перед божеством за  свои поступки. Решения
этой  проблемы они  не знали  и не очень  мучились  его  поисками.  Отсюда -
неизбежные противоречия. Например, в трагедии Софокла  "Эдип  в Колоне" царь
Эдип, убивший,  сам того  не  зная,  собственного  отца, которому  это  было
предсказано, в ответ на попреки Креонта резонно отвечает:
     "Ты укорял меня, - а я невинен!
     Того желали боги... Может быть,
     То их старинный гнев на весь наш род...
     Во мне самом, поверь, не обнаружишь
     Преступности, да и с чего бы я
     Стал прегрешать во зло себе и близким?
     Сам посуди: коль предсказали боги
     Отцу погибнуть от своих детей, -
     Что ж обвинять меня? Все предрешилось,
     Когда отец еще отцом мне не был,
     Еще и мать не зачала!"
     (1002-1012)
     Мы  должны  согласиться  с  тем,  что  Эдип  был  всего  лишь  игрушкой
злонамеренного  божественного промысла. А вот герой трагедии "Аякс" (того же
автора)  погибает  в  результате  безумья, насланного на него Афиной, но при
этом оказывается, что он сам, своей дерзостью, вызвал гнев богини:
     "Аякс и в путь пускался безрассудным, -
     Внять не хотел внушениям отца.
     Тот говорил: "Сын, побеждай копьем,
     Но только с божьей помощью..." - А сын
     Ему ответил глупо, с хвастовством:
     "И жалкий трус с богами одолеет:
     А я завоевать надеюсь славу
     И без богов!.." Так похвалялся он.
     В другой же раз божественной Афине,
     Когда она Аякса поощряла
     Разить врагов кровавою рукой,
     Ужасно он ответил, несказанно:
     "Царица, стой за спинами других, -
     Коль в сече я, так не прорвут нам строя!"
     Тем вызвал он вражду и гнев богини...".
     (781-796)
     О взаимоотношениях людей с  богами речь впереди. Здесь  я только  хотел
оттенить противоречие: Эдип  убивает отца по воле богов, Аякс погибает -  по
собственной вине.  Быть  может,  для себя это противоречие греки разрешали в
простом предположении, что боги вмешиваются далеко не во все дела. Так что в
большинстве случаев люди  могут  поступать, как  им  заблагорассудится,  но,
разумеется, должны остерегаться оскорбить и разгневать божество.
     "А судьба, мойры?" - спросит придирчивый читатель. Действительно. Греки
верили, что все люди и даже сами боги подвластны таинственному и неумолимому
року. Веления рока  знают только живущие на  Олимпе  богини судьбы  - мойры.
Мойра Лахесис вынимает, не глядя, жребий, который выпадает человеку в жизни.
Мойра Клото  прядет нить его жизни. Оборвется нить - умрет человек. Никто не
может изменить этих предопределений,  так как третья мойра, Атропос, заносит
все,  назначенное  ее  сестрами, в свиток  судьбы, откуда стереть записанное
невозможно.
     Если предопределено все, даже и "свободные" поступки, то предначертание
переносится к  року, и богам не за  что наказывать людей! Кстати, у Гомера в
"Илиаде"  мы находим любопытные  примеры  того,  как  самим  богам,  вопреки
желанию,  приходится  соглашаться с  решениями рока  относительно  смертных.
Например,  в  разгар  битвы  Зевсу   становится  жалко  своего  сына,  героя
Сарпедона, которого  вот-вот  убьет Патрокл,  и  он  советуется  с Герой, не
вынести ли Сарпедона из боя, но...
     "Так отвечала ему волоокая Гера богиня:
     "Как ты ужасен, Кронид!
     Ну какие слова говоришь ты!
     Смертного мужа, издревле уже обреченного роком,
     Ты совершенно от смерти печальной желаешь избавить!
     Делай как хочешь! Но боги тебя тут не все мы одобрим".
     (XVI, 440)
     Но,  быть  может,  записи  в  свитке  судьбы  человека тоже  не слишком
подробны?
     Ситуация  с  судьбой  человека еще  осложняется верой  в  действенность
проклятия,  особенно  родительского.  В  одном  из  вариантов  мифа об Эдипе
несчастного царя изгоняют из дома собственные  сыновья. Он их  проклинает. И
вот, в той же самой трагедии Софокла, старший сын Эдипа говорит сестре
     "Не уговаривай. Отцом я проклят,
     И гнев его Эриний неизбежен.
     Мне путь один - к погибели моей..."
     (1481-1487)
     Эринии - богини  мщения.  В  трагедии Эсхила  "Эвмениды" они преследуют
Ореста за убийство матери. Звучит их леденящая кровь песня:
     "Он обречен. Выхода нет.
     Дух сокрушит, разум убьет,
     Ум помутит, душу изъест,
     Высушит мозг, сердце скует
     Чуждый струнам гневный напев -
     Черная песнь Эриний".
     (329-334)
     Боги и люди
     Как уже упоминалось,  древние греки полагали, что  боги могут принимать
непосредственное участие  в сражениях людей.  Посмотрим, как описывает Гомер
участие богов в  битве за  Трою. В  сражениях под ее стенами Гера,  Афина  и
Посейдон помогают грекам  (ахейцам), а Аполлон, Арес и Афродита  - троянцам.
Зевс содействует успехам то одной, то другой стороны.
     Вмешательство богов  иногда  ограничивается  тем,  что они  вдохновляют
своих подопечных, приняв облик одного из участников сражения. Например:
     "И закричала на них белокурая Гера, принявши
     Образ могучего Стентора, медноголосого мужа;
     Так он кричал, как зараз пятьдесят человек бы кричало:
     "Стыдно, ахейцы! Вы трусы! Лишь с виду достойны вы чести".
     (Илиада, V, 785)
     Иногда  боги  исцеляют  раны, подбадривают, умножают силу кого-либо  из
героев. Иной раз наоборот -  бог лишает врага своего подопечного способности
сопротивляться.
     Аполлону,  чтобы  погубить  героя   Патрокла,  приходится  прибегать  к
"божественному  рукоприкладству",  и  делает  он  это  самым подлым образом,
сзади:
     "Тут, Патрокл, для тебя наступило скончание жизни!
     Вышел навстречу тебе Аполлон средь могущего боя, -
     Страшный. Но в давке Патрокл не узнал подходившего бога:
     Мраком великим укрытый, шагал он навстречу Патроклу.
     Стал позади и ударил в широкие плечи и спину
     Мощной рукой. Завертелося все пред глазами Патрокла.
     Сбил с головы его гривистый шлем Аполлон дальновержец.
     (XVI, 790)
     В свою  очередь,  Афина,  тоже весьма  неблаговидным способом  помогает
Ахиллу  победить  предводителя  троянцев  Гектора   (песнь  XXII).  Подобных
примеров в тексте Илиады множество.
     Сам Зевс ввязывается в сражение, если оно  идет не  так, как ему нужно.
Например, решив дать временное преимущество троянцам:
     "Страшно с Идейской вершины Зевес загремел и ударил
     Молнией яркою в войско ахейцев. Увидевши это,
     Остолбенели ахейцы, и страх овладел ими бледный..."
     (VIII, 75)
     Только герой  Диомед, сын Тидея, не сробел. Вместе с царем Нестором, на
колеснице он бросился на троянцев. однако громовержец не дремал:
     "Гибель пришла бы тогда и свершилось бы тяжкое дело,
     Были бы загнаны в город троянцы, подобно баранам,
     Если б всего не увидел родитель бессмертных и смертных.
     Он, загремевши ужасно, блестящую молнию бросил,
     Пред колесницей Тидея ударила молния в землю.
     Пламя ужасное кверху взвилось от пылающей серы.
     Кони, подавшись назад, под ярмом задрожали от страха.
     Вон из Нестора рук убежали блестящие вожжи,
     В сердце он ужаснулся и так Диомеду промолвил:
     "В бегство, Тидид, лошадей поворачивай однокопытных!
     Или не чувствуешь ты, не тебе от Кронида победа?"
     (VIII, 130)
     В другой раз, следуя своему  сценарию  битвы, Зевс обращает  в  бегство
троянцев, внушая страх Гектору:
     "Чтобы товарищ лихой Ахиллеса, Пелеева сына,
     Рать конеборных троянцев и Гектора в медных доспехах
     К городу снова погнал и дыханье отнял бы у многих,
     Гектору прежде всего малодушие в сердце вложил он.
     На колесницу взойдя, обратился он в бегство и прочим
     Крикнул бежать..."
     (XVI, 655)
     Но и герои,  иной  раз, отваживаются  поднять  руку  на  богов.  И боги
оказываются   уязвимыми.  Особенно  свирепствует  Диомед,   находящийся  под
покровительством могучей Афины. Увидев, что Афродита пытается вынести из боя
героя Энея, Диомед устремляется на нее:
     "Сын же Тидея Киприду преследовал гибельной медью:
     Знал, что она не из мощных божеств, не такая богиня,
     Что боевыми делами людей заправляет на войнах,
     Не Энио, города разносящая впрах, не Афина.
     Скоро богиню догнал, прорываясь сквозь толпы густые,
     Сын многомощный Тидея и острую пику наставил,
     И налетел, и ударил ей медью блестящею в руку
     Слабую. Пеплос бессмертный, самими харитами тканный,
     Медная пика пронзила и около кисти рассекла
     Кожу. Ручьем заструилась бессмертная кровь у богини, -
     Влага, которая в жилах течет у богов всеблаженных..."
     (V, 330)
     Диомед грубо гонит  богиню с поля  боя, и бедняжка вынуждена  отступить
перед героем:
     "Удалилась она, вне себя от страданья.
     В болях ужасных Ирида ее увела из сраженья,
     За руку взяв. Почернело от крови прекрасное тело".
     (V, 350)
     Схватывается Диомед и  с самим богом войны Аресом, даже  одерживает над
ним верх - на этот раз с непосредственной помощью Афины, которая стоит рядом
с ним на колеснице:
     "После того, как идя друг на друга, сошлись они близко
     Первым ударил Арес над ярмом лошадей и вожжами
     Медною пикой, пылая желанием душу исторгнуть.
     Но ухватила рукой совоокая дева Афина
     Пику, толкнула ее, и она меж колес пролетела.
     После того Диомед размахнулся могучеголосый
     Медною пикой. Ее устремила Паллада-Афина
     В низ живота, где Арес опоясан был повязью медной:
     Пику туда он вонзил и, прекрасную плоть растерзавши,
     Выдернул пику обратно. Арес заревел меднобронный
     Так же, как если бы девять иль десять воскликнуло тысяч
     Сильных мужей на войне".
     (V, 850)
     Итак, между  смертными  героями Илиады  и богами  дистанция  не  так уж
велика - боги сражаются рядом с героями, а иногда даже претерпевают от них.
     Описания  взаимоотношений между  самими богами  тоже не внушает особого
почтения к бессмертным. Боги ссорятся и склочничают, как люди. Общеизвестно,
что ревнивая  Гера всячески преследовала многочисленных возлюбленных  своего
супруга.  В Илиаде  она  коварно соблазняет  громовержца, чтобы,  утомленный
любовью, он уснул.  Этим должен воспользоваться Посейдон для помощи ахейцам.
Гера  пускает  в  ход  весь арсенал женских  уловок: наряжается,  натирается
маслом, красиво  заплетает волосы,  одевает  серьги  и драгоценные застежки.
Мало  того. Она  просит  у  Афродиты  соблазняющий талисман.  Редкий  пример
женской солидарности: Афродита...
     "... у груди своей отвязала
     Пестроузорный ремень, всевозможные чары вмещавший:
     В нем и любовь, и желанье, в нем также слова обольщенья,
     Те, которые ум отнимают у самых разумных.
     Гере она его в руки вложила и так ей сказала:
     "На, положи этот пестрый ремень меж грудей своих Гера!
     В нем заключается все. И назад на Олимп, уверяю,
     Ты не придешь, не достигнув того, чего сердцем желаешь".
     (XIV, 215)
     Совсем недостойно выглядит и дошедшая  до взаимных оскорблений  и драки
ссора богов:
     "Но меж другими богами тяжелая вспыхнула распря,
     Страшная. В разные стороны дух их в груди устремлялся.
     Сшиблись с шумом великим; земля застонала под ними.
     Небо великое гулко на шум отвечало. Услышал
     Зевс, на Олимпе сидящий. И сердце его засмеялось
     С радости, лишь увидал он богов, друг на друга идущих.
     Долго без дела они не стояли. Сражение начал
     Щитокрушитель Арес. На Афину он кинулся первый
     С пикою медной в руке и сказал ей обидное слово:
     "Снова ты муха собачья, бессмертных стравляешь на битву".
     (XXI, 385)
     Пробить щит Афины Аресу не удалось, а она, хоть и женщина, обрушила  на
бога войны огромный камень. Описания стычек  между богами встречаются еще во
многих местах  Илиады (песни V,  VIII, XIV, XVIII и  XXI). И вообще искать в
ней нравственного примера деяний богов не приходится. Боги ведут себя сугубо
эгоистически,  не  гнушаясь интригами  и обманом.  Они коварны,  завистливы,
мстительны, пристрастны и сластолюбивы.
     Неудивительно,  что  у  авторов греческих  трагедий можно  найти  такие
реплики  в  адрес  богов,  которые  граничат  с  богохульством. У  Софокла в
"Антигоне"  осужденная быть погребенной  заживо за то, что, вопреки запрету,
совершила погребальный обряд над телом своего брата, Антигона говорит:
     "Несчастная, лишенная друзей,
     Живая ухожу в обитель мертвых.
     Какой богов закон я преступила?
     Зачем - несчастной - обращать мне взоры
     К богам, их звать на помощь, если я
     Безбожной названа за благочестье?
     Я, пострадав, могу, богам в угоду,
     Признать вину, но коль ошиблись боги,
     Не меньше пусть они потерпят зла,
     Чем я сейчас терплю от них неправды".
     (936-945)
     В трагедии  Еврипида "Ион"  герой узнает, что был  рожден  смертной  от
Аполлона и брошен в лесу. В сильных и  очень земных  выражениях он  осуждает
своего божественного отца:
     "Я все-таки не понимаю Феба...
     Насиловать девиц, чтоб после бросить...
     А дети? Потихоньку сплавил их,
     И пусть их погибают. Что ему то...
     Нехорошо... Могуч, - так будь и честен.
     Кто из людей преступит, ведь небось
     Того карают боги... Как же нам
     Законы сочиняя, вы добьетесь,
     Чтоб их мы исполняли, если их
     Вы ж первые нарушить не боитесь?"

     И далее в том же монологе:

     "Забыли вы о правде. И клеймить
     Людей за их пороки не ошибка ль?..
     Коли богов пример перед людьми -
     Кто ж виноват? Учителя, пожалуй" (!!)
     (436-451)
     Орест в  одноименной трагедии  того же автора винит Аполлона в том, что
он  приказал  ему  убить родную  мать. А  в  трагедии  "Геракл" достается  и
вседержителю.  Отчим  Геракла,  Амфитрион,   упрекает   Зевса,  допускающего
убийство жены и детей Геракла:
     "О Зевс! И это ты к моей жене
     Всходил на ложе, и отцом Геракла
     Тебя я звал - ты не был другом нам!
     Неужто олимпийца пристыдить
     Придется человеку! Амфитрион
     Не предавал врагам сирот Геракла,
     Как ты их предал, ты, верховный бог,
     Умеющий так ловко все препоны
     С пути к чужому ложу удалять".
     (338-345)
     Все   это,  естественно,   заставляет  Еврипида  усомниться   в   самом
существовании традиционных  богов.  В  трагедии  "Троянки"  Гекуба  -  вдова
троянского царя - молитвенно произносит:
     "О ты, всего основа, царь земли,
     Кто б ни был ты, непостижимый, - Зевс,
     Необходимость или смертных ум, -
     Тебя молю, - движеньем неприметным
     Ты правильно ведешь судьбу людей".
     (884-888)
     Здесь божество уже представляется непостижимым.
     Возможно,  что  сомнения  и  поиски  нового  бога  с  Еврипидом  делили
некоторые  из  его  образованных  современников.  Но  вряд  ли  такого  рода
колебания смущали большую часть афинских граждан.  Традиционная вера предков
всегда крепка  в народной массе. Афиняне выслушивали дерзкие речи в  театре,
многие  возмущались,  иные  сочувствовали,  и  все  оставалось  по-прежнему.
Известно, что Еврипид, в  отличие от его современника Софокла, популярностью
не пользовался. Написав около 90  трагедий, он лишь четыре раза был удостоен
первой  награды.  Сенека рассказывает,  что  однажды, когда  один  из героев
Еврипида  богохульствовал,   возмущенные  зрители   потребовали   прекратить
представление. Еврипиду  пришлось обратиться к публике  и просить  подождать
конца трагедии, где безбожник понесет наказание.
     В конце 30-х годов  V века до н.э., уже в  просвещенный  "Век Перикла",
Народное   собрание  Афин   приняло  постановление,  по  которому  люди,  не
признающие богов или рассуждающие о небесных  явлениях, могли быть  обвинены
как государственные преступники.
     Однако безнравственность богов служила оправданием для  безнравственных
поступков  людей.  Об  этом  свидетельствует Аристофан.  В  комедии "Облака"
происходит  спор  между  Правдой и  Кривдой.  Обе стараются привлечь на свою
сторону симпатии юного героя комедии. В монологе Кривды есть такие строки:
     "Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу -
     Погиб ты насмерть, - говорить ведь не умеешь. Если ж
     Со мной пойдешь - играй, целуй, блуди, природе следуй!
     Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь,
     Что ничего не согрешил. В пример возьмешь тут Зевса:
     И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.
     Так как же, чадо праха, ты сильней быть можешь бога?"
     (1076-1082)
     По замыслу автора симпатии зрителей  должны быть на  стороне Правды, но
возражений по существу приведенной аргументации у нее в комедии нет.
     О смерти и душе
     Древние  греки  были  твердо  убеждены  в  существовании  души.  По  их
представлениям, душа была бесплотной, но не абстрактной субстанцией. Они  ее
воображали во всем подобной телесному облику человека. В XXIII песне  Илиады
Гомер так описывает явление дремлющему Ахиллу души погибшего в бою Патрокла:
     "Вдруг пред Пелидом душа Патрокла злосчастного встала,
     Сходная с ним совершенно глазами прекрасными, ростом,
     Голосом; даже в одежду была она ту же одета".
     (XXIII, 65)
     Ахилл медлит предать погребальному  костру  тело  дорогого друга.  Душа
Патрокла  умоляет его  поторопиться,  так  как  ее  не пускают  в Аид. Ахилл
обещает, протягивает руку...
     "Но не схватил. Как дым, душа Менетида под землю
     С писком ушла. Ахиллес на песке поднялся, пораженный,
     Скорбно руками всплеснул и такое сказал себе слово:
     "Боги, так значит, какая-то есть и душа человека
     В домах Аида, и призрак; но жизненной силы в них нету
     Целую ночь напролет душа злополучного друга
     Передо мною стояла, рыдая и горько печалясь,
     Все говорила подробно, с ним схожая видом чудесно".
     (XXIII, 100)
     На  загробный  мир   переносились   и  совсем  земные  представления  о
потустороннем существовании души. У Еврипида в трагедии "Алкеста" царь Адмет
прощается со своей умирающей супругой и тут же дает ей поручение:
     "Ты будешь ждать меня? Не так ли? Дом ты
     Для нас там приготовишь, чтоб его
     Делить со мной, когда умру?"
     (365-368)
     Аид не представлялся  древним чем-то  ужасным.  Там  можно  свидеться с
душами  ранее  умерших родных и друзей и вести  жизнь, похожую на земную,  -
только  что не  видеть света дня. Впрочем, для  жителя  солнечной Эллады это
казалось, все-таки, немалым лишением. Вот как пересказывает Одиссей у Гомера
свой разговор  с душой  Ахилла,  которую  он заклинаниями  вызвал  к  порогу
подземного царства:
     "Прежде тебя наравне почитали с богами живого
     Все мы ахейцы, теперь же и здесь, меж умерших, царишь ты
     Так не скорби же о том, что ты умер, Пелид благородный!
     Так я сказал. И тотчас же он, мне отвечая, промолвил:
     "Не утешай меня в том, что я мертв, Одиссей благородный!
     Я б на земле предпочел батраком за ничтожную плату
     У бедняка, мужика безнадельного, вечно работать,
     Нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью".
     (XI, 485)
     Надо полагать, говорит он это "для красного словца". Зная из Илиады его
гордость,  мы  не  можем  представить  себе героя  Ахилла  в  роли покорного
батрака.
     В  комедии  Аристофана  "Лягушки"  Аид  обрисован сочным  перечислением
житейских  реальностей.  Бог  Дионис   спускается  в  загробный  мир,  чтобы
побеседовать  там с  душами  недавно  умерших  Еврипида и  Софокла.  Одетый,
подобно Гераклу, в львиную шкуру, он по  дороге встречается с тенью великого
героя,   некогда,   еще  при   жизни,  посетившего   подземное  царство,   и
расспрашивает его о дороге:
     "В тебя переодевшись, я пришел. Прошу
     Друзей своих мне назови, с которыми
     Якшался ты, когда ходил за Кербером,
     Все перечисли: булочные, гавани,
     Ручьи, колодцы, перекрестки, тропочки,
     Мосты, местечки, бардачки, гостиницы -
     Там, где клопов поменьше".
     (109-115)
     Геракл описывает Аид, и из  это