Вера. Сны не сбываются... в действительности.
     Горский. Кто  это вам сказал? Mademoiselle Bienaime? Предоставьте, ради
бога,  все  подобные  изречения женской мудрости  сорокапятилетним девицам и
лимфатическим юношам.  Действительность... да какое самое  пламенное,  самое
творческое   воображение   угонится  за   действительностию,   за  природой?
Помилуйте...  какой-нибудь  морской рак  во сто тысяч  раз фантастичнее всех
рассказов  Гофмана;   и   какое   поэтическое   произведение   гения   может
сравниться... ну, вот уо гь с  этим дубом, который растет  у вас  в саду  на
горе?
     Вера. Я готова вам верить, Горский!
     Горский.  Поверьте, самое  преувеличенное,  самое восторженное счастие,
придуманное прихотливым воображеньем праздного человека, не может сравниться
с  тем блаженством,  которое  действительно доступно  ему... если  он только
останется здоровым,  если судьба  его не  возненавидит, если его  имения  не
продадут с аукционного торгу и если, наконец, он сам хорошенько узнает, чего
ему хочется.
     Вера. Только!
     Горский.  Но  ведь  мы...  но  ведь  я  здоров, молод,  мое  имение  не
заложено...
     Вера. Но вы не знаете, чего вам хочется...
     Горский (решительно). Знаю.
     Вера (вдруг взглянула на него). Ну, скажите, коли знаете.
     Горский. Извольте. Я хочу, чтобы вы...
     Слуга (входит из столовой и докладывает). Владимир Петрович Станицын.
     Вера  (быстро поднимаясь с  места).  Я  не  могу  его  теперь видеть...
Горский! я, кажется, вас поняла наконец... Примите его вместо меня... вместо
меня, слышите... puisque tout est arrange..1 (Она уходит в гостиную.)
     1 Потому что все улажено (франц.).
     М -11 е  В i e n a i m  e.  Eh  bien? Elle s'en va?  ' Горский  (не без
смущения).  Oui...  Elle est a1lee voir...2 M-lle Bienaime (качая  головой).
Quelle petite folle!3 (Встает и тоже уходит в гостиную.)
     Горский (после небольшого молчания). Что ж это я? Женат?.. "Я, кажется,
вас поняла наконец"... Вишь, куда она гнет... "puisque tout est arrange". Да
я ее терпеть не могу  в эту минуту! Ах, я хвастун, хвастун!  Перед Мухиным я
как храбрился,  а  теперь вот...  В  какие  поэтические фантазии я вдавался!
Только  недоставало обычных слов:  спросите  маменьку... Фу!..  какое глупое
положение! Так или сяк надо кончить дело. Кстати приехал Станицын! О судьба,
судьба! скажи  мне на милость, смеешься ты надо мною, что ли,  или помогаешь
мне? А вот посмотрим... Но хорош же мой дружок, Иван Павлыч...
     Входит Станицын.  Он одет щеголем. В правой  руке у него шляпа, s левой
корзинка,  завернутая  в бумагу.  Лицо  его  изображает  волнение. При  виде
Горского он внезапно останавливается  и быстро краснеет. Горский идет к нему
навстречу с самым ласкодым видом и протянутыми руками.
     Здравствуйте, Владимир Петрович! как я рад вас видеть...
     Станицын. И я... очень... Вы как... вы давно здесь?
     Горский. Со вчерашнего дня, Владимир Петрович!
     Станицын. Все здоровы?
     Горский.  Все,  решительно  все,  Владимир  Петрович,  начиная  с  Анны
Васильевны и кончая собачкой,  которую вы подарили  Вере Николаевне... Ну, а
вы как?
     Станицын. Я... Я слава богу... Где же они?
     Горский. В гостиной!.. в карты играют.
     Станицын. Так рано... а вы?
     Горский.  А  я  здесь,  как  видите.  Что  это  вы привезли?  гостинец,
наверное?
     Станицын. Да, Вера Николаевна  намедни говорила... я послал в Москву за
конфектами...
     Горский. В Москву?
     Станицын.  Да,  там  лучше.  А  где Вера Николаевна?  (Ставит  шляпу  и
конспекты, на стол.)
     Горский. Она, кажется, в гостиной... смотрит, как играют в преферанс.
     Станицын (боязливо заглядывая в гостиную). Кто это новое лицо?
     Горский. А вы не узнали? Мухин, Иван Павлыч.
     Станицы". Ах да... (Переминается на месте.)
     1' Вот как? Она ушла? (франц.)
     2 Да... Она пошла посмотреть (франц.).
     3 Какая сумасбродка! (франц.)
     Горский.  Вы  не  хотите войти  в  гостиную?..  Вы словно  в  волнении,
Владимир Петрович!
     Станицын. Нет, ничего... дорога, знаете, пыль... Ну, голова тоже...
     В гостиной  раздается взрыв общего cwexa... Все  кричат:  "Без четырех,
без четырех!" Вера говорит: "Поздравляю, monsieur Мухин!*
     (Смеется  и опять заглядывает в гостиную.)  Что это  там... обремизился
кто-то?
     Горский. Да что ж вы не войдете?..
     Станицын.  Сказать вам  правду. Горский...  мне бы хотелось  поговорить
несколько с Верой Николаевной.
     Горский. Наедине?
     Станицын  (нерешительно).  Да,  только  два слова.  Мне бы  хотелось...
теперь... а то в течение дня... Вы сами знаете...
     Горский.  Ну,  что  ж?  войдите  да  скажите  ей...  Да  возьмите  ваши
конфекты...
     Станицын. И то правда.
     Подходит к двери и  все не решается  войти, как вдруг  раздается  голос
Анны  Васильевны:  "C'est vous, Woldemar?  Bonjour... Entrez  dons..." '  Он
входит.
     Горский (один). Я недоволен собой...  Я начинаю скучать и злиться. Боже
мой, боже мой! да что ж это во мне  происходит  такое? Отчего поднимается во
мне желчь  и  приступает к горлу? отчего  мне вдруг становится так неприятно
весело? отчего я  готов,  как школьник, накуролесить всем,  всем на свете, и
самому  себе между прочим? Если я не  влюблен, что  за  охота мне дразнить и
себя и других?  Жениться?  Нет, я  не женюсь, что там ни говорите,  особенно
так,  из-под  ножа.  А  если так, неужели  же я не могу  пожертвовать  своим
самолюбием? Ну, восторжествует она,-ну, бог с  ней.  (Подходит к  китайскому
бильярду и начинает толкать шары.) Может быть,  мне же лучше будет, если она
выйдет замуж за... Ну, нет, это пустяки... Мне тогда не видать ее, как своих
ушел...  (Продолжает толкать шары.) Загадаю... Вот если я попаду... Фу, боже
мой, что за ребячество! (Бросает кий,  подходит к столу и берется за книгу.)
Что это? русский роман... Вот как-с.  Посмотрим,  что говорит русский роман.
(Раскрывает наудачу книгу и читает.) "И что  же?  не прошло пяти  лет  после
брака, как уже пленительная, живая Мария  превратилась в дебелую и крикливую
Марью  Богдановну... Куда девались  все  ее  стремления,  ее  мечтания"... О
господа авторы! какие  вы  дети! Вот вы о чем сокрушаетесь! Удивительно  ли,
что человек стареется, тяжелеет и глупеет? Но вот что жутко:
     мечтания и стремления остаются те же, глаза не успевают
     ' Это вы. Владимир? Здравствуйте... Входите же (франц.).
     померкнуть, пушок со щеки еще  не сойдет,  а уж  супруг не знает,  куда
деться...  Да  что!  порядочного  человека  уже  перед   свадьбой  лихорадка
колотит... Вот они, кажется, сюда идут... Надо  спасаться... Фу,  боже  мой!
точно в  "Женитьбе" Гоголя... Но  я по крайней мере не выпрыгну из окошка, а
преспокойно выйду в сад через дверь... Честь и место, господин Станицын!
     В  то  время  как  он поспешно  удаляется,  из  гостиной  входят Вера и
Станицын.
     Вера (Станицыну). Что это, кажется, Горский в сад побежал?



   Иван Сергеевич Тургенев
   Холостяк



     ----------------------------------------------------------------------------
     Cобрание сочинений в десяти томах.
     Гослитиздат, Москва, 1961
     OCR Конник М.В.
     ----------------------------------------------------------------------------

     Комедия в трех действиях
     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
     Михаиле   Иванович  Мошки   н,  коллежский  асессор,  50  лет.   Живой,
хлопотливый,   добродушный   старик  Доверчив  и  привязчив  Сангвинического
темперамента
     Петр  Ильич  Вилицкий,  коллежский секретарь,  23  лет.  Нерешительный,
слабый, самолюбивый человек
     Родион Карлович  Фон Фонк, титулярный  советник, 29 лет Холодное, сухое
существо.  Ограничен, наклонен к педантизму. Соблюдает всевозможные приличия
Человек, как говорится, с характером Он, как многие обруселые немцы, слишком
чисто и правильно выговаривает каждое слово.
     Филипп  Егорович  Шпуньдик,  помещик,  45   лет.   С   претензиями   на
образованность.
     Марья Васильевна Белова, сирота, проживающая у Мол-кина, 19 лет Простая
русская девушка
     Екатерина Савишна Пряжкина, тетка  Марьи  Васильевны 48  лет Болтливая,
слезливая кумушка В сущности, эгоистка страшная
     Алкивиад Мартынович Созомэнос, приятель Фонка, 35 лет. Грек, с крупными
чертами лица и низким лбом.
     Маланья, кухарка Мошкина, 40 лет. Тупоумная чухонка.
     Стратилат, мальчик в услужении у Мошкина, 16 лет, Вообше глупый, но еще
более поглупевший от роста.
     Митька,  слуга  Вилицкого,  25  лет.  Бойкий  слуга,  доразвившийся   в
Петербурге.
     Почтальон.
     Действие  происходит в  Петербурге  1-е  и  3-е  действия  на  квартире
Мошкина,  2-е  на квартире Вилицкого, между 1-м и 2-м  действиями пять дней;
между 2 м и 3-м - неделя.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
     Театр  представляет  гостиную не богатого,  но и не  бедного чиновника.
Направо два окна; между окнами зеркало; столик перед зеркалом. Прямо дверь в
переднюю, налево дверь  в другую комнату. Спереди тоже налево диван, круглый
стол и несколько  кресел; угол направо отгорожен зелеными ширмами. На диване
лежит Стратилат. Стенные часы бьют
     два часа.
     Стратилат. Раз... два... Два  часа. Что  это барин нейдет? (Молчит.) Я,
кажется, соснул маленько. (Опять молчит.)  А мне, никак, опять есть хочется.
(Посвистывает,  берет  со  стола  и  развертывает  книгу.)  Эка,  подумаешь,
слов-то,  слов-то! Ну-ка это... да длинное же оно какое! (Начинает разбирать
по складам.)  Покой,  арцы,  он - про;  слово, веди, ять - све - просве; ща,
есть, наш - щен - просве... просве... просвещен;  наш, ять - иже с краткой -
ней  -  просве...  просвещенней; ша,  иже  -  ши -  про... све...  щеннейши;
мыслете, иже.
     В передней раздается звонок. Стратилат поднимается, но не выпускает
     книги из рук.
     Мыслите, иже - ми - просве... просвещенней...
     Опять звонок.
     Тьфу ты, черт! Вот тут и выучись читать! (Бросает книгу на стол и бежит
отворять.)
     М о  ш к и н  (входит. У него  под  мышкой голова сахару; в одной  руке
бутылка, в другой дамский картон). Спал небойсь!
     Стратилат. Никак нет-с.
     Мошкин.  Да... можно  тебе  поверить.  (Указывая ему шеей  и плечом  на
сахарную голову.) На, возьми. Отнеси Маланье.
     Стратилат достает голову. Мошкин идет на авансцену. Стратилат хочет
     идти.
     Марья Васильевна дома?
     Стратилат. Никак нет-с.
     Мошкин. Куда  она пошла, не знаешь? (Ставит картон и бутылку на  стол и
вынимает из заднего кармана пакет.)
     Стратилат. Не зеаю-с. Тетушка за ней заходили-с.
     Мошкин. Давно?
     Стратилат. С час будет-с.
     Мошкин. А Петр Ильич без меня не был?
     Стратилат. Никак нет-с.
     Мошкин (помолчав немного). Ну, ступай. Да, позови, кстати, Маланью.
     Стратилат. Слушаю-с. (Уходит.)
     Мошкин (ощупываясь). Кажется,  ничего не  забыл.  Все, кажется,  купил.
Все.  Точно.  (Вынимая  из  кармана завернутую стклянку.)  Вот  и  одеколон.
(Кладет  стклянку  на  стол.) Который-то  час?  (Глядит  на часы.)  Третий в
начале. Что ж это  Петруша  нейдет? (Опять глядит на часы.) В начале третий.
(Опуская  руку  в  боковой  карман.)  Вот и  деньги  его  готовы.  (Ходит по
комнате.) Захлопотался я совсем. Ну, да и случай-то ведь какой!
     Входят Маланья и Стратилат. Мошкин живо обращается к ним.
     Ведь сегодня пятница?
     Стратилат. Пятница-с.
     Мошкин. Ну, конечно. (Маланье.) Что ж обед - будет?
     Маланья. Будет-с. Как же-с!
     Мошкин. И хороший обед?
     Маланья. Хороший. Как же-с!
     Мошкин. Смотри, матушка, не опоздай. Все у тебя есть?
     Маланья. Как же-с! Все-с.
     Мошкин. Ничего тебе не нужно?
     Маланья. Ничего-с. К буденику мадеры пожалуйте.
     Мошкин (подавая  ей  со стола бутылку).  На, на, на  тебе  мадеру.  Ну,
смотри же, Маланья, отличись. У нас сегодня гости обедают.
     Маланья. Слушаю-с.
     Мошкин. Ну, я тебя не держу; ступай с богом.
     Маланья уходит.
     Стратилат! Новый фрак мне приготовь и галстук с бантом - слышишь?
     Стратилат тоже уходит, Мошкин останавливается.
     Да что это я бегаю, словно  угорелый? (Садится и утирает лицо платком.)
Устал я, нечего сказать!..
     Раздается звонок.
     Кто бы это? Должно быть, Петруша. (Прислушивается.) Нет, не его голос.
     Стратилат (входит). Какой-то господии -вас желают видеть-с.
     Мошкин (торопливо). Какой господин?
     Стратилат. Не знаю-с. Незнакомый-с.
     Мошки н. Незнакомый? Да ты бы спросил у него, кто он такой?
     Стратилат. Я и то  у них спрашивал-с. Они говорят, что вас самих желают
видеть-с.
     Мошкин. Странно! Ну, проси.
     Стратилат выходит Мошкин с волнением смотрит на дверь. Входит Ш п у н ь
д и к. На нем длинный гороховый сюртук.
     Шпуньдик (подходя к Мошкину). Вы меня не узнаете?
     Мошкин. Я? Я, признаюсь, кажется... не имею чести...
     Шпуньдик (с дружелюбным  упреком). Миша,  Миша! старых приятелей так-то
ты забываешь...
     Мошкин (вглядываясь). Неужели?.. да нет... точно... Филипп?
     Шпуньдик раскрывает объятия. Шпуньдик!
     Шпуньдик. Я, Миша, я...
     Бросаются друг другу на шею.
     Мошкин (прерывающимся  голосом). Друг...  какими  судьбами... давно ли?
Садись. Вот не ожидал... вот случай...
     Они опять обнимаются. Садись, садись.
     Оба садятся и глядят друг на друга.
     Шпуньдик. Эге-ге, брат, как мы с тобой постарели!
     Мошкин.  Да,  брат,  да. Постарели, брат,  постарели. Да ведь легкое ли
дело? Что ж, чай, лет двадцать не видались?
     Шпуньдик.  Да,  двадцать  лет  будет.  Как время-то проходит! Миша,  а?
Помнишь...
     Мошкин (перебивая его). Я, брат, гляжу на тебя и просто глазам не верю.
Шпуньдик,  Филипп, у  меня в  Питере -  а? Добро пожаловать, дружище! Как ты
меня сыскал?
     Шпуньдик.  Бона! Чиновника разве мудрено  сыскать?  Я  знал, в каком ты
министерстве  служишь.  Кучин,  Ардалион,  прошлым  летом ко  мне  в деревню
заезжал... Ведь ты Ардашу Кучина помнишь?
     Мошкин. Какой  это  Кучин?  Ах, да  это не тот ли, что на дочери  купца
Караваева женился - и приданого, помнится, не получил?
     Шпуньдик. Тот, тот самый.
     Мошкин. Помню, помню. А он еще жив?
     Шпуньдик.  Жив, как же! Ну, вот от него-то я и узнал, где ты служишь...
Да! Лупинус велел тебе кланяться.
     Мошкин. Иван Афанасьич?
     Шпуньдик.  Какое Иван Афанасьич! Ивана Афанасьича  давно  на свете нет;
сын его, Василий... помнишь, он еще хромой?
     Мошкин. Ах, да, да.
     Шпуньдик. Ну, вот он. Он у нас судьей теперь.
     Мошки  в (качая головой). Скажи  пожалуйста! Время-то, время  - а?  Да,
кстати, Бундюков жив?
     Шпуньдик. Жив.  Что  ему  делается? Он  в прошлом году  старшую дочь за
немца-землемера  выдал.  Как же, как же! Бундюков тебе тоже кланяться велел.
Мы все о тебе часто вспоминаем, Миша!
     Мошкин. Спасибо, Филипп, спасибо. Да  не хочется ли  тебе  чего-нибудь?
Водки, что  ли,  закусить... Пожалуйста. Трубки не  прикажешь  ли? Ведь мы с
тобой по-старому? (Треплет его по ляжке и отнимает у него картуз.)
     Шпуньдик. Благодарствуй, Миша. Я не курю.
     Мошкин. А закусить?
     Шпуньдик. Нет, благодарствуй.
     Мошкин. Чай, устал с дороги?
     Шпуньдик. Ну, не могу сказать; почитай, с самой Москвы все спал.
     Мошкин. Ведь ты у меня обедаешь?
     Шпуньдик. Изволь.
     Мошкин. Ну,  вот умница. Так-то, дружище, так-то} Не ожидал, признаюсь,
не ожидал. Кстати, ты женат?
     Шпуньдик (со вздохом). Женат. А ты?
     Мошкин. Нет, я, брат, того... я не женат. И дети есть?
     Шпуньдик.  Как не  быть!  Пять человек. По  их  милости  я  вот  и сюда
притащился. _Мошкин. А что?
     Шпуньдик. Да нельзя же, брат. Ведь надобно ж их куда-нибудь поместить.
     Мошкин. Разумеется, разумеется... А где ты остано-вился?
     Шпуньдик. Представь,  близехонько.  Трактир  "Европу"  знаешь?.. вот за
Сенной.  Тоже по рекомендации  Кучина. Ну, брат, Петербург, скажу, город!  Я
еще  только  на  Дворцовую площадь успел  сходить.  Признаюсь...  Исакий-то,
Исакий-то один чего стоит? Ну, вот и тротуары... достойны удивленья.
     Мошкин. Да, да... у тебя еще глаза разбегутся, погоди... А что, Филипп,
помнишь, у нас там соседка была...
     Шпуньдик. Татьяна Подольская небойсь?
     Мошкин. Да, да, она, она.
     Шпуньдик. Приказала долго жить, Миша... вот уж девятый год.
     Мошки н  (помолчав немного). Царство ей  небесное! Ну, а что, дела твои
как идут?
     Шпуньдик. Помаленьку, брат, слава богу; я не жалуюсь. А твои как? С тех
пор как ты от нас переселился, чай, в большие чины попасть успел?
     Мошкин. Нет, брат, куда нам! Какие тут большие чины! Тоже помаленьку.
     Шпуньдик. Однако ж крестик-то есть?
     Мошкин. Ну, крестик-то есть... (Взглядывает на дверь.)
     Шпуньдик. Ты словно ждешь кого-то?
     Мошкин. Да, жду. (Потирая руки.) Я, брат, в больших хлопотах теперь.
     Шпуньдик. А что?
     Мошкин. Угадай.
     Шпуньдик. Да где же мне...
     Мошкин. Нет, угадай, угадай.
     Шпуньдик  (глядя  ему  прямо  в глаза).  Да ты... послушай,  ты  уж  не
жениться ли хочешь? Не женись, Миша, я тебе говорю!
     Мошкин  (смеясь).  Не  беспокойся, брат... В мои-то лета!  А  только ты
угадал - у меня и то в доме свадьба.
     Шпуньдик (указывая на стол). То-то я гляжу... Что за покупки такие? Кто
ж это у тебя женится?
     Мошкин. А вот  погоди,  я  тебе - не теперь,  теперь недосуг...  а эдак
вечерком, что ли,  многое кое-что порасскажу. Ты удивишься, братец. Впрочем,
в коротких словах можно, пожалуй, и теперь. Вот видишь ли, Филипп, вот это у
меня  гостиная,  а я  вот сам тут сплю... (Указывая  на ширмы.) В  других-то
комнатах у меня  воспитанница  живет,  сирота круглая.  Ее-то вот  я замуж и
выдаю.
     Шпуньдик. Воспитанница?
     Мошкин. Да; то  есть  она,  впрочем,  девица  благородная,  титулярного
советника  Белова  дочь; с  покойницей  ее  матушкой я  незадолго до  смерти
познакомился -  и странный такой случай  вышел. Удивительно,  право, как это
иногда бывает... точно, должно сознаться,  судьбы неисповедимы! Надобно тебе
сказать,  Филипп,  что я на этой квартире всего третий год живу; а Машина-то
матушка с  самой смерти мужа своего две маленькие  комнаты здесь в четвертом
этаже  занимала;  а умер  он таки давненько.  (Со вздохом.)  Говорят,  перед
смертью ноги себе  отморозил - посуди,  каков удар? Старушка жила в  крайней
бедности; пенсия небольшая, кой-кто благотворил  -  плохие, знаешь,  доходы.
Вот  я,  брат, иду раз к  себе по лестнице  - а  дело  было зимой  - дворник
наплескал воды,  да и не подтер, вода-то на ступеньках замерзла...  (Вынимая
табакерку.) Ты табак нюхаешь? Шпуньдик. Нет, спасибо.

     Мошкин  (сильно  понюхав  табаку).  Вот иду  я... Вдруг  мне  навстречу
старушка, Машина-то мать;  я с ней  тогда еще знаком не  был. Посторониться,
что  ли, она захотела,  или  уж  такая  задача  вышла, только вдруг она  как
поскользнись,  да  навзничь,  да и переломи себе ногу...  Под  себя, знаешь,
эдак. (Встает, показывает Шпуньдику, как, и опять садится.)  Посуди, брат, в
ее лета, каково положение? Я,  разумеется, тотчас  ее поднял, позвал  людей,
снес ее  в  комнату,  уложил,  побежал  за  костоправом...  Намучилась  она,
бедняжка - а уж дочь-то, господи  боже мой! Вот с  тех  пор я и  начал к ним
ходить,  да каждый день, каждый  день... Полюбил их, ты не поверишь,- словно
родных. Целые шесть месяцев вылежала старушка; ну наконец выздоровела, стала
на  ноги; да вдруг  нелегкая  ее  дерни сходить в  баню:  опрятность,  вишь,
одолела; сходила, простудилась, похворала дня четыре, да богу душу и отдала.
Похоронили  мы ее  на последние  денежки...  (Складывает руки  крестом.) Ну,
теперь посуди сам, Филипп, каково было положение  дочери - а? Нет, скажи, а?
Родных - никого. То есть, признаться сказать, есть  у нее одна родственница,
вдова, Пряжкина  Екатерина - по отце тетка  ей доводится;  да у  Пряжкиной у
самой гроша нет за ду