е волосы.  Белоснежная,  хорошо
выглаженная тога облегала подобранное, немного худощавое тело.  Ноги  были
обуты в сандалии с завязками до колен.
     Публию не приходилось испытывать нужду и переносить лишения. Он,  как
младший в доме, был избалован заботами родных.
     Товарищи по играм дразнили  его  "греком",  так  как  он  предпочитал
чтение Гомера мальчишеским забавам.
     С творениями великого греческого певца он был знаком не по неуклюжему
переводу вольноотпущенника Ливия Андроника. Он читал Гомера на его  языке,
и это доставляло ему невыразимое наслаждение.
     Теперь прощай Гомер, прощай родной дом на Палатине с тенистым  садом.
Бог войны Марс, потрясая своим копьем, зовет за собой!



                                НОВОБРАНЦЫ

     - Выше ногу, мальчики! - кричал  центурион,  человек  лет  сорока,  с
гладко выбритым обветренным лицом. - Ровнее  ряд.  Эй  ты,  вислоухий,  не
зевай, а то понюхаешь лозы!
     Пот катится по лицу, тунику хоть выжимай, а центурион безжалостен.
     - Что, задремали неженки! - рычит он. - Вам бы пряжу прясть, а  не  в
строю шагать!
     И так до полудня. А в полдень обед под вязами.  Но  разве  его  можно
назвать  обедом?  Невольно  вспоминаешь   хрустящие   на   зубах   ломтики
поджаренной свинины, которые ставили на стол рабы.
     - Встать! - кричит во все горло  центурион.  -  По  одному,  бегом  к
столбам!
     "Наверно, он считает, что я родился  обезьяной",  -  подумал  Публий,
остановившись в недоумении перед вкопанным в землю гладким столбом.
     - Что стал?! - Центурион слегка ударил Публия прутом. - Подбери ноги.
     Руки скользят по столбу, ноги с непривычки дрожат.
     - Выше, выше! - кричит центурион. - Вот так!
     Садится солнце.
     Центурион ведет утомленных новобранцев к  Мульвийскому  мосту.  Может
быть, он им хочет напомнить о подвиге Горация  Коклеса,  сдерживавшего  на
том берегу, перед мостом, натиск  врагов.  Нет.  Он  приказывает  сбросить
одежду. И вот Публий вместе с другими плещется в воде, смывая пот, пыль  и
усталость.
     Центурион не отстает.
     - За мной на тот берег! - кричит он.
     И новобранцы плывут за ним, с трудом преодолевая сильное в этом месте
течение.
     - Молодцы! - хвалит центурион.
     На  носу  уже  иды  [тринадцатое  или   пятнадцатое   число   месяца,
совпадавшее с полнолунием], а что-то не слышно об оружии, настоящем оружии
воина, о котором мечтает Публий. Лишь к календам [календы -  первые  числа
месяца, дни появления молодой луны] в лагерь пришли повозки.
     - Привезли наше оружие! - пронеслось по лагерю.
     Как передать то нетерпение, которое охватило Публия и его  товарищей!
Кончится наконец это нелепое топтание по Марсову полю. Можно подумать, что
из них готовят  не  воинов,  а  бегунов.  Им  выдадут  оружие  -  короткий
блестящий  меч,  пилум  [римский  дротик   с   трехгранным   металлическим
наконечником] с длинным трехгранным наконечником, крепкий щит.
     Каково же было разочарование, когда в повозках оказались вместо мечей
какие-то плохо обструганные палки, а вместо щитов - плетенки из прутьев!
     - Что? Не нравится? - насмешливо спрашивал центурион. -  На  них  уже
мужская тога. Им, видите ли, стыдно держать эти палки.  Научитесь  владеть
сначала ими. Возьмите их в  правую  руку...  Поднимите.  Чувствуете?!  Они
вдвое тяжелее меча. Возьмите плетенку. Теперь бегом к чучелам! Правую ногу
вперед! Коли!
     Деревянное чучело, подвешенное к перекладине в виде  греческой  буквы
"П", прыгает от ударов, как живое. Но центурион  недовольно  морщится.  Он
выхватывает из рук Публия палку и делает ею короткий быстрый удар в  живот
чучела. Отступив, он снова наскакивает на чучело и поражает его в голову.
     - Подай плетенку! - кричит он Публию. - Ни одна часть тела  во  время
удара не должна быть открыта... Вот так.
     Он прячет левую руку под щит. И он снова делает выпад.
     Нелегко  быть  воином.  Чего  ты  только  не  должен  уметь:  бегать,
перепрыгивать через рвы, влезать на  деревья,  переплывать  реки,  бросать
дротик, стрелять из лука, фехтовать, но главное - повиноваться.
     Дисциплина - основа римского войска. Без разрешения  воин  мог  разве
лишь дышать, да и то в любое мгновение  его  могли  послать  на  смерть  и
отнять у него дыхание вместе с  жизнью.  Неповиновение  каралось  смертью.
Какой римлянин не слышал о Манлии Торквате, убившем своего сына-победителя
за невыполнение приказа. И это не было сказкой, выдуманной для  устрашения
воинов. Ликторы - служители, сопровождавшие консула, - не расставались  со
связками прутьев. И  те,  кому  не  приходилось  видеть  казни  труса  или
нарушителя дисциплины, во всяком случае слышали свист розог или  имели  на
своем теле от них следы.



                                В МАССАЛИЮ

     "Прощай, Марсово поле! Прощай, Рим!" - думал Публий, шагая по  дороге
в Остию. Как хочется оглянуться и окинуть прощальным  взглядом  сверкающие
кровли  Капитолия,  плоскую,  застроенную  невысокими   зданиями   вершину
Палатина, где на кривой улочке прошло его  детство!  Но  как  повернуться,
если это дурная примета. "Обернешься - не вернешься", -  говорили  предки.
Правда, греческие мудрецы, с сочинениями которых знаком Публий, высмеивают
народные суеверия и приметы. Но что подумают воины, которые шагают рядом с
Публием, когда увидят, что он, сын консула, обернулся, покидая город! Ведь
никто из них не только не читал Эпикура [Эпикур (341-271 годы до  н.э.)  -
знаменитый греческий философ; его учение было направлено против суеверий и
веры в богов], но даже  и  не  слышал  об  этом  греческом  мудреце.  Люди
подумают, что он пренебрегает обычаями  предков.  Лучше  уж  проститься  с
Римом мысленно.
     К полудню войско было у Остии, небольшого  городка,  основанного,  по
преданию, четвертым  римским  царем  Анком  Марцием.  Говорят,  что  Остия
выросла на соли.  Напротив  города,  на  правом  берегу  Тибра,  находятся
соляные варницы.  На  торговле  солью  и  разбогатели  римские  колонисты.
Дорога, ведущая в глубь полуострова через Рим, стала  называться  Соляною.
Теперь ее можно назвать и  Хлебной:  через  Остию  в  Рим  идет  зерно  из
плодородной Кампании. Остия - это морские ворота Рима.  Недаром  во  время
первой войны с пунами к Остии подошел Гамилькар Барка с флотом. Но то, что
удавалось отцу, не удастся сыну. У пунов мало военных  кораблей.  Ганнибал
возлагает  надежды  лишь  на  конницу  и  слонов.  Таково  мнение  сената,
посылающего  войско  морем  в  Иберию.  Войско  должно  отвлечь   внимание
Ганнибала, а в это время главные силы римлян высадятся в  Африке,  у  стен
Карфагена.
     Публия волновало зрелище  огромной  флотилии  из  шестидесяти  судов,
стоявших на якорях близ Остии. Консул же не разделял восторгов сына.
     - Какой это флот! - говорил он, покачивая  головой.  -  Вот  у  моего
коллеги сто шестьдесят кораблей, не считая мелких,  сторожевых.  Когда  мы
тянули жребий, Семпронию улыбнулась Фортуна: ему досталась Африка [Фортуна
-  богиня  судьбы   у   римлян;   "улыбнулась   Фортуна"   -   в   смысле:
посчастливилось]. Нам же придется иметь дело с косматыми галлам и иберами.
Я не сомневаюсь, что карфагенский сенат немедленно  отзовет  Ганнибала  из
Иберии, как только флот Семпрония покажется у Карфагена.
     В Остии после принесения жертвы морским богам  консул  взял  сына  на
свой корабль. Никто, даже придирчивый центурион, не  сможет  мысленно  его
упрекнуть, что он сделал сыну поблажку. В море  нельзя  ни  упражняться  с
оружием, ни строиться. На корабле можно только  сидеть,  тесно  прижавшись
друг к другу. И не все ли равно, на каком корабле?
     Справа по борту тянулся плоский берег с редкими селениями и городами.
Еще лет триста назад они принадлежали могущественному народу  -  этрускам,
власть которых простиралась на обширные районы Средней и Северной  Италии.
Потомки этрусских морских разбойников превратились  в  мирных  пастухов  и
землепашцев, исправно платящих налоги и подати.
     Отец оживился, когда берег повернул влево, образовав  огромную  дугу.
Это было побережье Лигурии, где ему приходилось воевать в молодости.  Одна
за другой мелькали мрачные сторожевые башни, ранее  крепости  воинственных
лигуров, а теперь обиталища морских птиц.
     - Здесь, - говорил отец, - скрывался неприятель и свозил  сюда  хлеб,
прятал скот. Каждую крепость приходилось осаждать. Лигуры дрались, пока  у
них было продовольствие.
     Однажды утром Публий увидел на  горизонте  розоватую  гряду  облаков.
Сколько на них ни смотри, они не расплываются.  Их  причудливые  очертания
неизменны. И тогда юноша догадался, что перед ним  снежные  вершины  Альп,
отделяющие землю  покоренных  римлянами  племен  от  страны  неподвластных
римлянам галлов и лигуров.
     Вскоре переменился ветер. Теплый и  нежный  зефир  сменился  холодным
аквилоном [зефир  -  южный  ветер;  аквилон  -  северный  ветер].  Корабли
закачало, заходила палуба под ногами.  Кормчий  приказал  всем  отойти  от
бортов. В глазах у Публия все расплывалось, подкашивались ноги.  Нептунова
[Нептун - бог моря у римлян; нептунова болезнь - морская болезнь] болезнь.
Она изматывала людей, непривычных к морю.
     Но муки длились недолго. Корабли приблизились к берегу. В одном месте
берег прерывался. Это был вход в Массалию. Холмы,  на  которых  расположен
город, амфитеатром спускались к гавани, имевшей правильную форму  орхестры
[орхестра - круглая площадка, на которой в греческом театре находился хор;
орхестра имелась в позднейшем  римском  театре,  но  служила  своеобразной
ложей, где сидели сенаторы]. В довершение сходства с театром у мола стояли
корабли массалийцев, издали напоминавшие группу хористов.
     Публий слышал, что Массалия - единственный дружественный Риму город в
этой враждебной стране. Обессиленные войнами с лигурами, в землях  которых
была основана колония, в страхе перед этрусскими пиратами и пунами,  греки
Массалии заключили союз с Римом. Пока  этот  союз  не  давал  Риму  особых
выгод,  но  теперь  можно  лишь  благодарить  предков  и  восхищаться   их
предусмотрительностью.  Что  бы  сейчас  делали  римляне,  не  будь  этого
спасительного союза!
     Центурион, командовавшие высадкой, приказали воинам не брать на берег
оружия, чтобы не нарушить закона массалиотов: ни один чужеземец  не  может
показаться в городе вооруженным.
     Массалиоты, высыпавшие на набережную,  встречали  сходящих  на  берег
римлян, вручая каждому из них мелкую монету.
     Публий не удивился. Еще в Риме он слышал об этом странном обычае.  Он
ответил массалиоту, передавшему  ему  монету,  как  полагалось:  "верну  в
Аиде".
     Пока происходила высадка  с  кораблей,  отец  беседовал  с  людьми  в
пурпурных одеяниях, членами  массалийского  Совета  Шестисот.  Вести  были
ошеломляющими. Оказывается, Ганнибал со  всей  своей  армией  уже  перешел
Пиренеи, миновал Иллибер и идет к Родану. У пунов много конницы  и  боевых
слонов. Хитроумный план сената задержать Ганнибала в Иберии и  ударить  по
Карфагену рухнул. Сын Гамилькара взял инициативу в свои  руки.  "Какую  он
преследует цель? - ломал себе голову консул. -  Как  он  решился  оставить
недавно покоренную им страну,  где  может  вспыхнуть  восстание?"  На  эти
вопросы никто  не  мог  ответить.  Но  медлить  было  нельзя.  Пуны  могут
показаться каждое мгновение.
     Консул подозвал ликтора и что-то сказал  ему.  И  вот  звуки  военной
трубы поднимают рассыпавшихся по набережной воинов. Еще не  отдохнувшие  и
не оправившиеся от морской болезни, они должны строить за стенами Массалии
лагерь.



                                ПЕРЕПРАВА

     Шагают слоны Ганнибала. На пути у войска нет больше преград.  Подарки
из сагунтийской добычи открыли ему дорогу. Десять дневных  переходов  -  и
оно стоит на берегу Родана. Жители степей ливийцы, привыкшие ценить каждую
каплю  воды,  с  изумлением  смотрели  на  широкую  и  полноводную   реку.
Оставленный  позади  Ибер  казался  по  сравнению  с   Роданом   ручейком.
Расточительность богов этой  страны,  не  умеющих  беречь  воду,  казалась
поразительной.
     Полководец, прищурившись от солнца,  зорко  осмотрел  противоположный
берег. Он был пуст. Хоть сейчас можно было бы переправиться  туда  вправь.
Но во всем войске не найдется и тысячи воинов, умеющих плавать.  А  слоны?
Как переправить слонов?
     День и ночь на берегу Родана стучат топоры. Воины выдалбливают  лодки
из цельных деревьев. А пока шла работа, противоположный берег занял галлы.
     Ганнибалу надо было во что бы то ни стало заставить галлов удалиться,
иначе о  переправе  нечего  и  думать.  Решение  было  принято  мгновенно.
Полководец вызвал  Магона  и  приказал  ему  с  частью  войска,  состоящей
преимущественно из  иберов,  отправиться  вдоль  берега  реки,  против  ее
течения,  чтобы  совершить  переправу  в  удобном  месте   и,   если   это
понадобится, напасть на галлов с тыла.
     Отряд выступил ночью. Разминая  коней,  воины  пошли  широким  шагом.
Рядом с Магоном были опытные проводники, хорошо знавшие  окрестные  места.
Милях в двадцати пяти от карфагенского стана река разделялась на несколько
рукавов,  образуя  небольшие  заросшие  лесом   острова.   Здесь,   широко
разливаясь, Родан был неглубок.
     Магон  спрыгнул  с  коня  и  подошел  к  воде.  Река   влажно   пахла
водорослями.  Поодаль  стояли  в  воде  большие  птицы  с   розовато-белым
оперением, с маленькой изящной головкой  на  длинной  тонкой  шее.  Магону
показалось, что таких же птиц он  видел  близ  Утики,  на  берегу  Баграда
[Магон не ошибался:  он  видел  фламинго,  гнездовья  которых  были  и  на
территории Карфагена]. Со стороны островов  донесся  странный  непривычный
для  жителей  степей  звук.  Кричала  какая-то  птица  или  зверь.   Магон
прислушался. Семь раз повторился этот странный звук, и стало  тихо.  Магон
счел это добрым предзнаменованием и приказал своему  отряду  спускаться  к
реке.
     Через день Ганнибал увидел  на  противоположном  берегу  реки,  левее
неприятеля, столб дыма. Это был условный знак: отряд  Магона  находится  в
указанном ему месте и готов к нападению.
     Не успел еще черный столб дыма растаять в воздухе, как Ганнибал начал
переправу. Пешие воины, разбитые на тройки и пятерки,  заняли  стоявшие  у
берега лодки. Всадники переправлялись на плотах, держа  за  уздцы  плывших
рядом коней. Часть коней была поставлена на плоты.
     Видя, что карфагеняне начинают переправу, галлы  выбежали  на  берег.
Потрясая над головами щитами, они затянули воинственную  песню.  Их  вопли
сливались  с  шумом  воды,  пенившейся  под  ударами  весел,   с   криками
карфагенских воинов,  ободрявших  с  берега  своих  товарищей,  с  ржанием
лошадей.
     Отряд Магона подходил с тыла к вражескому стану. Галлы оказались  меж
двух огней. Их  теснили  спереди  и  сзади.  Заметавшись  по  берегу,  они
отыскали еще не  занятый  карфагенянами  проход  и  разбежались  по  своим
селениям.
     Теперь можно было приступить к переправе слонов. Из бревен  сколотили
плоты. К  этим  плотам  прикрепили  канаты,  конца  которых  перевезли  на
противоположный берег. Кроме того, на плоты нанесли земли и дерна.
     Затаив дыхание  карфагеняне  на  обоих  берегах  реки  смотрели,  как
индийцы повели слонов по насыпи к паромам. Первым шел  Сур.  У  воды  слон
остановился и подозрительно обнюхал хоботом край плота.  Сур  не  понимал,
чего от  него  хотят.  С  тех  пор  как  он  стал  подвластен  людям,  Сур
познакомился со многими странными привычками и капризами этих двуногих. Им
нравилось, когда он, разъяренный криками, звоном оружия  и  звуками  труб,
бежал туда, куда его гнал погонщик, сбивал с ног  лошадей,  топтал  ногами
таких же двуногих. Но эти же люди больно кололи его железной палкой,  если
он бросался на лошадей, привязанных к столбам,  хотя  это  были  такие  же
лошади. Люди всегда его отгоняли от большой воды, видимо опасаясь, что  он
утонет сам или утопит их вместе с привязанной к спине башенкой. Теперь  же
они гнали его в реку. Они хотят, чтобы он стал на эти доски  с  насыпанной
сверху землей. Ну что ж, он выполнит и этот их каприз.
     Вслед за Суром на плот взошли  и  другие  слоны.  Затем  скрепы  были
сорваны, воины натянули канаты, и плоты  вместе  с  находившимися  на  них
животными оказались на середине реки.
     Несколько животных в страхе кинулись в воду. Погонщики, бывшие на  их
спинах,  погибли,  но  сами  слоны,  к  величайшему  удивлению  Ганнибала,
переплыли бурную реку и невредимыми вышли на противоположный берег.
     Пока  происходила   переправа   слонов,   Ганнибал   отправил   часть
нумидийской  конницы  в  пятьсот  всадников  вниз  по  течению  Родана  на
разведку. Неподалеку от своего лагеря  нумидийцы  столкнулись  с  римскими
конными воинами, посланными на разведку Сципионом. После  упорной  схватки
нумидийцы были обращены в  бегство,  и  римские  всадники  приблизились  к
карфагенскому лагерю близ переправы. Не  догадываясь,  что  большая  часть
карфагенян находится уже на  противоположном  берегу,  римские  разведчики
повернули коней, чтобы известить консула о местонахождении неприятеля.
     Горя желанием сразиться  с  врагом,  Публий  Сципион  направился  ему
навстречу. Каково же было удивление консула, когда через три дня, прибыв к
месту переправы, он застал брошенный лагерь. От галлов он узнал, что  пуны
переправились через Родан и  направляются  в  область  галльского  племени
аллоброгов. Только теперь консулу стало ясно, что задумал Ганнибал.  И  он
не медля двинулся к кораблям в Массалию.



                                 В АЛЬПАХ

     Всего неделю назад в  долине  могучего  и  прекрасного  Родана  воины
оставили лето:  залитую  сверкающим  солнцем  речную  рябь,  яркую  зелень
прибрежных  лугов,  мягкие  очертания  холмов,  ветер,  ласково   играющий
узорными листьями кленов. А здесь в лицо повеяло холодом вечной зимы. Лес,
продуваемый колючим горным ветром, был бледным и тусклым. Снежные  вершины
сливались с тяжелыми, пепельного цвета облаками и от  этого  казались  еще
страшнее и  выше.  Исковерканные,  изогнутые  скалы  напоминали  сказочных
чудовищ, заколдованных и окаменевших по чьей-то злой и непреклонной  воле.
Под ногами страшные пропасти, где с  грохотом  несутся  потоки.  Их  можно
только слышать, но не видеть. Обитателям плоских равнин, людям, выросшим в
степях, горы казались дикими и безобразными, полными ужаса.
     "Если есть на свете грозные духи, они должны обитать здесь", - думали
суеверные воины, хватаясь за  свои  амулеты  -  зубы  дельфина,  будто  бы
спасающие от внезапного испуга.
     Воины  рассыпались  по  селению.  Вскоре   они   откуда-то   выкатили
деревянный бочонок, обитый железными  полосами,  наподобие  тех,  которыми
римляне обивают  свои  продолговатые  щиты.  Окружив  свой  трофей,  галлы
подняли такой радостный вопль, что можно было подумать,  будто  в  нем  по
крайней мере золото. Когда выбили дно бочонка,  Дукарион  первым  погрузил
туда свой металлический ковш и протянул его Ганнибалу. До краев  ковш  был
полон мутной пенящейся жидкостью.
     - Выпей, - сказал он. - Это наше северное вино. Его делают из  ячменя
и называют пивом.
     Ганнибал хлебнул глоток. Жидкость имела горьковатый привкус.
     "Несчастные варвары! - подумал Ганнибал. - Боги  лишили  их  чудесной
виноградной лозы, поэтому им приходится пить эту мерзость".
     - Смотри, что они еще тащат! - воскликнул Магон, показывая на  группу
воинов, несших на копье какой-то белый продолговатый предмет.
     Воины подошли ближе и бросили на землю свою  ношу.  Перед  Ганнибалом
была огромная голова какого-то чудовища. В углубление каждого из  ее  глаз
можно было всунуть ногу.
     - Где вы это нашли? - спросил полководец.
     - На берегу реки, - ответил тощий ибер, вытирая вспотевший лоб. -  Мы
думали, тебе б