сторонники?  Ведь они,  помнится,  изгнали тиранов и  восстановили  в Афинах
демократию".  Да, - по внешности так оно  и было.  Фрасибул занимает  Пирей.
Потом  происходит  сражение, в  котором  изгнанники  одолевают  приспешников
тирании. Критий  убит.  Олигархи  отступают в Афины.  Собрание "трех  тысяч"
большинством  голосов лишает  власти правителей и они  удаляются в  Элевсин.
Избирают  десять новых,  из  числа более  умеренных  олигархов.  Те, кто был
непосредственно  замешан в преступлениях тирании, настаивают на  том,  чтобы
оборонять  город от "пирейцев". Другие - ратуют  за соглашение с ними. Опять
просят  помощи  у  спартанцев. Те  сначала  посылают связанного с олигархами
Лисандра,  но  вслед  за  ним   -  его  противника,  царя  Павсания.  Спарте
безразлично, кто победит  в Афинах - военная мощь афинян сокрушена навсегда.
Под давлением  Павсания  достигнуто примирение сторон на следующих условиях:
вражда партий должна быть прекращена, объявляется  политическая амнистия для
всех, кроме тридцати  тиранов и их ближайших помощников. Те из горожан,  кто
опасается  народного мщения, может  переселиться  в Элевсин, забрав с  собою
имущество.
     Фрасибул   и   демократы   входят   в   город.   Спартанцы   удаляются,
восстанавливаются  все демократические учреждения и отмененные законы. Но...
учреждения еще  не есть  демократия!  Или, лучше сказать, это  совсем не  та
демократия, которая некогда, по  словам Перикла, сделала Афины  школой  всей
Эллады.   Падение   оказывается    необратимым.    Возрождается    атмосфера
стяжательства, коррупции и  взаимной вражды граждан. Да и кто стоит во главе
новой демократии?  Тот  самый Фрасибул,  который  незадолго до того в  своих
личных   интересах  оклеветал  сначала  Алкивиада,  а   потом  стратегов   -
победителей сражения у Аргинусских островов.
     Несмотря на амнистию и  обязательство  отказаться  от сведения  счетов,
начинается преследование  тех,  кого обвиняют в  поддержке олигархов. Снова,
как плесень, множатся  сикофанты. Вот несколько свидетельств об обстановке в
Афинах при новой  демократии.  Мы  их находим в сохранившихся судебных речах
Лисия, относящихся к этому периоду. Например, защитительная речь, написанная
для сына Евкрата.  Этот Евкрат, брат злополучного стратега  (и богача) Никия
был  казнен  в  404  г.  тиранами.  Теперь,  в  396  г., некий Полиох вносит
предложение о конфискации имущества у  его сына. В речи Лисия,  в частности,
говорится:
     "Но  более  всего  возмутительно  поведение  государственных  деятелей:
ораторы  предлагают не то, что полезнее  всего отечеству, а вы постановляете
то, отчего они  получат больше выгоды. Если бы  народу была польза  от того,
что одни получают чужое имущество, а у других оно незаконно конфискуется, то
у вас  было  бы  основание  оставлять  без  внимания  наши речи:  но вы  все
признаете, что согласие  есть величайшее благо для государства,  а раздор  -
причина всех бедствий, и что люди ссорятся  друг с другом больше всего из-за
того, что одни хотят завладеть чужим имуществом, а у других отнимают то, что
у  них есть. Это вы  сами  признали  недавно,  по  возвращении на родину,  и
правильно  ваше суждение: вы еще  помнили тогда  о постигших вас бедствиях и
молили богов  о  том, чтобы граждане пришли к  согласию, а  не  о том, чтобы
между гражданами был раздор и чтобы ораторы быстро разбогатели...".(XVIII)
     Привлеку  еще одного, известного  нам, свидетеля.  В комедии Аристофана
"Женщины в  Народном  Собрании", поставленной  в  392  г., ее героине  автор
поручает следующий монолог:
     "Заботы одинаковы о городе
     У всех нас. С печалью, с огорчением
     Слежу я за разрухой государственной
     И вижу: негодяи правят городом.
     А кто поступит раза два порядочно,
     Тот двадцать раз окажется мошенником.
     Зовут другого, тот - подлее во сто крат.
     Вы всех страшитесь, кто вам хочет доброго,
     Смиренно отдаетесь злым врагам своим..."
     (173 - 182)
     Число  примеров можно  бы умножить,  но  довольно! нам  ясно,  что  все
вернулось на круги свои, и демократия восстановлена в том неприглядном виде,
какой она приобрела накануне поражения Афин в  Пелопоннесской войне. Кстати,
и от величия города, кроме безмолвных памятников  былой  славы  на Акрополе,
мало что остается.  Доблестная армия и флот не возродились - теперь афиняне,
в  случае  необходимости,  предпочитают   прибегать   к  услугам  наемников.
Строительство  прекратилось. Театр измельчал  -  после  Еврипида история  не
донесла  до  нас ни одного  имени трагического  поэта. Комедия  же из  остро
сатирической и  гражданской  превратилась  в развлекательно-бытовую.  Только
одиночки-скульпторы,  ученые  и  философы,  в  своих  мало кому из сограждан
известных творениях,  еще  сохраняют  высокие  традиции Афин эпохи  расцвета
демократии. Город мало-помалу превращается в один из рядовых полисов Аттики.
     Но,  может  быть,  губительное  падение  нравов  и  утрата  гражданских
доблестей были уделом только того поколения афинян, которые пережили смутные
времена конца V века,  и демократия вновь  обрела свои достоинства  позднее?
Увы, это  не  так. Многочисленные свидетельства дальнейшего  ее  падения  мы
находим  в  речах Демосфена, датированных  уже  второй половиной  следующего
столетия. Вот  только два коротеньких отрывка из его выступлений  в Народном
собрании.  В  третьей  речи  против  Филиппа  Македонского, датированной 341
годом, он, напомнив афинянам о их былом достоинстве, говорит:
     "А теперь все это  распродано, словно на рынке, а в обмен  привезены...
такие вещи, от  которых  больна вся  Греция. Что же  это  за вещи? Зависть к
тому, кто получил взятку, смех, когда он сознается, снисходительность к тем,
кого уличают, ненависть, когда кто-нибудь за это станет порицать".
     А  в другой речи, в 330  г.("За Ксенофонта о венке") есть такое горькое
признание:
     "... у всех греков, - не у  каких-нибудь  одних, но у всех одинаково, -
оказался такой урожай предателей, взяточников и богопротивных  людей, какого
никогда еще не бывало прежде, насколько помнят люди".
     По смыслу речи эти слова относились в первую очередь к  Афинам.  Что же
касается боеспособности  афинян  (для сопротивления экспансии Македонии), то
ее наглядно иллюстрирует следующий отрывок  из первой  речи Демосфена против
Филиппа (351 г.):
     "...  в  том,  что  касается  войны  и   военных  приготовлений.  -  не
установлено, не налажено,  не предусмотрено ничего. Поэтому, едва мы услышим
что-нибудь,  как  мы начинаем назначать триерархов  и устраивать  между ними
обмен  имущества, разбирать вопрос  об  изыскании денег,  после этого  вдруг
решим    посадить    на   корабли   метэков    и   живущих    самостоятельно
(вольноотпущенников - Л.О.), потом  вдруг опять решим идти сами, потом вдруг
допустим заместительство (рабами - Л.О.), потом... словом пока это дело  все
тянется, уже оказывается потерянным то, ради чего нужно было плыть".
     Не удивительно, что при таком положении дел македонцы в 338 г. наголову
разбили  коалицию греческих городов, которую удалось  сплотить Демосфену.  С
этого  момента  Афины, да  и  вся  Греция, переходят на положение  провинции
сначала Македонии, а затем Рима.
     Но  я  перешагнул  за границу  того  периода, который является объектом
нашего рассмотрения. Это было  сделано только для  того,  чтобы  подтвердить
необратимый характер нравственного  падения  афинян. Вернемся же  к концу  V
века. Мне  остается упомянуть еще лишь об одном  позорном событии,  которое,
словно финальный аккорд, завершает печальную историю Афинской демократии - о
казни Сократа.


Глава 13
     КАЗНЬ СОКРАТА
     Критическая оппозиция демократии
     Весной  399  года, по  приговору  Афинского  суда, Сократ  выпил  бокал
смертельного  яда цикуты.  Чтобы понять круговращение темных сил, побудивших
афинян казнить семидесятилетнего философа, необходимо  дополнить  наш беглый
очерк основ мировоззрения Сократа  описанием характера его взаимоотношений с
государством.  Для  этого следует  познакомиться  с  политическими взглядами
философа, которые он, так же, как свои этические принципы, открыто излагал в
публичных дискуссиях.
     Поскольку от  главы  8  мы  уже порядочно удалились,  напомню,  что  по
убеждению  Сократа  подлинно  счастливым при любых жизненных обстоятельствах
может  быть  только   человек,  отличающийся   "во-первых,   умеренностью  в
удовлетворении   чувственных   потребностей,    затем   доброжелательностью,
обходительностью, наконец,  готовностью соперничать с  людьми, делающими ему
добро,  чтобы  не  уступать  им в благодеяниях".  Такой человек  открыт  для
бескорыстной  дружбы  и  сотрудничества с  другими людьми. Счастливая  жизнь
доступна каждому, нужно лишь  познать это  на собственном  опыте -  "познать
самого себя". Человек  должен поверить в возможность разумно-добродетельной,
честной, справедливой  и счастливой жизни, в свою способность  сопротивления
власти темных инстинктов, превращающих его в "рабскую душу".
     Но  все  это   в   сфере  личных   контактов   между  людьми.   Как  же
экстраполировал Сократ свою нравственную  позицию на  более  обширную  сферу
общественных  отношений  -  в плане государственном?  Естественным  образом:
управлять государством  должны  люди,  понявшие  истинный смысл человеческой
жизни, сами живущие в соответствии с этим пониманием (умеренно, бескорыстно,
стремясь  делать добро), и,  вместе  с  тем,  -  знающие, как  помочь  своим
согражданам найти  дорогу  к  такой  же  доброй и  счастливой жизни. Ученики
Сократа,  Платон и  Ксенофонт,  не  передали  нам  развернутых  высказываний
философа по этому вопросу. По их свидетельству Сократ настаивал  на том, что
руководить государством должны те, кто умеют управлять:
     "Цари и начальники по его (Сократа - Л.О.) словам, это не те, что имеют
скипетры или избраны кем бы то ни  было,  или получили власть по жребию, или
насилием,  или   обманом,  но   те,  которые  умеют   управлять".(Ксенофонт.
Меморабилий, III, IX, 10)
     Но если не отрывать засвидетельствованную ранее этими же авторами общую
нравственную позицию Сократа от его политических взглядов,  то можно думать,
что  под умением управлять философ  подразумевал  не  просто  искушенность в
деятельности государственного  масштаба, но и ее высокий нравственный смысл.
Если  взять, например,  Фемистокла,  которому,  конечно,  нельзя отказать  в
таланте управления  государством,  но  кто, как  мы  помним,  был  человеком
своекорыстным,  то  вряд  ли  его  безнравственная  активность  импонировала
Сократу. Об этом, впрочем, имеется и прямое свидетельство Платона. В диалоге
"Горгий" Сократ говорит своему собеседнику Калликлу:
     "... приступивший к делам города будет ли у нас иметь какую-нибудь иную
заботу,  кроме  той,  как  бы  нам,  гражданам,  сделаться  наилучшими?   Не
согласились  ли  мы  уже несколько  раз,  что  в этом  именно  состоит  долг
политика? ... Если же  муж добрый обязан этим услуживать  своему городу,  то
подумай теперь и скажи: те мужи,  о которых недавно упоминал  ты, -  Перикл,
Кимон, Мильтиад, Фемистокл, - еще ли кажется тебе, были гражданами добрыми?"
(515, C)
     Итак, достойны управлять городом лишь люди "умеющие управлять" и высоко
нравственные. Могут ли они быть избраны с помощью слепого жребия? Разумеется
- нет!  Сократ высмеивает это "великое достижение" Афинской демократии и тем
бросает  вызов  существующему правопорядку.  Ксенофонт  приводит возмущенные
слова его обвинителя на суде:
     "...  Сократ  внушал своим ученикам  презрение к существующим  законам,
когда   говорил,   что   глупо  избирать  себе  государственных   чиновников
посредством  бобов  (жребий в  старину вытаскивали из числа  черных и  белых
бобов - Л.О.); никто ведь не хотел бы иметь кормчего, избранного посредством
бобов,  или плотника,  или  флейщика,  или  кого-нибудь  другого в  подобных
случаях,  в  которых ошибка  гораздо  меньше  приносит вреда,  чем ошибки  в
государственном  управлении.  Но такого рода речи...  подстрекают  юношей  к
презрению   существующего   политического   устройства   и   располагают   к
насильственным переворотам".(Меморабилий, I, II, 9)
     Таким  образом,  по  важнейшему  вопросу  об  исполнительной  власти  в
государстве Сократ оказывается в оппозиции к Афинской демократии.  Он  очень
скептически отзывается и о возможности разумного решения государственных дел
Народным собранием. Ксенофонт, рассказывая о том, как Сократ убеждал некоего
Хармида преодолеть застенчивость  и выступить в собрании, передает следующее
замечание философа:
     "Кого  ты  стыдишься  из  них,  -  уже не валяльщиков  ли  шерсти,  или
сапожников, или плотников, или кузнецов,  или  земледельцев, или купцов, или
тех, которые торгуют на базаре и думают только о том, чтобы дешевле купить и
дороже продать?  А ведь в общей  сложности,  из этих-то людей и составляется
народное собрание".(Там же, III, VIII, 6)
     Еще менее уважительно относится Сократ к "вождям народа" - демагогам. С
"достоинствами" этих деятелей  мы уже хорошо знакомы. Сократ  обличал  их на
площади и они платили ему ненавистью.  К моменту суда над философом во главе
демоса  стоял  печально известный  нам  Фрасибул.  Не  случайно  обвинителей
Сократа   возглавил   друг  и  сподвижник   Фрасибула,  владелец  кожевенной
мастерской, богач Анит.
     У  читателя  может сложиться  впечатление, что Сократ полностью отрицал
современное  ему  государственное   устройство  Афин,  был  сторонником  его
ниспровержения. Это неверно. Его критика основывалась на двух незыблемых для
него принципах: преданности Отечеству (в том числе и государству,  поскольку
оно отечество представляет)  и уважении к законам. В диалоге "Критон" Платон
вкладывает в уста Сократа следующие слова:
     "Отечество дороже и матери, и отца, и всех остальных предков, оно более
почтенно, более свято и имеет больше значения и у богов и у людей - у тех, у
кого есть ум,  - и перед  ним  надо благоговеть, ему надо покоряться и, если
оно  разгневано,  угождать  ему  больше,  чем  родному отцу.  Надо либо  его
переубедить,  либо  исполнять то,  что оно  велит,  а  если оно приговорит к
чему-нибудь, то  нужно терпеть невозмутимо, - будут ли  то побои  или оковы,
пошлет ли оно на  войну, на раны и на смерть; все это нужно выполнять, ибо в
этом  справедливость. Нельзя отступать,  уклоняться или бросать свое место в
строю.  И на  войне, и  на суде,  и  повсюду  надо исполнять  то, что  велит
Государство  и Отечество,  или же  стараться  вразумить их,  в  чем  состоит
справедливость. Учинять же насилие над матерью или над отцом, а тем паче над
Отечеством - нечестиво".(51, B)
     Это не просто слова. Напомню, что в  трех  войнах Сократ заслужил славу
храброго солдата. Бесстрашно  критикуя современную ему политическую систему,
он,  вместе  с тем, был противником ее насильственных  преобразований.  Опыт
произошедших  на  его  глазах  четырех  государственных  переворотов  убедил
Сократа в том, что насилие порождает лишь новое насилие. Он пришел к выводу,
что  единственный  путь совершенствования  общественной  жизни  лежит  через
нравственное  воспитание  людей, образующих  общество.  Начинаться этот путь
может с любой точки, с  любой политической системы.  Кстати, он высоко ценил
воспитательную роль театра и, как мы знаем, дружил с Еврипидом.
     По-видимому, осуществление постепенного  совершенствования политической
системы  Сократ  связывал  с  необходимостью  ее определенной  устойчивости,
которая  зиждется  на  строгом выполнении  законов. Сами  законы со временем
могут  изменяться,  отражая   развитие  общества.  Это  развитие  происходит
медленно,  но уважение законов  ограничивает произвол как правителей,  так и
толпы.  Законы  государства,   полагал  Сократ,   каждый  человек  принимает
добровольно - ведь ему не возбраняется в любой момент времени переселиться в
колонию  или другой  город.  Однако  приняв законы, им  следует повиноваться
неукоснительно.  Не  даром  же  каждый  афинянин  в  18 лет,  получая  права
гражданства, приносит гражданскую  присягу,  в которой клянется повиноваться
законам и  защищать их. Согласно свидетельству Полидевка эта присяга звучала
так:
     "Я не посрамлю священного оружия  и не покину  товарища, с которым буду
идти  в строю,  но  буду  защищать  и храмы, и святыни -  один и  вместе  со
многими. Отечество оставлю после  себя не умаленным, а большим и лучшим, чем
сам  его  унаследовал. И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и
повиноваться  установленным законам, а  также и тем новым, которые установит
согласно народ. И если кто-нибудь будет  отменять законы или не повиноваться
им, я не допущу этого, но  буду защищать их  и  один, и вместе со всеми. И я
буду чтить отеческие святыни. А свидетелями этого да будут Аглавара, Эпиалий
-  Арес,  Зевс,  Фалло, Авксо, Гегемона".
     О  непоколебимой   приверженности  законам  самого  Сократа  вспоминает
Ксенофонт. Он пишет, что философ...
     "...   не  только  в  частной  жизни  относился  ко  всем  согласно   с
требованиями закона и пользы ближних,  но и  в  общественных делах  оказывал
повиновение начальникам  во всем, что бы  ни предписывал закон, дома ли  это
или во время походов, так что  он перед всеми выдавался  своей порядочностью
(исполнением долга). Он выказывал на деле свои убеждения и в то время, когда
в  качестве  президента  народного  собрания,  не  дозволил  народу  сделать
противозаконное  постановление, но опираясь  на закон оказал противодействие
такому сильному  народному волнению, перед которым, я думаю, никто другой не
мог бы устоять. Он не повиновался также  противозаконным распоряжениям 30-ти
тиранов,  так когда  они  запрещали  ему беседовать  с молодыми людьми  или,
например, однажды приказали ему  привести  одного  (бежавшего афинянина) для
предания его  смертной  казни,  то  он  один  не  повиновался  так  как  это
приказание было незаконно".(Меморабилий, IV, IV, 15)
     Первый пример в  этом отрывке относится к  началу  суда  над стратегами
после сражения у Аргинусских островов, когда Сократ, как мы помним, по  воле
жребия был одним  из архонтов и, рискуя собственной жизнью, противился казни
стратегов.
     Приверженность  законам  Сократ  полагал  главным  достоинством  любого
государственного  строя, любой формы правления. Ксенофонт передает следующее
его высказывание:
     "Или ты не  знаешь,  что лучшими правителями государств бывают те,  кто
обладает  наибольшей способностью  побудить граждан к повиновению законам? И
что  то  государство больше всех процветает в мире и непобедимо  на войне, в
котором граждане более всего  отличаются духом повиновения законам".(Там же,
IV, IV, 15)
     Но  ведь   законы   могут  быть  несовершенны,   несправедливы,   могут
противоречить  принципу  взаимного  доброжелательства,  который,  по  мнению
Сократа, должен лежать в основе взаимоотношений людей в обществе! Это - дело
поправимое. Надо только,  чтобы законы государства  добровольно  принимались
значительным    большинством   его   граждан.   Отражая   степень   развития
общественного сознания, они будут постепенно  улучшаться по  мере  того, как
будет расти  уровень нравственности  граждан  и правителей.  Об  этом должны
неустанно заботиться философы.
     С другой  стороны, и хорошие  законы сами по  себе  еще  не гарантируют
справедливую и  достойную  общественную  жизнь. Захватившие власть правители
могут  пренебрегать  законами  или использовать  их  для прикрытия  тирании,
обманывая  свой народ.  Но по  мере  роста  нравственного (и  политического)
самосознания  граждан,   противозаконность   тиранической   практики   будет
становиться  все  более  явной.  В конце концов лишенные  народной поддержки
тираны утратят свою власть.
     Политическая позиция Сократа  близка к г