енно стало проступать 
отчаяние. -  Может быть, это были просто россказни... может быть... а 
может быть она действительно может что-то. Может быть, если она 
верит, то может, тогда...
	Он умолк. Несколько капель дождя ударились о ветровое стекло. С 
тех пор, как они привезли сюда эту женщину, ладони Захарии были 
холодными и влажными на ощупь. Он согласился обратиться к ней за 
помощью после того, как услышал рассказы про нее, но теперь он был 
по-настоящему испуган. В том, что она делала, казалось, не было ничего 
от Бога -  если она действительно делала то, что ей приписывали -  и 
Захария чувствовал себя замешанным в грехе.
	-  Хорошо, -  он согласно кивнул головой. -  Давай отвезем ее 
домой.
	Они вылезли из грузовика и двинулись по направлению к Рамоне. 
Температура упала еще ниже, а в их лица ударяли частые капли дождя.
	-  Миссис Крикмор, -  позвал Захария. -  Давайте заканчивать!
	Рамона не двигалась.
	-  Миссис Крикмор! -  снова крикнул он, стараясь пересилить 
порывы ветра. А затем остановился как вкопанный, поскольку ему 
показалось, что прямо за поворотом, за стеной сосен, он увидел 
мерцание, похожее на голубые огоньки на дороге. Он глядел на них, не в 
силах сдвинуться с места.
	Рамона вышла на дорогу между приближавшемся нечто и дубом 
"Палач".
	-  Я вижу это! Бог мой, я вижу это! -  закричал за спиной у 
священника Стентон. Сам Захария видел только мерцающие голубые 
полосы и поэтому крикнул:
	-  Что там? Что ты видишь?
	Но Стентон, казалось, потерял дар речи. Он издал невнятное 
мычание, а затем был почти сбит с ног очередным порывом ветра, 
несущегося со скоростью курьерского поезда.
	Рамона видела это ясно. Грузовик-пикап, отороченный синим 
пламенем. Он беззвучно скользил по направлению к ней, и когда он 
оказался достаточно близко, она увидела, что стеклоочистители 
грузовика работали во всю, а за ними виднелись два лица: мужское и 
женское. На голове у женщины была шляпка, а ее круглое, как яблоко, 
лицо лучилось в предвкушении танцев. Вдруг морщинистое коричневое 
лицо мужчины исказилось внезапной болью, а руки, отпустив рулевое 
колесо, обхватили голову. Голубые фары неслись прямо на Рамону, 
стоящую посреди дороги.
	-  С дороги! -  диким криком прорезался голос Стентона.
	Рамона протянула руки по направлению к голубому грузовику и 
тихо проговорила:
	-  Нет страха. Нет боли. Только мир и покой.
	Ей показалось, что она стала слышать шум двигателя и визжание 
шин в тот момент, когда грузовик заскользил и начал съезжать с дороги, 
набирая скорость перед встречей с "Палачом". Женщина в шляпке 
отчаянно пыталась дотянуться до руля. Мужчина рядом с ней корчился, 
беззвучно крича.
	-  Нет страха, -  сказала Рамона; грузовик был уже менее чем в 
десяти футах от нее. -  Нет боли. Только мир и покой. Будьте свободны. 
Будьте свободны. Будьте...
	В тот момент, когда голубое пламя приблизилось к ней вплотную, 
она услышала полный ужаса крик Стентона и почувствовала 
ужасающую боль в голове, на самом деле, видимо, в голове Джо 
Ролингза. Рамона чувствовала растерянность и ужас женщины. Она 
крепко сжала челюсти, не давая вырваться крику агонии. В этот момент 
объятый голубым пламенем грузовик на полной скорости врезался в нее.
	Захария и Стентон не были уверены в том, что они увидели далее. 
Впоследствии они ни разу не говорили друг с другом на эту тему. Когда 
этот грузовик ударил женщину, то, казалось, что он сдулся как 
воздушный шарик и превратился в голубой туман, который начал 
всасываться в тело Рамоны как вода в губку. Стентон видел детали -  
грузовик, лица пассажиров, -  в то время как Захария только чувствовал 
присутствие, видел вихрь голубого тумана и ощущал странный запах 
горящей резины. Оба они видели, как пошатнулась Рамона Крикмор в 
тот момент, когда голубой туман окружил ее, и схватилась за голову, 
будто та вот-вот должна взорваться.
	Затем все кончилось; то есть совсем все. Ветер шумел, как кто-то 
черный и огромный, у которого отняли любимую игрушку. Однако 
горящий синим пламенем грузовик, продолжал стоять перед глазами 
Сэма Стентона, и доживи он до ста лет, все равно ему никогда не забыть 
картины исчезновения грузовика в теле этой женщины-колдуньи.
	Рамона, шатаясь, сошла с дороги и опустилась на колени на 
землю. Долго-долго двое мужчин не решались сдвинуться с места. 
Захария слышал свой голос, шепчущий Двадцать третий псалом. Спустя 
некоторое время он заставил свои ноги кое-как двигаться. Рамона тихо 
застонала и перевалилась на спину, держась руками за живот.
	Священник бросился к Рамоне Крикмор; Стентон последовал за 
ним. Лицо женщины приобрело серый оттенок, а из нижней 
прокушенной губы сочилась кровь. Она обхватила свой живот, глядя на 
мужчин изумленными и испуганными глазами.
	Стентона как будто ударили обухом по голове.
	-  Боже праведный, святой отец, -  только и смог он произнести, -  
она же вот-вот родит!


1. ГОТОРН

1

	Сражающийся с домашним заданием по арифметике 
черноволосый десятилетний мальчик неожиданно глянул в окно. Он 
осознал, что мягкое приглушенное пение ветра прекратилось и лес 
заполнила глубокая тишина. Он увидел голые ветви, качающиеся на 
фоне серого ломтика неба, и по его телу пробежал трепет возбуждения. 
Он отложил -  с удовлетворением -  свой карандаш, тетрадь и книгу, а 
затем поднялся с пола, где он лежал. Что-то не так, он знал, что-то 
изменилось. Он подошел к окну и вытянулся, чтобы лучше видеть.
	Поначалу все показалось как всегда, и он разочаровался. Все эти 
числа, сложения, вычитания копошились у него в голове, звеня, стуча и 
мешая сосредоточиться. Но затем его глаза широко раскрылись, потому 
что он увидел первые белые хлопья, летящие с неба.
	-  Папа, -  возбужденно крикнул мальчик. -  Снег пошел!
	Джон Крикмор, читавший Библию на стуле у камина, выглянул в 
окно и не смог сдержать улыбку.
	-  Да, на самом деле! -  Он подался вперед, изумленный так же, как 
и его сын. -  Хвала Всевышнему, в первый раз метеорологи не ошиблись.
	Здесь, на юге Алабамы, снегопады были редкостью, и последний 
на его памяти имел место в 1954, когда Биллу было только три года. Той 
самой зимой, когда они жили на благотворительные церковные 
продукты после того, как раскаленное лето превратило посевы зерна и 
бобов в жалкие хилые расточки. По сравнению с тем ужасным годом 
последние несколько урожаев казались настоящим изобилием. Однако 
Джон знал, что никогда не следует чувствовать себя осчастливленным, 
поскольку Бог может забрать назад все, чем он обеспечил. По крайней 
мере у них есть, что есть в этом году, и кое-какая сумма, чтобы прожить 
остаток зимы. Но сейчас он был заражен легкомысленным возбуждением 
Билла и подошел к окну, чтобы понаблюдать за хлопьями вместе со 
своим сыном.
	-  Может падать всю ночь, -  сказал он. -  Может под утро насыпать 
по самую крышу.
	-  Ух! -  выдохнул Билли, и его светлые газельи глаза, так 
контрастирующие с унаследованным от матери темным цветом кожи, 
округлились от удовольствия и немного от страха; он представил себе, 
как все вокруг замерзает, и они, подобно медведям, впадают в спячку до 
апреля, пока не проклюнутся первые цветы.
	-  Он не может быть таким глубоким, правда?
	Джон рассмеялся и потрепал курчавые рыжевато-коричневые 
волосы сына.
	-  Нет. Он не будет даже липнуть и скоро кончится.
	Билли еще немного понаблюдал за снегопадом, а затем закричал: 
"Мама", и побежал через маленький коридор в соседнюю комнату, где 
опершись на подушки, на кровати Рамона Крикмор чинила 
Рождественский подарок Билли: коричневый свитер. Со дня Рождества 
прошло меньше месяца, а Билли уже успел разорвать рукав, лазая по 
деревьям и носясь по лесу.
	-  Мама, на дворе снег! -  сказал ей Билли, показывая на маленькое 
окошко рядом с ее кроватью.
	-  Я же говорила тебе, что это снеговые тучи, не так ли? -  ответила 
та и улыбнулась сыну. Вокруг ее глаз залегли глубокие морщины, а 
волосы посерели. Несмотря на то, что ей было всего тридцать четыре, 
годы не пощадили ее. Сразу после рождения Билли она чуть не умерла от 
пневмонии и с тех пор так и не оправилась до конца. Большую часть 
времени она находилась в доме, занимаясь своими хитроумными 
вышивками и выпивая домашние травяные настойки, помогающие ей 
бороться с ознобом и лихорадкой. В отсутствии движения ее тело 
набрало вес, однако ее лицо было по-прежнему худым и симпатичным, за 
исключением слабых темных кругов под глазами; ее волосы были все так 
же длинные и блестящие, а индейская комплекция создавала ложное 
ощущение идеального здоровья.
	-  Самое холодное время года еще впереди, -  сказала она и 
вернулась к своей работе. Рамона постоянно удивлялась тому, как 
быстро Билли растет; одежду, которая была ему впору еще месяц назад, 
уже надо было сдавать в готорнскую комиссионку.
	-  Ты не хочешь пойти посмотреть?
	-  Я знаю, как это выглядит. Все белое.
	Внезапно Билли понял, что мать не любит ни холод, ни снег. 
Часто по ночам она сильно кашляла, и через тонкую стену он слышал, 
как отец утешал ее: "Ты не должна вставать", говорил он быстро, "тебе 
лучше остаться лежать здесь".
	Джон подошел сзади к сыну и положил обветренную руку ему на 
плечо.
	-  Почему бы нам не одеться и не прогуляться?
	-  Да, сэр! -  Билли широко улыбнулся и помчался в гардероб за 
своей зеленой паркой с капюшоном.
	Джон взял из гардероба свою голубую джинсовую куртку с 
подкладкой из овчины, одел ее, а затем натянул на голову черную 
вязаную шапочку. За прошедшие десять лет Джон Крикмор похудел и 
посуровел; его широкие плечи немного ссутулились из-за сезонных 
полевых работ и постоянных трудов по поддержанию ветхого домика в 
порядке после летней жары и зимнего мороза. Ему было тридцать семь, 
но морщины на лице -  глубокие и прямые, как борозды, которые он 
пропахивал на полях -  старили его лет на десять. Тонкие губы обычно 
придавали его лицу хмурое выражение, но если рядом находился сын, 
они почти всегда улыбались. Кое-кто в Готорне говорил, что Джон 
Крикмор -  прирожденный проповедник, зарывший в землю свой талант, 
занявшись землей вместо того, чтобы обратить взор к небу, и то, что 
если он сердится или к кому-нибудь враждебно относится, тогда взгляд 
его синих глаз может насквозь пробуравить дощатую стену амбара. Но 
когда он смотрел на сына, его взгляд всегда был мягким.
	-  Ну, вот я и готов, -  сказал Джон. -  Кто желает прогуляться?
	-  Я, -  пропел Билли.
	-  Не будем терять время, -  произнес Джон и потянулся к сыну. 
Они взялись за руки, и Джон сразу почувствовал тепло удовольствия от 
прикосновения к мальчику. Когда Джон был рядом с Билли, таким 
живым, настороженным и удивленным, он впитывал в себя часть его 
юношеского задора.
	Они вышли через сосновую дверь в тамбур, а затем, открыв 
наружную дверь, окунулись в холодный серый день. Замерзшая грязь 
дороги, соединявшей владения Крикморов, всего лишь два акра, с 
главным шоссе, хрустела под их башмаками, и сквозь этот хруст Билли 
слышал мягкий шелест снежных хлопьев, падающих на замерзшие листья 
вечнозеленой изгороди. Они миновали маленький пруд с грязно-
коричневой с прожилками льда водой. Белый почтовый ящик с 
надписью "ДЖ. КРИКМОР", испещренный отверстиями двадцать 
второго калибра, наклонился в сторону асфальтированного шоссе. Они 
двинулись по обочине по направлению к Готорну, лежащему менее чем в 
миле впереди. Снег то падал хлопьями, то перемежался дождем. Джон 
проверил, хорошо ли одет капюшон мальчика и крепко ли завязаны под 
подбородком его тесемки.
	Уже началась настоящая зима, хотя не прошло еще и половины 
января. Несколько раз шел дождь со снегом, а однажды случился 
ужасный град, который переколотил стекла по всему округу Файет. 
Однако, думал Джон, точно так же, как день сменяет ночь, на смену зиме 
придет весна, а с ней и пора сельскохозяйственных работ. Снова нужно 
будет сажать кукурузу и бобы, томаты и турнепс. Следовало бы 
поставить новое пугало, однако в эти беспокойные времена, похоже, 
даже вороны поумнели и не желают быть обманутыми. В последние годы 
Джон терял большую часть посевов из-за птиц и вредителей, а то, что 
сохранялось, вырастало слабым и малорослым. У него была хорошая, 
благословенная Богом земля, думал он, но, похоже, и она начала 
истощаться. Он, конечно, знал про севооборот, нитраты и всякие 
химические удобрения, которые торговые агенты пытались ему всучить, 
однако все эти добавки, за исключением известного с древних времен 
старого доброго удобрения, -  нарушение промысла Господня. Если ваша 
земля истощилась, значит, так тому и быть.
	Да, беспокойные времена настали повсеместно, думал Джон. Этот 
католик, ставший президентом, коммунисты, снова поднявшие голову, 
разговоры о полете человека в космос. Много осенних и зимних вечеров 
Джон провел в парикмахерской Куртиса Пила, где мужчины играли в 
карты, подогревая себя портвейном, и слушали новости из Файета по 
старому приемнику. Джон был уверен, что большинство людей 
согласится с тем, что наступили Последние дни, и что он должен ткнуть 
пальцем в Апокалипсис, чтобы показать зубоскалам, какое зло падет на 
человечество в ближайшие десять или около того лет... если мир 
продержится такой срок. А здесь, в Готорнской Церкви, настали даже 
еще более тревожные времена. Преподобный Хортон делал все, что в его 
силах, но в его проповедях не было ни огня, ни силы. Вдобавок, что еще 
хуже, его видели в Дасктауне евшим из одного котелка с черными. С тех 
пор по окончании служб никто не желал пожать Хортону руку.
	Рука Билли в перчатке дернулась, стараясь поймать снежинки. 
Одна из них опустилась ему на кончик пальца, и несколько мгновений он 
изучал ее -  тонкую и ажурную, как мамина вышивка, -  пока она не 
исчезла. Мама рассказывала ему о погоде, о том, как она говорит 
множеством голосов, когда меняется ее настроение; только для того, 
чтобы их различить, надо тихо-тихо слушать. Она научила его видеть 
прекрасные картины, которые создают облака, слышать соторожные 
лесные звуки, издаваемые пугливыми лесными жителями, бродившими 
где-то поблизости. Отец научил его надувать лягушек и купил ему 
рогатку для охоты на белок, однако Билли не нравилось то, как они 
верещали, когда он в них попадал.
	Они шли, минуя маленькие щитовые домики, расположенные 
вдоль единственной главной улицы Готорна. В зеленом доме с белыми 
ставнями, расположенном поодаль, жил Вилл Букер, лучший друг 
Билли; у него была младшая сестра Кэти и собака по кличке Бу.
	От снега, лежащего на дороге, отразился свет: черный грузовик-
пикап преодолевал подъем. Когда он поравнялся с ними, стекло кабины 
водителя опустилось, и из него высунулась стриженая голова Ли Сейера, 
владельца магазина, где Джон Крикмор подрабатывал по выходным.
	-  Эй, Джон! Куда направляешься?
	-  Да так, просто гуляю с сыном. Поздоровайся с мистером 
Сейером, Билли.
	-  Здравствуйте, мистер Сейер.
	-  Билли, ты растешь, как на дрожжах! Могу поспорить, в тебе 
будет не менее шести с половиной футов. Как ты относишься к тому, 
чтобы стать футбольным игроком?
	-  Да, сэр, это было бы прекрасно.
	Сейер улыбнулся. На его румяном, слегка раскормленном лице 
резко выделялись зеленые, как у тростникового кота, глаза.
	-  Есть кое-какие новости о мистере Хортоне, -  произнес он 
понизив голос. -  Похоже, что он не только общается со своими черными 
друзьями. Нам надо это обсудить.
	Джон что-то тихо проворчал. Билли в это время восхищался 
белыми клубами, вырывавшимися из выхлопной трубы машины мистера 
Сейера. Колеса грузовика оставили на гладкой поверхности снега 
темные полосы, и Билли ждал, когда клубы заполнят их.
	-  Чем раньше, тем лучше, -  продолжал Сейер. -  Приходи к Пилу 
завтра днем часам к четырем. И тебе надо бы будет начать разговор об 
этом. -  Сейер помахал Билли и весело произнес: -  Ты должен хорошо 
заботиться об отце, Билли! Смотри, чтобы он не потерялся.
	-  Хорошо! -  прокричал в ответ Билли, но мистер Сейер уже 
закрыл окно, и грузовик двинулся дальше по дороге. Приятный человек 
мистер Сейер, подумал Билли, но почему-то у него очень испуганные 
глаза. Однажды апрельским днем Билли стоял на поле для софтбола и 
наблюдал, как над поросшими лесом холмами движется гроза. Он 
смотрел, как двигались похожие на разбегающийся врассыпную табун 
диких лошадей черные тучи и пики молний кололи землю. Внезапно 
молния ударила совсем рядом, и раскат грома оглушил Билли. Потом он 
побежал домой, но дождь захватил его, и он получил от отца хорошую 
трепку.
	Воспоминания об этой грозе пронеслись в голове Билли, пока он 
смотрел вслед удалявшемуся пикапу. В глазах у мистера Сейера была 
молния, она искала место, куда ударить.
	Снег почти перестал. Билли увидел, что не осталось ничего белого, 
а только серая мокрота, означавшая, что завтра придется идти в школу, а 
сегодня он должен будет доделать домашнее задание по математике, 
которое задала миссис Кулленс.
	-  Снег скоро кончится, парнище, -  сказал Джон, у которого от 
холода покраснело лицо. -  И становится немножко прохладнее. Может, 
повернем обратно?
	-  Да, пожалуй, -  ответил Билли, хотя думал совершенно иначе. 
Для него представляло громадный интерес вот что: сколько бы вы ни 
прошли по дороге, она все равно ведет куда-то, а в стороны отходят 
проселочные и лесные дороги, которые тоже куда-то ведут; а что 
находится там, где они кончаются? Билли казалось, что сколько бы ты 
ни прошел, в действительности никогда не достигнешь конца.
	Они прошли еще несколько минут по направлению к 
единственному мигающему янтарным светом светофору в центре 
Готорна. Перекресток, на котором он стоял, окружали парикмахерская, 
продовольственный магазин Коя Тренгера, бензоколонка "Тексако" и 
готорнская почта. Остальной город -  деревянно-кирпичные строения, 
напоминающие беспорядочно разбросанные детской рукой кубики 
конструктора -  располагался по обе стороны шоссе, которое через 
старый мост уходило вверх к коричневым холмам, где из редких труб 
змеился дымок. Острый белый шпиль Церкви Первокрестителя 
возвышался над голыми деревьями как предостерегающий палец. На 
другой стороне неиспользуемых железнодорожных путей виднелась 
толчея бараков и лачуг, известная как Дасктаун. Пути играли роль чего-
то типа колючей проволоки, разделявшей черную и белую части 
Готорна. Джона беспокоило, что преподобный Хортон стал посещать в 
ущерб своим прямым обязанностям Дасктаун. Обычно у человека не 
должно было быть причин пересекать пути, а Хортон, похоже, старался 
расшевелить то, что лучше глубоко закопать.
	-  Пойдем-ка лучше домой, -  сказал Джон и взял сына за руку.
	Через несколько мгновений они оказались рядом с маленьким, 
добротно построенным зеленым домиком, стоявшим от них по правую 
руку. Это был один из самых новых домов, построенных в Готорне. Из 
каминной трубы поднимался дымок и змеился над выкрашенной в белый 
цвет террасой, на которую вели несколько ступенек. Билли взглянул на 
дом, пригляделся и увидел мистера Букера, сидевшего на террасе. На нем 
была его желтая, а ля Джон Дир, шляпа и голубая куртка с короткими 
рукавами. Он помахал лучшему другу отца, но мистер Букер глядел 
сквозь них, похоже, не замечая.
	-  Папа... -  тревожно произнес Билли.
	-  Что, парнище? -  спросил Джон, а затем, взглянув на дом, увидел 
сидящего как скала Дейва Букера. Он нахмурился и крикнул:
	-  Добрый день, Дейв! Холодно на воздухе, а?
	Букер не шевельнулся. Джон остановился и увидел, что его старый 
компаньон по рыбной ловле уставился с пустым отсутствующим 
выражением на холмы, как будто пытался разглядеть Миссисипи. 
Обратив внимание на летнюю, без рукавов, куртку, Джон тихо спросил:
	-  Дейв, все в порядке?
	Он с Билли медленно пересек коричневую лужайку и остановился у 
ступеней, ведущих на террасу. К шляпе Букера были приколоты 
рыболовные крючки, его лицо побелело от холода, но когда он моргнул, 
то стало ясно, что по к