да,  я  буду
действовать  убеждением,  а  этих злоумышленников придется наказывать,  и не
только пойманных с поличным (ведь уличить их трудно), но наказывать их нужно
уже  за те зловредные умыслы,  которые  они осуществили бы, если  бы были  в
состоянии.(Подчеркнуто мной - Л.О.) Ведь вражеские замыслы следует пресекать
еще   до   их   претворения   в  действие:  кто   не   принял   заранее  мер
предосторожности, тот пострадает сам".(Там же, VI, 38)
     Вот так-то, дорогой читатель! Но вернемся к событиям 421 года.
     До сего момента я цитировал более или менее общие рассуждения по поводу
междоусобной   борьбы,  охватившей   Элладу.  Теперь   приведу  для  примера
конкретное описание того, как она выглядела. Как было обещано, речь пойдет о
событиях, происходивших  в 421 г.  на  острове  Керкира.  Для экономии места
вкратце перескажу их  начало. Олигархи  составляют заговор, убивают в Совете
вождя  народной  партии  Пифия  и  еще  60  человек  советников  из  народа,
захватывают  власть   в  городе.  Однако   сторонники  демократии  оказывают
вооруженное сопротивление. Обе стороны посылают на поля за рабами, обещая им
свободу. Демократы одерживают верх. Поджоги. Город в огне. Подходят афинские
корабли. Более 400  человек олигархов укрываются в  святилище Геры и садятся
там, - как  молящие о защите, -  у  алтаря.  Является  спартанская  эскадра,
начинается морской  бой.  Но  на подходе большой  афинский  флот.  Спартанцы
уходят. И начинается расправа. Вот как ее описывает Фукидид:
     "... демократы  принялись убивать в  городе тех  из своих  противников,
кого  удалось отыскать и схватить... Затем, тайно вступив  в святилище Геры,
они убедили около  50  находившихся там молящих выйти, чтобы предстать перед
судом, и осудили всех на смерть. Однако большая часть молящих не согласилась
выйти. Когда они увидели,  что происходит с другими,  то  стали убивать друг
друга на самом священном участке. Некоторые повесились на деревьях, а другие
покончили с собой кто как мог.
     В  течение  семи  дней,  пока  Евримедонт после своего  прибытия  с  60
кораблями оставался на острове, демократы продолжали избиение тех сограждан,
которых   считали  врагами,  обвиняя  их   в   покушении  на  демократию.  В
действительности же некоторые  были  убиты из личной вражды, а  иные  - даже
своими  должниками из-за  денег, данных ими в долг. Смерть  здесь царила  во
всех  ее видах.  Все  ужасы, которыми  сопровождаются  перевороты,  подобные
только  что  описанному,  все  это  происходило  тогда на  Керкире и,  можно
сказать,  даже  превосходило  их.  Отец  убивал сына, молящих о защите силой
отрывали от алтарей и убивали тут же. Некоторых даже замуровали в  святилище
Диониса, где они и погибли".(III, 81)
     После этого описания Фукидид и дает свой цитированный выше комментарий.
Он его начинает словами:
     "До  такой  неистовой жестокости  дошла  эта  междоусобная  борьба. Она
произвела ужасное  впечатление потому, что  подобное  ожесточение проявилось
впервые.  Действительно,  впоследствии  весь  эллинский  мир  был  потрясаем
борьбой партий".(III, 82)
     Насколько объективен  Фукидид? Не был ли он сам  сторонником олигархии?
Уж очень тягостное впечатление оставляют описание расправы на Керкире и речь
Афинагора в Сиракузах. Нет,  пожалуй, это подозрение с него надо снять. Ведь
он не скрывает, что резню на Керкире начали олигархи. Кроме того вспомним, с
каким уважением он рассказывал о Перикле. Ниже я буду цитировать Фукидида  в
связи с олигархическим переворотом в Афинах - симпатии  к олигархам там тоже
не видно.
     Надо   полагать,  что  коварством  и  жестокостью  вожди  демократов  и
олигархов стоили друг друга. А народ... Когда, поддавшись массовому психозу,
народ  бывает охвачен паникой  или  яростью, он  превращается в  обезумевшую
толпу, способную на любую дикость.
     Мысли мои  невольно обращаются к  иным,  позднейшим  временам.  Неужели
всегда  борьба идеологий должна выливаться в кровавую баню?  Хочется верить,
что это  не так,  что ныне  человечество  вступило  в  более просвещенную  и
гуманную эпоху...
     Ну, а теперь вернемся в Афины.


Глава 10
     СИЦИЛИЙСКАЯ КАТАСТРОФА. АЛКИВИАД
     В 420  г. стратегом избирают Алкивиада. Ему едва исполнилось 30 лет, но
он бесспорно - самая яркая и популярная личность в Афинах того времени.  Эта
популярность  простирается  от  восхищения  до  возмущения.  Знатного  рода,
племянник  и  воспитанник  Перикла,  он  богат, красив,  красноречив  и  уже
заслужил славу  опытного и отважного  воина. Но,  быть  может, в еще большей
степени популярность Алкивиада  связана с его вызывающей расточительностью и
беспутством. Вот как пишет об этом Плутарх:
     "Но с  делами и  речами государственного  мужа,  с искусством оратора и
мудростью сочетались непомерная роскошь повседневной жизни, разнузданность в
попойках  и  любовных  удовольствиях,  пурпурные,  женского покроя  одеяния,
волочившиеся  в пыли городской площади,  чудовищная расточительность... видя
все это, почтенные граждане негодовали и с омерзением отплевывались, но в то
же время страшились его презрения к законам и обычаям, угадывая в этом нечто
чудовищное и грозящее тиранией...".(Алкивиад, XVI)
     Алкивиад  первым  надумал расписать  стены  своего  дома  картинами. Он
держит  конный  завод,  что  при отсутствии в Аттике природных пастбищ стоит
безумно  дорого.   Это   вызывает   неодобрение,  но   вместе   с  тем,  как
свидетельствует далее Плутарх:
     "...  добровольные  пожертвования,  щедрость  хорега,  дары  городу,  в
пышности которых он  не знал себе равных, слава предков, сила слова, красота
и крепость тела в соединении  с воинским опытом и  отвагой заставляли афинян
прощать Алкивиаду  все  остальное,  относиться  к нему терпимо  и всякий раз
подбирать для его выходок самые мягкие названия,  именуя  их то шутками,  то
даже добрыми делами...".(Там же)
     Алкивиад - кумир аристократической молодежи. Несмотря на былую дружбу с
Сократом,  он   теперь  не   признает   никаких   принципов  и  нравственных
ограничений.  На общественном  поприще в  Афинах впервые  появляется крупный
деятель, чье  честолюбие носит чисто  эгоцентрический характер. Естественным
его  качеством является  цинизм. Для характеристики Алкивиада и его  времени
уместно процитировать из Фукидида содержание переговоров афинян с мелосцами.
     В  416 г. афинская  экспедиция под  командованием  Алкивиада  выступила
против  колонии Спарты - острова  Мелос. Перед высадкой афиняне направили на
остров послов с предложением о добровольной капитуляции. Надо полагать,  что
послы  получили инструкции от своего  командующего. Подробности  цитируемого
диалога,  разумеется, вымышлены Фукидидом, которому он был известен только в
пересказе, но  можно думать, что психология и логика его участников переданы
верно. Вот этот диалог в несколько сокращенном виде:
     Афиняне:  "...  добивайтесь  только того,  что  и  вы, и мы по здравому
рассуждению считаем возможным.  Ведь вам, как и нам,  хорошо известно, что в
человеческих  взаимоотношениях  право имеет смысл только  тогда,  когда  при
равенстве  сил  обе  стороны  признают  общую  для  той  и  другой   стороны
необходимость. В противном случае более сильный требует возможного, а слабый
вынужден подчиниться.
     Мелосцы: Как нам по крайней мере  кажется, полезно, - раз уж вы решили,
устранить вопрос о праве, говорить только  о пользе, - чтобы вы  не отменяли
понятия общего  блага;  чтобы с каждым  человеком, находящимся  в опасности,
поступала по пристойной справедливости... И это  так  же в  наших интересах,
как и в ваших, тем более, что в случае падения вы подадите пример  жестокого
возмездия.
     Афиняне: Мы не падаем духом при мысли, что может наступить конец нашему
владычеству...  Но  заботу об  этом  вы уж  предоставьте нам. Мы постараемся
показать вам, что пришли ради пользы нашего владычества,  и будем говорить с
вами теперь о  спасении вашего города, ведь  мы  не желаем такого господства
над  вами, которое  было  бы  для вас  тягостно; напротив, мы  хотим  вашего
спасения к обоюдной выгоде.
     Мелосцы: Но  как же рабство может  быть  нам  столь же полезно, как вам
владычество?
     Афиняне: Потому  что вам будет выгоднее  стать подвластными нам, нежели
претерпеть жесточайшие бедствия. Наша  же выгода в том, чтобы  не нужно было
вас уничтожить.
     Мелосцы: Но не согласитесь ли вы оставить нас нейтральными, не  врагами
вам, а друзьями, с условием не вступать ни в один из союзов?
     Афиняне: Ваша  неприязнь вредит  нам не  столь  сильно:  ваша  дружба в
глазах  подвластных  нам  будет  признаком  нашей  слабости, а вражда ваша -
доказательством мощи".(История, V, 89 - 95)
     Интересная  мысль  -  не правда  ли?  В  заключительной  части  диалога
высказывается   откровенное  презрение  к  понятию   чести,   некогда  столь
восхвалявшемуся великим Гомером и трагиками:
     "Афиняне: "...  Вы не поддадитесь, конечно, тому ложному чувству чести,
которое в явных и несущих  позор и опасность положениях  чаще всего  толкает
людей на гибель. Действительно, многие заранее видели,  что им предстоит, но
так называемое чувство чести соблазнительной  силой этого слова довело их до
того,  что они, склонившись перед ним, попадали в непоправимые беды, а затем
прибавляли  к  ним  еще  больший   позор,  скорее  из-за  своего  постыдного
безрассудства, чем в силу неблагоприятных обстоятельств".(V, III)
     Мелосцы, однако, капитулировать отказались  -  то ли  у них сохранились
прежние представления  о  чести, то ли  они надеялись на помощь  спартанцев.
После длительной  осады Алкивиад  Мелос взял. По  его приказу  всех взрослых
мужчин перебили,  а женщин  и детей  продали  в рабство. И этот приказ отдал
воспитанник   Перикла!   Впрочем,  надо  думать,  что   его  действия   были
санкционированы афинским  народом -  на остров отправили  500  колонистов из
Афин. А ведь подобного приговора  за  десять лет до того не смог добиться от
Народного собрания свирепый Клеон.
     Тем временем Афины оправились от последствий чумы и ущерба, понесенного
на первом этапе Пелопоннесской войны. Подросло новое поколение воинов. Стали
выдвигаться  смелые  проекты  дальних походов.  Не рискуя  выступить  против
грозных  спартанцев,  афиняне  стремятся  прибрать  к  рукам то, что  "плохо
лежит".  Им кажется,  что  таким объектом  для  них  может послужить богатая
Сицилия.  Захватнические  аппетиты  афинского  демоса  усиленно  подогревает
Алкивиад. По свидетельству Плутарха он...
     "...  воодушевил толпу своими многообещающими планами и расчетами,  так
что и юноши в палестрах, и старики,  собираясь в мастерских и на полукружных
скамьях,  рисовали карту  Сицилии,  омывающее  ее море,  ее  гавани и  часть
острова, обращенную в сторону Африки. На Сицилию смотрели не как на конечную
цель войны, а как  на отправной пункт для нападения на Карфаген, для захвата
Африки и моря вплоть  до Геракловых столпов...".(Никий, XII)  Представился и
предлог:  сицилийский  город  Эгиста  обращается  к  Афинам   за  помощью  в
междоусобной войне  с другим городом, который поддерживают Сиракузы. Вот как
об этом рассказывает Фукидид:
     "Афиняне созвали Народное собрание. Услышав, наряду с завлекательными и
не  соответствующими действительности  донесениями  своих  посолов,  также и
сообщение  посольства  Эгисты о том, что в государственной  казне  и  храмах
эгистян хранится много денег, постановили отправить в  Сицилию эскадру из 60
кораблей.  Стратегами с  неограниченными полномочиями были выбраны Алкивиад,
сын Клиния, Никий, сын Никерата, и Ламах, сын Ксенофана. Они получили приказ
оказать помощь эгистянам... в остальном же поступать таким образом, как  они
сочтут наилучшим для афинян".(История, IV, 8)
     Последняя  фраза  подразумевает расширение  сферы  военных  действий на
острове.
     Спустя  пять дней Народное собрание собирается снова  -  для обсуждения
практических мероприятий по подготовке экспедиции. Однако  на нем неожиданно
разгорается дискуссия о целесообразности всего похода. Ее начинает выбранный
стратегом против  воли Никий. К тому  времени Никий -  человек уже пожилой и
очень богатый. Он не скупится на подарки афинскому народу, притом пользуется
репутацией   храброго   военачальника.  Однако   Плутарх   дает   ему   иную
характеристику. Он пишет:
     "Пугливый и нерешительный от природы,  он удачно скрывал свое малодушие
во  время военных  действий, так что  походы  завершал  неизменной  победой.
Осмотрительность в государственных делах и страх перед доносчиками  казались
свойствами  демократическими и  чрезвычайно усилили Никия, расположив в  его
пользу  народ, который боится презирающих его и  возвышает боящихся".(Никий,
II)
     Так или иначе, но у Никия  достаточно опыта, чтобы понять всю опасность
авантюрного  замысла  Алкивиада, выполнение  которого теперь ложится на  его
плечи. К тому же он  очень недолюбливает Алкивиада. Перспектива делить с ним
командование  столь  неприятна,  что  Никий  решается  выступить против  уже
принятой  народом псефизмы. Он подробно  анализирует  военную ситуацию.  Вот
некоторые отрывки из его речи:
     "Я  утверждаю,  что отправляясь в Сицилию, вы оставляете  у себя в тылу
множество  врагов, а  там  приобретете  еще  новых. Быть  может, вы  все  же
считаете, что  заключенный  вами мир (со Спартой  - Л.О.)  будет  достаточно
прочен. Пока вы  воздерживаетесь от новых предприятий,  мир на  словах будет
существовать... как только они увидят, что силы наши раздроблены  (а к этому
мы  теперь  как раз и  стремимся), то нападут  на нас... Поэтому нам следует
тщательно  взвесить  все  это, чтобы  не подвергать наш  город  опасностям в
настоящем его  непрочном  положении  и  не  стремиться к  расширению  нашего
владычества,  пока  мы  не  закрепим  того,  что  имеем. ...  Сицилию  же  -
отдаленную страну с многочисленным населением - если даже и покорим, то едва
ли  будем  в состоянии  надолго  удержать  там  наше  владычество.  И  сколь
неразумно нападать  на страну,  господство над которой нельзя  удержать даже
после победы, зная, что при неудаче мы окажемся в  гораздо худшем положении,
чем раньше".(Фукидид. История, VI, 10)
     Никий  совершенно  прав и нам теперь ясно, почему сиракузцы сначала  не
могли поверить  в  то, что  афиняне  затеяли против  них войну.  Однако, как
опытный оратор,  Никий знает, что одной правоты недостаточно для того, чтобы
склонить  на  свою   сторону  возбужденный   заманчивыми  обещаниями  народ.
Необходимо  еще и опорочить своего  оппонента, бросить  тень  на мотивы  его
обещаний. Поэтому, без лишнего  стеснения,  Никий включает в свою речь выпад
против Алкивиада:
     "И если кто, восхищаясь  своим избранием  в стратеги, тем более, что он
для этой должности слишком молод, советует вам выступить в  поход, имея  при
этом  в виду только личные выгоды, то есть желая вызвать  всеобщее удивление
своим  конским заводом  (а так как содержание  его  стоит  больших денег, то
надеется также извлечь для себя и денежную выгоду на должности стратега), то
не позволяйте  ему прославиться ценой опасности для нашего  города. Поверьте
мне: люди такого  склада как он, - не только расточители в собственном доме,
но  и  опасны  для  государства.  Дело,  однако,  слишком   серьезно,  чтобы
недостаточно  зрелые люди могли  глубоко  продумать и твердо вести его".(Там
же, VI, 12)
     Заканчивает Никий патетически:
     "С  тревогой  смотрю  я  на  сидящих  здесь  юнцов,  сторонников  этого
человека,  и  потому  обращаюсь  к  вам  -  люди  старшего  поколения   -  с
настоятельной  просьбой: не дать рядом  сидящему запугать себя, не позволить
упреками в трусости  голосовать против  войны и не увлекаться, подобно  этим
юнцам, гибельной страстью к завоеванию далеких стран". (VI, 13)
     Но противник Никия тоже искушен в словесных баталиях. Алкивиад начинает
ответную речь с того, что старается обратить в свою пользу выдвинутые против
него обвинения:
     "Афиняне!  У меня больше  прав,  чем  у других,  быть военачальником (я
должен начать так, поскольку Никий выступил здесь с  нападками против меня),
и к тому же я полагаю,  что я достоин  этой должности. Ведь тем, за что меня
здесь  упрекают,  я  и мои  предки  стяжали себе славу,  и  принесли  пользу
отчеству. Действительно,  великолепие  моего снаряжения  для Олимпийских игр
внушило эллинам даже более высокое представление о нашей мощи, чем она  была
в действительности,  хотя  прежде  они считали,  что  война  нас  совершенно
истощила. Я выступил на состязании с семью колесницами (чего не делал еще ни
один частный человек до меня) и  одержал  победу, получив первую,  вторую  и
четвертую награды,  да  и  во всем остальном  снаряжении я  оказался  вполне
достойным  такой победы.  Ведь  подобные  свершения  в силу обычая  приносят
почет, а возможность их служит доказательством нашего могущества".(VI, 16)
     Речь  идет   об  Олимпийских  играх  416  года.(Победам  в   спортивных
состязаниях  еще  в  глубокой древности  придавали политическое  значение!).
Далее   следует   смелый   софистический  пассаж,  очень   характерный   для
эгоцентрической психологии оратора:
     "Совершенно справедливо, что человек, сознающий  свое превосходство, не
относится  к  другим  как  равным себе, так же, как  бедствующий ни с кем не
делит своей участи. Подобно тому, как оставляют людей  в  несчастьи, избегая
общения с ними, так  не следует обвинять и счастливцев за их пренебрежение к
людям...".(Там же)
     В этом пассаже не  только самовыражение  Алкивиада, но и характеристика
нравственного уровня аудитории, к которой он обращается.
     "Я знаю, - продолжает  Алкивиад,  - что подобных людей и вообще людей в
какой-то области выдающихся ненавидят  при жизни (особенно равные  им,  да и
все  те, с  кем  им приходится общаться).  Зато после их  смерти  иные  даже
притязают на родство с ними  (хотя бы и  неосновательное), а их родной город
не  отрекается  и  не осуждает их,  а напротив, восхваляет  как благодетелей
родины. Вот к чему я  стремлюсь,  и оттого-то моя  личная жизнь подвергается
нападкам.  Вы  же  должны  судить  о  том,  хуже ли  я  других управляюсь  с
государственными делами...".(Там же)
     Далее  следуют аргументы в пользу войны в  Сицилии, касающиеся  главным
образом  неорганизованности и неискушенности  сицилийцев в  военном  деле. В
конце  речи  Алкивиад  обращает  против  Никия  его   апелляцию  к  старшему
поколению:
     "Итак,   пусть  не  отвратит  вас  от   похода  речь  Никия,  внушающая
бездеятельность и сеющая рознь между старшим и младшим поколениями.  Подобно
нашим  отцам, которые  все  вместе - и стар,  и  млад - принимали  решения и
возвысили наш город до  нынешнего могущества, старайтесь и вы с присущим вам
взаимопониманием  еще более возвеличить его. Помните, что юность  и старость
друг   без   друга   бессильны.  Напротив,  правильное  смешение  некоторого
легкомыслия,  умеренности  и  точного  расчета,  пожалуй,  наиболее  важно в
государственных делах".(VI, 18)
     Алкивиад  победил - решение  о Сицилийском  походе  было  подтверждено.
Назначение всех трех стратегов тоже осталось в силе.
     Когда  афинский  флот   был  уже  почти  готов  к  отплытию,  случилось
происшествие, взбудоражившее весь город. Древние греки почитали бога Гермеса
охранителем дорог, и  каменные столбы с его изображением - гермы - стояли во
множестве на улицах города. И вот, в одну ночь большая часть герм осквернена
-  изображения Гермеса  повреждены.  Афиняне подозревают заговор. Начинаются
лихорадочные  поиски  злоумышленников. Назначена награда за донос. Про гермы
никто ничего сообщить не может, зато доносят о том, что "золотая молодежь" в
ночных попойках издевается над  таинством мистерий, пародирует их. Называют,
в частности, и Алкивиада. Его враги стараются раздуть дело.