Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
и,
потом впилась в Геру, а Кротова пристроила сзади, потом поменяла их местами
и так далее, и тому подобное. И все это тянулось долго и монотонно, и за
окном давно уже было утро нового дня. Потом и Гера, и Кротов умотались, и
телка оставила их отходить, а сама пошла на кухню. И там она поела из супа
гущи, вылавливая ее рукой со дна кастрюли, потом вернулась и подняла с пола
куклу Катьку, старую и голую, и без одной руки. И она повертела ее и
поразглядывала и вставила себе между ног так, что торчать осталась только
Катькина голова, и стала ходить по комнате враскоряку и смеяться дурным и
визгливым смешком, и пританцовывать по-папуасски перед зеркалом, и
показывать Гере и Кротову длинный бледный язык. А в конце она легла на
спину, прогнулась мостом и сказала:
- Рожаю.
И Кротов рванулся к телке и выдернул из нее Катьку. Катька была мокрая
и скользкая, и он отбросил ее наотмашь.
- Родила, - сказала телка, и Кротова стошнило. И он добежал до туалета,
давясь и корчась, и упал перед унитазом на колени, и его вырвало и вывернуло
что называется наизнанку. А Лариса с Линой вышли из самолета и поехали на
вокзал, и там купили в кассе билеты до города Червонограда, красного то есть
города, и поехали в этот Червоноград. И там их встретили мать и отец Ларисы.
И они обнимались и радовались их приезду и встрече, и из дома сразу повезли
на свою дачу. И Лина бегала по огороду и дергала зелень и ела, и ела с земли
клубнику до отвала, и целовала котенка Тишку, и ей было весело. А Лариса
сидела в домике с родителями и говорила, что хочет у них пожить месяц
отпуска, потому что с Кротовым у них черт знает что происходит, а не
совместная жизнь и относиться они друг к другу не могут без отвращения, и,
может быть, отдохнут теперь один от другого и после этого все как-нибудь
поправится и утрясется. А мать говорила, что, конечно, отдыхай, о чем
разговор, а в жизни, говорила, еще и не такое бывает у людей и все живут и
от этого не помирают. А отец говорил, что оставайся у нас насовсем, а Кротов
сам за тобой прилетит и будет упрашивать и умолять вернуться - никуда не
денется, а если не прилетит, так и ну его в задницу или еще куда подальше. И
Лариса стала отдыхать и встречаться с одноклассниками, и ходить с матерью на
толкучку, и покупать разные польские вещи себе и Лине, и ходить купаться и
загорать на Буг. И она редко вспоминала Кротова, и Лина тоже его совсем не
вспоминала. А Кротов сказал Гере, чтоб он больше не приводил таких диких и
сдвинутых баб никогда, и Гера даже обиделся на Кротова за его
неблагодарность и ушел домой, а мать его все спала, и он не стал ее будить,
а лег и надел наушники, и включил музыку. А Кротов вытолкал телку за дверь и
тоже лег и не мог уснуть, потому что был день. И он лежал на кровати и
думал, что, наверно, не миновать ему восстанавливать и налаживать семейные
отношения с Ларисой, хотя бы из-за дочки и, чтобы не жить самому, потому что
с Ларисой, конечно, жить тошно и противно, ну а самому - это вообще не
жизнь, а одно название. И тут ему позвонила Лидка и сказала, что вполне
имеет возможность прийти с подругой, если его жаба отвалила, и пускай срочно
кого-нибудь ищет и зовет для подруги. И Кротов снова позвонил Гере и его
позвал. И Лидка пришла с подругой и притащила полную сумку жратвы и выпивки
из своего кабака, где она работала официанткой в большом зале. И Гера
пришел, хоть и был в обиде на Кротова, и рассказал, что его мать спит со
вчерашнего вечера на боку. И они сели пить и есть и напились до полусмерти и
до потери сознания. И Кротов полез по ошибке и с пьяных глаз не на Лидку, а,
наоборот, на ее подругу, а Лидка вцепилась за это в его залитые глаза
когтями, и по щекам Кротова потекла кровь. И он отстал от Лидкиной подруги,
и Лидка повалила его на кровать и, можно сказать, стала насиловать, пачкаясь
кровью с его лица. А Гера, он сидел в другой комнате в обществе подруги
Лидки, пил и спрашивал у нее:
- Ну разве может человек так долго спать на одном боку и не просыпаться
со вчерашнего вечера, то есть целые сутки подряд?
А подруга не отвечала ему на этот вопрос, а говорила только одно и то
же:
- Слышь, мужик, ты сделай меня, а, ну что тебе стоит? - и садилась к
Гере на колени, а Гера ее оттуда сгонял.
И так или приблизительно так проводил все свое время Кротов с участием
Геры и разных случайных женщин, и он не пускал Геру домой, чтоб не
оставаться одному в квартире. А Гера говорил, что мне на работу надо и у
меня мать там, дома, спит на боку, а Кротов говорил:
- Да ладно тебе, лучше выпей.
А Лариса все отдыхала и отдыхала у своих родителей в городе
Червонограде и ездила с ними в поселок Рожище, где жил ее прадед и
троюродный брат, и двоюродная сестра матери. И эта сестра имела большой дом
и держала двух кабанов и кур, и кролей, и козу, а прадеду было девяносто два
года и он каждый день рассказывал Ларисе, как воевал в гражданскую войну
пулеметчиком за красных и как стрелял очередями по колоколам из "максимки",
и как колокола звонили на всю ивановскую и распугивали птиц и старух.
Говорил:
- Залегли мы, это, в низине, а на пригорке так, на бугре, церковь
огромных размеров, а комиссар и говорит мне как пулеметчику, а ну вдарь,
говорит, ей по колоколам, чтоб шума побольше было и чтоб знали все, что мы
уже тут. Ну я и вдарил без единого промаха.
А больше прадед ничего не помнил из своей жизни, потому что у него был
глубокий, рассеянный по всему телу, склероз и ни о чем он ни с кем не
говорил, только об этом. А троюродный брат Ларисы был боксер и бабник, но
еще сопляк против нее, и он пробовал к ней приставать и лезть в постель, а
Лина увидела это и сказала.
- Мама, а что вы делаете?
И Лариса поперла своего этого троюродного брата в три шеи, хотя ей и
было в душе приятно, что он за ней ухаживает.
А потом они уехали из поселка Рожище и вернулись обратно. И весь месяц,
какой был в распоряжении у Ларисы, подошел к своему окончанию, и она взяла
билеты домой. А отец ее отговаривал и обещал устроить на хорошую работу, но
она взяла билеты, потому что все равно, в любом случае, съездить домой ей
было надо и необходимо. И она позвонила Кротову по междугородке и сказала,
что прилетает завтра рейсом из Тамбова. И он спросил, почему это из Тамбова,
а она сказала:
- А откуда?
А он сказал, что все понял и встретит ее у трапа самолета. И Кротов
отпустил Геру и сказал, что он может идти к себе и на все четыре стороны, и
Гера обрадовался и ушел. А Кротов приступил к генеральной уборке квартиры.
Он вынес в мусоропровод все бутылки и банки и подмел, и разложил по своим
местам. И когда он заканчивал уже убирать, ему позвонил Гера и сказал, что
мать его все еще спит и, наверное, она во сне умерла. А Кротов ответил, что
надо ее, значит, хоронить не откладывая на завтра. А завтра он купил букет
живых цветов и поехал в аэропорт встречать Ларису и дочку. И самолет
произвел посадку и приземлился, и стали из него выходить авиапассажиры, а
Ларисы и Лины среди них Кротов не обнаружил. И Кротов подошел к стюардессе,
которая шла следом за прилетевшими пассажирами и спросил у нее про Ларису.
Сказал:
- Тут с вами женщина летела красивая и девочка шести лет, - и описал
внешность Ларисы.
А стюардесса говорит:
- Ну и что?
А Кротов спрашивает:
- Так, а где они?
А стюардесса говорит:
- А они раньше вышли.
- Как это раньше? - Кротов спрашивает. - У вас что, посадка была
промежуточная?
- Не было у нас посадки, - говорит стюардесса.
А Кротов говорит:
- А как же они вышли?
А стюардессе, видно, надоели его вопросы, и она сказала со злостью:
- Ну как, как? Вышли и все. Неужели не ясно?
И Кротов сказал:
- Ясно, - и вспомнил номер такси, на котором уезжали жена и дочка в
отпуск месяц тому назад, и номер этот был совсем простой и легко
запоминающийся - 44-11. 1992
КОНЕЦ ГОДА
Под конец 1991, уходящего в Лету истории года, денег в сберкассах не
выдавали, считай, никому. И зарплаты тоже многим простым трудящимся не
выплачивали. Главное дело, все президенты всей страны поголовно считали, что
надо дать людям возможность зарабатывать сколько влезет, а они говорили,
что, конечно, кто ж против президентов спорит и возражает, но денег-то нет
ввиду отсутствия и нехватки наличных купюр в госбанках. Как же мы их
выплатим? Если их нет. А произошло это отсутствие купюр из-за того, что
продавать в магазинах госторговли для обеспечения естественного круговорота
денежных знаков можно было одних только продавцов, а больше нечего. А с
базара и с рынка или, допустим, из коммерческих торговых точек серьезные
деньги в банки возврат не совершали, а крутились и оборачивались где-то
помимо, то есть в кулуарах и за кулисами теневого сектора экономики и
параллельных мафиозных структур. А станок, который эти купюры печатает,
говорили, подвергся моральному износу и вышел из строя действующих. Короче,
тут во всем ощутимо сказалась несостоятельность марксизма-ленинизма как
единственно верного учения и дал о себе знать крах и развал социалистической
империи зла на независимые части света и отдельные государства. И вот
подавляющему большинству рядовых граждан, отброшенных далеко за черту
бедности и нищеты, совсем почти нечего стало употреблять повседневно в пищу
и купить пожрать возможность у них отпала и атрофировалась начисто. А у всех
же в основном семьи на руках и дети, и жены. А зарплаты, не выплачивают
никакой, сволочи. И сберкассы в выдаче вкладчикам вкладов отказывают
антиконституционно, и все это происходит на общем фоне небывалой
суперинфляции и неудержимого роста розничных закупочных цен на товары первой
необходимости и услуги повышенного спроса. И счастье тому, если у кого было
накоплено в течение прошлых лет активной жизни много излишней верхней и
нижней одежды и обуви и запасы пищевых продуктов имелись по домам,
заготовленные на случай зимы или других стихийных бедствий - крупы в смысле,
мука блинная и простая, макаронные изделия, а также прочий широкий
ассортимент, вплоть до консервов из рыб в томате, в масле и в собственном их
соку. А у кого не было ничего этого заранее предусмотрено, тем совсем можно
было смело пропадать ни за грош собачий и пропадом и идти на панель и на
паперть или, может даже, в подземный переход с баяном. Потому что голод, он
никому не тетка. Но Привалов к этой вышеназванной категории беспечного
населения не принадлежал ни сном ни духом. У него, в его жилье, им лично и
при участии его первой жены Лидии были в свое время заложены на антресоли, в
кладовые, под кровати, на балконы и во все три холодильника "Днепр-2"
всякого рода неприкосновенные запасы пищи и всем нужным для обеспечения и
поддержания жизненно важных центров, они обладали и с голодухи или от,
допустим, дистрофического истощения помирать и пухнуть покуда не собирались
и не рассчитывали, а собирались они честно работать и жить пока живется, а
там - хоть трава не расти. Правда, первая жена Привалова, Лидия, она само
собой, будучи женщиной, обижалась на такой низкий образ и уровень жизни и
высказывала свои суждения и результаты умственных размышлений Привалову по
вечерам во время совместных ужинов, которые она готовила на скорую руку из
имевшихся в ее распоряжении макаронных изделий "рожки" производства мейд ин
Италия и круп типа ячневая, перловая, пшенная и тому подобное, сделанных еще
в бывшем СССР. Она говорила примерно в таком русле, что другие-то вон с жиру
дуреют и бесятся, коньяк с шампанским стаканами заместо чая по утрам в
постели жрут. А детей своих, отпрысков, фристайлам обучают и английским
языкам в школах бизнеса и, говорила, что мне-то в моем переспелом возрасте,
мягко говоря, пополам и Бог уже с ним, но сына же нашего, ребенка, питать
надо усиленно и три раза в день. И это не учитывая того, что он кормится в
школе, так как в школе у них не пища, а повальное воровство и поголовное
недовложение в блюда, а у него же, у сына нашего, организм растущий, и
одевать его - только успевай поворачивайся. И сколько ж можно, а, говорила
она, Лидия, переносить в душе питание макаронными изделиями "рожки" и кашами
из круп? Я ж, говорила, полномочный представитель самого прекрасного
человеческого пола и фигура мне необходима соответствующая моему званию и
предназначению, чтоб по улицам ходить с ней не совестно было. А с этих
заграничных "рожек" и наших отечественных каш, какая может образоваться у
женщины фигура? От каш возникает не фигура, а мешок с руками. Так говорила
Лидия каждый божий день ежевечерне, и Привалов это ежевечерне от нее
выслушивал, сидя по стойке "смирно", и позволял ей подобные высказывания,
пропуская их от начала и до конца мимо ушей, как последние новости, и мечтал
о чем-нибудь глубоко своем и сокровенно личном, чтобы отвлечь и заглушить
внутри себя самого ярость и ненависть к любимой своей первой жене Лидии. И,
конечно, Привалова можно в какой-то незначительной степени понять и
оправдать за его эти сильные негативные чувства и отрицательно заряженные
эмоции, потому что ко всем этим мелким по большому счету и общим для всего
народонаселения трудностям и лишениям у него еще долго прибавлялось и то
немаловажное обстоятельство, что мать его преклонных лет и его же бабушка
лежали пластом в состоянии недвижимости. Они болели неизлечимой болезнью в
завершающей стадии, то есть они находились, что называется, при смерти
длительное время года, но по каким-то неизвестным науке причинам и
следствиям никак не умирали, несмотря на окончательный диагноз, вынесенный
персоналом больницы No6 и совпавший с первоначальным диагнозом участкового
терапевта Несонова Петра Альбертовича. Он, Петр в смысле Альбертович, год
еще тому назад поставил их, мать, значит, Привалова и его же бабушку в
известность перед фактом, что заболевание у них в запущенной до
невозможности форме и что погибнут они от него в скором будущем времени
неумолимо и как пить дать. А они, значит, все болели и болели как ни в чем
не бывало, и весь уход за ними ложился тяжким бременем на хрупкие плечи
Привалова, потому что первая жена его Лидия отказалась, а он, Привалов,
являлся своей матери родным сыном, а бабушке, соответственно, внуком - что ж
ему оставалось делать, раз не уважала Лидия как мать его, так и бабушку и
никаких других родственных чувств к ним не испытывала. Они же тоже взаимно
не признавали ее за родную кровь и смотрели на нее всегда свысока и косо, а
потом, значит, заболели болезнями на старости своих лет и от этих женских
болезней века неоправданно долго умирали. Муж матери, отец то есть
Привалова, а бабушкин, значит, зять, тот удачно своей смертью скончался года
три назад - скоропостижно, а они вот сами мучились без конца и края и других
людей мучили и отвлекали от важных дел и от счастья в жизни. А Лидия им ни
малейшего ухода не оказывала и не предоставляла, и Привалов по силе своих
возможностей вынужден был делать все, что мог и по утрам, и придя уставшим с
работы, и по выходным дням с утра до ночи. Он и в отпуске по графику
находясь, в основном при их постелях и при них состоял не отходя. На
недельку только, на одну, в дом отдыха отлучился с семьей, в загородный, а
потом все три недели как один день - при них. Ну и, конечно, такой
неустроенный и малоприятный во многих отношениях быт Привалова беспощадно
угнетал и нервировал и оказывал на его личность и, как говорится, менталитет
удручающее воздействие - тут, сволочь, денег не выдают, кровно заработанных
потом и трудом, тут в магазинах ни хрена нету в буквальном понимании и
смысле этого выражения, а тут еще родная мать с бабушкой заодно лежат в
комнате голова к голове не вставая с кроватей и ничего из накопленных
продуктов в пищу принимать не хотят и не могут по состоянию здоровья, и по
нужде ходят под себя, хотя и совершенно незначительно и нечасто. А когда
они, мать и бабушка, были более-менее помоложе годами, они в силах были
женщины, неболезненные, и им некоторые знакомые, друзья и товарищи по работе
даже завидовали искренне от чистого сердца белой завистью, говоря, что,
конечно, вам можно на этом свете жить, вы болезням не подвержены извне и
хронически здоровые. А они и на самом деле, считай, не заболевали, а
работали в то же время в тяжелых условиях труда и отдыха на предприятии
химической промышленности плечом к плечу, составляя собой славную рабочую
династию в третьем поколении. И там, на этом предприятии, технологический
процесс своим разомкнутым циклом пагубно сказывался на физическом здоровье
людей труда, наиболее кося старые постоянные кадры рабочих и служащих, и они
все болели, как мухи, и общую продолжительность жизни согласно последним
статистическим сведениям имели ниже средних показателей по стране и по миру
лет на десять или пятнадцать. А их, мать то есть Приваловскую и его бабушку,
никакая эта вредная химия не брала ни за что и, только лишь уйдя на покой и
пенсию по старости, они заболели перед смертью своей этой тяжелой и
продолжительной болезнью и болели почти что до окончания декабря-месяца 1991
года, а точнее - до семнадцатого его числа. А семнадцатого они таки
скончались с горем пополам, как говорится, смертью жизнь поправ, и произошло
это с ними в три часа сорок минут ночи под покровом предрассветной мглы
темно-болотного цвета, и первая жена Привалова Лидия сказала в сердцах
Привалову спросонья, что вот и помереть мать твоя с бабушкой не удостоились
по-доброму и по-людски, а подгадали, как специально назло, когда темная ночь
на улице, дождь непролазный кругом со снегом и грязища до пояса, а денег
нету и не выдают. А Привалов ответил ей - тоже спросонья и в сердцах, но в
оптимистическом ключе - что, мол, при наличии справок о смерти, заверенных
печатью врача, наверно, деньги выдать будут обязаны и в сберкассе, и на
работе, и ничего нет такого страшного, как-нибудь с трудом похороним и
предадим земле, тут не оставим. Ну, и, значит, позвал Привалов соседскую
старуху, сведущую в смерти, чтоб она произвела санобработку его умершим
матери и бабушке и нарядила их, и сделала все прочее, что полагается в
аналогичных случаях, и старуха пришла по первому зову за трешку и приступила
к привычным обязанностям со знанием всех тонкостей и нюансов своего
нелегкого дела, и все у нее выходило и получалось красиво и быстро, хотя
работала она с чувством долга и с толком и без лишней суеты сует. А
Привалов, пока она приготовляла его мать с бабушкой в последний земной
путь-дорогу, проник в их общий шкаф-сервант, где должно было лежать у них
всякое белье и одежда, и убранство, и иное составляющее барахло, необходимое
для соблюдения траурного обряда прощания. И он все это раскопал на нижней
полке ящика и вынул и передал для нужд приглашенной им старухи, а еще он
нашел в шкафу, под бельем, кулек из-под зеленого грузинского чая первого
сорта, и в нем, в этом кульке, обнаружил большие деньги, целую пачку больших
денег. И оказалось там, в этой пачке, сто шестьдесят двадцатипятирублевок,
что составило в пересчете четыре тысячи рублей ровно. Привалов об этом в
туалете узнал и убедился. Он там з