иоту Нортону со словами, которые далеко не всегда принимались во внимание
этим выдающимся учреждением. "Европейцы, - писал он, - должны были бы быть
в гораздо большей мере благодарны нам за проведенные здесь работы, чем за
аналогичные в Сирии или Греции".

Благодаря рекомендации Моргана Банделье предпринял свое первое путешествие
на Юго-Запад в Нью-Мексико (позже он побывает в Мексике и Южной Америке, но
в данный момент нас это не интересует) по поручению этого института. Многие
годы он провел в пустынях, горах, а затем в музеях городов Санта-Фе и
Мехико, Нью-Йорка и Вашингтона и привез с собой богатейший материал. Хотя
до нас дошли в передаче современников его нелестные высказывания о религии,
сам он принял католичество, как говорят, по расчету. Ходили слухи, будто до
этого в Нью-Мексико он переодевался священником, чтобы обеспечить себе
помощь миссионеров-иезуитов. Однако об этом не сохранилось никаких
достоверных данных. Напомним, что и "отец европейской археологии" Иоганн
Иоахим Винкельман сделал точно такой же шаг, чтобы снискать благосклонность
кардиналов.

Когда в 1914 г. во время путешествия в Испанию Банделье скончался в
Севилье, журнал "Эль Паласио", выходивший в Санта-Фе, где он работал долгие
годы, писал: "Смерть Банделье является невосполнимой утратой" 7.

Его научные доклады, заметки, наброскп, наконец, его дпев-нпки, записи в
которых он с величайшей аккуратностью делал каждый вечер, каждую ночь своим
микроскопическим почерком (их первый том был опубликован лишь в 1966 г.), и
сегодня представляют собой величайшую ценность для ученого, для любого, кто
впервые отправляется в нехоженые районы Юго-Запада, чтобы изучать историю
первых американцев. Однако наибольший интерес для широкого читателя
представляет совершенно иная книга Банделье - его роман. Даже в самом
полном указателе литературы, содержащем сведения о наиболее редких
основополагающих трудах по археологии Юго-Запада, лишь вскользь упоминается
название этой книги. В наши дни она полностью, притом совершенно
несправедливо, забыта.

Вместе с тем это единственное в своем роде уникальное произведение - роман
о древнейших людях, действие которого развертывается в доисторическую
эпоху. Насколько мне удалось установить, книга эта не имеет аналогов в
серьезной литературе. (Я, естественно, не имею в виду здесь дешевую
научно-фантастическую литературу, которая бесцеремонно валит в одну кучу
доисторические эпохи и астронавтику).

Джек Лондон, всю жизнь воспевавший романтику приключений, опубликовал в
1907 г. роман "До Адама", действие которого целиком развертывается в
доисторические времена и призвано доказать главным образом непоколебимое
убеждение автора в правильности эволюционной теории. Для этого он находит
некий народ, "не знакомый ни с оружием, ни с огнем, стоящий на самой низшей
ступени развития речи", практически представляющий собой еще полуобезьян,
находящихся "в стадии превращения в человека". Такого народа в Северной
Америке, разумеется, не существовало. Процесс становления человека протекал
и полностью завершился на других континентах. В 1915 г. Джек Лондон вновь
возвращается к этой теме. В XXI главе своего обвинительного романа
"Звездные скитания" он заставляет галлюцинирующего заключенного совершить в
смирительной рубашке короткое путешествие в доисторическую эпоху. Все это
не идет ни в какое сравнение с исторически обоснованным трудом Банделье.
Точно так же, как не идут с ним ни в какое сравнение произведения австрийца
А. Т. Зоннлейтнера и датчанина Йоханнеса В. Йенсена. Первый из них писал
главным образом для юношества. Второй же был настолько опьянен нордическими
мифами, что слово "исторический" совершенно неприменимо к его
произведениям.

В том, что ученый взялся писать роман, нет ничего необычного. Необычно лишь
то, что он избрал в качестве основы сочиненных им событий и драматических
перипетий свою собственную науку. Например, романы английского физика С. П.
Сноу ничего общего не имеют с наукой, которой он посвятил свою жизнь и
которая по характеру своему революционна, тогда как его искусство остается
консервативным. Сноу и многие другие ученые-литераторы жили и продолжают
жить подобно больным шизофренией в двух измерениях: здесь - ученый, а здесь
- художник, чувствующий себя одинаково свободно в обеих ипостасях. Это та
самая раздвоенность, которую Сноу гневно обличал в теории и которой сам он
рабски придерживался в жизни.

Иначе действовал Бапделье. Его роман неразрывно связан с его собственной
наукой. Вот что он говорнт в предисловии о своих намерениях и творческом
методе:

"Облекая реальные факты в покровы любовной истории, я надеялся сделать
возможно более доступной и понятной широкой публике "правду об индейцах
пуэбло". Использованные мной реальные факты могут быть отнесены к трем
группам: географической, этнографической и археологической. Описания страны
и ее природы полностью соответствуют действительности. Описания обычаев и
нравов, веровании и ритуалов основываются на наблюдениях, которые были
сделаны мной и другими этнологами, а также на объяснениях, которые давались
нам индейцами. Кроме того, было использовано значительное число старинных
испанских источников, в которых жизнь индейцев пуэбло представлена именно
такой, какой она была в те далекие времена, до того как ее изменили
контакты с европейской цивилизацией. В основу описаний архитектуры положены
результаты исследований руин, сохранившихся в тех самых местах, где они
помещены в романе.

Сюжет романа является моей собственной находкой. Однако большинство
описываемых в нем сцен я наблюдал своими собственными глазами".

Иными словами, в романе Банделье творчески переработаны результаты
антропологических, этнологических, социологических, ботанических,
зоологических, географических и исторических исследований и наблюдений
автора, которые он проводил на протяжении долгих лет жизни в районах
пуэбло.

Уникальной следует признать попытку автора романа спроецировать в прошлое
накопленный им собственный опыт. Банделье был глубоко уверен, что нравы и
обычаи индейцев, которые ему еще удалось застать, в большинстве своем
оставались точно такими же, как и за многие сотни лет до появления Колумба
в Америке. Например, он был полностью убежден, что заседания
могущественного тайного общества "Ордена Кошаре", которые описываются в XI
главе романа, в те времена были точно такими же, как и в 80-е годы прошлого
столетия, поскольку отправление ритуалов у индейцев было подчинено
строжайшей традиции. Когда Банделье превозносит высокий уровень развития
социальной структуры у индейцев, можно предположить, что в древние времена
она была еще более развитой и дифференцированной, поскольку еще не испытала
на себе разлагающего влияния деятельности христианских миссионеров[19].
Следует подчеркнуть, что такое влияние действительно имело место, но далеко
не в тех масштабах, на которые претендовали отцы-миссионеры.

Материал, который Банделье излагает на страницах книги, где каждый научный
факт органически вплетается в тщательно построенный рассказ, воистину
огромен. Так доступно для современного читателя он не излагается ни в одном
другом труде.

Название книги - "Дилайт Мейкерс". Оно трудно поддается переводу. Здесь
имеются в виду члены тайного совета, которые собираются в большой киве.
Слово "дилайт" означает удовольствие, радость. В данном случае оно
используется для обозначения органического слияния блаженства и радости,
иными словами - гармонии. Банделье, несомненно, имел в виду архаический
смысл этого слова, которое в прежние времена имело также активное значение
и применялось для обозначения благородных порывов души или счастья.

Несколько слов о чисто литературном значении книги. Как первый литературный
опыт автора она заслуживает самой высокой оценки. Ей в равной мере присущи
и сильные и слабые черты романов XIX столетия. Занимательный сюжет и
интригующее переплетение событий могли быть навеяны творчеством Вальтера
Скотта, пристрастие к красочным деталям может рассматриваться как результат
влияния Чарлза Диккенса. Вместе с тем любые сравнения в конечном счете
оказываются бесполезными. Книга - уникальное явление. Она стоит вне
традиционных историко-литературных категорий, представители которых,
кстати, до нынешнего дня не посвятили ей ни строчки.

Для современного читателя книга Банделье подернута дымкой романтики, от
которой сам Банделье был весьма далек. Недаром величайший и самый глубокий
из немецких романтиков Новалис говорил: "Все приобретает романтический
оттенок, будучи отодвинуто вдаль!" Сам же Банделье решительно отвергал
романтизацию. 3 февраля 1885 г. он выступил в Нью-Йоркском историческом
обществе с докладом "О романтической школе в американской археологии", в
котором резко осуждал своих современников-археологов за пристрастие к
романтике. Как курьез воспринимается последняя фраза доклада, произнесенная
Банделье как раз в то самое время, когда он уже приступил к работе над
своим романом, являвшимся чистейшей исторической фантастикой (его книга
впервые увидела свет в 1890 г., а затем переиздавалась еще дважды, в 1916 и
1918 гг., до того как была полностью забыта). "Дни исторических романов
сочтены. Прогресс в развитии вспомогательных научных дисциплин достаточно
велик, чтобы поднять американскую историческую науку на такую высоту, на
которой она превратится в критическую и благодаря этому приносящую
конкретную пользу отрасль человеческого знания".

Между тем в поход выступило новое поколение ученых. В 1928 г. в статье
"Американского биографического словаря" отмечалось: "Ни один американский
археолог не полагался так на исторические источники, как Банделье, и ни
один американский историк никогда не проверял так полно, как он, свои
исследования с помощью археологического материала".

Статья была подписана инициалами А. В. К. За ними скрывался Альфред Винсент
Киддер, которому в 1914 г., когда скончался Банделье, было двадцать девять
лет. Ему предстояло не только продолжить дело Банделье, но и заложить
научные основы археологии Юго-Запада, что и сегодня позволяет считать его
признанным классиком, а разработанные им важнейшие положения - незыблемыми.

В 1907 г. на доске объявлений Гарвардского университета появилась записка,
в которой доктор Е. Л. Хьюетт из Американского археологического института
сообщал, что ищет трех добровольцев из числа студентов-антропологов для
участия в экспедиции на Юго-Запад. На призыв откликнулись трое молодых
людей, только что сунувших нос в эту науку: Сильванус Морли, Джон Гульд
Флетчер и Киддер. Случаю было угодно, чтобы все трое обрели славу. Морли
стал всемирно знаменитым специалистом по истории индейцев майя, Флетчер
приобрел известность как поэт, а Киддер стал тем, о чем мы только что
говорили. Хыоетт, которому, видимо, не удалось найти более взрослых и
опытных помощников, принял всех троих. Вот что сорок лет спустя рассказывал
Киддер об этом первом своем путешествии на Юго-Запад.

"Проделав в товарном вагоне путь в 60 миль от Манкос (шт. Колорадо), мы
встретили доктора Хьюетта на ранчо в Мак-Эльмо-Каньон, вблизи границы штата
Юта. Ранчо представляло собой дом из адобов с тремя помещениями,
расположенный на маленьком клочке земли, заросшем люцерной, - самый
последний форпост на длинном пути, ведущем через пустыню к небольшому
мормонскому городку Блафф-Сити на реке Сан-Хуан. Мы ночевали под стогами
сена в Холлисе, которые одновременно давали тень и защищали нас от ветра.
На следующее утро доктор Хыоетт, который в те дни был неутомимым ходоком,
отправился в многокилометровый поход по раскаленному чуть ли не докрасна
каньону. Сзади него, с трудом переводя дух, мы карабкались по плоской горе,
находившейся у места соединения Мак-Эльмо с Йел-лоу-Джекет. С этой высоко
поднимавшейся горы мы могли видеть Меса-Верде и Юта-Пик, находящиеся в
штате Колорадо, Абахос и дальние горы Генри в штате Юта, высокие красные
столовые горы Моньюмент-Вэлли и голубую линию Лукачуки в Аризоне. Ни одному
из нас никогда не приходилось видеть одновременно такие обширные дали, а
тем более такую дикую, пустынную и такую истерзанную страну, как та, что
простиралась перед нами.

Доктор Хыоетт взмахнул рукой. "Я хотел бы, - проговорил он, - чтобы вы,
молодые люди, провели археологическое обследование этой местности. Я
вернусь через шесть недель. Вы поступите разумно, еслн постараетесь
раздобыть себе пару лошадей...""

Это предложение, тем более сделанное трем совершенно неопытным молодым
студентам, разумеется, было абсурдным. Но за ним скрывался метод. Киддер
сообщает дальше:

"В одной из своих книг доктор Хьюетт позже писал, что поставил перед нами
такую задачу якобы с целью испытать нас. И это действительно было
испытанием... История заслуживает того, чтобы ее рассказать. Трудно описать
наши мучения с конской упряжью, взятой напрокат, наши усилия, направленные
на то, чтобы не дать окончательно развалиться старой двухколесной повозке,
отказ от нее и покупка трех кобыл, каждая из которых имела по еще нетвердо
державшемуся на ногах жеребенку, перенапряжение сил, которое первоначально
вызывала необходимость измерить с помощью маленького карманного компаса
этот бесконечный лабиринт ущелий и пропастей, нанести на карту и сделать
описание встречавшихся нам многочисленных развалин" 8.

Киддер, который был жизнелюбивым студентом, по его собственным словам,
занялся этнологией и археологией благодаря чистой случайности. Расписание
лекций по этим дисциплинам было более удобным, чем по медицине, которую он
собирался изучать, и оставляло ему свободным конец недели.

Академическая карьера Киддера изобиловала успехами. Для нас важно то, что
ему рано представилась возможность совершить поездку в Грецию и Египет и
познакомиться там с высоким уровнем раскопок, проводимых европейскими
археологами. Особое значение имела работа крупного египтолога Георга А.
Репс-нера, чей курс по возвращении в Гарвардский университет Киддер
немедленно начал читать студентам. Киддер очень точно называет Рейснера
"денди" и сам бессознательно следует его примеру. Недаром все современники
сходятся в характеристике внешнего облика и манеры поведения Киддера:
всегда джентльмен.

Он вел раскопки во многих местах Северной Америки, но главным образом на
Юго-Западе: в штатах Юта, Аризона и Нью-Мексико. Раскопки, которые долгие
годы велись им в Центральной Америке - в стране индейцев майя, мы упомянем
здесь вскользь, лишь полноты картины ради. Однако следует иметь в виду, что
именно там он пришел к выводу о необходимости (и впервые применил на
практике) комплексного использования в археологии самых различных научных
дисциплин. К участию в одних и тех же раскопках он одновременно привлекал
археологов, этнологов, физико-антропологов (американский термин, принятый
для обозначения ученых-антропологов, которые специально занимаются
исследованием строения человеческого тела), языковедов, медиков, географов.

Из посещений греческих музеев, располагавших богатейшими собраниями древних
ваз, он, безусловно, вынес глубокое убеждение об огромном значении, которое
могла иметь для характеристики определенных периодов керамика, даже в тех
случаях, когда она была представлена мельчайшими черепками, обломками
глиняной посуды и вообще любыми осколками.

Одновременно он пришел к выводу, что для археологов не менее важно уметь
устанавливать связь между черепками, единичными предметами, остатками
скелетов и строений для определения хронологии и тем самым для истории
развития культуры. Итак, никогда не упускать из вида "главную задачу,
которая состоит в том, чтобы исследовать длительный, медленный рост
человеческой культуры и ставить проблемы развития человеческого общества"9.

Тем самым Киддер намного опередил свое время. По крайней мере в Северной
Америке. Ведь еще в 1938 г. один из американских антропологов, признававший
ценность одних лишь голых фактов, мог во всеуслышание заявлять: "В
антропологии слово "теория" - неуместно!" И действительно, научные методы и
теории, разработанные Киддером, далеко не везде и не сразу упалп на
плодородную почву. Лишь в 30-е годы они были впервые применены при
проведении исследований в долине Миссисипи. "Только в 40-х годах такие
методы были впервые использованы на Атлантическом побережье", - писал Джон
Уитхофт из Пенсильванского университета в критическом обзоре, посвящђнном
развитию североамериканской археологии10.

Тем не менее благодаря многочисленным ученикам, проходившим его школу,
влияние Киддера росло. "Разумеется, у нас, студентов, - рассказывает один
из них, - было больше вопросов, чем ответов на них. Однако он всегда
проявлял к нам огромное терпение. Он постоянно помогал нам, открывая перед
нами перспективы, что мы очень высоко ценили при нашей формальной системе
обучения" 11. Он также служил нам примером в полевых исследованиях. Киддер
был первым археологом, который, чтобы произвести аэрофотосъемку территории,
где находились древние развалины, поднялся на борт самолета Чарлза
Лпндберга - летчика, впервые перелетевшего через Атлантический океан. Вот
что писал по этому поводу Чарлз Линдберг моему издателю и мне в 1970 г.:
"Во время осуществления наших предварительных планов исследования местности
в районе Пекоса моя жена и я облетели на одномоторном биплане марки
"Фалькон" с открытой двухместной кабиной вдоль и поперек всю территорию
штатов Нью-Мексико и Аризона в поисках следов древних цивилизаций. Когда в
поле нашего зрения попадали перекрещивающиеся линии городских стен, мы
фотографировали их и отмечали местоположение на карте. Мы обнаружили при
этом, что руины древних поселений у Пекоса было гораздо легче различить па
местности с самолета, чем при наземных наблюдениях. Правда, сверху мы могли
лишь неясно, но зато совершенно точно определить направления квадратных или
прямоугольных контуров на земле, показывающих место, где когда-то стояли
стены... Я вспоминаю доктора Киддера с чувством глубокой дружбы и
искреннего восхищения" 12.

Самые значительные раскопки, во время которых были заложены основы научных
методов североамериканской археологии, были проведены Киддером в развалинах
Пекоса. Они продолжались, за исключением трехлетнего перерыва, вызванного
первой мировой войной, с 1915 по 1929 г. Эти исследования были обобщены в
увидевшем свет в 1924 г. и ныне ставшем классическим труде Киддера
"Введение в изучение археологии Юго-Запада". Он умер в 1963 г. в возрасте
семидесяти восьми лет. Память о нем поддерживается благодаря ежегодным
Пекосским конференциям, первая из которых была созвана Киддером в 1927 г.
Она увековечена также премией - "Киддеровская премия за достижения в
американской археологии". В Музее Пибоди депонированы сто бронзовых
медалей. Одна из них раз в три года присуждается Американской
антропологической ассоциацией. Удивительная предусмотрительность! Запаса
медалей должно хватить на триста лет.

Пуэбло Пекос лежит юго-восточней города Санта-Фе в штате Нью-Мексико на
склоне скалистого холма, расположенного в центре обширной долины. Долина
ограничена с трех сторон холмами и горами, а с севера - высоким, почти
всегда покрытым вечными снегами горным массивом. Сегодня руины не
производят сильного впечатления, их загораживают печально устремленные к
небу развалины массивных глиняных стен церкви испанских миссионеров. Между
руин пуэбло, едва достигающих высоты человеческого роста, весной цветет
оранжевый кустарник чамиса, а в поле тут и там возвышаются, словно
изваянные скульптором-футуристом, кактусы чолья с острыми, как иглы,
шипами.

Надо напрячь всю силу воображения, чтобы представить пульсирующую здесь
жизнь многих сотен семей, на протяжении столетий населявших этот похожий на
пчелиные соты "город" в те времена, когда там еще вздымались ввысь стены, а
этажи громоздились друг на друга, образуя башни.

Тем не менее история Пекоса чрезвычайно близка нам. Банделье еще встречался
с пото