нием, оно прямо-таки струилось из его глаз.
     - Какой человек, - сказал он медленно, - какой человек с настоящим честолюбием в душе захочет быть просто Царем?
     Ответ стер с лица солдата улыбку. Странные слова, чье значение - он спросил себя - очень сложно объяснить. Но в них было обещание, которое его смущение не могло отбросить. "Ну что же", - подумал он, - может быть, так и приходит мудрость; и топор ведь не упал на меня, не так ли?"
     - Веди, - сказал он.
     Кэрис улыбнулась: скупой, но блестящей улыбкой. В один миг, как взмахом крыла, зима исчезла. Зацвела весна, земля повсюду зазеленела, особенно над могилами.
     - Куда ты? - спросил ее Марти. Было ясно по ее восторженному выражению, что обстоятельства изменились. За несколько минут она выдала ключи к человеческой жизни, которые позаимствовала в голове Мамуляна. Марти едва понимал суть всего происходящего. Он надеялся, что она сможет объяснить детали позже. Что это была за страна, что за война.
     Внезапно она сказала:
     - Я закончил. - Ее голос был легким, почти игривым.
     - Кэрис?
     - Кто это Кэрис? Никогда не слышал о нем. Может быть, умер. Они все, кроме меня, умирают.
     - Что ты закончил?
     - Курс обучения. Всему, чему мог, он меня обучил. И это было правдой. Все, что он обещал, все правда. Древняя мудрость.
     - Чему он тебя научил?
     Она подняла руку, обоженную, и вытянула ее.
     - Я могу украсть жизнь, - сказала она. - Очень просто. Только подыскать место и выпить. Легко взять, легко дать.
     - Дать?
     - На время. Столь долгое, сколь захочу, - она подняла палец: - Бог - Адаму: "Да будет жизнь".
     Он снова начал смеяться в ней.
     - А монах?
     - Что монах?
     - Он все еще с тобой?
     Сержант покачал головой Кэрис.
     - Я убил его, когда он обучил меня всему, - ее руки вытянулись и принялись душить воздух. - Я просто задушил его однажды ночью, спящего. Конечно, он проснулся, когда почувствовал мою хватку на горле. Но не боролся, он не сделал ни одной, даже самой легкой попытки спастись.
     Сержант глядел с лукавством, описывая это.
     - Он просто позволил мне убить себя. Я едва поверил своей удаче: я планировал все неделями, боясь, что он прочтет мои мысли. Когда он умер так просто, я был в восторге, - лукавство неожиданно исчезло.
     - Глупец, - пробормотал он ее губами. - Глупец, какой глупец.
     - Почему?
     - Я не разглядел ловушки, которую он поставил. Не увидел, как он все спланировал, воспитал меня как сына, зная, что я стану его палачом, когда придет время. Я так и не понял тогда, что был его орудием. Он хотел умереть. Он хотел передать свою мудрость, - это слово было произнесено уничижительно, - мне, чтобы затем я прикончил его.
     - Почему он хотел умереть?
     - Ты не понимаешь, как ужасно жить, когда все вокруг умирает! И чем больше проходит лет, тем сильнее мысль о смерти холодит твои внутренности, потому что, чем дольше ты избегаешь ее, тем хуже она тебе представляется. И ты начинаешь желать - о, как ты этого жаждешь! - чтобы кто-нибудь сжалился над тобой, кто-нибудь обнял тебя и разделил твой страх. И в конце, чтобы кто-нибудь ушел во мрак вместе с тобой.
     - И ты выбрал Уайтхеда, - сказал Марти, почти шепотом, - также, как и ты был выбран, случайно.
     - Все - это случай, и также ничего, - произнес спящий человек; затем снова горько засмеялся сам над собой. - Да я выбрал его, играя в карты. И затем я заключил с ним сделку.
     - Но он обманул тебя.
     Кэрис кивнула, очень медленно, ее руки выписали в воздухе круг.
     - Кругом обманул, - сказала она. - Во всем, кругом.
     - Что ты будешь делать теперь?
     - Найду Пилигрима. Где бы он ни был, найду его! Возьму его с собой. Я клянусь, что не дам ему ускользнуть от меня. Я возьму его и покажу ему.
     - Что покажешь?
     Ответа не было. Вместо него она вздохнула, немного вытянулась, и подвигала головой слева направо и обратно. С удивлением узнавания Марти понял, что все время смотрел на нее, повторявшую движения Мамуляна; что все время Европеец спал, а теперь, набравшись сил, готовится пробудиться. Он снова спросил его, решив получить ответ на последний, жизненно важный вопрос.
     - Покажешь ему что?
     - Ад, - сказал Мамулян. - Он надул меня! Он промотал все мое учение, все мое знание, выбросил его на ветер ради жадности, ради власти, ради жизни тела. Аппетит! Все ушло на его утоление. Вся моя драгоценная любовь, все растрачено! - Марти услышал в этом завывании голос пуританина, - голос монаха, может быть? - гнев создания, которое хотело, чтобы мир был чище, чем он есть, и жил в муках, потому что видел только грязь и тело, потеющее от желания сотворить еще тела, еще грязь. Какая может быть надежда на чистоту в таком месте? Только найти душу, которая разделит эти муки, любовь, вместе с которой можно ненавидеть этот мир. Уайтхед был таким человеком. И теперь Мамулян был справедлив к душе своего любовника: желая уйти в смерть с единственным из существ, которому он когда-либо доверял.
     - Мы уйдем в ничто... - прошептал он, и этот шепот был обещанием. - Все мы, уйдем в Ничто. Вниз! Вниз!
     Он проснулся. Не оставалось времени для остальных вопросов, как ни был любопытен Марти.
     - Кэрис.
     - Вниз! Вниз!
     - Кэрис! Ты слышишь меня? Выходи из него! Быстрее!
     Ее голова крутилась на шее.
     - Кэрис!
     Она заворчала.
     - Быстрее!
     Снова начались образы в голове Мамуляна, столь же чарующие, как и раньше. Вспышки света, которые, как она знала, на время станут картинками. Чем они будут теперь? Птицами, цветами, деревьями в цвету? Как в стране Чудес?
     - Кэрис.
     Чей-то голос, который она когда-то знала, звал ее издалека. Но и огни ее звали. Они растворялись друг в друге даже сейчас. Она подождала, в надежде, но в это время они не были памятью, которая проявляется. - Кэрис! Быстрее! - они были реальным миром, который видел Европеец, открыв веки. Ее тело напряглось. Марти коснулся ее рукой, и обнял. Она медленно выдохнула, дыхание вырвалось, как жалобный стон, между зубов, и внезапно она осознала нависшую опасность. Она бросилась мыслью из головы Мамуляна и рванулась назад за мили оттуда, к Килбурну. Какую-то судорожную минуту она ощущала, что ее воля сломлена и что она возвращается туда же, в эту ждущую голову. Ужаснувшись, она распахнула рот и задышала как рыба на берегу, пока ее мозг сражался с притягивающей силой.
     Марти рванул ее, пытаясь поставить, но ее ноги подгибались. Он дернул ее кверху, обхвативши руками.
     - Не покидай меня, - зашептал он в ее волосы. - Ради Бога, не покидай меня.
     Внезапно она распахнула глаза.
     - Марти, - промямлила она. - Марти.
     Это была она: он знал ее взгляд слишком хорошо, чтобы обмануться трюком Европейца.
     - Ты вернулась, - сказал он.

***

     Они не говорили несколько минут, просто сидели обнявшись. Когда они заговорили, то она не ощутила в себе желания снова пересказывать все, что она пережила. Марти сдерживал свое любопытство. Было достаточно знать и то что у них за спиной не дьявол.
     Просто древний человек, с обманутой любовью, готовый разрушить этот мир.

63

     И теперь, может быть, у них был шанс на жизнь. Мамулян оказался человеком со всеми своими сверхъестественными способностями. Может быть, ему и двести лет, но что такое годы между друзьями?
     Самое важное теперь было отыскать Папу и предупредить его о намерениях Мамуляна, затем придумать такую защиту от Европейца, самую лучшую, которая только возможна. Если Уайтхед не поможет, то это его право - отказаться. По крайней мере, Марти попробует - ради старых времен. И в свете убийства Шармейн и Флинна, преступление Уайтхеда против Марти сокращается до простой невоспитанности. Он явно был лучшим из двух зол.
     Что касается того, как отыскать Уайтхеда, то единственным ключом у Марти была клубника. Это Пирл сказала ему, что Старик Уайтхед и дня не может провести без клубники. Ни дня за двадцать лет, утверждала она. Была ли возможность, что он продолжает тешить себя, даже скрываясь? Это была слабая ниточка для розыска. Но аппетит, как только что узнал Марти, был его всегдашним загадочным затруднением.
     Он попытался убедить Кэрис пойти с ним, но она была выжата до последней капли. Ее путешествие, сказала она, закончено; она не собирается видеть слишком много за один день. Все, что она хочет теперь - это Солнечный Остров, и оттуда она никуда не сдвинется. С неохотой Марти оставил ее с героином и пошел обсуждать клубнику с мистером Галифаксом из Холборна.

***

     Оставшись одна, Кэрис очень быстро нашла забвение. Картины, которые она рассмотрела в голове Мамуляна, ушли в туманное прошлое, откуда они и явились. Будущее, если оно и было, здесь не зналось, здесь, где было одно спокойствие. Она купалась в солнце абсурда, пока снаружи не начался мягкий дождь.

XII Танцы толстяков

64

     Брир не был против изменения погоды. На улице все время было слишком душно, а дождь с его символическим очищением доставлял ему чувство комфорта. Хотя уже много недель он не чувствовал никаких спазмов боли, на жаре у него все зудело. Даже не от какого-то материального желания. Это было более фундаментальное раздражение: ползущее ощущение на или под кожей, которую не покрывают мазью. Моросящий дождь как-то забивал это, за что он был благодарен. То ли за дождь, то ли за то, что он собирался встретиться с женщиной, которую любил. Хотя Кэрис и нападала на него несколько раз (он носил свои раны на теле как трофеи), он простил ей ее посягательства. Она понимала его лучше, чем кто-либо другой. Она была единственная - богиня, несмотря на волосы на теле, - и он знал, что если сможет увидеть ее снова, показаться ей самому, коснуться ее, все будет хорошо.
     Но сначала он должен был дойти до дома. У него заняло некоторое время найти такое такси, которое бы остановилось перед ним, но и этот шофер подвез его только часть пути и потребовал выметаться, говоря, что его запах отвратителен и что иначе ему не найти ни одного другого пассажира за весь день. Пристыженный этим слишком публичным отторжением - таксист вышвырнул его по дороге - Брир убрался на тихие улочки, где, как надеялся, над ним не будут глумиться и хихикать.
     И в одном из таких захолустных переулков, в нескольких минутах ходьбы от того места, где его ждала Кэрис, какой-то молодой человек с синей татуировкой ласточек на шее вышел из дверей, чтобы предложить Пожирателю Лезвий свою помощь.
     - Эй, приятель! Ты выглядишь больным, знаешь? Позволь мне предложить тебе руку.
     - Нет, нет, - пробурчал Брир, надеясь, что добрый самаритянин оставит его в покое. - Все отлично, правда.
     - Но я настаиваю, - сказал Свэллоуз, делая шаг, чтобы обогнать Брира, и затем становясь на пути Пожирателя Лезвий. Он поглядел вверх и вниз по дороге - нет ли свидетелей, - прежде чем втолкнуть Брира в дверь кирпичного дома.
     - Держи рот закрытым, приятель, - сказал он, вытаскивая нож и приставляя его к забинтованному горлу Брира. - И с тобой ничего не случится. Просто выверни карманы. Быстро! Быстро!
     Брир не шевельнулся. Неожиданность атаки ошеломила его; и от способа, каким юноша схватил его обвязанное горло, слегка закружилась голова. Свэллоуз провел ножом по бинту, желая пояснить свою мысль. От жертвы плохо пахло, и вор хотел закончить дело как можно быстрее.
     - Карманы, приятель! Ты оглох? - он еще глубже вдавил нож. Человек и не вздрогнул. - Я это сделаю, приятель, - заверил вор. - Я разрежу твое вонючее горло.
     - Ох, - сказал Брир, ни мало не напуганный. Больше для того, чтобы успокоить свой тик, он порылся в кармане куртки и выгреб горсть разного имущества: несколько монет, несколько мятных лепешек, которые он сосал и пузырек одеколона. Он протянул все это с легким извиняющимся выражением на нарумяненном лице.
     - Это все, что у тебя есть? - Свэллоуз был в ярости. Он рванул куртку Брира и раскрыл ее.
     - Не надо, - предложил Брир.
     - Немного жарко в такой куртке, нет? - сказал вор. - Что ты там прячешь?
     Пуговицы оторвались, когда он рванул пиджак Брира под курткой, и теперь вор уставился, открыв рот, на нож и вилку, которые все еще торчали из живота Пожирателя Лезвий. Разводы высохшей жидкости, которая натекла из ран, были только чуть-чуть менее отвратительны, чем коричневое гнилое пятно, которое простиралось от подмышек до паха. В панике вор вдавил нож еще глубже в горло Брира.
     - Боже, приятель.
     Энтони, потеряв свое достоинство, свое самоуважение и, кроме того - чего он не знал, - и свою жизнь, сохранил только самообладание. Он поднял руку и схватил тревожащий нож и потную ладонь. Вор уступил ему через секунду. Брир, быстрее, чем можно было судить по его неуклюжести, вывернул руку назад и сломал запястье своего обидчика.
     Свэллоузу было семнадцать. Он прожил, передумал целую жизнь за эти годы. Он дважды видел, как убивают, он потерял свою девственность со своей единокровной сестрой - в четырнадцать, его страшно били, он уже видел смертные сны, он перепробовал все виды пилюль, которые только попадали в его дрожащие руки - это было, как он думал, тяжелое, деловое существование, полное приобретения мудрости. Но такое было внове. Ничего похожего, никогда. У него даже заболел мочевой пузырь.
     Брир все еще держал вора за беспомощную руку.
     - Отпусти меня... пожалуйста.
     Брир только посмотрел на него, пиджак на нем все еще был расстегнут, демонстрируя страшные раны.
     - Чего ты хочешь, приятель? Ты делаешь мне больно.
     Пиджак Свэллоуза был также раскрыт. Внутри находилось другое оружие, глубоко в кармане.
     - Нож? - спросил Брир, глядя на рукоять.
     - Нет, приятель.
     Брир потрогал. Юноша, жаждая подчиниться, вынул оружие и бросил под ноги Бриру. Это было мачете. Лезвие грязное, но очень острое.
     - Это твое, приятель. Давай, возьми его. Только руку мою отпусти.
     - Подними. Наклонись и подними его, - сказал Брир, и отпустил сломанную руку.
     Юноша сел на корточки и поднял мачете, затем подал его Бриру. Пожиратель Лезвий взял. Эта картина - он стоит над стоящей на коленях жертвой, с клинком в руках, - что-то ему напомнила, во Брир не мог точно понять, что. Картинку из книжки про жестокости, может быть.
     - Я могу убить тебя, - заметил он с некоторой отрешенностью.
     Эта мысль не ускользнула от Свэллоуза. Он закрыл глаза и стал ждать. Но удара не последовало. Человек просто сказал:
     - Спасибо.
     И вышел.
     Стоя на коленях около двери, Свэллоуз начал молиться. Он сам удивлялся этому приступу набожности, читая наизусть ту же молитву, что он и Хосанна, его сестра, произносили вместе до и после того, как согрешили.
     Он все еще молился, когда десять минут спустя дождь зарядил серьезней.

65

     Бриру потребовалось несколько минут, чтобы обойти Брайт-стрит в поисках желтого дома. Обнаружив его, он постоял снаружи некоторое время, готовясь. Она была там - его спасение. Он хотел чтобы их соединение было настолько прекрасным, насколько он сможет это сделать.
     Парадная дверь была открыта. Дети играли на пороге, оторванные от своих "классиков" и скакалок начавшимся дождем. Он прошел мимо них с осторожностью, заботясь о том, чтобы его подволакивающаяся нога не расплющила крошечную руку. Одна особенно очаровательная девочка заслужила от него улыбку, но она на нее не ответила. Он встал в холле, пытаясь вспомнить, где, как говорил Европеец, прячется Кэрис. На втором этаже, кажется?

***

     Кэрис услышала, как кто-то движется по площадке снаружи комнаты, но эти шаги мимо потертого дерева и шелушащихся обоев звучали за проливами без мостов, далеко от ее Острова. Она была в совершенной безопасности там, где находилась.
     Затем кто-то снаружи постучал в дверь: это был застенчивый, джентльменский стук. Сначала она не ответила, но когда стук повторился, сказала:
     - Уходите.
     После некоторого колебания, через несколько секунд, ручка двери слегка дернулась.
     - Пожалуйста... - сказала она вежливо, насколько была способна, - уходите. Марти нет дома.
     Ручка снова дернулась, на этот раз сильнее. Она услышала, как мягкие пальцы работают над деревом; или это было хлюпанье волн на берегу Острова? Она не могла понять это в достаточной степени, чтобы испугаться или даже только озаботиться. Марти принес хороший героин. Не самый лучший - такой она получала только от Папы, - но этот выметал прочь все клетки страха.
     - Не надо входить, - сказала она предполагаемому посетителю. - Уходите и возвращайтесь попозже.
     - Это я, - попытался сказать Пожиратель Лезвий. Даже сквозь легкую пелену солнца она узнала этот голос. Как мог Брир так шептать у ее двери? Ее мозг играет в плохие игры.
     Она села на кровати; шум давления на дверь возрос. Внезапно, устав от собственной деликатности, Брир толкнул дверь. Один раз, второй. Замок поддался слишком легко, и он, споткнувшись, вошел внутрь. Это не было игрой ума, это был он во всей своей славе.
     - Я нашел тебя, - сказал он, этот совершенный принц.
     Осторожно прикрыл за собой дверь и предстал пред ней. Она поглядела на него с недоверием: его сломанная шея, которую поддерживала самодельная конструкция из деревяшек и бинтов, его потертая одежда... Он занялся одной из своих кожаных перчаток, пытаясь снять, но та не поддавалась.
     - Я пришел, чтобы увидеть тебя, - сказал он ломающимся голосом.
     - Да.
     Он сдернул перчатку. Раздался мягкий, тошнотворный звук. С перчаткой содралось много кожи. Он протянул этот сочащийся лоскут ей.
     - Ты должна помочь мне, - сказал он.
     - Ты один? - спросила она у него.
     - Да.
     Это было по крайней мере что-то. Может быть. Европеец даже не знает о том, что этот здесь. Он пришел поухаживать, судя по этим патетическим попыткам на церемонность. Его флирт впервые возродился после того первого свидания в паровой. Она не закричала и ее не затошнило, и это подкрепило его неумирающую верность.
     - Помоги мне, - проныл он.
     - Я не могу помочь тебе. Я не знаю, как.
     - Позволь мне коснуться тебя.
     - Ты болен.
     Рука уже протянулась. Он шагнул вперед. Он что думал - она какая-то икона, талисман, коснешься один раз и исцелишься от всех болезней?
     - Милая, - сказал он.
     Запах был невыносим, но ее мозг, забитый наркотиком, бездействовал. Она знала, что нужно удрать, но как? Через дверь или, может быть, через окно? Или просто попросить его уйти и прийти завтра?
     - Пожалуйста, уходи.
     - Только коснуться.
     Рука была в нескольких дюймах от ее лица. Отвращение охватило ее, прервав летаргию, которую навеял Остров. Она отбросила его руку, испуганная даже этим кратким соприкосновением с его телом. Он выглядел обиженным.
     - Ты пыталась причинить мне боль, - напомнил он ей, - так много раз. Я никогда не причинял тебе боли.
     - Но ты хотел.
     - Он. Не я. Я хочу, чтобы ты была вместе с моими друзьями, там, где никто тебя не обидит.
     Его рука внезапно метнулась к ней и схватила ее за шею.
     - Ты никогда не уйдешь от меня, - сказал он.
     - Мне больно, Энтони.
     Он прижал ее к себе и наклонил голову, насколько позволяла шея. В пятне кожи рядом с правым глазом она заметила изменение. Чем ближе он был, тем яснее она видела жирную белую личинку, которая расположилась на его лице, похожая на яйцо, и зрела там, ожидая крыльев. Он знает, что стал домом для личинок мух? Или, может быть, это предмет гордости - быть засиженным мухами? Он собирался поцеловать ее - никакого сомнения. "Если он положит язык мне в рот, - подумала она, - я откушу его. Я не позволю ему этого сделать. Боже милостивый, я лучше умру".
     Он впился своими губами в ее.
     - Ты непростительно ведешь себя, - сказал тонкий голос.
     Дверь была открыта.
     - Отпусти ее.
     Пожиратель Лезвий убрал руки от Кэрис и отодвинулся от ее лица. Она выплюнула привкус его поцелуя и посмотрела вверх.
     Мамулян стоял в дверях. За его спиной стояли два хорошо одетых молодых человека: один