ько пикни, и я прирежу тебя, сестренка, - проговорил он,  и  рот
Мириам закрылся.
     Он снова схватил ее за волосы и втащил в гостиную. Ее юбка шуршала по
полу. За голову зацепился шарфик, который волочился за ней. Она  застонала
от боли.
     - Не делай этого, - сказал он, - я тебя уже предупреждал.
     Они были в гостиной.  Это  была  маленькая,  но  прелестная  комната.
Уютная. Гравюры французских импрессионистов висели на стенах. Окантованный
плакат, рекламировавший мюзикл "Кошки". ТЕПЕРЬ  и  НАВСЕГДА,  говорил  он.
Засушенные  цветы.  Небольшая  секционная   софа,   застеленная   какой-то
грубоватой, пшеничного цвета материей. Книжный шкаф. В нем он мог  увидеть
обе книги Бомонта на одной полке и все четыре книги Старка  -  на  другой.
Книги Бомонта стояли на полке повыше. Это было, конечно,  неправильно,  но
он решил, что эта сучка просто плохо разбирается в литературе.
     Он отпустил ее волосы. - Садись на кушетку, сестренка. На тот  конец.
- Он указал на тот край кушетки, с которым  соседствовал  угловой  столик,
где были водружены телефон и автоответчик с памятью для записей.
     - Пожалуйста, - прошептала она, не пытаясь  встать.  Ее  рот  и  щека
начали сильно распухать, и слово получилось невнятно-шипящим: "Пожашуй". -
Берите все. Все. Деньги в банке: "Денни вааннке".
     - Сядь на кушетку. На тот конец. - На этот раз он одной рукой  указал
ей место, другой рукой помахав бритвой перед лицом Мириам.
     Она залезла на кушетку и  сжалась  в  подушках,  насколько  это  было
возможно, ее темные глаза были широко открыты. Она обтерла  рот  рукой  и,
словно не веря, смотрела на  кровь,  появившуюся  после  этого  у  нее  на
тыльной стороне ладони, а затем взглянула снова на светловолосого.
     - Что вам нужно? "Што ваа нуж?" - Это звучало, словно кто-то  говорил
со ртом, набитым пищей.
     - Я хочу, чтобы ты позвонила по телефону, сестрица.  Это  все.  -  Он
взял со стола телефон и, используя  протянутую  бритву,  нажал  кнопку  на
панели  управления  телефона.  Затем  он  передал  аппарат  ей.  Это  было
старомодное устройство с трубкой, напоминающей гантели.  Намного  тяжелее,
чем аппарат "Принцесс". Он знал это и увидел по ее  внезапно  напрягшемуся
телу, когда она заполучила телефон, что она тоже думает  об  этом.  Легкая
усмешка тронула губы мужчины. Она,  правда,  более  нигде  не  проявилась,
только на губах. Эта улыбка никак не была светлой.
     - Ты думаешь, не размозжить ли мне голову этой штуковиной,  сестрица?
- спросил он Мириам. - Я тебе скажу прямо, это не очень удачная  мысль.  А
ты ведь знаешь, что делают с людьми, которые теряют  удачные  мысли,  ведь
правда? - Она ничего не  ответила,  и  он  продолжал:  -  Они  исчезают  с
небосклона. Это точно. Я как-то увидел это на карикатуре.  Поэтому  крепче
держи этот телефон на коленях и  постарайся  сконцентрироваться,  чтобы  к
тебе вернулись удачные и счастливые мысли.
     Она смотрела на него во все глаза. Кровь медленно стекала вниз по  ее
подбородку. Капля упала на кайму  ее  платья.  -  Ее  никогда  не  смоешь,
сестренка, - подумал светловолосый. - Говорят, что это легко сделать, если
только быстро замыть пятно холодной водой, но это не так. У них ведь  есть
приборы. Спектроскопы. Газовые хроматографы.  Ультрафиолетовое  облучение.
Леди Макбет была права.
     - Если тебя опять посетят эти плохие мысли, я  ведь  увижу  по  твоим
глазам, сестренка. Они у тебя такие большие и темные.  Ты  же  не  хочешь,
чтобы один из них вдруг скатился по твоей щеке, ведь так?
     Она покачала головой  так  быстро  и  сильно,  что  волосы  буквально
создали маленькую бурю вокруг лица. И в то же время она не спускала с него
молящих о пощаде глаз, черных и прекрасных. Сэр, я готова сделать все, что
вам будет угодно.
     На этот раз улыбка коснулась не только его  рта,  но  и  глаз,  и  он
подумал, что она пресмыкается, как самая настоящая дешевка.
     - Я хочу, чтобы ты набрала номер Тада Бомонта.
     Она только смотрела на него, ее глаза блестели с оттенком ужаса.
     - Бомонт, - терпеливо повторил он. - Писатель. Сделай это,  сестрица.
Время течет только вперед и с быстротой крылатых ног Меркурия.
     - Моя книжка, - сказала она. Ее  рот  сейчас  слишком  распух,  чтобы
можно было сразу понять, что она  произносит.  "Оя  ниж"  -  вот  как  это
звучало.
     - "Оя ниж"? - спросил он. - Что ты бормочешь? Я  ничего  не  понимаю.
Объясни, сестренка.
     Тщательно преодолевая боль и по буквам  -  моя  книжка.  Книжка.  Моя
адресная книжка. Я не помню номер.
     Прямое лезвие прошелестело по воздуху в ее направлении. Оно произвело
звук,  похожий  на  человеческий  шепот.  Это   было,   возможно,   только
воображение, но, однако, этот шепот  услышали  они  оба.  Она  еще  дальше
забилась в подушки, разбитые  губы  искривились  в  гримасе.  Он  повернул
бритву так, чтобы лезвие поймало слабый и мягкий отсвет настольной  лампы.
Он  легко  наклонил  бритву,  позволив  свету  пробежать  по  лезвию,  как
стекающей вниз воде, и посмотрел на нее взглядом,  словно  говорящим,  что
они были бы просто сумасшедшими или кретинами, если не  восхитились  столь
прекрасной вещью.
     - Не нагадь мне, сестрица. - Теперь  в  его  голосе  слышался  мягкий
южный акцент. - Это то самое,  что  тебе  не  надо  бы  делать,  когда  ты
работаешь на парня вроде меня. А теперь набери его... номер.
     Она могла  даже  не  записать  номер  Бомонта  в  телефонную  память,
поскольку имела с ним совсем не много дел, но ей следовало бы это  сделать
для Старка. В книжном бизнесе Старк был козырной картой для  нее,  а  ведь
номер телефона обоих этих писателей один и тот же.
     Слезы полились у нее из глаз. - Я не помню, - простонала она. "Я  нее
ооммю".
     Светловолосый  готов  был  прирезать  ее  не  из-за  того,   что   он
рассердился,  но  потому,  что  когда  вы  позволяете   леди   типа   этой
пользоваться одной  ложью,  это  всегда  приводит  к  другой  -  но  затем
передумал. Вполне возможно, что она действительно могла на время  позабыть
даже телефонные номера столь важных клиентов как фирма  Бомонт/Старк.  Она
ведь в шоке. Если он попросит набрать номер телефона  ее  же  собственного
агентства, она тоже может не вспомнить его.
     Но поскольку речь идет о Таде Бомонте, а не о Рике  Коули,  он  решил
помочь.
     - О'кей, - сказал светловолосый. - Ты расстроена.  Я  понимаю.  Я  не
знаю, поверишь ли ты, но я даже сочувствую. Тебе везет, поскольку  я,  как
ни странно, знаю этот номер сам. Помню его, словно  это  мой  собственный,
можно сказать. И знаешь что? Я даже не собираюсь заставлять тебя  набирать
его, частично потому, что не хочу сидеть здесь до холодов, ожидая пока  ты
наконец наберешь его правильно, но также потому, что я действительно  тебе
сочувствую. Я собираюсь сам наклониться и набрать номер.  Ты  знаешь,  что
это означает?
     Мириам Коули покачала головой. Ее темные глаза, казалось,  собирались
занять вскоре все ее лицо.
     - Это значит, что я собираюсь поверить тебе. Но только до  этих  пор;
только в этом и не дальше, милая. Ты меня слушаешь? Ты все усекла?
     Мириам усердно закивала, ее волосы снова рассыпались. Видит Бог,  ему
нравились женщины с длинными волосами.
     - Хорошо. Это хорошо. Пока я набираю  номер,  сестричка,  тебе  очень
хочется  посмотреть  на  это  лезвие.  Это  очень  помогает  хранить  твои
счастливые мысли в полном порядке.
     Он наклонился и начал набирать номер на старинном  вращающемся  диске
циферблата.  Усиленные  записывающим  устройством  звуки  вызова  абонента
послышались  после  набора  номера.  Они  раздавались  как  при   вращении
карнавального колеса фортуны. Мириам Коули сидела с аппаратом на  коленях,
посматривая то на бритву, то на бесстрастные и грубые черты лица  ужасного
незнакомца.
     - Говори с ним, - приказал светловолосый. - Если  ответит  его  жена,
скажи ей, что звонит Мириам из Нью-Йорка, и что ты хочешь  переговорить  с
ним. Я знаю, что рот у тебя распух, но сделай так, чтобы ответивший  узнал
тебя. Сделай это ради меня,  сестрица.  Если  ты  не  хочешь,  чтобы  тебе
располосовали лицо, как на портрете Пикассо, ты это отлично  сделаешь  для
меня. - Последние два слова прозвучали невнятно, почти как у нее.
     - Что... Что я должна сказать?
     Светловолосый ухмыльнулся. Она обработана, все идет как надо. Все эти
нежности. Все эти волосы. Он почувствовал некое оживление  в  зоне  пониже
ременной пряжки. Там что-то ожило.
     Телефон  звонил.  Они  оба  хорошо  это  слышали  через  усилительное
устройство.
     - Ты будешь говорить нужные вещи, сестрица.
     Послышался звук снимаемой на другом конце провода телефонной  трубки.
Светловолосый дождался "Хэллоу", сказанного голосом Бомонта,  а  затем  со
скоростью жалящей змеи наклонился вперед и полоснул лезвием  бритвы  левую
щеку Мириам Коули, содрав с нее  полоску  кожи.  Кровь  хлынула  из  раны.
Мириам пронзительно завизжала.
     - Хэллоу! - крикнул Бомонт. - Хэллоу, кто там? Черт побери, кто вы?
     "Да, это я, все в порядке, ты, сукин сын, - подумал светловолосый.  -
Это я, и ты знаешь, что это я, ведь так?"
     - Скажи ему, кто ты и что происходит, - прорычал он Мириам. -  Сделай
это! Не заставляй меня повторять дважды!
     - Кто это? - кричал Бомонт. - Что происходит? Что там?
     Мириам снова вскрикнула. Кровь забрызгала подушки кушетки. Это уже не
были отдельные капли; ее платье было насквозь пропитано кровью.
     - Делай, что я говорю, или я перережу тебе глотку этой штукой!
     - Тад, здесь мужчина!  -  простонала  она  в  телефон.  Боль  и  ужас
позволили ей говорить  четко  и  ясно.  -  Здесь  преступник!  Тад,  Здесь
ГОЛОВОРЕЗ...
     - НАЗОВИ СЕБЯ! - рявкнул светловолосый и блеснул лезвием  в  каком-то
дюйме перед ее глазами. Она отшатнулась с воплем.
     - Кто это? Кто...
     - МИРИАМ! - прокричала она. - О, ТАД, НЕ ДАЙ ЕМУ СНОВА ПОЛОСНУТЬ МЕНЯ
НЕ ДАЙ ЭТОМУ ГОЛОВОРЕЗУ СНОВА ПОЛОСНУТЬ МЕНЯ НЕ ДАЙ...
     Джордж  Старк  перерезал  телефонный  шнур.  Усилительное  устройство
издало один негодующий хлопок и замерло в молчании.
     Все было хорошо. Могло быть  и  еще  лучше;  он  хотел  заделать  ее,
действительно хотел трахнуть ее. Уже давно он не  хотел  проделать  это  с
женщиной, но эта вызвала у него желание, но он не собирался  удовлетворять
его. Будет слишком много крика. Кролики снова  повылезают  из  своих  нор,
принюхиваясь к воздуху, чтобы не проворонить большого  хищника,  кружащего
где-то поблизости в джунглях, за пределами зоны в  их  лагере,  освещенной
жалкими небольшими фонарями.
     Она по-прежнему кричала.
     Было ясно, что она уже потеряла все счастливые мысли.
     Поэтому Старк снова схватил ее за волосы, закинул голову назад, чтобы
она полюбовалась потолком и перерезал ей глотку.
     В комнате воцарилась тишина.
     - Вот и  все,  сестренка,  -  сказал  он  нежно.  Он  сложил  бритву,
аккуратно убрал ее в футляр и переправил его обратно себе в карман.  Затем
он протянул свою окровавленную левую руку и закрыл ей глаза.  Манжета  его
рубашки тут же пропиталась теплой кровью, которая все еще хлестала  из  ее
глотки, но нужную вещь всегда необходимо сделать.  Если  это  женщина,  ты
должен закрыть ей глаза. Неважно, насколько она была дрянью, даже если  бы
она была наркоманкой, продавшей собственных детей ради очередной дозы,  ты
должен закрыть ей глаза.
     А она вообще была лишь пешкой. Рик Коули был совсем другое дело.
     И человек, написавший в журнале тот материал.
     И та сука, которая делала фотографии, особенно ту, у могильной плиты.
Сука, да, настоящая сука, но он и ей обязательно закроет глаза.
     А когда он о них всех позаботится,  настанет  время  поговорить  и  с
самим Тадом. Без посредников, как мужчина с мужчиной. Пора бы Таду  понять
причину. После того, как он закончит со всеми, он ожидает, что  Тад  будет
готов понять эту причину. Если же нет, есть много способов заставить  Тада
сделать это.
     Он ведь, кроме всего прочего, женатый  человек  -  с  очень  красивой
женой, настоящей королевой.
     И он имеет детей.
     Он окунул палец в кровь Мириам и быстро начал писать  на  стене.  Ему
пришлось дважды обмакивать палец, и наконец короткое послание  красовалось
там, где нужно, над запрокинутой головой  мертвой  женщины.  Она  бы  сама
смогла прочитать его, не будь ее глаза закрыты.
     И, конечно, если бы она была жива.
     Он наклонился и поцеловал Мириам в щеку.
     - Доброй ночи, сестричка, - сказал он и вышел из квартиры.
     Мужчина из квартиры напротив снова выглянул из своей двери.
     Когда  он  заметил  высокого,  перепачканного  кровью  светловолосого
человека, появившегося из квартиры Мириам, он захлопнул  дверь  и  наглухо
закрыл ее на все засовы.
     "Мудро, - подумал  Джордж  Старк,  спускаясь  из  холла  к  лифту.  -
Чертовски мудро".
     Между тем ему надо поторапливаться. У него еще есть дела.
     Есть еще кое-кто, о ком надо позаботиться этим вечером.



                         Глава 13. ПОЛНАЯ ПАНИКА

                                    1

     Несколько секунд - он не представлял, сколько это длилось -  Тад  был
объят паникой, столь сильной и полной, что был буквально неспособен как-то
функционировать. Он искренне  удивился,  что  оказался  способен  хотя  бы
дышать в это время. Позднее он подумал, что лишь однажды в жизни  ему  уже
пришлось испытывать нечто очень похожее, когда ему было десять лет, и он с
парой друзей решил пойти поплавать в середине мая.  Это  было  по  меньшей
мере на три недели раньше того срока, когда  любой  из  мальчишек  начинал
плавать, но все равно казалось прекрасной идеей. Дни стояли ясные и  очень
жаркие для мая в Нью-Джерси, температура достигала восьмидесяти  с  лишним
градусов <80 по Фаренгейту равны 27 по Цельсию>.  Все  трое  спустились  к
озеру Дэвиса, как они издевательски именовали небольшой  пруд  в  миле  от
дома Бомонтов в Бергенфилде. Он первым разделся и надел плавки, и  поэтому
первым полез в воду. Он просто нырнул туда с берега,  и  Тад  до  сих  пор
удивлялся, что не отдал тогда концы - насколько он был  близок  к  смерти,
ему никогда впоследствии не хотелось точно определять. Воздух в  тот  день
действительно был раскален, как в середине лета, но вода была  точь-в-точь
такой же, как ранней зимой, незадолго до  появления  льда  на  поверхности
пруда. Его нервная система  мгновенно  дала  короткое  замыкание.  Дыхание
прекратилось, сердце остановилось, и когда он вынырнул на поверхность,  он
напоминал автомобиль с севшим аккумулятором,  автомобиль,  который  срочно
нужно завести, но неизвестно, что же нужно для этого сделать.  Он  помнил,
каким ярким было солнце, отражавшееся десятью тысячами золотых пятнышек на
сине-черной поверхности воды, он  помнил  Гарри  Блэка  и  Рэнди  Уистера,
стоявших на берегу. Гарри, снимающего свои знаменитые спортивные брюки,  и
Рэнди, уже нагишом, с плавками в руке и  вопрошающего  "Как  вода,  Тад?".
Все, что был способен сознавать Тад, когда всплыл, было: "Я умираю,  прямо
здесь под солнцем, перед двумя лучшими друзьями, и  это  происходит  после
школьных занятий, и нам не задавали домашнего задания, и  мистер  "Давайте
построим свой собственный дом мечты" должен сегодня идти в  раннем  ночном
шоу по телевизору, и ма сказала, что мне будет разрешено  поужинать,  сидя
прямо перед телевизором, но я никогда не увижу эту  передачу,  потому  что
собираюсь умереть". То, что было всегда так легко - дышать - теперь  почти
не удавалось. Словно какой-то гигантский комок застрял  в  горле,  что-то,
что нельзя было никак  вытолкнуть  или  всосать  внутрь.  Сердце  в  груди
напоминало маленький холодный камень. Затем  что-то  лопнуло,  Тад  сделал
жадный вдох, его  тело  покрылось  миллиардом  гусиных  пупырышков,  и  он
ответил Рэнди тем бездумным ликующим голосом, который является привилегией
только маленьких ребят: Вода отличная! Не  очень  холодная!  Только  через
несколько лет до него дошло, что он мог запросто убить кого-нибудь из  тех
двоих или даже обоих, точно так  же,  как  только  что  он  чуть  было  не
отправил себя самого на тот свет.
     То, что происходило сейчас, очень походило на тогдашнее  состояние  -
Тад был полностью отключен от мира. В армии  подобное  состояние  называли
"групповое трахание". Да. Хороший  термин.  Вообще,  когда  дело  касается
терминологии, армия всегда и по-настоящему на высоте.  Он  здесь  сидел  в
самом центре огромного и великого группового трахания. Он сидел на кресле,
не в кресле, а именно  на  нем,  подавшись  вперед  с  телефоном  в  руке,
уставившись мертвыми глазами на телевизор. Он был уверен, что Лиз вошла  в
дверной проем, она спрашивает,  кто  это,  и  что  случилось.  И  все  это
напоминало тот день на озере Дэвиса, в точности, как тогда, грязный  носок
из хлопка в его глотке, тот самый, который не идет ни туда  ни  сюда,  все
линии связи между мозгом и  сердцем  внезапно  заблокированы,  "мы  просим
извинения за эту непредвиденную помеху, рабочий режим  будет  восстановлен
как можно скорее, а может быть, он вообще никогда не  будет  восстановлен,
но в любом случае радуйтесь своему пребыванию в прекрасном  нижнем  городе
Эндсвилл, месте, где оканчиваются все железнодорожные пути".
     Затем это сразу лопнуло, точно так же,  как  и  тогда,  и  он  сделал
глубокий вдох. Сердце тут же  откликнулось  двумя  быстрыми  галопирующими
ударами в его груди, а затем восстановило регулярный рит  м...  хотя  темп
был еще убыстрен, слишком убыстрен.
     Этот крик. Боже милостивый, этот крик.
     Лиз сейчас бежала через комнату, н  он  осознал,  что  она  выхватила
телефонный аппарат из его руки, только когда услышал ее возгласы "Хэллоу?"
и "Кто это?",  повторяющиеся  раз  за  разом.  Затем  она  услышала  гудки
прерванной связи и поставила телефон на место.
     - Мириам, - наконец удалось вымолвить Таду, когда Лиз  повернулась  к
нему. - Это была Мириам, и она кричала.
     За исключением своих книг, я нигде и никого не убивал.
     Воробьи летают снова.
     Мы называем это дурацкой начинкой.
     Мы называем это Эндсвилл.
     Хочу смыться назад на север, босс. Вы сочините мне алиби, потому  что
я хочу смыться на север. Отрежьте-ка мне кусок мяса.
     - Мириам? Кричала? Мириам Коули? Тад, что происходит?
     - Это он, - ответил Тад. - Я знаю, это он. Я думаю, что знал об  этом
почти с самого начала, а затем сегодня... днем... я ощутил еще одно...
     - Еще что? - Пальцы Лиз уперлись в ее шею, тяжело надавливая.  -  Еще
одно затемнение сознания? Еще один транс?
     - И то, и другое, - сказал Тад. - Воробьи  летают  снова.  Я  написал
много сумасшедшего бреда на листе бумаги, когда я был выключен. Я выбросил
это, но ее имя было на листе, Лиз. Имя Мириам  было  частью  того,  что  я
написал в то время, когда я был отключен... и...
     Он остановился. Его глаза открывались все шире и шире.
     - Тад? Тад, что с тобой? - Она схватила его за руку, потрясла  ее.  -
Что это такое?
     - В ее гостиной был плакат, - сказал он. Он слышал свой голос, словно
это был голос совершенно постороннего человека, голос, пришедший издалека.
Внеземной, быть может. - Плакат бродвейского  мюзикла.  "Кошки".  Я  видел
его, когда в последний раз  был  у  нее  в  квартире.  "Кошки".  ТЕПЕРЬ  И
НАВСЕГДА. Я это тоже написал. Я написал это потому,  что  он  был  там,  и
поэтому я тоже был  там,  часть  меня,  часть  меня  самого  смотрела  его
глазами...
     Он взглянул на нее. Он смотрел на Лиз широко открытыми глазами.
     - Это не опухоль, Лиз. По крайней мере, не та, что внутри моего тела.
     - Я не понимаю, о чем ты говоришь! - почти прокричала Лиз.
     - Я должен позвонить Рику, - пробормотал  Тад.  -  Часть  его  мозга,
казалось, оторвалась от общего  массива  н  двинулась  куда-то,  блестя  и
разговаривая сама с собой при помощи изображ