смешила.   Она
сказала,  что  ничего  не  имеет  против,  даже  если замечание
касается ее.
     "Эмпресс оф  Канада"  пришвартовался  в  порту  Галифакса.
Великая  княгиня  вместе  со  своими  спутниками была встречена
датским  генеральным   консулом   и   многими   представителями
администрации  провинции  Квебек  и  тотчас  села  в  поезд  на
Монреаль.  Тяжелый  рейс  сказался  на  членах  ее   семьи.   У
полковника    Куликовского    снова   разболелся   позвоночник,
травмированный во время первой мировой войны.  Внуку  и  внучке
нездоровилось,  а остальные волновались, не зная, что ждет их в
конце долгого путешествия.
     Но Великая княгиня по-прежнему была  полна  воодушевления.
Поудобнее   усадив   мужа,   она   повернулась   к   окну.  Она
рассказывала:
     --  Увидев  бескрайние  просторы,  я  была  поражена.  Мне
показалось,   будто   я   дома.  Все  напоминало  мне  огромные
пространства России.
     В   Монреале   приезжих   приветствовала    целая    толпа
восторженных   русских  эмигрантов.  Многие  из  них  совершили
путешествие в  сотни  миль  ради  того,  чтобы  увидеть  сестру
Императора.  Двое  даже  заявили,  что  находятся  в отдаленном
родстве с Великой княгиней.
     -- Я тогда не знала, что  эти  "родственники"  возглавляли
бесконечную   череду   мнимых  кузенов,  кузин,  племянников  и
племянниц и прочих самозванцев, которые, словно возникая из-под
земли,  будут  приезжать   со   всех   концов   земного   шара.
Американский  континент  особенно  способствовал  их появлению.
Нигде им не жилось вольготнее, чем там.
     Приезд Куликовских в Торонто прошел  спокойнее.  Но  Ольга
Александровна      с     огорчением     узнала,     что     для
"сельскохозяйственных  иммигрантов"  зарезервированы  роскошные
номера  в  "Ройял  Йорк  Отеле" -- одной из крупнейших гостиниц
Британского Содружества.
     --   Пушистые   ковры,   роскошные   портьеры,   множество
диковинных  цветов -- чего там только не было! Для меня все это
было просто невыносимо. Моим близким весь этот блеск  был  тоже
не  по нутру. Только моя бедная милая Мимка все твердила о том,
что гостиница  напоминает  дворец  и  вполне  подходит  для  ее
хозяйки.  Как  сейчас,  вижу  милую  старушку, которая ходит из
одной комнаты в другую, прищелкивая языком от удовольствия.  Но
мы  вынуждены были разочаровать ее. Два дня спустя мы переехали
в очень скромный пансионат, принадлежавший расположенной к  нам
эмигрантской  чете.  Там не было ни роскошных ковров, ни уютных
кресел, зато какое это  было  наслаждение  --  увидеть,  что  в
каждой  комнате  висят иконы, и есть щи с пирожками. Все жители
Торонто были очень добры к нам и  помогали,  чем  могли,  --  с
теплым чувством добавила Ольга Александровна.
     В  то  время  американским консулом был господин Малькольм
Догерти, который оказал большую помощь семье  Великой  княгини.
Когда-то  он  со своей семьей гостил у Куликовских в их датской
усадьбе Кнудсминне.  Не  предъявляя  ни  малейших  претензий  к
Великой  княгине,  они считали, что находятся в родстве с ней и
называли ее "тетя Ольга"! Оказалось, что у госпожи Догерти была
бабушка-турчанка, которая утверждала, будто между ее  семьей  и
Романовыми существовали кровные связи.
     Однако  Куликовские  приехали  в  Канаду  не  затем, чтобы
ходить с одного приема на другой или уплетать пирожки с  мясом,
испеченные   по   старинному   русскому   рецепту.   Надо  было
подыскивать ферму,  а  на  это  понадобилось  время.  Благодаря
любезности    господина   А.Г.Крейтона,   местного   чиновника,
Куликовские,  не  имевшие  опыта  в  подобных  делах,  избежали
возможных  промахов  и ошибок. Он вел все нужные переговоры, не
раскрывая личности возможной покупательницы. С именем Романовых
по-прежнему связывали  баснословное  богатство,  и  большинство
агентов  по продаже недвижимости наверняка нажились бы на этом.
День  за  днем  разъезжала  по   округе   Великая   княгиня   в
сопровождении мужа и господина крейтона.
     --  Да,  нужно упомянуть еще о Мимке. Она настояла на том,
чтобы мы каждый раз брали ее с собой. Сколько  хлопот  она  нам
доставляла,  а сколько ферм она нашла совершенно неподходящими.
Бедная Мимка считала, что чем больше фермерский дом, тем больше
он соответствует моему положению. Однако взгляды  ее  были  так
наивны и трогательны, что мы всегда прощали ее.
     Лишь   осенью  1948  года  семейству  Куликовских  удалось
подыскать себе подходящую ферму. Занимала  она  площадь  в  200
акров  (около  80 га) и находилась в графстве Холтон неподалеку
от Кэмпбеллвилля, милях в  пятидесяти  западнее  Торонто.  Даже
Мимка,   правда,   очень   неохотно,   призналась,  что  "могло
получиться и гораздо хуже". Среди обширных газонов стоял дом из
красного кирпича. От  шоссе  к  дому  шел  проезд,  окаймленный
высокими  кленами.  Создавалось  такое  впечатление,  словно вы
находитесь в небольшом поместье. Благодаря предусмотрительности
господина Крейтона ферма была приобретена за 14 000 долларов --
гораздо дешевле, чем она стоила бы, если  бы  с  самого  начала
была известна личность Ольги Александровны.
     --  С какой радостью мы покинули Торонто. Я трудилась, как
вол,  чтобы  превратить  дом  в  настоящий  домашний  очаг.  Со
временем  были доставлены и наши вещи, и в каждой из просторных
комнат мы поместили дорогие нам памятки прошлого. Цветов  было,
как в раю.
     Нужно  подчеркнуть,  что  первые  месяцы,  проведенные  ее
семьей в Канаде, оказались самыми  счастливыми  в  жизни  Ольги
Александровны.  С каждым днем, с каждой неделей, она дышала все
более полной грудью. Местность вокруг фермы напоминала знакомые
места. Весь свой досуг Ольга Александровна посвящала прогулкам.
Отголоски родного дома, который ей не суждено  больше  увидеть,
она  находила  в  деревьях,  кустарниках, цветах. Чем ближе она
узнавала природу Канады с ее просторами, тем  ярче  становились
воспоминания о минувшем, которые дороже жизни. Ольга была более
чем  довольна:  она  была  счастлива.  Она была полна восторга,
словно юная девушка. Она писала одной своей подруге:
     "В окрестностях я обнаружила свои любимые  весенние  цветы
--  голубые анемоны. Какое это было счастье -- ведь я обожаю их
и думала, что никогда больше не увижу  эти  цветы.  Я  с  такой
радостью жду, когда они зацветут, тогда я в еще большей степени
почувствую,  что  в  Канаде  я, словно у себя дома... У меня на
родине  леса  весной  были  покрыты  ковром  таких  же  голубых
цветов..."
     Но  так она проводила лишь свой досуг. Они были фермерами,
и Великая княгиня никогда не забывала об  этом.  Она  трудилась
изо  всех  сил,  главным образом, на птичьем дворе. Мало-помалу
полковник Куликовский приобрел довольно большое стадо  крупного
рогатого  скота.  Кроме  того, супруги решили завести небольшое
стадо свиней. Что же касается размеров фермы, то  она  была  не
слишком  велика,  и  на  ней  можно  было обойтись собственными
силами.
     Однако  с  самого  начала  им   пришлось   столкнуться   с
серьезными   проблемами.   Все   сельскохозяйственные   машины,
привезенные  из  Дании,  в  Канаде  оказались,   по   существу,
бесполезными.  Трудно  было достать запасные части, да и стоили
они дорого.  В  графстве  Холтон  нелегко  было  найти  наемных
рабочих.  Вскоре  оба  сына Ольги Александровны решили попытать
счастья в Торонто.  И  они  покинули  Кэмпбеллвилль  вместе  со
своими женами.
     Великая  княгиня  огорчилась, но обескуражена не была. Она
была  женой  фермера  в  Дании  и  в  Канаду  переехала,  чтобы
трудиться  на  земле.  Больше  не  чувствуя  себя  "зверьком  в
золоченой клетке, выставленным напоказ",  она  с  удовольствием
занялась   домашними   делами.  Единственным  исключением  была
готовка. Она любила вкусную еду,  когда  ее  ставили  на  стол,
когда  же  там  ее  не  было,  Ольга  Александровна  не слишком
переживала. Кулинарные ухищрения она считала  напрасной  тратой
времени,  которое можно было использовать для прогулок, занятий
живописью  и  даже  мечтаний.  Мимка,  которую  вконец  замучил
ревматизм, делала, что могла, но большого толку от нее не было.
Правда,  Ольга  Александровна  умела  готовить  овощные блюда и
любила печь хлеб, а в  остальном  приходилось  рассчитывать  на
консервированные продукты, купленные в Кэмпбеллвилле.
     Появление Великой княгини, естественно, произвело сенсацию
среди  жителей  округи.  С  самого  начала все фермеры графства
Холтон   оказались   людьми   добрыми,   готовыми   помочь    и
уважительными.  Не  разбираясь  в  русских  титулах, они иногда
отзывались о полковнике Куликовском и Ольге Александровне,  как
о  "Царе  и  его Королеве". Большое впечатление произвел на них
слух, будто полковник, живя в России,  владел  тысячью  лошадей
паломинской  породы. По-видимому, слух этот основывался на том,
что  в  Гусарском  Ахтырском  Е.И.В.  Великой   Княгини   Ольги
Александровны полку, в котором он некогда служил, действительно
было  большое  стадо  лошадей  этой  породы.  Соседи никогда не
забывали,  что  Ольга   Александровна   принадлежала   к   роду
Романовых,  была  дочерью  и  сестрой  Императоров,  но  вид ее
одежды, ее простота, умение радоваться жизни,  всех  успокоили.
Вскоре  для  всей  округи  она стала просто "Ольгой", и Великой
княгине нравилось, когда ее так называли.
     Ко всеобщему удивлению, Великая княгиня не только  терпела
долгую,  холодную канадскую зиму, она ею наслаждалась. Покрытые
снегом просторы радовали ее  сердце.  Жаркий  огонь  в  камине,
ледяные  узоры  на  окнах, хруст снега под ногами, то особенное
безмолвие, которое царит в зимнюю пору в лету и среди полей, --
все это было страницами знакомой и  любимой  с  самого  детства
книги.
     К  сожалению,  уединившись  в  канадской "глубинке", Ольга
Александровна не сумела  укрыться  от  внимания  журналистов  и
фоторепортеров.  Живя  во  дворце  она терпеть не могла всякого
рода рекламу. Теперь же она ненавидела ее еще больше,  но  была
бессильна   этому  помешать.  Некий  журналист  из  Копенгагена
переплыл  через  Атлантический  океан  с   единственной   целью
написать  "историю" о внучке короля Христиана IX, которая живет
в канадской глуши! Вскоре ею  заинтересовались  и  нью-йоркские
издатели.   Великой   княгине   предлагали   выплатить  крупные
гонорары,  если  она  предоставит  им   право   напечатать   ее
автобиографию.    Один    издатель    предложил   направить   в
Кэмпбеллвилль своего сотрудника, оснащенного  магнитофоном.  Он
рассчитывал  на  то,  что  Великая  княгиня  сообщит  репортеру
"основные  факты"  из  ее  жизни  примерно  в  десяти  коротких
интервью, "предоставив остальную работу" людям из Нью-Йорка.
     Очевидно,  предлагаемые суммы могли ввести Великую княгиню
в соблазн, поскольку финансовое положение ее  семьи  продолжало
лишь  ухудшаться,  однако  Ольга Александровна отвергла все эти
предложения, хотя деньги эти и помогли бы им выпутаться из ряда
крупных ситуаций. Она оставалась непоколебимой в своем  решении
не  извлекать материальной выгоды из собственных переживаний, в
чем ее неизменно поддерживал ее супруг, полковник  Куликовский,
которые   полагал,  что  одна  лишь  попытка  вспомнить  многие
трагические события прошлого будет непосильной для ее душевного
здоровья. Все американские издатели  один  за  другим  получали
вежливый отказ.
     Но  она  не  могла писать такого рода послания репортерам,
которые являлись к  ней  без  всякого  предупреждения.  Как  ни
пыталась  Великая  княгиня  избегать подобных встреч, ей это не
всегда удавалось. Журналисты  устремлялись  в  графство  Холтон
целыми  дюжинами,  они застигали ее в саду, на птичьем дворе, в
полях.  Делали  снимки  хрупкой  пожилой  женщины,   наделенной
чувством   несравненного  достоинства  и  царственной  осанкой,
несмотря на ее малый рост, а ее поношенная, кое-как заплатанная
одежда выглядела на ней, словно  творение  модного  кутюрье  из
дома  мод  на  рю  де  ля Пэ. Они находили ее в окружении стада
коров,  в  курятнике,  возле  цветочных  грядок.  Заставали  ее
врасплох,  когда  она  отдыхала  или  чинила простыню. Они даже
заглядывали в окна и  заставали  ее  в  те  минуты,  когда  она
героически,  но  совершенно  безуспешно  пыталась  справиться с
веником и тряпкой.
     Некоторые из такого  рода  господ  заявляли,  что  Великая
княгиня  "чересчур  уж  проста"  для  лица  такого,  как у нее,
происхождения.  Тут  они  ошибались.  Именно  ее  происхождение
создавало  вокруг  нее своеобразную ауру. У Ольги Александровны
не  было  нужды  ни  принуждать  себя,  ни  заноситься.  Полная
сознания  своего достоинства, она всегда оставалась самой собой
-- разговаривала ли она с королями или же с дорожными рабочими.
И какую  бы  черную  работу  она  ни  делала,  она  никогда  не
менялась, оставалась Великой княгиней до самых кончиков ногтей.
Репортеры  приходили  и  исчезали,  вынужденные  основываться в
своих рассказах не на том, что слышали, а на том,  что  видели,
поскольку  хозяйка  фермерского дома оставалась очень вежливой,
но немногословной.
     Несмотря   на   все   трудности,    Канада    положительно
подействовала   на   ее   душевное   состояние.   Теперь  Ольга
Александровна не была бедной родственницей, живущей в изгнании,
помнящей   былой   блеск,   исчезновение   которого   постоянно
оплакивали ее более удачливые родственники.
     Немецкая   "Анастасия"   была   отнюдь   не   единственной
претенденткой на принадлежность к  семье  Романовых.  Уезжая  в
1925  году  в Берлин, Ольга Александровна едва ли представляла,
сколько встреч подобного рода ей еще  предстоит.  По  существу,
самозванцы  обоего  пола  преследовали  ее  до  конца  жизни. В
разговоре со мной она сказала:
     -- Хорошо,  что  я,  можно  сказать,  приобрела  иммунитет
против  их  атак  на  меня.  Иначе  они  свели бы меня с ума. Я
надеялась, что наилучший способ общения с такими людьми --  это
равнодушие, но подобная политика не всегда срабатывала. Вы даже
не  представляете,  какими наглыми, черствыми и упрямыми бывают
некоторые из них.
     Великой княгине стали докучать с самого  начала.  Какая-то
незнакомка   принялась  осаждать  ее  пространными  посланиями.
Женщина, жившая в Торонто,  не  сообщала,  кто  она,  а  только
неоднократно   намекала,  что,  поскольку  она  "очень  близкая
родственница",  то  вправе   просить   о   встрече   с   Ольгой
Александровной, чтобы поведать ей свою историю. Сначала Великая
княгиня не обращала внимания на письма. Однако, раздосадованная
назойливостью   корреспондентки,  она  послала  ей  коротенькую
записку, указав в ней, что отказывается от встречи.
     Однако это не остановило "очень близкую  родственницу",  а
только заставило изменить тактику.
     --  Она  стала присылать мне такие жалостливые письма, что
я, в конце концов, сжалилась и сообщила, что встречусь  с  ней,
но  лишь  один  раз, -- рассказывала Ольга Александровна. -- Мы
договорились о дате, и муж поехал  в  Моффет,  чтобы  встретить
поезд  из  Торонто, но к нам в дом эту женщину так и не привез.
Как только он ее увидел,  то  сразу  понял,  что  я  не  должна
встречаться  с  нею. По его словам, это было что-то ужасное. Не
представляю, как ему это удалось, но он разговаривал с  ней  на
платформе  в  течение  долгого  времени,  а  потом  посадил  на
ближайший же поезд, отправлявшийся в Торонто. Должно  быть,  он
что-то  ей  сказал  такое, что заставило ее навсегда замолчать.
Больше я от нее писем не получала и  не  имею  представления  о
том, за кого она себя выдавала.
     Другой  самозванкой была еще одна чрезвычайно многословная
"Анастасия", жившая в небольшом городке в Иллинойсе.  Она  тоже
принялась бомбардировать свою "любимую тетю Ольгу" письмами. Ее
ничуть  не заботило, что "любимая тетя Ольга" ни на одно из них
не  ответила.  Дама  эта   была   владелицей   салона   красоты
"Анастасия" и, похоже на то, преуспевала. Спустя какое-то время
даме из штата Иллинойс надоело писать в Канаду. Она отправилась
в  Торонто  собственной  персоной,  полная  решимости заставить
"любимую тетю"  встретиться  с  нею.  Иллинойсская  "Анастасия"
намеревалась добраться до самого Кемпбеллвилля, но в Торонто до
нее   дошел   слух,   заставивший   ее   поспешить  в  немецкое
консульство.
     Приблизительно в это время госпожа Андерсон  обратилась  в
ряд  германских  судов  с  иском, цель которого состояла в том,
чтобы потребовать юридического признания ее претензий. Гневу  и
возмущению Ольги Александровны не было предела, когда в Торонто
прилетели два немецких адвоката с тем, чтобы уточнить некоторые
подробности  ее  визита в Берлин в 1925 году. Германский консул
упросил Великую княгиню дать им короткое  интервью.  Первой  ее
реакцией  было отказать в просьбе: она не хотела больше слышать
об этой истории. Однако консул продолжал уговаривать  ее,  и  в
конце   концов   она  согласилась  на  встречу,  правда,  очень
неохотно. "Короткое интервью" оказалось  бесконечным,  и  Ольге
Александровне  пришло в голову, уж не пытаются ли заманить ее в
ловушку и заставить отвечать на вопросы,  которые  ей  были  не
вполне   понятны.  Рассерженная  и  усталая,  она  поднялась  и
заявила, что ей больше нечего  сказать,  и  вышла  из  комнаты.
Сконфуженный  консул  последовал  за  ней, бормоча извинения. В
коридоре они едва не наткнулись  на  иллинойсскую  "Анастасию".
Узнав  о  приезде адвокатов в Торонто, она ждала консула, чтобы
просить его принять ее. Она намеревалась заявить о  собственных
претензиях  и  обвинить  немецкую  "Анастасию" в мошенничестве.
Иллинойская "Анастасия" услышала, как рассыпался  в  извинениях
немецкий  консул,  обращаясь  к "ее Императорскому Высочеству".
Мгновенно сообразив, кто находится перед нею, дамочка бросилась
к  Великой  княгине,  восклицая:  "Тетя  Ольга!  Дорогая   тетя
Ольга... Наконец-то..."
     Вне  себя  от  гнева,  Великая  княгиня  прошла  мимо,  не
взглянув  на  "племянницу".  Впоследствии  Ольге  Александровне
стало известно, что "Анастасия" из Иллинойса пыталась завоевать
себе  сторонников  в  Иллинойсе,  заявив,  что она узнала "свою
дорогую тетю" по верхней губе.
     -- В первый и последний раз в жизни мне стало известно, --
едко заметила Ольга Александровна, -- что меня можно узнать  по
какой-то  таинственной особенности очертаний моей верхней губы.
Полагаю, что эта женщина вернулась в свой салон красоты в штате
Иллинойс. Она, по крайней  мере  перестала  тратить  деньги  на
марки, прекратив писать мне.
     Мы  рассказали  лишь  о  двух  из многих самозванок. Некая
дама,  обитавшая  в  роскошной  вилле  на  берегу  озера  Комо,
выдавала  себя за великую княжну ольгу Николаевну, старшую дочь
Императора Николая II. Она в  свою  очередь  называла  немецкую
"Анастасию"   самозванкой,   поскольку  имелись  неопровержимые
доказательства того, что все ее "сестры" были злодейски убиты в
1918 году. Претендентка с озера Комо, по-видимому,  располагала
значительными средствами. Те, кто встречался с нею на ее вилле,
свидетельствовали  о том, что дом ее был полная чаша. Она якобы
была  помолвлена  с  господином  "королевской  крови",  имя   и
национальная   принадлежность   которого   остались   загадкой.
Появилась "Анастасия" даже в Японии!  Православный  епископ  из
Токио,  старинный  друг  Великой  княгини,  писал  ей,  что эта
женщина "взбудоражила всю Азию. Вы должны  что-то  предпринять,
чтобы положить этому конец", -- умолял он Ольгу Александровну.
     --  Но  что я могла поделать? -- обратилась ко мне Великая
княгиня. -- Все мои родственники, как  и  я  сама,  располагали
убедительными доказательствами Екатеринбургского злодеяния. Как
жестоко было со стороны этих авантюристок выдавать себя за моих
племянниц лишь ради того, чтобы извлечь материальную выгоду. Но
я  не  могла ничего поделать. Не могла же я опуститься до того,
чтобы заняться разоблачен