с золотыми волосами, оба с улыбками победителей.
     - Непростительно, - снова сказал Европеец, и обратил свой рассеянный взгляд на Кэрис.
     - Ты видишь, что случается, когда ты сбегаешь из-под моей опеки? - сказал он. - Какие кошмары начинаются?
     Она ничего не ответила.
     - Ты одна, Кэрис. Твой давешний защитник мертв.
     - Марти? Умер?
     - В своем доме: пошел туда за героином.
     Догадавшись об ошибке, она оказалась чуть-чуть впереди него. Может быть, это даст Марти преимущество над ними, - то, что они думают, будто бы он мертв. Но это не было бы мудро - источать слезы. Она не трагическая актриса. Лучше притвориться неверящей, сомневающейся по крайней мере.
     - Нет, - сказала она, - Я вам не верю.
     - Собственными руками, - сказал белокурый Адонис из-за спины Европейца.
     - Нет, - настаивала она.
     - Да уж поверь, - сказал Европеец, - он не вернется. По крайней мере в этом можешь мне довериться.
     - Довериться тебе? - пробормотала она. Это было почти смешно.
     - Разве я не предотвратил твое изнасилование?
     - Он - твое создание.
     - Да, и будет наказан именно поэтому. Теперь, я надеюсь, что ты отплатишь мне за мою доброту, за мое своевременное появление, тем, что найдешь для меня своего отца. Я не потерплю никакого отлагательства, Кэрис. Мы возвращаемся на Калибан-стрит и ты найдешь его или, клянусь Богом, я выверну тебе кишки. Это мое обещание. Святой Томас отэскортирует тебя к машине.
     Рыжеволосый, улыбнувшись, выступил из-за своего белокурого товарища и подал Кэрис руку.
     - У меня очень мало времени, девочка, - сказал Мамулян и его изменившийся тон подтвердил это сообщение. - Так что, пожалуйста, дай спокойно разобраться с этим гнилым делом.
     Том вывел Кэрис на лестницу. Когда она вышла. Европеец обратил свое внимание на Пожирателя Лезвий.
     Брир его не боялся, он больше никого не боялся. Убогая комната, в которой они стояли друг против друга, была душной; он мог бы сказать, что здесь жарко, судя по поту на щеках и верхней губе у Мамуляна. Он сам был холоден; он был самым холодным человеком. Ничто не вызывало в нем страха. Мамулян, конечно, это разглядел.
     - Закрой дверь, - сказал Европеец белокурому мальчику. - И подыщи что-нибудь, чем можно его связать.
     Брир ухмыльнулся.
     - Ты ослушался меня, - сказал Европеец. - Я оставил тебя завершить дело на Калибан-стрит.
     - Я хотел ее видеть.
     - Она не твоя, чтобы на нее смотреть. Я заключил с тобой сделку и, как и все остальные, ты нарушил ее условия.
     - Маленькая игра, - сказал Брир.
     - Нет маленьких игр, Энтони. Ты, бывший со мной все это время, неужели ты не понял? Каждое действие значимо. Особенно игра.
     - Меня не трогает то, что ты говоришь. Все слова, только слова.
     - Я тебя презираю, - сказал Европеец. Грязное лицо Брира, обращенное к нему, выразило то ли тревогу, то ли раскаяние. Хотя Европеец знал, что сейчас у него есть превосходство, что-то в лице Брира заставило его насторожиться. В свое время Мамуляну служили и более отвратительные типы. Бедный Константин, например, чьи посмертные аппетиты простирались куда дальше поцелуев. Почему тогда Брир его беспокоит?
     Святой Чэд разобрал одежду: вот эти ремень и галстук подойдут Мамуляну.
     - Привяжи его к кровати.
     Чэд едва смог коснуться Брира, хотя тот не сопротивлялся. Тот согласился на эту игру в наказание с идиотической ухмылкой, все еще кривившей его лицо. Его кожа - под рукой Чэда - была нетвердой, как будто под этой тугой, лоснящейся поверхностью мышцы обратились в желе и гной. Святой работал, исполняя долг как можно старательней, в то время как пленник развлекался разглядыванием мух, кружащих по орбите у его головы.
     Через три - пять минут руки и ноги Брира были надежно закреплены. Мамулян кивнул в знак удовлетворения.
     - Отлично. Ты можешь идти к Тому в машину. Я спущусь через несколько секунд.
     Чэд почтительно удалился, вытирая руки о носовой платок на ходу. Брир все еще созерцал мух.
     - Сейчас я должен тебя покинуть, - сказал Европеец.
     - Когда же ты вернешься? - спросил Пожиратель Лезвий.
     - Никогда.
     Брир улыбнулся.
     - Значит, я свободен, - сказал он.
     - Ты мертв, Энтони, - ответил Мамулян.
     - Что? - улыбка Брира начала растворяться.
     - Ты мертв с тех пор, как я нашел тебя висящим под потолком. Я думаю, ты, может быть, знал, что я приду, и убил себя, чтобы спастись. Но ты был мне нужен. Поэтому я дал тебе немного своей жизни, чтобы использовать для себя.
     Улыбка Брира исчезла навсегда.
     - Вот почему ты так нечувствителен к боли - ты ходячий труп. Твое тело изнашивается, от этого ты и страдал эти жаркие месяцы, а теперь все кончено. Совершенно предотвратить такое было невозможно, но я сделал разложение медленным.
     Брир потряс головой. Это было чудо искупления?
     - Теперь ты мне больше не нужен. Поэтому я отнимаю свой дар...
     - Нет!
     Он попытался сделать какой-нибудь умоляющий жест, но запястья были связаны тесно вместе и веревки врезались в мышцы, отчего те продавливались и покрывались бороздами, как мягкая глина.
     - Скажи мне, как я могу возместить, - предложил Брир, - что-нибудь.
     - Нет ничего.
     - Все, что ты попросишь. Пожалуйста.
     - Я попрошу тебя страдать, - ответил Европеец.
     - Зачем?
     - За предательство. За то, в конце концов, что ты такой же, как и остальные.
     - Нет... просто маленькая игра...
     - Тогда пусть и это будет игрой, если она развлечет тебя. Шесть месяцев изнашивания спрессовались во много часов.
     Мамулян подошел к кровати, положил руку на рыдающий рот Брира и сделал рукой движение, как будто хватая что-то.
     - Все кончено, Энтони, - сказал он.
     Брир почувствовал шевеление в животе, словно некий затрепетавший предмет неожиданно дернулся и вышел. Он следил за уходом Европейца откинув голову. Что-то, но не слезы, собралось в уголках глаз.
     - Прости меня, - умолял он своего спасителя. - Пожалуйста, прости меня.
     Но Европеец ушел, спокойно прикрыв за собой дверь.
     Какой-то шум донесся с подоконника. Брир оторвал взгляд от двери и поглядел туда. Два голубя повздорили из-за одного куска и теперь разлетелись. Маленькие белые перья падали на подоконник, как снег в разгаре зимы.

66

     - Вы мистер Галифакс, не так ли?
     Человек, озиравший ящики фруктов в безветренном, полном ос дворе позади магазина, обернулся к Марти.
     - Да. Чем могу служить?
     Мистер Галифакс был плохо загоревшим и неблагоразумным человеком. Его лицо кое-где шелушилось и выглядело болезненно. Он был раздражителен и неуютен для окружающих, и как подумал Марти, лишен самообладания. Тактичность должна стать девизом сегодняшнего дня, если он хочет завоевать доверие этого человека.
     - Как дела, все в порядке? - спросил Марти.
     Галифакс пожал плечами.
     - Выправятся, - сказал он неохотно, оторванный от своего занятия. - Много регулярных клиентов в это время в отпуске.
     Он уставился на Марти.
     - Я вас знаю?
     - Да. Я был здесь несколько раз, - солгал Марти. - Из-за клубники для мистера Уайтхеда. Вот почему я и пришел. Обычный заказ.
     Галифакс ничем не выдал своего удивления; он поставил поднос персиков, который держал в руках, на землю.
     - Извините. Я не обслуживаю мистера Уайтхеда.
     - Клубника, - подсказал Марти.
     - Я слышал, что вы сказали, - ответил Галифакс вспыльчиво, - но я не знаю никого с таким именем. Вы, должно быть, ошиблись.
     - Вы меня помните?
     - Нет, не помню. Теперь, если вы желаете что-то купить, вас обслужит Тереза, - он кивнул в сторону своего магазина. - Я хочу закончить здесь прежде, чем испекусь на этом солнце.
     - Но я полагал взять клубники.
     - Вы можете взять ее сколько угодно, - сказал Галифакс, простирая руки. - У нас ее навалом. Спросите Терезу.
     Марти чувствовал, как растет разрыв между ними. Человек не собирался отступить ни на дюйм. Он попробовал последний намек.
     - Вы не собрали комплект для мистера Уайтхеда? Обычно вы их пакуете для него.
     Эта значительная деталь, казалось, убрала праздность с лица Галифакса. Но расцвело сомнение.
     - Слушайте... - сказал он, - я не думаю, что вы совсем не понимаете... - его голос упал, хотя никого в саду, кто бы мог подслушать, не было, - Джо Уайтхед мертв. Вы не читали в газетах?
     Большая оса высадилась на руку Галифакса и начала продираться сквозь волосы. Он позволил ей спокойно ползать.
     - Я не верю всему, что прочитываю в газетах, - ответил спокойно Марти. - А вы?
     - Я не знаю, о чем вы говорите, - ответил тот.
     - О его клубнике, - сказал Марти. - Я за этим и пришел.
     - Мистер Уайтхед мертв.
     - Нет, мистер Галифакс, Джо не умер. Вы и я, мы оба это знаем.
     Оса поднялась с руки Галифакса и заметалась в воздухе между ними. Марти отмахнулся от нее; она вернулась, гудя громче.
     - Кто вы? - спросил Галифакс.
     - Телохранитель мистера Уайтхеда. Я вам говорил, что был здесь раньше.
     Галифакс снова нагнулся к подносу с персиками, несколько ос роились около вмятины на одном из них.
     - Извините, ничем не могу вам помочь, - сказал он.
     - Вы уже отдали их, что ли? - Марти положил руку на плечо Галифакса. - А?
     - Я не волен рассказывать вам что-либо.
     - Я друг.
     Галифакс оглядел Марти.
     - Я поклялся, - сказал он с таким видом, будто дело завершено.
     Марти продумал, каковы должны быть его действия после подобной заминки: Галифакс признается, что что-то знает, но отказывается сообщать детали. Что теперь? Выбить из него все?
     - Джо в большой опасности.
     - О, да, - пробормотал Галифакс. - Вы думаете, он не осознает этого?
     - Я могу помочь ему.
     Галифакс покачал головой.
     - Мистер Уайтхед был ценным покупателем многие добрые годы. Я не знал человека, который любил клубнику так, как он ее любил.
     - В настоящем времени, - заметил Марти.
     Галифакс продолжал, хотя его и прервали:
     - Он бывало, приходил сюда сам, до того, как умерла его жена. Затем перестал заходить. Но все еще покупал фрукты. Приходил кто-то и забирал их для него. И на Рождество всегда присылал большой чек на подарки детям. Чеки до сих приходят. Все еще посылает деньги для них.
     Оса села на тыльную часть его руки, где подсыхал сладкий сок персика или чего-то другого. Галифакс позволил ей его попробовать. Марти он понравился. Если Галифакс не хочет передать Марти информацию добровольно, то он не найдет в себе сил выудить ее испугом.
     - Теперь вы приходите сюда и говорите, что его друг, - сказал Галифакс. - А откуда я знаю, что вы говорите правду? У людей есть такие друзья, которые режут им горла.
     - У него особенно.
     - Правильно. Так много денег и так мало людей, которые заботятся о нем, - Галифакс смотрел с тоской. - Мне кажется, что я должен скрывать его бегство, что вы об этом думаете? Или есть кто-то другой, кому он может довериться, во всем мире?
     - Да, - признался Марти. То, что сказал Галифакс, было верно и очень жалко, и ему нечего было сказать, чтобы его разубедить.
     - Спасибо, - сказал он, прожевав урок, - извините, что оторвал вас от работы.
     Марти направился к магазину. Он сделал несколько шагов, прежде чем Галифакс сказал:
     - Вы были одним из тех.
     Марти повернулся на каблуках.
     - Что?
     - Вы были тот самый, кто приходил за клубникой, я вспомнил вас. Только вы выглядели немного по-другому.
     Марти пробежал рукой по многодневной бороде; стрижка стала в эти дни забытым искусством.
     - Нет, не волосы, - сказал Галифакс. - Вы были крепче. Я не думал.
     Марти нетерпеливо ждал, пока Галифакс не закончит свою прощальную проповедь. Его мозги уже настроились на другую возможность. Только тогда, когда он повернулся на слова Галифакса, то осознал, что тот изменил свое мнение и собирается рассказать. Он поманил Марти.
     - Вы думаете, что сможете ему помочь?
     - Может быть.
     - Я надеюсь, что кто-то сможет.
     - Вы видели его?
     - Я расскажу вам. Он позвонил в магазин, попросил меня. Смешно, но я узнал голос тут же, после стольких лет. Он попросил меня принести ему немного клубники. Сказал, что не сможет прийти сам. Это было ужасно.
     - Почему?
     - Он был так напуган, - Галифакс помолчал, подыскивая правильные слова. - Я помню его, он такой большой, вы знаете? Впечатляющий. Приходил в магазин и все глядели на него. А теперь? Сократился до нуля. Страх с ним это сделал. Я знаю, что с ним это случилось. Моя золовка, то же самое с ней было. У нее был рак. Страх убил ее за несколько месяцев, а не опухоль.
     - Где он?
     - Я же говорю вам: я вернулся домой и не сказал никому не слова. Просто выпил полбутылки виски залпом. Никогда такого в жизни не делал. Я просто хотел прогнать ту картинку - как он выглядел - из своей головы. Это просто выворачивало мне желудок, слушать его и глядеть на него, такого. Я имею в виду - если такие, как он, испуганы, какой шанс у нас, всех остальных?
     - Вы в безопасности, - сказал Марти, надеясь, что месть Европейца не распространится на поставщика клубники Старика. Галифакс был хорошим человеком. Марти, глядя на круглое, красное лицо, понял, что потрясен этим.
     Здесь добро. Пороки тоже, конечно, - грехи охапкой, быть может. Но добра было достаточно, и не важно, сколь много у этого человека разных пятен. Марти захотелось наколоть дату осознания подобного факта на своей ладони.
     - Там отель, - продолжал говорить Галифакс, - его еще называют "Орфеем", иногда. Это вверх по Эдгваер Роуд; на Степл Корнер. Ужасное, жалкое место. Я не удивлюсь, если узнаю, что он ждет банду убийц.
     - Он там один?
     - Да, - Галифакс вздохнул, размышляя, как проходит и падает могущество.
     - Может быть, - предположил он вдруг, - вы сможете отнести ему несколько персиков?

***

     Галифакс пошел в магазин и вернулся с потертым экземпляром "Атласа Лондонских улиц: от A до Z". Пролистал порыжевшие от времени страницы, ища нужную карту, все время выражая свое уныние по поводу такого поворота событий и надежды, что события все-таки обернутся к лучшему.
     - Вокруг отеля куча улочек, - объяснил он, - а карта, боюсь, слишком старая.
     Марти поглядел на страницу, которую выбрал Галифакс. Облако, несущее дождь, который уже вымочил Килбурн и всю округу к северо-западу, закрыло солнце, когда грязный палец Галифакса прочертил маршрут через карту - от главной улицы Холборна к отелю "Обитель Демонов".

XIII В отеле "Обитель демонов"

67

     Каждое поколение представляет Ад по-своему. Территория его изучена до смехотворности и почва ее взрыхлена; его ужасы пересмотрены и, при необходимости, переделаны под существующие в настоящий момент зверства; его архитектура прошла перепланировку, чтобы устрашить взор современных проклятых. В ранние века Обитель Демонов - первый город Ада - возвышалась на вулкане, и молнии разрывали облака над его вершиной, и на склонах его жарили яичницы, для того, чтобы поддержать силы падших ангелов. Сейчас такая зрелищность принадлежит Голливуду. Ад переместился. Ни молний, ни всплесков пламени.
     На пустыре, в нескольких сотнях ярдов от шоссе, он обрел новое воплощение - дряхлое, разрушенное, запущенное. Но здесь, где атмосфера уплотнена дымом и копотью, второстепенные ужасы приобретают новую жестокость. Небеса каждую ночь похожи на Преисподнюю. Уже не "Орфей" - здесь и далее называемый "Обителью Демонов" - Отель.

***

     Когда-то это было впечатляющее здание и оно могло бы еще стать таким, если бы его хозяева приложили бы к этому усилия. Но задача восстановления и перестройки такого громадного и старомодного отеля была, видимо, финансово необоснованной. Когда-то давно огонь изуродовал дом, спалив первые три этажа прежде, чем был остановлен. Четвертый и остальные этажи были закопчены дымом и едва демонстрировали знаки прежней славы и величия отеля.
     Причуда городского отдела планировки нанесла еще один удар по возможности восстановления отеля. Как объяснил Галифакс, территория вокруг отеля расчищается для какой-то проектируемой перестройки. Однако ничего не делалось. Отель стоял в прекрасной изоляции, опутанный дорогами, ответвляющимися от дороги М1, не более чем в трех сотнях ярдов от одной из самых насыщенных и современных магистралей южной Англии. Тысячи водителей ежедневно мельком смотрели в его сторону, однако его дряхлый облик был уже настолько всем знаком, что на его существование вряд ли обращали внимание. "Умно, - подумал Марти, - спрятаться у всех на виду".
     Он остановил машину как можно ближе к отелю и пролез в дыру в заборе из рифленого железа, окружавшего отель, я отправился по пустырю. Надписи на заборе "Не входить" и "Не сваливать мусор" очевидно игнорировались. Черные пластиковые пакеты, набитые всяким хламом, были разбросаны среди прочего мусора, обломков и старых кострищ. Большинство пакетов было разорвано детьми или собаками. Разнообразный мусор был разбросан повсюду: сотни обрывков одежды и тряпья валялись под ногами, протухшие объедки, мятые консервные банки, подушки, абажуры от ламп, автомобильные двигатели - все это было раскидано по серой от пыли траве.
     Несколько собак - диких, как полагал Марти, - отвлеклись от своих поисков съестного на этой свалке, наблюдая за его появлением; их морды были в грязи, сквозь которую поблескивали желтые глаза. Он вспомнил о Белле и ее благородном семействе - эти шавки, казалось, принадлежали вообще к другому животному миру. Почувствовав, что он наблюдает за ними, они отвернулись, искоса посматривая в его сторону, как бездарные шпионы.
     Он подошел к главному входу в отель: слово ОРФЕЙ все еще ясно читалось над дверьми; по обе стороны от входной лестницы стояли колонны, явно пародирующие дорический стиль; сам вход был забавно отделан черепицей. Однако поперек самой двери крест накрест были набиты доски и висело предупреждение о наказании за вторжение. Это вызывало большое сомнение. Окна второго, третьего и четвертого этажей были заколочены так же, как и дверь. Окна первого этажа были заложены кирпичами. Позади здания была дверь, которая не была забита, однако, видимо, была закрыта изнутри на засов. Наверно, Галифакс входил сюда именно здесь, но его впускал Уайтхед. Проникнуть внутрь можно было лишь сломав дверь.
     Только осматривая отель второй раз, он обратил внимание на пожарную лестницу. Она извивалась по восточной стороне здания - впечатляющая сварная металлическая конструкция, сейчас практически целиком покрытая ржавчиной. Дальнейшее разрушение лестницы проводилось какой-то предприимчивой фирмой, которая, решив нажиться на металлоломе, принялась отрывать лестницу от стены и уже довела свою работу до второго этажа. Таким образом нижний пролет отсутствовал и полуоторванный конец лестницы торчал футах в десяти над землей. Марти задумался над возникшей проблемой. Большинство дверей пожарных выходов на этажах были забиты, хотя одна из них, на четвертом этаже, хранила слабые следы вскрытия. Может быть, так старик отыскал себе вход? Ему понадобилась бы помощь - наверное, это был Лютер.
     Марти осмотрел стену под пожарным выходом. Она была вся разрисована граффити, однако полностью гладкая. На протяжении нескольких первых футов не было ничего, за что он мог бы зацепиться или наступить, чтобы подняться. Он повернулся к пустырю, отыскивая взглядом что-нибудь подходящее, и в наступающих сумерках среди кучи разбитой мебели обнаружил стол: у него осталось всего три ноги, но он был вполне пригоден. Он подтащил его к стене и накидал под него несколько мешков с мусором, легко заменивших ему отломанную конечность. Стол покачивался, когда он взбирался на него, но все равно он не мог дотянуться до лестницы. Ему пришлось подпрыгнуть и с четвертой попытки ему удалось ухватиться за нижний конец лестницы, на котором он повис на расстоянии вытянутой руки от нижней ступеньки. Мелкие частички ржавчины дождем осыпали его лицо и волосы. Лестница треснула. Он собрался с силами и подтя