ный  и  медлительный,
Фламиний -  быстрый,  горячий,  с  острым  умом.  Баловень  судьбы.  Успех
вскружил ему голову.
     - Извини, что я прервал твой рассказ, - молвил  Ганнибал,  отвлекшись
от своих мыслей. - Что стало с тобой потом?
     - В цепях нас привезли в Рим. С тех пор я не видел больше  никого  из
моих друзей. Римляне боятся держать вместе людей  одного  племени,  и  нас
купили разные господа. Я попал на  мельницу.  К  жернову  вместе  со  мной
приковали сирийца, фракийца, скифа и грека. Хозяин был уверен, что  мы  не
поймем друг друга. Слово "свобода" произносится по-разному,  но  одинаково
дорого сердцу каждого. Во время римского праздника Сатурналий  [Сатурналии
- римский праздник, во время которого рабы как бы  менялись  положением  с
господами], этих мучительных и коротких дней ложной  свободы,  мы  бежали.
Римляне послали за нами в погоню собак, обученных охоте за людьми.  Но  мы
обманули псов и их хозяев, спрятавшись на островке на  Тибре.  Вода  смыла
наши следы. Римляне называли этот островок именем бога-целителя  Эскулапия
и посылали туда умирать старых и безнадежно больных рабов. Днем и ночью  с
острова слышатся стоны и вопли умирающих. Мимо острова  проходят  лодки  и
корабли, но никому не придет  в  голову  причалить  к  острову  и  бросить
умирающим кусок заплесневевшего хлеба.
     Может быть, эта бесчеловечность и спасла нас. Три дня мы прятались  в
зарослях, обращаясь с мольбой каждый на своем языке, каждый к своим богам.
Но просили мы об одном, и боги вняли нашим молитвам.  Ночью  мы  незаметно
проникли на корабль с зерном, не зная, куда он  плывет.  Мы  пробрались  в
трюм и лежали тихо, как мыши. Теперь нас уже мучил не голод, а  жажда.  На
четвертые сутки плавания мы готовы были выдать себя  за  глоток  воды.  Но
жажда свободы была сильнее. Не  знаю,  сколько  еще  прошло  дней.  Сквозь
забытье я услышал, как заскребла якорная цепь и плеснул  якорь.  Выгружали
зерно. Это было спасение. От  рабов-грузчиков  я  узнал,  что  нахожусь  в
Массалии. Рабы принесли мен воды. Моим товарищам по бегству вода  была  не
нужна. Они были слабее меня. Их убила жажда. Из Массалии  я  направился  к
Альпам. Через неделю я был среди своих. Я рассказал о  том,  как  со  мной
обращались римляне, показал им рубцы на своей спине. Сердца  моих  родичей
зажглись гневом. Они мне обещали, что будут мстить римлянам. Когда  к  нам
прибыли твои послы, родичи сказали мне: "Иди с этими чужеземцами и приведи
в наши земли их войско. Самим с римлянами нам не справиться".
     Ганнибал с  интересом  слушал  Дукариона.  Он  видел  в  нем  первого
подданного великой западной державы, столицей которой он сделает Рим. Нет,
он не вернется в Карфаген, где его  будут  стеснять  на  каждом  шагу.  Он
станет повелителем всех этих обиженных и недовольных Римом  людей.  И  его
держава будет такой же разноплеменной, как войско.



                                  ГАДЕС

     Распустив воинов-иберов по домам,  чтобы  с  наступлением  весны  они
снова собрались в Новом Карфагене, полководец отправился в Гадес  принести
обет Господину Мелькарту. В Гадесе Ганнибал должен  был  встретиться  и  с
Магоном.
     Огромные волны подкатывались к  скале,  составлявшей  подножие  храма
Мелькарта, и с грохотом разбивалась. Снова  и  снова  катились  валы,  как
разъяренные упорством  врага,  обезумевшие  воины,  брошенные  на  приступ
невидимым полководцем. Его непреклонная  воля  обрекала  их  на  смерть  и
забвение, превращала в водяную пыль, но на их место становились все  новые
и новые бойцы с  изогнутыми  щитами  и  острыми  копьями.  Снова  и  снова
катились волны.
     Это прекрасное, неповторимое зрелище рождало необычные мысли. "Война,
всюду война! - шептал Ганнибал. Он ощутил привкус соли, словно прижался  к
лицу матери и ее слезы высохли у него на губах. - Океан воюет  с  берегом,
берег - с ветром, племя идет на племя, а кто я в  этой  войне?  Всесильный
полководец или игрушка в  руках  могущественных  сил?  Властен  ли  я  над
войной, которая началась до моего рождения и будет после меня?  Пусть  мне
захочется бросить войско и бежать в степи к Масиниссе, жить  в  мапалии  и
охотиться на диких коз. Прекратится ли война, виновником  которой  считают
меня, Ганнибала?  Распустят  ли  римляне  свои  легионы  и  потопят  флот,
откажутся ли рабби от  иберийских  рудников,  приносящих  им  баснословные
доходы? Нет! Тысячу  раз  нет!  На  мое  место  станет  другой,  мой  брат
Газдрубал или Ганнон. И  все  равно  будет  война.  Снова  и  снова  будут
катиться волны и рассыпаться в водяную пыль.  И,  если  я  бессилен  перед
потоком событий так же, как эта волна не может остановиться или  повернуть
вспять, значит, есть что-то, что сталкивает волны с камнями  и  племена  с
племенами. И это что-то мы называем Мелькартом,  воздвигаем  ему  храмы  и
алтари, приносим жертвы".
     Ганнибал выхватил из ножен кинжал и бросил в море.
     Уже почти тысячу лет на этой скале верующие  приносили  морю  жертвы,
финикийские и карфагенские купцы кидали в волны слитки серебра  и  монеты,
янтарь, перстни с драгоценными камнями. Они просили  у  Мелькарта  доброго
ветра и богатой добычи. А этот человек на скале бросил в океан свое оружие
и просил взамен ярость.
     Ганнибал шагал к дому старейшины, где остановился Магон.
     Полководец внимательно выслушал рассказ брата  о  заседании  Большого
Совета, на котором Ганнон и его сторонники потерпели  позорное  поражение.
Когда вновь прибывший посол сказа:  "Здесь  я  приношу  вам,  карфагеняне,
войну и мир, выбирайте!" - никто из рабби не заколебался. "Выбирай сам!" -
раздался единодушный крик, и римлянин выбрал войну.
     Магон  рассказал  также  о  новом  отряде  боевых   слонов,   который
подготовлен в "Маленькой Индии" и сейчас находится на пути в Иберию вместе
с самим Рихадом.
     - А как Гайя? - спросил Ганнибал. - Выполнит ли он мою просьбу?
     - Гайя  обещал  прислать  тебе  полторы  тысячи  всадников.  Но  сына
Масиниссу пока прислать он не может, так как тот исчез.
     - Исчез? - удивился Ганнибал.
     - Да, он скрылся после того, как отец наотрез  отказался  помочь  ему
жениться на Софонибе. Но я думаю, что Гайя хитрит. Нумидиец спросил, зачем
тебе Масинисса, если ты взял Сагунт.
     - Как сказать, - ответил Ганнибал тихо. - Может быть, Гайя понял  то,
о чем не догадываешься ты. Сагунт только начало. Из Сагунта дорога ведет в
Рим.
     - В Рим! - воскликнул Магон. - Но ты забываешь о  дальности  пути,  о
множестве диких племен, с которыми нам придется встретиться!
     - Нет, я все это знаю.
     - А чем ты будешь кормить воинов во вражеских землях? Чем?
     - Я все равно пойду на Рим, даже если мне самому придется жевать кожу
сапог и есть человечину.




                           ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРЫЖОК


                             НА ПУТИ К РОДАНУ

     Шагают слоны Ганнибала. Корзины на их спинах покачиваются, как  лодки
в море. Наемники стоят по обочинам дороги, пропуская вперед  слонов.  Лишь
немногим из этих тысяч иберов  и  кельтов,  сардов  и  балеарцев  довелось
видеть слонов. С суеверным ужасом они взирают на животных, не  похожих  ни
на одного зверя их гор и лесов. С восхищением они разглядывают их толстые,
как вековые дубы, ноги, в которых ощущается невиданная мощь.  И  эта  мощь
послушна их повелителю - Ганнибалу. Он, кажется, не только понимает  языки
всех племен, но, подобно  волшебнику,  может  управлять  этими  сказочными
животными. Стоит ему подать знак, и они ринутся и растопчут  каждого,  кто
осмелится перечить карфагенянам.
     Шагают слоны Ганнибала. Гудит и стонет под их ногами земля. В тяжелой
поступи  слонов  -  непреклонность  воли   полководца   и   неотвратимость
возмездия. Рим должен быть уничтожен. Рим  будет  раздавлен  карфагенскими
слонами. Десятки  дней  отделяют  войско  Ганнибала  от  Италии.  А  какие
препятствия его ожидают? Реки, обрывы, снежные горы, воинственные и  дикие
племена. Но разве меньше преград было у этих  слонов  на  пути  к  Иберии?
Перед тем как стать послушными человеческой воле, они прошли суровую школу
Рихада, человека, стоящего целой армии. Рихад совершил то, что не  удалось
никому. Он приручил  диких  "ливийцев",  которых  считали  непригодными  к
войне.
     Рим  должен  быть  уничтожен.  Такова  цель  похода,  известная  лишь
ближайшим  помощникам  Ганнибала.  Для  остальных  движение  на  север,  к
Пиренеям, - это только завоевание еще не захваченной  карфагенянами  части
полуострова от реки Ибер до Пиренеев.
     Шагают слоны Ганнибала. Пыль поднимается из-под их ног и  повисает  в
воздухе, покрывает лица всадников и пехотинцев, ложится на конские попоны.
Осталась  позади  цветущая  долина  Ибера.  У  Эмпория  [Эмпорий   (теперь
Ампориас) - греческая колония, основанная жителями Мессалии  в  V веке  до
н.э; город обладал хорошей гаванью и играл важную роль в торговле],  белые
дома которого раскинулись по берегу подобно грозди винограда,  карфагеняне
простились с морем. Они бросали  в  волны  клоки  волос  и  шептали  слова
заклятий. Они собирали на берегу блестящие от влаги камешки и прятали их в
ножны, привязывали на шею и к поясу.
     Пестрое, как праздничная процессия, войско  поднимается  все  выше  и
выше в горы. Только изредка попадаются огороженные камнями клочки пашни на
склонах гор. Племя летанов спешит увести стада подальше  от  прожорливого,
как саранча, воинства.
     Шагают слоны Ганнибала. Открылась скалистая  цепь  Пиренеев  -  рубеж
Иберии.  Теперь  уже  всем  ясно,  что  Ганнибал   задумал   нечто   более
грандиозное, чем завоевание всей Иберии. Три  тысячи  иберов  во  главе  с
Алорком отказались покинуть родную  землю.  Ганнибал  мог  окружить  их  и
раздавить  слонами.  Но  он  не  сделал  этого.  Ганнибал  понимал:  тогда
поднимется против Карфагена вся Иберия. Справится ли  с  новым  восстанием
Газдрубал  Младший,  которому  он  оставил  всего  лишь   двадцать   тысяч
пехотинцев, всадников и моряков? Поразмыслив, Ганнибал дозволил остаться в
Иберии всем, кто не желает разделить с ним риск  похода.  Таких  оказалось
около  одиннадцати  тысяч  человек.  Отпуская  всех   желающих,   Ганнибал
одновременно избавлялся от трусливых и ненадежных  воинов,  которые  могут
впоследствии стать обузой. Еще десять тысяч человек он  оставил  во  вновь
завоеванной области между рекой Ибером и Пиренеями. Он не  имел  намерения
отказаться  от  завоеваний  в  Иберии,  для  того,  чтобы   сломя   голову
устремиться в другие страны. Он знал, что  за  его  спиной  надежный  тыл,
обеспеченный сильным и верным войском.
     Без труда Ганнибал перешел Пиренеи. В это время года перевалы не были
покрыты снегом и горы не подавляли своей  суровостью.  С  Ганнибалом  было
пятьдесят тысяч пехотинцев и десять тысяч всадников.  Хижины  из  толстых,
вкопанных в землю бревен  с  островерхими  соломенными  крышами  ничем  не
отличались от оставшихся по ту сторону Пиренеев.  Но  Ганнибал  знал,  что
отсюда начинается огромная страна,  населенная  многочисленными  племенами
кельтов, или галлов, как  их  называют  римляне.  Никому  из  карфагенских
купцов не приходилось проникать  в  глубь  этой  страны.  Купцы,  опасаясь
оставлять свои корабли, посещали лишь поселения на берегу Внутреннего моря
и океана, омывавшего Галлию с запада. Всему, что Ганнибал знал  о  Галлии,
он был обязан древним летописям да рассказам наемников,  служивших  в  его
войске.
     В древности на южных берегах Галлии находились  финикийские  колонии,
основанные теми же предприимчивыми торговцами и  мореплавателями,  которые
положили первые камни  в  стены  Карфагена.  Теперь  эти  берега  заселены
вольными, как ветер, племенами, среди которых затерялась греческая колония
Массалия. Массалийцы  были  союзниками  римлян,  и  поэтому  Ганнибал,  не
желавший выдавать римлянам  свои  планы,  предпочитал  держаться  севернее
Массалии.
     Первым после спуска с гор был городок племени  сорбонов  Иллибер.  Не
слышалось привычного кудахтанья  кур  и  блеяния  овец  -  обычной  добычи
проголодавшихся солдат. Город был оставлен жителями. Это  верный  признак,
что местные племена считают Ганнибала врагом и готовятся к  сопротивлению.
Ганнибал приказал найти хотя бы одного иллиберца. Несмотря  на  похвальное
рвение воинов, перерывших прелые вязанки соломы на  земляном  полу  хижин,
обследовавших  чердаки  и  другие  укромные  места,  Ганнибал   провел   в
неизвестности целый день. Лишь  к  вечеру  рассыпавшиеся  по  окрестностям
всадники Магарбала привели пастуха, прятавшегося вместе со своим стадом  в
горной лощине. По их словам, захватить его было труднее, чем справиться  с
дюжиной воинов. Стадо охраняли огромные собаки, такие злые и дикие, что их
трудно отличить от волков.
     В ответ на вопрос Ганнибала, куда  делось  население  города,  пастух
издал какое-то мычание.
     - Я потерял целый  день,  а  вы  мне  привели  немого!  -  возмутился
полководец.
     - Сейчас он у  меня  заговорит!  -  с  угрозой  в  голосе  воскликнул
Магарбал и приказал принести орудия пытки.
     Один лишь взгляд на клещи и колодку с медными шипами развязал пастуху
язык.
     Так Ганнибал узнал, что две ночи назад жители Иллибера направились  к
городу Русцину, что на речке Телис, и что там собирается ополчение  других
галльских племен - вольков и тектозагов.
     - Почему вы бежите от меня? - спросил Ганнибал у пленника. -  Ведь  я
иду войной не на вас, а на римлян.
     - Мы не знаем, с кем ты собираешься воевать,  -  ответил  пастух,  но
боимся, что ты отнимешь у нас свободу, как отнял ее у иберов.
     Отпустив пастуха, Ганнибал послал за Дукарионом.
     - Мне ничего не стоит рассеять полчища галлов, раздавить их  слонами,
но это будет ненужное кровопролитие. Отправляйся в Русцин и скажи  вождям,
что я желаю с ними встретиться. Пусть они явятся к Иллиберу.
     Встреча состоялась на следующий день, после полудня. Вождей в плащах,
отороченных  мехами,  в  шлемах  из  бычьей  кожи  сопровождало  несколько
телохранителей, видимо, из числа их солдуриев  [солдурии  -  дружинники  у
жителей Южной Галлии; они сопровождали вождя в походах, нередко закалывали
себя на его тризне].
     Варвары с удивлением рассматривали сосуды  из  какого-то  невиданного
материала, бесцветного и прозрачного,  как  лед,  бронзовые  полые  головы
быков, служившие чашами,  и  другие  редкие  и  ценные  предметы,  которые
Ганнибал приказал вынести и положить на ковер.
     - Это я дарю вам, - сказал Ганнибал, показывая на ковер с вещами. - И
эти сосуды с вином тоже.
     Вожди довольно кивали головами. Их радовали подарки, но больше  всего
то, что чужеземцы, судя по всему, торопятся покинуть их страну.
     Один из вождей с рыжими, как медь, волосами подошел  к  Ганнибалу.  В
руках его был огромный рог, оправленный по краям серебром.
     - Прими и наш дар! - сказал рыжеволосый. - Это рог зверя наших  лесов
- зубра. Зубр меньше твоих чудовищ, - галл взглянул в сторону слонов, - но
свирепее их. Человеку еще не удавалось сесть на спину зубра, а твои  звери
послушны, как кони в упряжке.
     Ганнибал не стал разубеждать варвара, не знавшего, что боевой слон  в
своей ярости не уступит львице. Он просто взял рог из его рук и сказал:
     - Если это так, как ты говоришь, вино, которое я буду отныне пить  из
рога, даст мне силу в борьбе с врагом. Мой  враг  Рим.  Это  и  ваш  враг.
Римляне покорили галлов, живущих за Альпами, превратили их в рабов. Многие
галлы служат в моем войске. По неведению вы хотели помешать мне достигнуть
Рима, теперь я вас тоже считаю друзьями.
     Простившись с вождями,  Ганнибал  приказал  трубачам  дать  сигнал  к
отправлению. Войско двинулось в путь. Чтобы наверстать время, потерянное в
Иллибере, Ганнибал приказал двигаться и ночью. Сделали только две короткие
остановки, чтобы попоить и покормить слонов и вьючных животных.
     На одном из этих привалов Ганнибалу сообщили, что в отряде иберийских
галлов неспокойно. Многие не хотят  нести  мешки  с  топорами  и  кирками,
которые он распределил между всеми воинами.
     Это было неповиновение, требовавшее сурового наказания.  Но  Ганнибал
знал наемников.
     Они вспыльчивы и драчливы, как дети, и обращаться с ними надо, как  с
детьми.
     Без промедления Ганнибал поскакал туда, где расположились галлы.  Его
сопровождал Магон.
     Когда Ганнибал сошел с коня, галлы окружили его беспорядочной толпой.
Они что-то возбужденно кричали.
     - Постойте. - Ганнибал поднял руку. - Пусть скажет кто-нибудь один.
     Вперед выступил немолодой галл с золотой гривной на шее.
     - Мы устали, - сказал он. - Ты нас заставляешь идти и днем и ночью  и
к тому же нагружаешь поклажей. Свободному воину не пристало нести  ничего,
кроме оружия.
     - Да, да! - криком поддержали его галлы. - Мы не  рабы!  Пусть  несут
эти мешки иберы!
     - Послушайте, что я вам скажу, - молвил Ганнибал.  -  Однажды  мул  и
осел несли груз. Мул не захотел взять часть  ноши  осла,  которого  хозяин
нагрузил больше, а когда осел свалился под тяжестью, должен был тащить всю
поклажу. Я готов передать эти мешки иберам, а их оружие вручить вам. Тогда
вы будете сражаться и за себя и за них. Вы согласны?
     В ответ послышалось какое-то ворчание. Галлы  подходили  к  мешкам  и
молча брали их на плечи.



                                  В РИМЕ

     В то  время,  когда  Ганнибал  подходил  к  Пиренеям,  консул  Публий
Корнелий Сципион, которому предстоял поход в Иберию, находился еще в Риме.
Консулу было лет под пятьдесят. И по римским понятиям он был человеком  не
старым. У него было энергичное лицо с  резко  очерченным  носом,  твердыми
линиями губ, прямые, почти сросшиеся в переносице брови.
     Консула  задержали  чрезвычайные  обстоятельства.  На  севере  Италии
подняло оружие племя бойев. К  бойям  вскоре  присоединились  инсубры,  их
селения  недавно  были  разорены  римлянами,  земли   захвачены   римскими
поселенцами из колоний Плаценции и Кремоны. Соединив  свои  силы,  бойи  и
инсубры напали на римских колонистов. Высланные для переговоров с  галлами
римские послы были коварно захвачены восставшими и объявлены  заложниками.
Более того: полчища галлов осадили главную  римскую  крепость  в  Северной
Италии  -  Мутину  [Мутина  (теперь  итальянский  город  Модена)  занимала
ключевое положение на путях в Среднюю Италию].
     Брошенный против галлов легион претора Луция Манлия попал в засаду  в
покрывавших тогда Северную Италию густых лесах. Бросая убитых  и  раненых,
оставляя неприятелю военные значки, римляне бежали в  открытое  место.  На
выручку им и  был  брошен  один  из  легионов  Публия  Корнелия  Сципиона,
намечавшийся для отправки в Иберию. Вместо  отосланного  легиона  пришлось
спешно набирать новый.
     В заранее назначенный день к Капитолию стекались юноши с котомками  и
посохами.
     Тут были и апулийцы, пропахшие козьим сыром, крепкие, неторопливые, с
румянцев во всю щеку; живые и подвижные кампанцы  -  сыновья  садоводов  и
виноградарей; бледные, с нездоровой полнотой тиррены. Особняком  держались
молодые римляне, в  более  опрятной  одежде,  с  дерзким  и  самоуверенным
взглядом.
     Среди новобранцев находился и сын консула, носивший,  как  это  часто
бывало у римлян, то же имя, что отец [у римлян было три имени; первая  его
часть - "предимя" (в данном случае - Публий); вторая часть -  родовое  имя
(Корнелий);  третья  часть  -  прозвище,  соответствующее  нашей   фамилии
(Сципион)].
     Менее года назад  Публий  надел  мужскую  тогу  [до  шестнадцати  лет
мальчики носили детскую тогу,  с  красной  каймой,  с  шестнадцати  лет  -
мужскую], но он не казался моложе других.
     Это был худощавый  юноша  с  бледным  лицом,  на  котором  выделялись
задумчивые карие глаза. Черты лица были тонкими и удивительно правильными,
его немного грубили лишь коротко остриженны