сокровищницей за Тронным Стаколонным залом. Через несколько  минут
царские казначеи в ападане на коленях  протягивали  Александру  хитроумные
ключи, с помощью которых отпирались двери комнат с казной. Опечатанные,  с
надежной охраной, они перешли во владение великого полководца.
     Вымотанные до предела, македонцы повалились отдыхать тут же, в  залах
дворцов, поручив лошадей дворцовой прислуге. Воины не имели сил  даже  для
грабежа. Александр не хотел трогать местных жителей, по примеру Сузы, хотя
Персеполис не  сдался  и  не  выслал  заранее  парламентеров.  Оправданием
служило внезапное появление македонцев, ворвавшихся в город, когда  решать
что-либо было уже поздно.
     Леонтиск и Кратер объехали площади и главные улицы, расставляя стражу
- предосторожность неизлишняя, так как в городе  могли  затаиться  немалые
отряды вражеских воинов. Везде, на улицах и в садах, в тени деревьев  и  у
стен, лежали спящие  македонцы,  кто  как  мог  -  на  коврах,  одеялах  и
циновках, отобранных у жителей.
     В это сонное царство Таис, дожидавшаяся в загородном саду с небольшой
охраной, вступила уже под вечер.  По  условию  она  подъехала  к  западной
лестнице,  где   служители   дворца   усердно   смывали   кровь,   обильно
растекавшуюся по белым ступеням. Трупы погибших защитников дворца были уже
убраны, но резкий запах крови еще стоял в предзакатном безветрии.
     Эту ночь Таис провела в богатом доме бежавшего царедворца, где рабы и
рабыни со страхом старались исполнить любые  желания  чужеземки,  усталой,
черной от солнца и пыли, казавшейся им  грозной,  несмотря  на  красоту  и
небольшой рост. Видно, страху им прибавили выразительные жесты Леонтиска и
Птолемея, которые, водворив сюда Таис, тут же исчезли. А может, еще больше
они боялись соседства отряда конников, который  расположился  на  отдых  в
саду, а своих лошадей устроил не только в опустелых конюшнях, но и в доме.
Простившись  с  македонскими  военачальниками,  Таис  почувствовала   себя
одинокой перед целой толпой слуг, брошенных хозяевами на произвол  судьбы,
но добросовестно сохранявших их имущество. Первым  делом  она  потребовала
ванну. А когда ей знаками показали, что ванна готова  и  можно  идти,  она
прошла в большое круглое помещение, заткнув кинжал  за  пояс  коротенького
хитониска. Там ее встретила старая рабыня, гречанка из Ионии, заговорившая
на понятном Таис диалекте. Взволнованная встречей с первой за долгие  годы
свободной эллинской  женщиной,  примчавшейся  в  сердце  Персии  вместе  с
непобедимым  войском  страшных  завоевателей,  она  по-матерински  взялась
опекать Таис. После ванны старая гречанка старательно  растерла  все  тело
гетеры,  а  загрубевшие,  покрытые  ссадинами  колени   смазала   каким-то
коричневым, резко пахнущим составом. Она объяснила,  что  это  драгоценное
лекарство дороже серебра. Его собирают в пустынных горах за  Персеполисом,
где оно встречается натеками на голых скалах.
     - Может быть, это горючее зеленое масло? - спросила Таис.
     - Нет, госпожа. Горючего масла сколько угодно на востоке и севере, на
берегах  Гирканского  моря.  А  это  редкостный  дар  Геи,  имеющий   силу
излечивать все, особенно раны.  Увидишь,  что  завтра  все  твои  царапины
исцелятся.
     - Благодарю тебя! Приготовь на завтра этот  состав  для  лечения  ран
моих друзей, - сказала Таис.  В  схватке  у  ворот  получили  легкие  раны
Птолемей и старый лохагос.
     Рабыня согласно закивала, заворачивая Таис в редкую ткань,  чтобы  не
остудить  после  растирания,  и  кликнула  двух  служанок,  которые  стали
расчесывать гребнями слоновой кости блестящие после  мытья  черные  волосы
афинянки. А Таис уже ничего не чувствовала. Она крепко  спала,  запрокинув
голову и чуть приоткрыв небольшой рот с детской верхней губой.
     Старая рабыня, едва чесальщицы кончили свое дело,  укрыла  эллинку  с
нежностью, как собственную дочь.
     На следующий день Александр, чистый и свежий, как юный бог Эллады,  в
золотой броне, принял кшаттру, или,  по-гречески,  сатрапа,  Парсы  и  его
приближенных вельмож в тронном зале дворца, который совсем недавно занимал
несчастный "царь царей". Персы  принесли  списки  находившегося  в  городе
ценного имущества и благодарили за то, что великий завоеватель не позволил
разграбить Персеполис. Александр  загадочно  улыбался,  переглядываясь  со
своими  военачальниками.  Они  знали,  что  удержать  воинов  от   грабежа
легендарной столицы смогла только неимоверная усталость,  сморившая  их  у
самой цели. Навести порядок  теперь,  когда  миновал  боевой  азарт,  было
легко, и Александр на самом деле отдал приказ ничего не трогать в городе.
     Македонцы как бы  надломились  в  этом  последнем  рывке  и  апатично
взирали на неслыханную роскошь дворцов и богатство жилых  домов  жрецов  и
царедворцев. Старые  ветераны,  утомленные  чередой  походов  и  ужасающих
сражений, плакали от счастья, лицезрея своего божественного вождя на троне
персидских владык. Война закончена, цель похода достигнута! Жаль  погибших
товарищей, которые не дожили до такой славы.
     Александр считал, что, овладев Азией, он может идти на восток до края
мира, но свои планы пока держал в тайне  даже  от  самых  близких  друзей.
Предстоял неизбежный поход в погоню за Дарием, ибо, пока  царь  персов  не
был уничтожен, Александр, несмотря на всю покорность народа, не мог занять
место владыки. Всегда оставалась опасность внезапного  удара,  если  Дарию
удастся собрать достаточно войска. Как  только  весна  придет  в  северные
горы, настанет время двинуться в погоню и заодно  перенести  резиденцию  в
Экбатану.
     Экбатана, расположенная в пяти тысячах стадий на север от Персеполиса
и выше его в горах, была прохладной летней столицей Ахеменидов и в  то  же
время укрепленным городом, совсем не похожим на надменно открытый  во  все
стороны  Персеполис.  Александр  решил  перенести  туда   сокровища   трех
газафилакий - Сузы, Персеполиса и Вавилона. Туда же он приказал  повернуть
и гигантский обоз Пармения, ибо вознамерился сделать  Экбатану  и  Вавилон
своими двумя столицами, а первую еще и лагерем для  подготовки  похода  на
восток.
     Неожиданно явилась  Эрис,  опередившая  даже  вспомогательные  отряды
пехотинцев.  Она  привезла  Таис  письмо  от   Гесионы,   которая   вместо
Персеполиса  поехала  в  Экбатану  с  Неархом,  решившим  дожидаться   там
Александра и отдохнуть от великих трудов подготовки флота. Неарх  пообещал
найти дом и для Таис. Птолемей настойчиво советовал афинянке  обосноваться
в Экбатане на все время похода  на  восток.  Гетера  не  спешила,  еще  не
оправившись как следует от убийственной скачки к Персеполису.
     Черная жрица приехала, на Салмаах и теперь  сопровождала  Таис  в  ее
прогулках по  городу  вместе  с  двумя  старыми  друзьями  -  Ликофоном  и
лохагосом, вновь назначенными  для  охраны  прекрасной  афинянки.  За-Ашт,
неохотно расставшаяся с  молодым  тессалийцем,  была  увезена  Гесионой  в
Экбатану для устройства жилья Таис.
     И  афинянка  подолгу  бродила  с  ними  по  огромным  залам  дворцов,
лестницам и порталам, удивляясь тому, как мало  истерты  ступени,  сточены
острые  ребра  дверных  и  оконных  проемов  квадратных   колонн.   Дворцы
Персеполиса, огромные залы приемов и  тронных  собраний  посещались  малым
числом людей и  выглядели  совсем  новыми,  хотя  самые  ранние  дворцовые
постройки возведены были почти два  века  назад.  Здесь,  у  подножия  гор
Милости, владыки Персии построили особенный город. Не для служения  богам,
не для славы своей страны, но единственно для возвеличения самих себя.
     Гигантские  крылатые  быки  с  человеческими  лицами,   с   круглыми,
выпирающими, как у детей, щеками считались портретами пышущих здоровьем  и
силой  царей.  Великолепные  барельефы  львов,  поставленные  у  основания
северной лестницы, прославляли мужество  царей-охотников.  Кроме  крылатых
богов и львов, барельефы изображали только вереницы идущих мелкими шажками
воинов  в  длинных  неудобных  одеждах;  пленников,  данников,  иногда   с
колесницами и верблюдами, однообразной чередой  тянувшихся  на  поклонение
восседавшему на троне "царю царей". Таис пробовала  пересчитать  фигуры  с
одной стороны лестницы, дошла до ста пятидесяти и  бросила.  В  гигантских
дворцовых помещениях поражал переизбыток колонн: по пятьдесят, девяносто и
сто в тронных залах  -  подобие  леса,  в  котором  люди  блуждали,  теряя
направление. Было ли это сделано нарочно или  от  неумения  иным  способом
подпереть крышу, Таис не знала. Ей,  дочери  Эллады,  привыкшей  к  обилию
света, простору храмов и общественных зданий Афин, казалось, что залы  для
приемов выглядели бы куда величественнее, не  будь  они  так  загромождены
колоннадой. Тяжелые каменные столбы в храмах  Египта  служили  иной  цели,
создавая атмосферу тайны, полумрака и отрешенности от  мира,  чего  нельзя
было сказать про белые, в сорок локтей высоты, дворцы Персеполиса.  И  еще
одно открытие сделала Таис: ни одного изображения женщины не нашлось среди
великого множества изваяний. Нарочитое отсутствие целой половины  людского
рода показалось  афинянке  вызывающим.  Подобно  всем  странам,  где  Таис
встречалась с угнетением женщин, государство персов должно было  впасть  в
невежество и наплодить трусов. Гетере  стали  более  понятны  удивительные
победы небольшой армии  Александра.  Гнев  богинь  -  держательниц  судеб,
плодородия, радости  и  здоровья  неотвратимо  должен  был  обрушиться  на
подобную страну. И метавшийся где-то на севере царь персов  и  его  высшие
вельможи теперь испили полную чашу кары за чрезмерное возвеличение мужей!
     Персеполис не был городом в том смысле, какой вкладывали в это  слово
эллины, македонцы, финикийцы.  Не  был  он  и  местонахождением  святилищ,
подобных Дельфам, Эфесу или Гиераполю.
     Персеполис создавался как место,  где  владыки  Ахеменидской  державы
вершили государственные дела и принимали почести. Оттого  вокруг  платформ
белых дворцов стояли лишь  дома  царедворцев  и  помещения  для  приезжих,
опоясанные  с  южной  стороны  широким  полукольцом  хижин  ремесленников,
садовников и прочей рабской прислуги, а с севера - конюшнями и  фруктовыми
садами.  Странный  город,  великолепный   и   беззащитный,   надменный   и
ослепительный, вначале покинутый  персидской  знатью  и  богачами,  быстро
заполнялся народом. Любопытные, искатели счастья, остатки  наемных  войск,
посланники дальних стран юга и востока съезжались  невесть  откуда,  желая
лицезреть великого и божественного победителя, молодого, прекрасного,  как
эллинский бог, Александра.
     Царь македонцев не препятствовал сборищу. Главные силы его армии тоже
собрались  здесь,  готовясь  к  празднику,  обещанному  Александром  перед
выступлением на север.
     Таис почти не видела Птолемея и  Леонтиска.  Занятые  с  рассвета  до
поздней ночи,  помощники  Александра  не  имели  времени  для  отдыха  или
развлечений. Время от времени в дом Таис являлись посланные с каким-нибудь
подарком - редкой ювелирной вещицей,  резным  ящиком  из  слоновой  кости,
жемчужными  бусами  или  стефане  (диадемой).  Однажды  Птолемей   прислал
печальную рабыню из Эдома, искусную в приготовлении хлеба, а с  ней  целый
мешок золота. Таис приняла рабыню, а золото отдала  лохагосу  для  раздачи
тессалийским конникам. Птолемей рассердился и не подавал о себе вестей  до
тех пор, пока не приехал со специальным  поручением  от  Александра.  Царь
пригласил афинянку по срочному делу. Он принял  ее  и  Птолемея  на  южной
террасе, окруженной сплошной бело-розовой чашей цветущего миндаля. Таис не
видела Александра после переправы через Араке и нашла, что  он  изменился.
Исчез неестественный блеск  глаз,  они  стали,  как  обычно,  глубокими  и
пристально глядящими вдаль. Исхудавшее  от  сверхчеловеческого  напряжения
лицо вновь обрело цветущий румянец и гладкость молодой  кожи,  а  движения
стали чуть ленивыми, как у сытого  льва.  Александр  весело  приветствовал
гетеру, усадил рядом, велел  принести  лакомств,  приготовленных  местными
мастерами из орехов, фиников, меда и буйволиного масла. Афинянка  положила
пальцы на широкую кисть царя и вопрошающе улыбнулась. Александр молчал.
     - Погибаю от любопытства! -  вдруг  воскликнула  гетера.  -  Зачем  я
понадобилась тебе! Скажи, не томи!
     Царь сбросил маску  серьезности.  В  эту  минуту  Александр  напомнил
Птолемею давнюю пору, когда они были товарищами по детским проказам.
     - Ты знаешь мою мечту о царице амазонок. Сама же ты постаралась убить
ее в Египте!
     - Я ничего не убивала! - вознегодовала Таис. - Я  же  хотела  сказать
правду.
     - Знаю! Иногда хочется видеть осуществленной мечту, пусть  в  сказке,
песне, театральном действе...
     - Начинаю понимать, - медленно сказала Таис.
     - Только ты, наездница, артистка, прелестная,  как  богиня,  способна
выполнить мое желание...
     - Видеть у себя царицу амазонок? В театральном действе? Зачем?
     - Угадала! Но это не будет игрой в театре, нет! Ты проедешь  со  мной
через толпы собравшихся на праздник.  Пойдет  слух,  что  царица  амазонок
приехала ко мне, чтобы стать моей женой и  подданной.  Возникнет  легенда,
которой поверят все. Сотня тысяч очевидцев разнесет весть по всей Азии.
     - А дальше? Куда денется "царица"?
     - Уедет в "свои владения" на Термодонт. А ты, Таис,  придешь  гостьей
ко мне на пир во дворец.
     Гетера фыркнула.
     - Согласна. Но где взять спутниц-амазонок?
     - Найди двух, больше не надо. Ведь ты поедешь около меня.
     - Хорошо, я возьму одну - свою Эрис, она будет моей "военачальницей".
Ее грозный вид убедит кого угодно.
     - Благодарю тебя! Птолемей, прикажи,  чтобы  лучшие  мастера  сделали
Таис золотой шлем...
     - А Эрис - серебряный. И круглые щиты с изображением змеи и сокола. И
луки с колчанами и стрелами. И короткие копья. И маленькие мечи с золотыми
рукоятками. Еще - хорошую леопардовую шкуру!
     - Ты слышал, Птолемей? - сказал очень довольный Александр.
     - Конечно! Но как быть с броней? Ее  не  сделают  так  быстро.  И  не
подобрать на женщин. Если броня не придется совершенно по мерке, получатся
ряженые.
     - Ничего, - сказала  Таис.  -  Мы  поедем,  как  настоящие  амазонки,
нагими, только в поясах для мечей и ремнях для колчанов.
     - Великолепно! - воскликнул Александр, обнимая и целуя Таис...
     Афинянка вместе с Эрис и целой сотней тессалийской конницы - почетным
эскортом будущей "царицы амазонок" - отправилась  в  царские  купальни  на
одном из больших озер в десяти  парасангах  к  югу  от  Персеполиса.  Туда
впадал быстрый Аракс. Принесенная его вешними водами муть успела осесть, и
голубое зеркало озер снова приняло  девственную  чистоту  и  прозрачность.
Белые строения маленького дворца, веранды на берегу, лестницы,  нисходящие
к  воде,  и  удаленные  берега,  пропадающие  в  синей  дымке   полуденных
испарений, были совершенно  безлюдны.  Это  место  могло  быть  обиталищем
богини  или  бога.  Здесь,  как  в  родной  Элладе,  строения,   созданные
человеком, сливались с окружающей природой,  становились  ее  неотъемлемой
частью. Строители дворцов и храмов Египта, Вавилона  и  Персии  стремились
отгородиться от природы. Тут было исключение. На  этом  тихом  озере  Таис
впервые за несколько лет испытала умиротворение  и  покой,  растворяясь  в
чистом горном воздухе, сиянии солнца, едва  слышном  плеске  волн  и  шуме
раскидистых сосен.
     Обе женщины облюбовали квадратную беседку. Ведущая  к  воде  лестница
ограждалась высоким парапетом, полностью  скрывавшим  их  от  постороннего
взгляда. Таис подолгу лежала на мраморе  у  самой  воды,  выравнивая  свой
медный загар, а Эрис сидела около  ступени,  задумчиво  глядя  на  воду  и
слушая ветер. Когда  спадала  жара,  на  легкой  лодке  из  белого  дерева
приплывал старый служитель, раб из далекой Кадусии.
     Он привозил свежие фрукты и катал  Таис  по  озеру.  Когда-то  старый
кадусиец служил у  греческого  наемника  и  выучился  говорить  на  койне.
Простыми и убедительными словами он  рассказывал  предания  об  озерах,  о
прекрасных пери - нимфах огня, любви и  мудрости,  обитавших  в  окрестных
горах, о мрачных и злобных джиннах - мужских божествах  пустынных  ущелий,
которые были в подчинении у пери.
     Лодка медленно скользила по прозрачной воде, размеренно  всплескивало
весло. Под негромкий рассказ старика Таис  грезила  с  открытыми  глазами.
Воздушные, с проблесками огня, в  легких  одеждах,  беззаботные  красавицы
скользили над водой, обольстительно изгибаясь в полете, манили  к  уступам
голых обветренных скал, стоявших стеною на страже запретных обиталищ духов
пустыни. И Таис хотелось стать такой же пери, ни человеком, ни богиней,  -
свободной от тревог,  увлечений,  раздоров  и  соперничества,  обуревавших
равно людей и богов Олимпа. Пробуждаясь от грез, Таис с грустью  и  смехом
ощупывала свое плотное, гладкое, очень земное тело и, вздохнув,  бросалась
в холодную глубь озера, недоступную огненным красавицам.
     Шесть дней прошли быстро, наступил канун праздника. Посоветовавшись с
тессалийцами, афинянка решила появиться в городе  вечером.  С  гиканьем  и
свистом, ударяя в щиты, под  бряцание  оружия  и  сбруи,  топот  и  ржанье
лошадей бешеная  орда  с  факелами  ворвалась  в  город  и  промчалась  на
северо-восточную окраину в заранее приготовленный просторный дом.  Слух  о
прибытии царицы  амазонок  разнесся  по  городу  мгновенно.  Сотни  людей,
потрясенных шумным вторжением, рассказывали о событии. Приняв  тессалийцев
за амазонок, они насчитали чуть не тысячу свирепых всадниц с  метательными
ножами в зубах.
     Больше  никто  не  видел  ни  одной  женщины  Термодонта,   пока   на
заполненную народом площадь,  у  южной  стороны  дворцов,  не  выехал  сам
божественный победитель "царя царей",  новый  владыка  Азии  Александр,  в
сопровождении знаменитых военачальников. Яркое солнце  играло  на  золотой
броне и шлеме в форме львиной головы огромного  и  прекрасного  македонца.
Золотая уздечка резко выделялась на черной шерсти  могучего  боевого  коня
Букефала, не менее знаменитого, чем его всадник.
     По левую, почетную сторону Александра ехала царица амазонок,  тоже  в
золотом вооружении. Народ затаив  дыхание  смотрел  на  Александра  и  его
прекрасную, как богиня, спутницу. Амазонка в чистой и презрительной наготе
сидела на неслыханно красивом коне -  золотисто-рыжем,  с  длинным  черным
хвостом  и  гривой,  в  которые  были  вплетены  золотые  нити.  Иноходец,
небольшой  и  гибкий,  казался  ящерицей  рядом  с  громадным   Букефалом.
Меднокожее тело царицы амазонок стягивал пояс  из  золотых  квадратиков  с
коротким мечом, спину прикрывала леопардовая шкура, на которой размещались
лук и  колчан  в  обрамлении  длинных  золотистых  кос,  спадавших  из-под
назатыльника нестерпимо сверкавшего шлема. Лицо царицы охватывала  толстая
перевязь шлема, что вместе с низким козырьком придавало ей воинственный  и
непреклонный вид. На левой руке, над сгибом локтя, амазонка  несла  щит  с
изображением золотого сокола Кирки в центре.
     На шаг позади царицы ехала на темно-пепельной кобыле другая амазонка,
темнокожая, в серебряном шлеме, с серебряным вооружением. В центре ее щита
извивалась серебряная змея, а  из-под  шлема  горели  дикие  синие  глаза,
внимательные  и  недобрые.  В  правой  руке  темнокожая  амазонка  держала
короткое посеребренное копье.  Ее  лошадь  перебирала  ногами,  приседала,
танцуя, взмахивала украшенным серебряными нитями хвостом.
     Александр с полководцами и  амазонками  медленно  ехал  сквозь  толпы
народа к  южной  окраине  Персеполиса.  Там,  на  гладком  участке  степи,
построили сиденья и навесы, выровняли  площадку  для  состязаний  атлетов,
сделали сцену для актеров и танцовщиц. Казалось поразительным, как  быстро
съеха