вои руки! -  Она вырвалась. -  В какие игры вы тут 
играете? Почему вы не отпускаете Уэйна?
	-  Он волен уйти, когда ему вздумается. Так, Уэйн?
	Глаза юноши превратились в кусочки льда.
	-  Ты лжешь, -  прошептал он женщине. -  Я сын Дж. Дж. 
Фальконера.
	-  Ни в малейшей степени. Есть такой человек, который занимается 
куплей-продажей младенцев. Все это делалось в секрете и я хотела 
сохранить эту тайну навечно... О, он любил тебя, как своего родного 
сына, и я старалась делать то же самое, но я не могу видеть, как ты все 
разваливаешь!
	-  Ложь! -  прошептал Уэйн.
	-  Визит завершен, -  объявил Найлз. -  Феликс. Будь добр, покажи 
этим людям, где находится выход.
	-  Возвращайся в Файет, -  взмолилась Кемми. -  Не разрушай 
плоды труда всей жизни Джи-Джи!
	Из ее глаз хлынули слезы. Уиттон осторожно взял ее за руку, и они 
двинулись вслед за мексиканцем-дворецким. Кемми оглянулась только 
раз и увидела, как этот человек по фамилии Найлз осторожно положил 
руку на плечо Уэйна.
	-  Это было несколько жестоко, не так ли? -  спросил Уиттон.
	Кемми вытерла глаза.
	-  Отвези меня в бар, Деррел. В любую ближайшую дыру, какую 
найдешь.
	Найлз наблюдал за их уходом из-под полузакрытых век.
	-  Ты в порядке, Уэйн?
	-  Я сын Дж. Дж. Фальконера, -  ответил юноша ошеломленным 
голосом.
	-  Конечно.
	Найлз распознал по лицу Уэйна признаки надвигающегося шока и 
достал маленькую пластмассовую бутылочку с белыми пилюлями из 
внутреннего кармана пиджака. Выкатив пару штук на ладонь, он сказал:
	-  Твои лекарства, Уэйн. Прими, пожалуйста.
	-  НЕТ! -  Юноша ударил Найлза по руке и пилюли улетели в 
бассейн. Лицо у Уэйна сморщилось, как у старика.
	-  Я сын Дж. Дж. Фальконера! -  закричал он.
	-  Правильно. -  Найлз напрягся, готовый ко всему. Если парень 
выйдет из-под контроля, то нельзя заранее сказать, что он может 
натворить. -  Конечно, ты его сын, -  успокаивающе произнес он. -  А 
теперь, может быть, ты закончишь свою модель? Они уже ушли; они не 
побеспокоят тебя больше. -  "Валиум" можно подмешать в сок, чтобы 
снова превратить его в зомби.
	-  Мой самолет. -  Уэйн поглядел на рассыпанные пластмассовые 
детали. -  О, -  прошептал он, и по его щекам покатились слезы, -  он 
сломался...
	-  Мы его починим. Давай, садись. -  Найлз подвел его к креслу. -  С 
чем тебе смешать апельсиновый сок?
	Уэйн нахмурился, глядя на солнце, отражающееся от поверхности 
бассейна.
	-  С ванилью, -  ответил он.
	-  Не забудь, завтра рано утром мы уезжаем в Мексику. Тебе нужно 
поспать. Ты собрал сумки?
	-  Нет, сэр.
	Феликс займется ими.
	Найлз не понял всего, что сказала Уэйну эта проклятая женщина, 
но она дала ему сильную встряску. Ко внутренней стороне стола было 
приделано звукозаписывающее устройство размером с пачку из-под 
сигарет. Найлз знал, что мистеру Крипсину будет интересно прослушать 
беседу. Он вышел из помещения бассейна.
	Уэйн собирал разбросанные детали самолета, когда пришел 
Феликс, неся апельсиновый сок и кексы. Когда Феликс ушел, он набил 
кексами рот; апельсиновый сок показался ему более горьким, чем 
обычно. Он ему не понравился, и поэтому после двух глотков он 
выплеснул содержимое стакана в бассейн и поболтал в нем рукой, чтобы 
никто этого не заметил. Мистер Найлз всегда настаивал, чтобы Уэйн 
съедал все, что он ему приносил. Уэйн не хотел, чтобы мистер Найлз 
рассердился. Потом Уэйн сел на край бассейна и вновь стал уверять себя, 
что крашенная шлюха врала.


57

	Билли Крикмор смотрел по телевизору "Дом на Холме 
Призраков", когда в его палату в Главном госпитале Чикаго, тихо 
постучав в дверь, вошла Бонни Хейли.
	-  Привет, -  поздоровалась она. -  Как ты сегодня?
	-  Лучше.
	Он сел и попытался привести себя в порядок, проведя ладонью по 
взъерошенным волосам. Его кости все еще ныли, а аппетит пропал 
полностью. Сон был путаницей кошмаров, и в глубоком свете экрана 
телевизора лицо Билли выглядело изможденным и уставшим. Он 
находился в госпитале уже два дня, обессиленный от шока и истощения.
	-  А как ты?
	-  Я прекрасно. Смотри, я принесла тебе кое-что почитать. -  Она 
протянула ему номер "Трибун", который купила в киоске внизу. -  
Надеюсь, что это поможет тебе скоротать время.
	-  Спасибо. -  Он не сказал ей, что каждый раз, когда он пытался 
читать, буквы в его глазах начинали бегать, словно муравьи.
	-  С тобой все в порядке? Я имею в виду... с тобой здесь хорошо 
обращаются? Все в институте хотят посетить тебя, но доктор Хиллберн 
сказала, что пока никому нельзя. Кроме меня, то есть. Я рада, что ты 
захотел увидеть меня.
	Был поздний вечер, и последние лучи солнца просачивались в окно 
напротив кровати Билли. Доктор Хиллберн провела с ним большую 
часть вчерашнего дня и сегодняшнее утро.
	-  Доктор Хиллберн звонила в Готорн, как обещала? -  спросил 
Билли.
	-  Я не знаю.
	-  Я давно ничего не слышал о своей матери. Я хочу знать, все ли с 
ней в порядке. -  Билли вспомнил слова Меняющего Облик: "Твоя мать 
умерла. Пришел ковбой и отстриг ей голову".
	Бонни пожала плечами. Доктор Хиллберн просила ее не 
упоминать мать Билли. Владелец главного магазина в Готорне -  Билли 
дал номер его телефона -  рассказал доктору Хиллберн, что Рамона 
Крикмор погибла, когда среди ночи ее дом охватил огонь. Дом сгорел 
очень быстро.
	-  Я так устал, -  сказал Билли. Пробежало ли темное облачко по 
лицу Бонни или нет? Его мозг все еще был перегружен воспоминаниями 
и эмоциями, поглощенными им в отеле "Алькотт"; он понимал, что 
чудом избежал смерти от руки Меняющего Облик. Зверь был неспособен 
разрушить его мозг или лишить рассудка, но когда Билли вспоминал 
этот труп, ползущий к нему по углям, то начинал дрожать. Была ли это 
еще одна иллюзия, или же Меняющий Облик обладает способностью 
использовать мертвых словно плюшевых кукол? В его глазах горела 
настоящая ненависть -  и мрачная безнадежность. Когда Меняющий 
Облик сбросил эту скорлупу из обгорелой плоти, его глаза погасли, как 
спиртовые лампы. И где зверь находится сейчас? Ожидает очередного 
шанса, чтобы уничтожить его?
	Они должны встретиться где-нибудь снова. Он был уверен в этом.
	-  Доктор Хиллберн сказала мне, что люди с телевидения сделали 
видеозапись, -  тихо сказал Билли. -  Они заперли пленку в сейфе, но 
вчера ей ее показали. Она сказала, что на ней некоторые духи входили в 
меня, а некоторые просачивались обратно в стены. Пленка 
зафиксировала все. Меня, духов в комнате... Все. Она сказала, что они 
еще не решили, показывать ли эту запись по телевидению или нет, и 
обещают прислать в институт копию документального фильма. -  Он 
вспомнил заряд эмоций в голосе доктора Хиллберн, когда она говорила 
ему, что многие парапсихологи хотят посмотреть фильм и встретиться с 
ним, и что очень скоро его жизнь измениться. Он может не оставаться в 
Чикаго, сказала она. Чикаго -  и особенно институт -  для него лишь 
первая ступень в долгом, трудном путешествии. Глаза доктора Хиллберн 
блестели надеждой.
	Лоб Билли пронзила боль. Его тело стало походить на кучу 
мокрых тряпок.
	-  Интересно, есть ли здесь где-нибудь пианино? -  сказал он.
	-  Пианино? Зачем?
	-  Я люблю играть. Разве я не говорил тебе? Я хочу тебе многое 
рассказать, Бонни. О моей семье и о кое-чем, называющимся 
Неисповедимым Путем. Я хочу когда-нибудь показать тебе Готорн. Он 
неказист, но я там родился. Я покажу тебе мой дом и среднюю школу; я 
покажу тебе тропинки, по которым я любил ходить, когда был 
маленьким. Я возьму тебя туда, где в скалах поют ручьи и где можно 
услышать голоса тысячи различных птиц. -  Он посмотрел на Бонни с 
надеждой. -  Хочешь?
	-  Да, -  ответила она. -  Я... я думаю, да. Очень.
	-  Я скоро поправлюсь. Это не займет много времени. -  Его сердце 
забилось чаще. -  Я хочу также узнать то, что важно для тебя. Ты 
возьмешь меня когда-нибудь в Ламезу?
	Бонни улыбнулась и нашла его руку под простыней.
	-  Как ты думаешь, сможет девушка-ковбой поладить с индейцем? -  
спросил он ее.
	-  Да. Я думаю, они прекрасно поладят.
	Кто-то в телепередаче "Доме на Холме Призраков" закричал, и 
Бонни вздрогнула, но потом рассмеялась. Звук ее смеха согревал Билли 
так, будто он стоял у растопленного камина. Вдруг он тоже засмеялся; 
Бонни наклонилась к нему со своими светящимися странными глазами, и 
их губы соприкоснулись. Бонни отпрянула с покрасневшим лицом, но 
Билли обхватил руками ее голову и притянул к себе. На этот раз их 
поцелуй был более продолжительным и глубоким.
	-  Я лучше пойду, -  сказала наконец Бонни. -  Доктор Хиллберн 
просила меня вернуться до темноты.
	-  Хорошо. Но ты придешь завтра?
	-  Как только освобожусь, -  кивнула она.
	-  Передай от меня привет всем остальным, ладно? И спасибо, что 
пришла навестить меня. Огромное спасибо.
	-  Отдыхай, -  сказала Бонни и осторожно поцеловала его в лоб. У 
дверей она остановилась, чтобы сказать:
	-  Я хочу посмотреть вместе с тобой Готорн, Билли. Очень-очень.
	Она вышла, а Билли продолжал улыбаться, не веря в то, что все 
идет как нельзя лучше.
	~Она мертва, она мертва. Пришел ковбой и отстриг ей голову.
	Я буду ждать тебя~.
	Когда в половине шестого нянечка принесла обед, Билли спросил 
ее насчет пианино. Она сказала, что одно есть на четвертом этаже, в 
часовне, однако ему нужно лежать и отдыхать. Приказ доктора.
	После ее ухода Билли немного поковырялся в своем обеде, 
немного полистал "Трибьюн", а затем, в беспокойстве и тревоге, одел 
халат, выданный в госпитале, и выскользнул в коридор к лестнице. Он не 
заметил крепкого мексиканского санитара, моющего полы рядом с его 
палатой. Санитар отложил швабру и достал из кармана передатчик.
	На четвертом этаже Билли направился к часовне. Она была пуста, 
а рядом с алтарем с большим медным крестом стояло старенькое 
пианино. Стены были покрыты тяжелой красной драпировкой, которая 
поглощала звук, однако он все же закрыл двери часовни. Потом он сел за 
пианино и поприветствовал его, словно старого друга.
	Полилась тихая песня боли, сотворенная эмоциями, взятыми им у 
духов в отеле "Алькотт". Поначалу она была диссонирующей, ужасной 
мелодией, в которой высокие ноты звучали как кричащие голоса. 
Постепенно, по мере игры, ужас начал покидать Билли и музыка начала 
становиться более гармоничной. Он закончил только тогда, когда 
почувствовал себя полностью очищенным и обновленным, и не имел 
представления о том, как долго он находился за инструментом.
	-  Это было чудесно, -  сказал мужчина, стоявший рядом с дверью. 
Билли обернулся и увидел, что это был санитар. -  Я наслаждался.
	-  Как долго вы здесь находитесь?
	-  Около пятнадцати минут. Я проходил по коридору и услышал 
вас. -  Он подошел ближе. Это был крепко сбитый мужчина с коротко 
подстриженными волосами и зелеными глазами. -  Это вы сами 
написали?
	-  Да, сэр.
	Санитар встал рядом с Билли, облокотившись на пианино.
	-  Я всегда хотел играть на музыкальном инструменте. Однажды 
попробовал на контрабасе, но из этого ничего не вышло. Думаю, у меня 
слишком неуклюжие руки. Как вас зовут?
	-  Билли Крикмор.
	-  Хорошо, Билли... почему бы вам не сыграть еще что-нибудь? Для 
меня.
	Он пожал плечами.
	-  Я не знаю, что играть.
	-  Что-нибудь. Мне всегда нравилась фортепьянная музыка. Знаете 
что-нибудь из джаза?
	-  Нет, сэр. Я играю то, что чувствую.
	-  Правда? -  мужчина присвистнул. -  Хотелось бы мне так уметь. 
Попробуйте, а? -  он кивнул на клавиатуру с застывшей на широком лице 
улыбкой.
	Билли начал играть, взяв несколько аккордов, в то время как 
мужчина переместился так, чтобы ему было видно руки Билли.
	- На самом деле я играю недостаточно хорошо, -  объяснил 
Билли. -  У меня не было должной практики в послед... -  Внезапно он 
почувствовал резкий медицинский запах. Он начал поворачивать голову, 
но сзади за шею его схватила крепкая рука, а друга прижала к его рту и 
носу мокрую тряпку, заглушая его крик.
	Через минуту-другую раствор хлороформа подействовал. Он хотел 
использовать на нем иглу, но не захотел портить парню шкуру. Тот, кто 
умет так играть на пианино, заслуживает уважения.
	Санитар-мексиканец, охранявший дверь снаружи, вкатил тележку с 
бельем. Они уложили Билли на самое дно тележки и засыпали 
простынями и полотенцами. Затем тележку покатили по коридору и 
спустили вниз на лифте, Снаружи ее ждал автомобиль, а на маленьком 
аэродроме к югу от города -  самолет. Десять минут в машине Билли 
проспал. На аэродроме ему сделали инъекцию, чтобы быть уверенными, 
что он проспит всю дорогу до Мексики.



58

	Лунный свет отражался от водной глади бассейна. Уэйн в пижаме 
включил подводный свет, открыл стеклянную дверь и вошел в 
помещение бассейна. Он дрожал, а вокруг его глаз залегли синие круги. 
Он старался уснуть, но из-за того, что ему утром сказала эта женщина, он 
терзался сомнениями. Он не стал принимать снотворное перед тем, как 
лечь спать; вместо этого он спустил таблетки в унитаз, поскольку хотел 
сохранить ясность ума, чтобы поразмыслить над тем, что ему сказала 
Кемми.
	Бассейн сверкал ярким аквамарином. Уэйн сел на край. Он нервно 
дергался, а его мозг работал так быстро, что он почти ощущал, как 
сгорали его клетки. Зачем Кемми сказала это, если это неправда? Чтобы 
сделать ему больно? Она завидовала его силе и положению, вот почему. 
Да, она завидовала.
	У него заболела голова. Любил ли он когда-нибудь свою "мать", 
спрашивал он себя. Что заставило все измениться? Почему все вышло из-
под контроля? Он поднял свои исцеляющие руки и посмотрел на них. 
Где Генри Брэгг? Ждет их в Мексике?
	Все это кровь, подумал он, кровь.
	Это было непорядочно -  поступать так с Генри Брэггом. Генри 
был хорошим человеком. Но тогда что же за человек мистер Крипсин, 
если он приказал поступить так с Генри?
	Его отец посетил его ночью и велел полностью доверять мистеру 
Крипсину. Но, думал Уэйн, отец обманул его, не сказав, что он не 
родной его сын. Чья же кровь течет в его жилах? А если отец обманул его 
в этом, то почему он не мог обмануть его и насчет мистера Крипсина?
	Неожиданно в голове Уэйна зазвенела отчетливая мысль: ~Мой 
отец мертв. Я хотел оживить его и не смог. Я видел, как зарывали его 
гроб. Он мертв~.
	Тогда кто же приходит по ночам в его теле и желтом костюме?
	Он был в замешательстве. Его голова превратилась в клубок боли, 
в котором роились темные мысли. Колдунья мертва, и ее сын скоро 
отправится вслед за ней... но почему же он ощущает вокруг себя Зло, 
словно чуму, о которой рассказывал мистер Крипсин? Он задрожал и 
обхватил себя руками, чтобы согреться.
	Колдунья мертва. Больше не надо бояться возврата домой. И 
Кемми была права: надо было столько сделать, чтобы наладить работу 
Похода так, как его отец -  если Джи-Джи был на самом деле его отец -  
хотел. И только вернувшись в Файет он сможет узнать, кто в 
действительности его родители. Он бессмысленно смотрел на воду. Так 
много решений предстоит принять. Он был в такой безопасности здесь, в 
Пальм-Спрингс... А церковь, которая должна быть построена?
	Боже, помоги мне, взмолился он. Помоги мне решить, что мне 
делать.
	Ответ пришел к нему с болезненной ясностью: он не должен ехать с 
мистером Крипсином утром в Мексику. Ему необходимо вернуться в 
Файет во-первых для того, чтобы выяснить, говорила ли эта женщина 
правду, а во-вторых убедиться, что дела Похода в порядке, поскольку, 
вне зависимости от того, кто дал ему жизнь, он также и дитя Похода, и 
пришло время позаботиться о нем.
	И, возможно, узнав о том, кто его родители, он больше узнает о 
себе и целительском даре, который сформировал его жизнь.
	Да. Он должен утром вернуться в Файет.
	Он дрожал и чувствовал, что его нервы совсем расшатались. Ему 
нужен "Валиум", подумал он. Нет, нет... его голова должна быть по 
приезде домой чистой, чтобы он смог разобраться во всех делах. Ему 
нужно выгнать все "Валиумы", "Далманы" и "Туиналы" из своего 
организма. Однако его трясло от страха, и он не знал, хватит ли у него 
сил покинуть мистера Крипсина и уехать туда, где ему придется 
работать, молиться, проповедовать и исцелять. Похоже, вокруг столько 
проблем, и столько людей во всем мире ждут его исцеляющей руки. Но 
если он действительно начнет их исцелять, если он заглянет в глубину 
себя и воспользуется своей очищающей силой, а не будет гримасничать 
на сцене и притворяться, то боль может разорвать его.
	В его голове отдаленным шепотом возник голос: ~Знаешь ли ты, 
что делаешь, сынок?~
	-  Нет, -  сказал Уэйн и поежился. -  Боже, помоги мне, я не...
	Он наклонился вперед и опустил руки в воду. Она была приятно 
тепла. Он немного посидел прислушиваясь к одинокому ветру за стенами 
бассейна, а затем его внимание привлекло легкое движение в дальнем 
углу. Ему показалось, что там двигалось что-то, похожее на клуб 
черного дыма, но в следующее мгновение там уже ничего не было. Он 
встал, снял пижаму и спустился в бассейн.
	Он медленно переплыл бассейн. Достигнув глубокой его части, он 
запыхался и, схватившись за доску для ныряния, чтобы передохнуть, 
расслабился.
	За его спиной тихо забулькала вода.
	Пара иссиня-коричневых, наполовину сгнивших рук обвились 
вокруг его шеи словно в любовном объятии. В нос Уэйну бросился 
вонючий запах озерной грязи. Черные ногти царапали его по щекам.
	Уэйн закричал, отпустил доску и захлебнулся. В его рот хлынула 
вода. Он размахивал руками и ногами, пытаясь высвободиться из 
объятий схватившего его существа. В свете подводных ламп он различил 
смутную фигуру с длинными черными волосами. Ее костлявые руки 
потянулись к нему, багровое гниющее лицо пододвинулось ближе, губы 
искали его. Существо поцеловало его, пытаясь просунуть свой 
распухший язык в его рот.
	Уэйн прижал колени к груди и оттолкнул от себя существо. Пока 
он неистово выбирался на поверхность, из его легких вышел последний 
воздух. Он бешено поплыл, стараясь закричать. Затем почувствовал под 
ногами бетон и встал в воде по пояс. Он повернулся в сторону глубокого 
места бассейна, вытирая воду с волос и лица и стараясь разглядеть то, 
что на него напало.
	Волны ударяли в борта бассейна. Под водой ничего не было; 
ничего между ним и подводным освещением.
	Он тихо всхлипнул. Ничего нет, подумал он, ничего...
	Что-то просунулось между его ног и ухватилось за гениталии. 
Уэйн издал хриплый визг страха и развернулся.
	Она тоже была голая, но ее груди сгнили и отвалились так, что 
Уэйн видел сквозь разлагающую багровую плоть желтые кости ее 
грудной клетки. Ее глаза уже давным-давно вывалились из глазниц, кожа 
висела вонючими лохмотьями. Нос провалился или был отъеден 
рыбами: в центре ее лица чернела дыра. Глазные яблоки были 
желатинообразные, желтого цвета, готовые промять сгнившие щеки. Но 
ее волосы были теми же самыми: длинные, черные и глянцевые, будто 
годы нахождения в воде законсервировали их.
	-  Уэйн, -  прошептал ужасный рот. В том месте, где она ударилась 
о платформу, в голове зиял пролом.
	Он застонал и двинулся назад, по направлению к глубине.
	То, что осталось от лица Лонни, улыбнулось.
	-  Я жду тебя в Файете, Уэйн. Я тааак по теебеее соооскууучилаась.
	Она подошла ближе, и отлетевшие от нее кусочки плыли за ней по 
воде.
	-  Я все еще жду там, где ты оставил меня.
	-  Я не хотел! -  закричал он.
	-  О, я хочу, чтобы ты вернулся в Файет. Я так устала плавать, и я 
хочу, чтобы мой милый любовник вернулся...
	-  Не хотел... не хотел... не хотел...
	Он ступил на глубокое место, захлебнулся и услышал под водой 
свой крик. Он бешено выгреб на поверхность, и Лонни оказалась рядом с 
ним, грозя ему багровым когтем.
	-  Ты мне нужен, милашка, -  сказала она. -  Я жду, когда ты 
вернешься домой. Я хочу, чтобы ты излечил меня.
	-  Оставь меня... пожалуйста... оставь меня...
	Он попытался уплыть, но она заплескалась рядом и снова 
обхватила его руками за шею. Ее зубы куснули ухо Уэйна и она 
прошептала:
	-  Позволь мне показать тебе,