осударственной концепции Солона
-  сочетанию народоправия  с  аристократическим правлением.  Однако,  вместо
аристократической, Сократ  имеет  в виду такую форму правления,  при которой
правители и чиновники, - без  различия имущественного ценза и происхождения,
-  избираются из  числа  людей, уважающих законы  и нравственно  достойных -
"умеющих управлять" государством в том смысле, который был раскрыт выше.
     Очевидно, что  этому условию не отвечает плутократия, когда основой для
избрания  служит  богатство,  а   также   народовластие,  когда   управители
назначаются по жребию из  числа  всех граждан, независимо от  их достоинств.
Что же касается "направляемой  демократии", или "власти первого гражданина",
то,  хотя  Сократ считал  ошибочными  некоторые реформы  Перикла,  сама  эта
политическая система вполне  соответствовала его  представлениям о достойном
государственном устройстве.
     Такова  была концепция.  Что же  касается практической деятельности, то
всю  ее Сократ  посвятил  разъяснению  своих  взглядов, адресуясь  в  равной
степени к простолюдинам и правителям. Делал  он это в качестве частного лица
-  в  спорах и беседах,  уклоняясь от участия  в борьбе  партий  и вообще от
любого   рода  государственной  деятельности.  Он  не  выступал  в  Народном
собрании, не вносил законодательных предложений. Свою воспитательную  работу
он считал более нужной и кроме того понимал, что при его  бескомпромиссности
занятие государственными делами было бы для него гибельным.  В своей речи на
суде он так сам говорит об этом:
     "Будьте   уверены   афиняне,  что   если   бы   я   попытался  заняться
государственными  делами, то  уже давно бы  погиб и не принес  бы пользы  ни
себе, ни вам. И вы на меня не  сердитесь за то, если я вам скажу правду: нет
такого человека, который мог бы уцелеть, если бы стал откровенно противиться
вам или какому-нибудь другому большинству и хотел  бы предотвратить  все  то
множество несправедливостей и беззаконий, которые совершаются в государстве.
Нет,  кто в  самом деле  ратует  за справедливость,  тот,  если  ему суждено
уцелеть хоть на малое время, должен оставаться частным человеком, а вступать
на общественное поприще не должен".(Платон. Апология Сократа, 31, E)
     Суд и казнь
     Сократ никаким образом  не был связан с олигархами. Однако его открытая
критика государства народной демократии, обличение своекорыстия его лидеров,
а  также многих  влиятельных  афинян, обусловили  ненависть  к нему тех, кто
стоял близ кормила власти. Ироническая манера вести спор-беседу  увеличивала
число недовольных  им  сограждан. Обсуждая  какую-либо  этическую  проблему,
Сократ сначала как  будто соглашался с точкой  зрения собеседника.  Но потом
умело поставленными вопросами приводил его к противоречию, загонял в тупик и
заставлял   отказаться   от    исходной    неверной   посылки.   Не   оценив
доброжелательное намерение  Сократа  открыть истину,  многие его собеседники
обижались, считали, что он над ними насмехается.
     Кроме  того,  лидеры  демократов использовали  невежество толпы,  чтобы
натравить  ее на философа.  Консервативные в вопросах  религии афиняне рьяно
присоединялись  к   преследованию  тех,  кто  по   их  мнению  покушался  на
незыблемость традиционной веры. Мы  помним, как ранее  на основании закона о
святотатстве они изгнали  из Афин друга Перикла, философа  Анаксагора. Демос
был  враждебно настроен по  отношению  к "умникам", считая их безбожниками и
развратителями молодежи.
     Эта  недоброжелательность  не была  вовсе  лишена  основания.  Как  уже
упоминалось, многие из софистов, - пришельцы из других городов. - отстаивали
полную независимость личности  от общества,  вседозволенность ее  поведения.
Софисты  обучали  за  плату юношей из богатых  семей. Некоторые из них стали
впоследствии лидерами  олигархов. Большинство афинян не видели разницы между
философами и софистами,  причисляя тех и других к опасно мудрствующей породе
людей.
     Сократ  не  был  софистом,  в  частности его  приверженность  Отечеству
засвидетельствована выше. Впрочем, к просветительской  деятельности софистов
он относился с уважением. Вера Сократа в богов, хотя  и имела, как мы увидим
ниже, некоторое своеобразие, была, в основном, традиционна.
     Тем   не  менее,   выставить   "философствующего"  Сократа   в   глазах
простонародья безбожником и софистом не представляло труда. Еще в 423 году в
Афинах была показана комедия Аристофана  "Облака".  Это - пасквиль,  целиком
направленный против Сократа. Старик Стрепсиад, чтобы избежать уплаты долгов,
наделанных его легкомысленным сыном, решает поступить в ученики к Сократу, в
его  "мыслильню".  Потом он пристраивает вместо  себя сына и  это  кончается
плохо. Окончив  учение,  сын  поколачивает отца,  оправдывая  свои  действия
софистическими аргументами.
     Нацеленность сатиры заявлена с самого начала Стрепсиад говорит сыну:
     "Рассказывают там, у этих умников
     Две речи есть. Кривая речь и правая.
     С кривою этой речью всяк, всегда, везде
     Одержит верх, хотя бы был кругом не прав.
     Так если ты кривым речам научишься,
     Из всех долгов, которым ты один виной
     Не заплачу я и полушки ломаной".
     (112-118)
     Центральное место в  комедии  занимает  спор  между  Правдой и Кривдой.
Характерный отрывок из него я цитировал в первой  главе. Кривда, разумеется,
находится  в числе  приспешников Сократа. Читатель уже  достаточно знаком  с
жизнью и учением философа, чтобы оценить по достоинству сей поклеп. Дабы еще
унизить  Сократа Аристофан  приводит  несколько издевательских примеров  его
"мудрости". Вот ученик Сократа важно повествует Стрепсиаду:
     "Ученик - Мудрец сфетийский Херефонт спросил его
     Как мыслит он о комарином пении:
     Трубит комар гортанью или задницей?
     Стрепсиад - И что ж сказал о комарах почтеннейший?
     Ученик - Сказал он, что утроба комариная
     Узка. Чрез эту узость воздух сдавленный
     Стремится с силой к заднему отверстию
     Войдя за узким входом в расширение
     Из задницы он вылетает с присвистом".
     (157-164)
     Впрочем,  наветом  и  насмешкой   дело  не   ограничивается.  Аристофан
натравливает   простой   народ  на   Сократа,   приписывая   ему   отрицание
существования богов, вместо которых философ  и его ученики будто бы почитают
облака. Финал комедии - буквально поджигательский. Стрепсиад говорит:
     "Ах, я дурак! Ах, сумасшедший, бешеный!
     Богов прогнал я, на Сократа выменял
     (Обращаясь к статуе бога)
     Гермес, голубчик, не сердись, не гневайся,
     Не погуби, прости по доброте своей!
     От хитрословий этих помешался я.
     Пошли совет разумный, в суд подать ли мне
     На негодяев, отомстить ли иначе?

     (Прислушивается)

     Так, так, совет прекрасный: не сутяжничать,
     А поскорее подпалить безбожников
     Лачугу..."
     (1476-1485)
     Так сосуществовали  в  течение  почти  четверти века:  реальный Сократ,
поборник  добра, правды  и  справедливости, и его  отвратительная  в  глазах
простого афинянина карикатура.
     Но почему же расправа  над Сократом произошла  лишь  в 399 году?  Этому
можно дать объяснение.  В годы междоусобиц, предшествовавшие падению Афин, и
у демократов, и у олигархов находились враги более серьезные и жертвы  более
соблазнительные,  чем  полунищий философ.  Когда  в 403  году под  давлением
Спарты   был  заключен  гражданский  мир  и   объявлена  амнистия,  судебные
преследования политических  преступников  оказались на  некоторое время  под
запретом. В 400 году демократы овладели Элевсином, казнили бывших стратегов,
и  таким  образом  закрепили  вою победу над олигархами. Спартанцы  никак не
отреагировали на эту акцию.
     Между  тем,  новая демократия оказалась столь же алчной и жестокой, как
ее  предшественница в  конце  века. Опять наступает  эпоха сведения  счетов,
казней и  конфискации имущества. Процесс Сократа послужил пробным камнем для
открытия судебных расправ над бывшими политическими противниками демократии.
Формально,  обвинения,  предъявленные  Сократу, носили  религиозно-этический
характер,  но  по  существу дела  это был первый  политический  процесс,  за
которым  последовали многие  другие.  Осуждением Сократа Афинская демократия
подтвердила, что  она уже не  способна подняться после  своего нравственного
падения в эпоху Клеона, Алкивиада и Сицилийской авантюры.
     Официальным  обвинителем Сократа выступил бездарный поэт-трагик  Мелет.
Обвинение поддерживали малоизвестный оратор Ликон и богач Анит, который, как
уже упоминалось, был одной из  наиболее влиятельных  фигур среди демократов.
Анит  не  раз  оказывался мишенью насмешек Сократа  и  всем  своим существом
ненавидел философа.  Диоген  Лаэртский  сообщает,  что  именно Анит  побудил
Аристофана  высмеять  Сократа  в  комедии.  Тот  же автор приводит  и  текст
обвинения, найденного во II веке нашей эры в афинских архивах. Вот оно:
     "Заявление подал и  клятву  принес Мелет, сын  Мелета из Питфа,  против
Сократа, сына  Софрониска из  Алопеки:  Сократ  повинен  в том, что  не чтит
богов, которых  чтит город,  а вводит новые божества, и  повинен в том,  что
развращает юношество;  а наказание  за это - смерть".(Диоген Лаэртский,  II,
40)
     По афинским представлениям  и почитание  богов, и  воспитание юношества
относились  к делам общегосударственным. Философ обвинялся в государственном
преступлении.
     Процедура афинского суда нам известна. Речи обвинителей не сохранились.
О их содержании можно судить лишь по нескольким фрагментам, которые цитирует
Ксенофонт, и защитительной речи Сократа, пересказанной Платоном. Обвинение в
отрицании  традиционных богов  и введении новых  базировалось  на признаниях
Сократа  в  том,  что  при всех ответственных жизненных ситуациях  он слышит
некий  внутренний голос, который удерживает его от неверных поступков. О нем
Сократ рассказывает и на суде:
     "Со  мной  приключается  нечто божественное или чудесное... Началось  у
меня  это с детства: возникает какой-то  голос, который всякий раз отклоняет
меня от того,  что я бываю намерен делать, а  склонять к чему-нибудь никогда
не склоняет. Вот этот-то  голос и возбраняет мне заниматься государственными
делами".(Платон. Апология Сократа, 31, Д)
     Может быть,  мы  сейчас  назвали  бы это  критическое  "второе я", этот
внутренний голос, -  совестью. Но Сократ верил  в  его божественную природу,
считал  своим  охранительным гением,  или,  как он его  называл "даймонием".
Сохранившиеся сведения о Сократе не оставляют сомнения в  том, что  даймоний
вовсе  не  мешал ему почитать богов  греческого пантеона.  Быть может только
молитвы,  которые он обращал к богам, были несколько иного  характера, чем у
большинства его сограждан. Например, такая, о которой вспоминает Платон:
     "Милый Пан и другие здешние боги, дайте мне стать внутренне прекрасным!
А  то,  что  у  меня  есть извне, пусть будет дружественно  тому, что у меня
внутри. Богатым я считаю мудрого, а груд золота пусть  у меня будет столько,
сколько  не унести, ни увезти  никому, кроме  человека воздержанного".(Федр,
279 C)
     И все же даймоний  Сократа не случайно так раздражал  его обвинителей и
судей.  В  этой  сугубо  личной  связи с божественным  началом  было  нечто,
противостоящее  преимущественно  общественному  характеру тогдашней  религии
греков. Нечто, посягающее на устои государственной общности и единомыслия.
     Обвинение в совращении молодежи  расшифровывалось в  первую очередь как
внушение  презрения  к  существующим демократическим порядкам  и законам,  в
частности к практике избрания  государственных  функционеров по  жребию. Как
видно  из цитированного выше фрагмента, обвинитель Сократа  утверждает,  что
юношей  такие речи  "располагают  к  насильственным  переворотам". В  пользу
обвинения было  то обстоятельство, что Алкивиад и Критий в молодости слушали
Сократа. Обвинитель  называет их учениками философа.  Тезис о  необходимости
познания себя и  окружающего мира,  о преимуществе знающего  перед незнающим
трактовался  как  внушение  юношам  презрения  к их несведущим  родителям  и
согражданам.
     В  своей  защитительной  речи  Сократ   опровергает  предъявленные  ему
обвинения.  По  поводу попытки  доказать его безбожие  ссылкой  на признание
внутреннего гения, он говорит Мелету:
     "Итак, если гениев  я признаю, с чем ты  согласен, а гении  - это некие
боги,  то  и  выходит, как  я  сказал:  ты  шутишь  и  предлагаешь  загадку,
утверждая, что  я не признаю богов и в  то же  время признаю  их, потому что
гениев-то я признаю. С другой стороны, если гении - это как бы побочные дети
богов, от  нимф или  от  кого-нибудь еще,  как  гласят предания, то какой же
человек,  признавая детей  богов, не будет признавать самих богов?" (Платон.
Апология Сократа, 24)
     Сократ отвергает и обвинение в "совращении молодежи", настаивая на том,
что он вообще не  был чьим-либо  учителем,  а  лишь  собеседником в  поисках
истины. Он говорит:
     "Да я и не был никогда ничьим учителем, а если кто, молодой или старый,
желал меня слушать и наблюдать как я делаю свое дело, то я никому никогда не
препятствовал.  И не то, чтобы  я, получая деньги, вел беседы, а не получая,
не вел, но одинаково как богатому, так  и бедному,  позволяю я задавать  мне
вопросы, а если кто хочет, то и отвечать мне и слушать, что я говорю. И если
кто из них становится лучше или хуже, я, по  справедливости, не могу  за это
держать ответ, потому что никого никогда не обещал учить и не учил".(Там же,
32, E)
     Этот тезис Сократа кое-кому  из нас сегодня покажется не бесспорным. Мы
иной  раз  склонны неугодные  нам  мысли, хотя  и  высказанные  в  свободной
дискуссии,  квалифицировать  как  пропаганду и "совращение". Сократ  относил
такую  возможность  только  к  авторитетному поучению,  чем  он  никогда  не
занимался.  И  поэтому  был   вправе   отвергать  свою   ответственность  за
последующие поступки  себялюбца  Алкивиада или  кровавого тирана  Крития. Да
разве эти поступки соответствовали тому, что Сократ считал самым главным для
государственного деятеля? Вспомните цитированную выше беседу с Калликлом:
     "... приступивший к делам города будет ли у нас иметь какую-нибудь иную
заботу, кроме той, как бы нам, гражданам, сделаться наилучшими?"
     Но речь  Сократа на  суде  отнюдь не сводится  к  защите от  выдвинутых
против  него  обвинений.  Как  это  и  подобает  человеку мужественному,  он
использует суд  для утверждения своей  миссии, которую  считает  исполнением
воли Аполлона. Он говорит:
     "Таким образом, афиняне, я защищаюсь теперь вовсе не ради себя, как это
может  казаться, а  ради  вас, чтобы вам, осудив меня на смерть, не лишиться
дара, который вы получили  от  бога. Ведь если вы меня казните, вам не легко
будет найти еще такого человека, который попросту  - хоть и смешно сказать -
приставлен  богом  к  нашему городу, как к коню, большому и благородному, но
обленившемуся  от  тучности  и  нуждающемуся  в  том,  чтобы  его   подгонял
какой-нибудь овод. Вот, по-моему, бог и  послал меня в этот город,  чтобы я,
целый  день  носясь  повсюду,  каждого из  вас  будил,  уговаривал,  упрекал
непрестанно".(30 E)
     Афинские судьи привыкли к тому,  что обвиняемые умоляют  их о пощаде  и
снисхождении. Сократ понимает, что  его  дерзкая  речь раздражает их, что он
играет со  смертью, но  верность своему призванию сильнее страха. Он говорит
судьям:
     "Поистине афиняне дело обстоит так: где кто занял место в строю, находя
его самым лучшим для себя,  или  где  кого поставил  начальник, тот там,  по
моему мнению,  и должен оставаться,  несмотря  на опасность,  пренебрегая  и
смертью, и всем, кроме  позора. А  если бы после  того,  как  меня ставили в
строй начальники, выбранные вами,  чтобы распоряжаться мной, -  так было под
Потидеей, под Амфиполем и  под Делием, - и после  того как я, подобно любому
другому,  оставался  в  строю,  куда  они  меня   поставили,  и  подвергался
смертельной опасности,  - если  бы теперь, когда  меня бог поставил в строй,
обязав, как  я полагаю, жить,  занимаясь  философией и испытуя самого себя и
людей,  я бы вдруг испугался смерти или еще чего-нибудь и покинул строй, это
был бы ужасный проступок.  И за этот проступок  меня в самом деле можно было
бы по справедливости привлечь к суду..." (28 E)
     Мы  уже  знаем,  что  афинская гелиея  признала  Сократа  виновным  280
голосами  против  221.  Поскольку  случай  был  неординарным,  путем  нового
голосования  надлежало  либо  приговорить  его  к  смертной  казни,  на  чем
настаивал  обвинитель,  либо  принять  ту меру наказания, которую  предложит
осужденный.  Наверное,  если  бы  теперь  Сократ  признал  себя  виновным  и
предложил изгнание  или  крупный штраф, то избегнул бы  казни. Сократ выбрал
смерть. Он заявил:
     "Итак,  если я должен  по справедливости оценить  мои заслуги, то вот к
чему я присуждаю себя - к обеду в Пританее".(37)
     Это была дерзость, насмешка над осудившими его - ведь обед в Пританее в
качестве   великой   почести   предоставляли  победителям  Олимпийских  игр.
Естественно,  что  рассерженные судьи, на этот раз с перевесом в 80 голосов,
вынесли Сократу смертный приговор. После этого, в  своей заключительной речи
на суде Сократ сказал:
     "И  вот  я утверждаю,  афиняне,  меня  умертвившие, что тотчас  за моей
смертью постигнет вас кара  тяжелее, клянусь  Зевсом, той смерти, которой вы
меня покарали. Теперь, совершив  это,  вы думали избавиться от необходимости
давать отчет  в своей жизни, а случится  с вами,  говорю я, обратное: больше
появится  у вас  обличителей  - я до  сих пор  их  сдерживал. Они будут  тем
тягостнее, чем они моложе, и вы будете еще больше негодовать".(39 C)
     Как  видим,   Сократ  верил  в  бессмертие  своего  дела.  Более  того,
добровольно выбирая казнь,  он обеспечивал,  утверждал это бессмертие. И  не
ошибся.  Учение Сократа,  рассказ о жизни и смерти философа,  записанные его
молодыми  последователями,  стали достоянием  всего  человечества.  Из  зала
афинского суда через бесчисленный ряд просветителей и  гуманистов  до  наших
дней  протянулась  цепь преемственности идей умеренности,  справедливости  и
добра. Сегодня с  этими идеями, быть  может,  связан  наш  единственный шанс
выжить...
     Но закончу рассказ о  Сократе.  Судьбе  было  угодно,  чтобы приведение
приговора  в исполнение отложилось на 30 дней. Дело в том, что накануне суда
из Афин на остров Делос  для участия в празднике Аполлона  отплыл корабль со
священным посольством. Делии справлялись раз  в четыре года и длились месяц.
Смертные казни в Афинах на это время приостанавливались.
     В  тюрьму, где находился Сократ, приходили его родственники и друзья, с
которыми  он вел обычные  свои беседы -  о  жизни и смерти,  добродетелях  и
пороках, богах и бессмертии души. Философ неизменно пребывал в своем обычном
светлом и бодром настроении. Готовясь к смерти, он, по свидетельству Платона
говорил им:
     "... никаких  оснований для  недовольства у меня нет, напротив я  полон
радостной  надежды, что умерших ждет некое  будущее и что оно,  как гласят и
старинные предания, неизмеримо лучше для  добрых, чем для дурных".(Федон, 63
C)
     Друг  Сократа Критон подкупил стражников и убеждал философа бежать.  Но
Сократ отказался.  Такой поступок опорочил бы и его, и дело его жизни. Кроме
того,  это  было  бы  нарушением законов,  которые Сократ  всегда  чтил.  Он
возражает Критону на его уговоры следующим оригинальным образом:
     "Тогда  посмотри вот как,  если  бы, чуть  только  собрались мы  отсюда
удрать, -  или как бы  мы это там ни  назвали,  - вдруг пришли Законы и само
Государство и,  заступив  нам  дорогу, спросили:  "Скажи-ка,  Сократ, что ты
задумал? Не замыслил ты поступок, который  собираешься совершить,  погубить,
наско