ь духовного возвышения. И  мы  никогда  не
отказываемся помочь другому в этом восхождении, памятуя историю Брахмы.
     Индиец  рассказал  прелестную  легенду  о  любви  небесной  апсары  к
главному   богу   индийской   троицы   Брахме.   Занятый   созерцанием   и
совершенствованием, он не ответил на ее призыв. Тогда апсара прокляла его,
напророчив ему почитание от верующих меньшее, чем для всех  других  богов.
Брахма отправился к другому богу троицы Вишну; и тот  разъяснил  ему,  что
совершен тяжкий грех, для исправления которого он должен стать  любовником
апсары и совершить еще тридцать других покаяний для очищения, ибо  женщина
- величайшая драгоценность  и  действенные  руки  Природы-Шакти.  Мужчина,
отказывающий женщине в страсти, кто бы  она  ни  была,  совершает  большой
грех. Поэтому последователи Тантры поклоняются Шакти и весьма  изощрены  в
Эросе.
     - И мужчины и женщины?
     - Разумеется! - ответил жрец.  -  Необходимо  действие.  Одного  лишь
желания  мало.  Чтобы   возвыситься   до   великого   духовного   подъема,
освобождающего от низких мимолетных желаний, он и она, совершающие  обряд,
или по крайней, мере хоть один из них,  должны  пройти  долгую  подготовку
тела и всех чувств.
     - Мы также проходим долгое обучение, - заметила Таис.
     - Не знаю, каково оно, - сказал темнолицый, - если ты увидишь поцелуй
змея, то поймешь сама могущество наших тантрических путей.
     - Когда можно увидеть? - нетерпеливо спросила Таис.
     - Хоть сейчас.
     - Можно ли послать за моей подругой?
     Таис,  Лисипп  и  Эрис  спустились  по  узкой  лестнице  в   обширное
подземелье под башней. Переводчик остался наверху. Эллины сносно  понимали
по-персидски, а индийцы свободно владели этим языком.
     В  просторном  квадратном  помещении,  сильно  освещенном  бездымными
индийскими факелами,  их  встретили  две  светлолицые  и  одна  темнокожая
маленькая и крепкая молодая женщина лет тридцати, походившая  на  старшего
жреца.
     - Моя сестра, - сказал он, угадывая мысли гостей, - она и  есть  наша
Нагини, повелительница змей.
     - И посвященная в Тантру? - спросила Таис.
     - Без этого - смерть! - сурово ответил жрец. - Она выполнит не только
обряд, но и все приготовления к нему. Сядьте.
     Они  уселись  у  стены  на  холодноватую  каменную  скамью.   Явилась
четвертая девушка, неся большую плоскую чашу с теплым душистым  молоком  и
пучок пахучей травы. Повелительница змей сбросила одежду. Девушка  вытерла
все ее бронзовое тело травой, намоченной в молоке, высоко зачесала  волосы
и привязала мягкий кожаный передник, доходивший от ключиц ниже колен. - Не
глядя на посетителей, спокойная и серьезная, повелительница змей подошла к
тяжелой  металлической  двери,  держа  в  руке  золотую  чашку,  до  краев
наполненную молоком. По ее знаку опустилась частая  решетка,  отгородившая
ее помощниц и гостей. Девушки поднесли к губам  инструменты  вроде  флейт.
Одна повела протяжную тихую мелодию, вторая разбивала ее ритмом  свистящих
звуков. Маленькая темнокожая жрица запела высоким голосом, вместо  припева
издавая резкий вибрирующий свист. Она распахнула дверь  и  раскинула  руки
крестом, продолжая держать чашу. За дверью зияла черная пустота пещеры.  В
самом конце ее неясно светилась щель, видимо, там существовал узкий проход
к свету. Некоторое время жрица пела под аккомпанемент флейт, очень  долго,
как  показалось  Таис  в  напряженном  ожидании  чего-то  ужасного.  Вдруг
темнокожая женщина согнулась и поставила чашу за порогом двери. Флейтистки
смолкли. Отчетливо послышалось шуршание  тяжелого  тела,  скользившего  по
каменному полу. Из тьмы пещеры высунулась плоская голова с  очень  широким
затылком. Два ясных, отливающих пурпуром глаза пронзительно оглядели всех,
как показалось Таис. Голова с квадратами чешуй, подобных  нагрудной  броне
воина, мимоходом окунулась в молоко. Жрица  позвала  мелодичным  свистящим
звуком. В подземелье скользнула гигантская змея двадцати  локтей  длины  с
черновато-зеленой спиной, кое-где ниже по бокам очень  густого  оливкового
цвета. Неробкая афинянка почувствовала холодок по спине, нашла руку  Эрис,
и та ответила ей взволнованным сжатием пальцев.
     Змей свернулся кольцами, устремив  не  ведающий  жалости  или  страха
взгляд на жрицу, почтительно ему поклонившуюся. Продолжая свой напев,  она
подняла высоко над головой  сложенные  ладонями  руки  и,  вытянувшись  на
пальцах,  стала  раскачиваться  в  стороны  боковыми  изгибами  на  плотно
сомкнутых ногах, сохраняя удивительное равновесие. Раскачивание учащалось.
В такт ему громадный змей стал ерзать по полу, извиваясь, и поднялся  так,
что его голова оказалась на уровне  прически  жрицы.  Только  сейчас  Таис
заметила вплетенные в  волосы  девушки  три  перевязи,  снабженные  рядами
сверкающих полированных  острий.  Змей  раскачивался  в  такт  со  жрицей,
медленно приближаясь.  Внезапно  она  вытянула  правую  руку  и  погладила
чудовище по голове, неуловимо быстро отпрянув от разинутой пасти,  которая
ударила в место, где за долю секунды перед этим было ее лицо.
     Снова  повторилось  раскачивание  и  пение,  жрица   с   красотой   и
соразмерностью танцовщицы, переступая босыми ногами, приближалась к  змею.
Улучив момент, она взяла обеими руками  его  голову,  поцеловала  и  опять
отпрянула. Змей бросался с едва заметной глазу быстротой,  но  всякий  раз
повелительница змей точно  угадывала  его  намерение  и  отстранялась  еще
быстрее. Трижды молодая женщина целовала змея  в  голову,  с  непостижимой
легкостью  ускользая  от  его  укуса  или  подставляя  змею  край   своего
передника,  куда  он  погружал  свои  длинные  ядовитые   зубы.   Наконец,
раздраженный змей взвился спиралью, бросился  на  девушку,  промахнулся  и
замер, качаясь и нацеливаясь снова. Жрица  выгнулась,  хлопнула  в  ладоши
опущенных рук и молниеносным рывком вперед на  одно  кратчайшее  мгновение
прижалась губами к змеиной пасти. Змей ударил в ту же секунду. На этот раз
он не остановился и  погнался  за  жрицей.  Непостижимо,  как  она  смогла
увернуться и ускользнуть в узенькую  дверь  за  решетку,  которую  заранее
распахнула и захлопнула четвертая девушка.
     Лязг  металла,  тупой  удар  тела  змеи  и  свист  разозленного  гада
отозвались стихийной силой на натянутых, точно струны, чувствах Таис.
     - Что будет теперь?! - громко вскрикнула она на аттическом наречии, и
индийцы удивленно уставились на нее.
     Лисипп перевел, и старший жрец усмехнулся.
     - Ничего. Мы уйдем, факелы  погасят,  и  Наг  возвратится  к  себе  в
пещеру. Там устроена площадка, куда он выползает греться на  солнце.  А  в
это время закроют дверь.
     - Он сильно ядовит? - спросила Таис.
     - Подойди к моей сестре, - ответил жрец.
     С почтительностью и не без примеси  страха  афинянка  приблизилась  к
женщине, стоявшей без волнения и позы, с любопытством  глядя  на  эллинов.
Почувствовав резкий запах, напоминавший раздавленный лист  чемерицы,  Таис
увидела, что передник повелительницы змей залит  желто-зеленой  жидкостью,
медленно стекавшей на пол.
     - Яд! - пояснил жрец. -  С  каждым  броском  Наг,  готовясь  укусить,
выбрызгивает его из своих зубов.
     - И яд силен? - спросил Лисипп.
     - Это самая большая и самая ядовитая змея Индии. Конь и слон  умирают
через минуту, человек и тигр живут дольше - две, по вашему счету  времени.
Этого яда хватит на три десятка человек.
     - Она приручена сколько-нибудь? - спросила Эрис.
     -  Приручить  Нага  невозможно!  Тварь   не   ведает   благодарности,
привязанности, страха или беспокойства.  Она  лишена  почти  всех  чувств,
свойственных животному с теплой кровью, и походит в этом  на  людей  толпы
самого низшего разряда. Только необычайное искусство нашей Нагини  спасает
ее от смерти, стерегущей каждое мгновение.
     - Тогда зачем она делает это? - Таис взглянула  на  жрицу,  осторожно
сворачивавшую обрызганный ядом передник и теперь совсем похожую на древнюю
бронзу с сильными формами женщины, привычной к труду земледельца.
     - Каждый из нас имеет потребность вновь и  вновь  испытывать  себя  в
искусстве, особенно если оно опасно и не исполнимо другими  людьми.  Кроме
того, могущество тантрической подготовки дает ей надежный щит!
     - Если Тантра столь сильно влияет на чувства, сердце и тело людей, то
можешь ли ты исцелить молодого художника от чрезмерной и безнадежной любви
к моей подруге?
     - Художники занимают место посредине, между последователями аскетизма
и Тантры. Поэтическая мысль не боится искушения,  поскольку  сама  позиция
коренится в любви, которая есть желание, а желание  -  надежда  продолжать
жизнь. Истинная поэзия отбрасывает все фальшивое и в этом подобна  аскезе,
но в то же время сгорает в пламени Эроса  к  возлюбленной  или  Музе.  Эта
двусторонняя способность художника затрудняет лечение. Все же попробуем.
     - В чем состоит лечение?
     - Каждая мысль проявляется внешне, если внимание сильно сосредоточено
на ней. Напряженное желание вызовет нужное следствие.
     - Ты имеешь в виду сэтэп-са, гипноз?
     -  И  это.  Однако  для  художника  более  важно  заострить  тоску  о
Кхадо-Лилит, скрытую в сердце каждого  мужчины.  Так  же,  как  и  у  вас,
эллинов,  у  нас  есть  предание  о  нескольких   расах   людей,   которые
предшествовали теперешним. Эллины верят в людей  золотого,  серебряного  и
медного  веков,  что  доказывает  единство   происхождения   мифов.   Одна
существенная разница - мы считаем прежних  людей  более  небесными,  а  вы
более земными, чем современные, и, следовательно, менее совершенными.
     - Ты не прав, жрец, - вмешался Лисипп, - разве титаны и титаниды хуже
современных? Прометей и его сподвижники жертвовали собой,  чтобы  избавить
людей от невежества.
     - И только прибавили им страдания от осознанной ответственности,  дав
мечту о свободной воле,  но  не  подняв  из  мрака  несвободной  жизни,  -
прибавил высокий жрец.
     - По нашим мифам, Кронос пожирает своих детей от Реи-Геи.  Уран  тоже
истребляет их. Иначе говоря, Время и Небо стирают с лица Земли плоды свои.
Означает  ли  легенда  неспособность  Земли,  Природы  или  Шакти  создать
настоящих богоравных людей?
     - Означает, что человечество должно в конечном итоге пересоздать само
себя, совершенствуясь в познании и самовосхождении. Наши священные писания
говорят о прежних расах людей - духов. Не буду говорить о трех первых, они
очень далеки от нас. Непосредственно предшествовала нам четвертая  раса  с
прекрасными  женами  Небесного  происхождения.  Еврейская   мифология   не
признает чередования нескольких рас, а единожды  сотворенную  пару  людей,
одинаковых с современными. Однако и у них есть предание, будто  у  первого
из людей, Адама, была до его человеческой  жены  Евы  еще  одна  -  Лилит.
Предание сделало из нее  вредоносного  демона,  прекрасного,  но  всячески
вредившего Еве, пока бог не послал трех ангелов, которые изгнали  Лилит  в
пустыню.
     Индийские Лилит совсем другие. Они также способны летать по  воздуху,
но бесконечно добры к людям. Царица всех этих праженщин, называемых у  нас
Кхадо,  именовалась  Сангиэ   Кхадо   и   красотой   превосходила   всякое
воображение. В  отличие  от  апсар  Кхадо  не  обладали  разумом,  а  лишь
чувствами. И мечта о прекрасном человеческом теле  и  нечеловеческой  силе
Эроса живет у нас как память об этих Лилит.
     - Я слышала от восточных людей легенду о пери,  небесных  красавицах,
порождениях огня. Они тоже  летают  по  воздуху  и  снисходят  к  смертным
избранникам, - сказала Таис,  вспомнив  свое  пребывание  на  озерах  близ
Персеполиса.
     - Несомненно, тоже отзвук памяти о Лилит, - согласился старший  жрец,
проявляя в отношении Таис все большую  внимательность.  -  Наша  задача  -
разбудить эту память в душе художника, овладеть ею и предоставить особенно
искусным в своем деле священным танцовщицам довершить остальное,  вытеснив
из сердца художника его губительную страсть к модели, не желающей  связать
с ним судьбу!
     - Я видела настоящую Лилит древних месопотамцев на Евфрате, - и  Таис
рассказала о маленьком святилище на дороге через  перевал  с  изображением
крылатой женщины в нише алтаря. - Я думаю, что из всех древнейших  женских
изображений у этой богини было наиболее  совершенное  тело.  А  можно  мне
взглянуть на особенно искусных танцовщиц?
     Старший жрец снисходительно улыбнулся, ударяя в  небольшой  бронзовый
диск и одновременно повелительным кивком приказывая  переводчику  покинуть
зал. Приглаживая  бороду,  вавилонянин  заторопился.  Очевидно,  избранные
танцовщицы храма показываются далеко не всем. Эрис, вдруг что-то вспомнив,
поспешила к себе. Из незаметной двери между слонами явились две девушки  в
одинаковых металлических украшениях на  смуглых  гладкокожих  телах,  косо
надетых широких поясах из золота,  ожерельях,  ножных  браслетах,  серьгах
большими кольцами и сверкающих крупными рубинами  налобниках  на  коротких
жестких волосах. Лица их, неподвижные, как маски,  с  сильно  раскосыми  и
узкими глазами,  короткими  носами  и  широкими  полногубыми  ртами,  были
похожи, как у близнецов. Похожими были и тела  обеих  странного  сложения.
Узкие плечи, тонкие руки, небольшие, дерзко поднятые груди,  тонкий  стан.
Эта почти девичья хрупкость резко контрастировала с нижней половиной  тела
- массивной, с широкими и толстыми  бедрами,  крепкими  ногами,  чуть-чуть
лишь не переходящей в тяжелую силу. Из объяснений  старшего  жреца  эллины
поняли, что эти девушки - из дальних восточных гор за Рекой Песков. В  них
наиболее ярко выражена  двойственность  человека:  небесно-легкой  верхней
половиной тела и массивной, исполненной темной земной силы нижней.
     Таис усомнилась, могут ли они танцевать.
     - Жены небольшого роста всегда гораздо более гибкие, чем те,  которые
подобны корам и величественным статуям. Я совсем не знаю этих  народов  из
далеких восточных гор и степей, куда не проникали шагатели Александра.
     Короткое приказание - и одна из  девушек  уселась  на  пол,  скрестив
ноги, и ритмически захлопала в ладони, звеня блестевшими в  свете  факелов
браслетами. Другая начала танец с такой выразительностью, какую дает  лишь
талант, отточенный многолетним учением. В отличие от  танцев  Запада  ноги
принимали малое участие в движениях, зато  руки,  голова,  торс  совершали
поразительные по изяществу изгибы, раскрывались пальцы, подобно цветкам.
     Таис разразилась рукоплесканиями одобрения. Танцовщицы остановились и
по знаку жреца исчезли.
     - Они очень своеобразны - эти девушки, - сказала  Таис,  -  но  я  не
понимаю их обаяния. Нет гармонии, харитоподобия.
     - А я понимаю! - вдруг сказал  молчавший  все  время  Лисипп.  -  Вот
видишь. Мужчина знает, что в этих женщинах сочетание двух  противоположных
сил Эроса.
     - И ты согласен, учитель? - усомнилась Таис. - Зачем же  следуешь  ты
всегда совершенству в своем искусстве?
     - В искусстве прекрасного - да, - ответил Лисипп, - но  законы  Эроса
иные.
     - Как будто поняла, - пожала плечами  Таис.  -  И  ты  считаешь,  что
Эхефил того же мнения?
     - Похоже, раскосые девчонки вылечат его, - улыбнулся Лисипп.
     -  И  Клеофраду  они  понравились  бы  тоже?  Он  так  трудился   над
Анадиоменой, выбрав меня. Зачем?
     - Не могу говорить за того, кто перешел Реку Забвения.  Сам  я  думаю
так: ты не Лилит, а,  как  они  называют  своих  небесных  гетер,  апсара.
Владеть тобою, взяв у тебя все, что можешь ты дать, суждено лишь немногим,
способным сделать это.  Для  всех  других  -  бесконечно  снисходительные,
безумные и пламенные Лилит. Каждый  из  нас  может  быть  их  избранником.
Сознание щедрости Лилит ко всем мужам тревожит  наши  сердца  и  необоримо
влечет к ним памятью прошлых веков.
     - А Эрис, по-твоему, кто?
     - Только не Лилит. Она безжалостна к слабостям и не снисходительна  к
неумению. Эхефил увлекся носительницей образа. На  его  беду,  и  образ  и
модель оказались одним и тем же.
     - Клеофрад говорил о своем увлечении мной.
     - Для него это было бы еще хуже, чем для Эхефила. Эхефил хоть молод.
     - И по-твоему, меня уже нельзя любить? Благодарю, друг мой!
     - Не пытайся корить меня за попытку разобраться в  твоем  настроении.
Ты знаешь, если захочешь, к твоим ногам  упадет  каждый.  Этот  жрец,  все
познавший и преодолевший, сражен тобою. Как это просто для такой, как  ты!
Всего несколько взглядов и поз. Напрасно, ты не ответишь ему,  как  Лилит.
Сидит в  тебе  наконечником  копья  испытанное  тобой  чувство,  достойное
апсары. Полагаю, ты была возлюбленной Александра и  ему  отдала  всю  силу
Эроса!
     Таис залилась краской.
     - А Птолемей?
     - Ты родила ему сына - значит, его Эрос к тебе сильнее, чем у тебя  к
нему, иначе была бы дочь.
     - А если бы поровну?
     - Тогда не знаю. Могло бы быть и так и этак... Хозяева  наши  вежливо
ждут нашего ухода.
     Они поблагодарили жрецов, повторили просьбу об  Эхефиле  и  пошли  по
темному храму в свои кельи. Четыре горящих в  преддверии  факела  отмечали
время, оставшееся до рассвета.
     - Благодарю тебя, Лисипп. Когда ты  со  мной,  я  не  боюсь  наделать
глупостей, - сказала Таис на прощанье, - твоя мудрость...
     - Мудрость, афинянка, малоприятна для  ее  обладателя.  Мудрых  людей
мало. Мудрость копится исподволь у тех, кто  не  поддается  восхвалению  и
отбрасывает ложь. Проходят годы, и вдруг ты открываешь в  себе  отсутствие
прежних   желаний   и   понимание   своего   места   в   жизни.   Приходит
самоограничение, осторожность в действиях, предвидение последствий, и ты -
мудр. Это не есть счастье в твоем поэтическом понимании, вовсе  нет.  Люди
излечиваются от тревоги и  гнева  песней  и  танцами,  ничего  не  зная  о
сущности их. Не следует много рассуждать  о  знании  богов  и  людей,  ибо
молчание есть истинный язык мудрости. Открытые сердца это хорошо понимают.
Тем  более  не  мудро  говорить  истины  людям,  предпочитающим  чудеса  и
достижения кратчайшими  путями,  которых  нет,  а  есть  лишь  постепенное
восхождение. Но вот что я скажу тебе определенно, как величайшую мудрость:
преклонение для того, на кого оно направлено, самая быстрейшая порча.
     - Ты имеешь в виду преклонение перед женой?
     - Ни в коем случае. Это естественное воздание красоте и Эросу. Говорю
о низкопоклонстве перед царями, военачальниками, в  чьих  руках  находятся
людские судьбы, надолго или на мгновение - все равно.
     - И ты думаешь об Александре?
     - Представь себя на минуту человеком, на кого  направлено  поклонение
миллионов людей, самых разных, правдивых и лгунов, благородных  и  рабских
душ, храбрых и трусов. Поистине надо обладать божественной силой, чтобы не
сломиться и не предать собственные мечты.
     - Изменить своей судьбе?
     - Предатель своей страны заслуживает смерти у всех народов. Но почему
не видят люди предателей своей собственной души? Ведь такие  изменники  не
имеют уже правдивости. На человека этого нельзя положиться ни  в  чем.  Он
будет идти от дурного к  худшему,  и  зло  внутри  будет  возрастать.  Кто
бесчестен  даже  в  самых  малых  вещах,  скоро  вообще  потеряет   всякое
достоинство. Много говорили о моей  честности.  Я  действительно  стараюсь
неизменно быть таким, никогда не разглашая тайн и не  допытываясь  о  том,
чего мне не хотят сказать. Великое преступление возникает  из  цепи  малых
ошибок и проступков, а  великое  достоинство,  равное  богам,  родится  из
бесчисленных действий сдержанности и обуздания самого себя.
     - И ты думаешь...
     - Оценивай только саму себя - и это очень трудно, а в оценке больших,
тем более великих людей положись на время и народ. Мало делать  правильные
поступки, надо еще распознать время, в которое надлежит их сделать. Мы  не
можем сесть в лодку, которая уже проплыла мимо, и