там, где мы прошли, оставались талые следы. Джим сказал -
надо подождать, пусть снегу нападает побольше, мы его  весь соберем и слепим
снеговика. Я подставила язык под пушистые хлопья. Они обжигали.
     - Джим, снег горячий!
     -  Нет,  просто  он  такой  холодный,  что  даже  жжется.  Не ешь  его,
Глазастик, не трать зря. Пускай падает.
     - А я хочу по нему походить.
     - Ага, придумал! Пойдем походим у мисс Моди.
     И Джим запрыгал по двору. Я старалась попадать след в след. На тротуаре
напротив дома  мисс Моди к  нам  подошел  мистер  Эйвери.  Лицо у него  было
розовое, из-под ремня выпирал толстый живот.
     -. Вот видите, что вы наделали?-сказал он.- В Мейкомбе снега не было  с
незапамятных времен. Погода меняется, а все из-за непослушных детей.
     Я подумала - может, мистер Эйвери  знает,  как мы  летом ждали, чтоб он
повторил  свое  представление?  Что  ж, если  снег послан  нам в  наказание,
пожалуй, стоит  грешить. Откуда мистер  Эйвери берет свои  метеорологические
сведения, я не задумывалась: конечно же, прямо с Розеттского камня.
     - Джим Финч, а Джим Финч!.
     - Джим, тебя мисс Моди зовет.
     - Держитесь  оба  посреди  двора!  У  веранды снегом  засыпало  левкои,
смотрите не наступите на них!
     - Не наступим! - отозвался Джим.- А красиво, правда, мисс Моди?
     -  Да провались она, эта красота!  Если ночью будет мороз, пропали  мои
азалии!
     На старой, с широченными полями соломенной шляпе мисс Моди поблескивали
снежинки. Она наклонилась  над  какими-то кустиками и  окутывала их  пустыми
мешками. Джим спросил, для чего это.
     - Чтоб они не озябли,- сказала мисс Моди.
     - Как цветы могут озябнуть? У них же нет кровообращения?
     -  Этого я не могу  тебе объяснить, Джим Финч. Я знаю  одно: если ночью
будет мороз, цветы замерзнут, вот я их и укрываю. Понятно?
     - Да, мэм. Мисс Моди...
     - Да, сэр?
     - Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега?
     - О господи, да  берите  весь!  Там под  крыльцом есть старая  корзинка
из-под персиков, наберите в нее и тащите.- Тут мисс Моди прищурилась. - Джим
Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом?
     - Вот увидите,- сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько
снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа.
     - А дальше что, Джим? - спросила я.
     - Вот  увидишь,- сказал он.- Бери корзинку  и тащи с  заднего  двора  в
палисадник  весь  снег,  сколько соберешь.  Да смотри зря  не топчи,  ступай
только по своим
     следам.
     - У нас будет маленький снеговичонок?
     - Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много.
     Джим  побежал  на  задворки, достал мотыгу  и начал быстро-быстро  рыть
землю  за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом,
принес бельевую корзину, насыпал в нее доверху земли и поволок в палисадник.
     Когда  мы  натащили  туда  пять корзин  земли и две корзины снегу, Джим
сказал - можно начинать.
     - Что-то грязь получается,-сказала я.
     - Это сейчас грязь, а после будет хорошо,-ответил Джим.
     Он стал  лепить из земли ком, а  на нем второй,  все больше и больше, и
получилось туловище.
     - Джим, разве бывают снеговики-негры? - спросила я.
     - Потом он не будет черный,- буркнул Джим.
     Он принес из-за дома персиковых прутьев, сплел их .по нескольку штук  и
согнул, получились кости, их надо было облепить глиной.
     -  Это  мисс  Стивени  Кроуфорд,-сказала  я.-  Сама  толстая,  а  ручки
тоненькие.
     -  Сейчас  сделаю  потолще.- Джим облил грязевика водой и  прибавил еще
земли. Поглядел,  подумал  и слепил толстый живот,  выпирающий  ниже  пояса.
Потом поглядел на меня, глаза у него  блестели.- Мистер Эйвери ведь похож на
снеговика, верно?
     Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить
снег только на спину, а все, что будет на виду,  делал сам. Понемногу мистер
Эйвери побелел.
     Джим  воткнул  ему сучки  на место глаз, носа, рта и пуговиц,  и мистер
Эйвери стал сердитый.  Для полноты  картины  в  руки ему  дали  полено. Джим
отступил на шаг и оглядел свое творение.
     - Прямо как живой! - сказала я.- До чего здорово, Джим!
     - Правда, неплохо? - смущенно сказал Джим.
     Мы не могли дождаться  Аттикуса  к обеду, а позвонили в суд, что  у нас
для него сюрприз. Он пришел и, видно, удивился, что мы всю землю  из-за дома
перетащили в палисадник, но сказал - мы отлично поработали!
     - Я не совсем  понимал, из чего ты его вылепишь,- сказал он,- по впредь
я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь.
     У  Джима даже уши  покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил  на
шаг, и он  насторожился. Аттикус  разглядывал  снеговика. Весело  улыбнулся,
потом засмеялся.
     -  Не  знаю,  что   из  тебя  выйдет,  сын,  -  инженер,   адвокат  или
художник-портретист.  Но  сейчас  тебя,  пожалуй  можно судить  за публичное
оскорбление. Придется этого малого замаскировать.
     И  Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать  ему в руки
вместо полена метлу и повязать фартук.
     Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик.
     - Ну, сделай по-другому,  но что-то сделать надо, - сказал Аттикус.- Ты
не имеешь права лепить карикатуры на соседей.
     - Это не карикатура,- сказал Джим.- Он на самом деле такой.
     - Мистер Эйвери может с тобой не согласиться.
     - Придумал! - сказал Джим.
     Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся  гордый и
довольный.  Нахлобучил на снеговика ее  широкополую  соломенную  шляпу,  а в
согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал - вот и прекрасно.
     Из  дому вышла мисс  Моди и  остановилась  на  крыльце. Поглядела через
улицу. И вдруг усмехнулась.
     - Джим Финч, ах ты, чертенок! - крикнула  она,- Подайте сюда мою шляпу,
сэр!
     Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой.
     - Она  это  не  серьезно,- сказал он.-  Просто  она поражена  твоими...
талантами.
     Аттикус перешел улицу, и они с мисс Моди оживленно заговорили о чем-то,
размахивая руками; до меня донеслось только:
     - ...выставить  во  дворе самого настоящего мофродита!  Хорошо же ты их
воспитываешь, Аттикус!
     Днем  снег перестал, похолодало, и к ночи  сбылись  худшие предсказания
мистера Эйвери. Кэлпурния, не переставая,  топила  все печи, а  мы все равно
мерзли.  Вечером Аттикус  сказал - плохо  наше дело,-  и  спросил Кэлпурнию,
может, ей  лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом  большие
окна и высокие потолки  и сказала -  у  нее дома, наверно, теплее. И Аттикус
отвез ее в автомобиле.
     Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал -
сейчас шестнадцать градусов,  он  за всю жизнь не запомнит такого холода,  а
наш снеговик совсем заледенел.
     Мне   показалось,  прошло  совсем   мало  времени,   и   вдруг   [
]кто-то  трясет  меня  за плечо. Я проснулась и  увидела поверх одеяла
пальто Аттикуса.
     - Разве уже утро?
     - Вставай, малышка.
     Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто.
     -  Сперва надень халат,- сказал он. Рядом с Аттикусом  стоял Джим, весь
встрепанный, его качало.  Одной рукой он придерживал ворот,  другую  сунул в
карман. Он был весь какой-то толстый.
     - Быстрее, дружок,- сказал Аттикус.- Вот твои носки и башмаки.
     Я ничего не поняла, но обулась.
     - Уже утро?
     - Нет еще, второй час. Ну-ка, побыстрее.  Наконец до меня дошло: что-то
не так.
     - А что случилось?
     Но теперь ему уже  незачем было  объяснять.  Как птицы знают,  что пора
укрыться  от  дождя, так  я знала, когда  на  нашу улицу  приходила  беда. Я
услышала какое-то шелковистое  шуршанье, шорохи,  приглушенную суету, в  мне
стало страшно.
     - У кого это?
     -  У  мисс Моди, дружок,-  сказал Аттикус. С веранды  мы увидели, что у
мисс Моди из окон столовой рвется пламя.  И словно  затем,  чтоб  мы  скорей
поверили своим  глазам, взвыла  над городом  пожарная  сирена  -все  тоньше,
визгливее, и никак не умолкала.
     - Все сгорит? - жалобно спросил Джим.
     - Наверно,- сказал Аттикус.- Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли  и
стойте  там.  И не вертитесь  под ногами, слышите?  Видите, с  какой стороны
ветер?
     - О-о!-сказал Джим.-Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель?
     -  Пока еще рано. Делай, что я  велю. Ну,  бегите!  Смотри за  сестрой,
Джим, слышишь? Не отпускай ее ни на шаг.
     И Аттикус подтолкнул нас к воротам  Рэдли.  Мы стояли и смотрели - нашу
улицу все тесней  заполняли  люди  и автомобили, а тем временем  огонь молча
пожирал Дом мисс Моди.
     - Ну что они так долго, что они так долго...- бормотал Джим.
     Но мы понимали, в  чем дело.  Старая машина  не заводилась на морозе, и
целая толпа  катила  ее по улице, просто подталкивая руками.  А когда  шланг
прикрутили водоразборной колонке,  он лопнул, струя брызнула вверх и окатила
мостовую.
     - Ой, Джим!..
     Джим обнял меня за плечи.
     - Тише, Глазастик. Подожди, волноваться. Я тебе тогда скажу.
     Жители Мейкомба, более или менее раздетые,  через двор  выносили мебель
м