бели, - шептались в толпе простых зевак.
     - ...Старухе она досталась даром, - продолжал грек. - Теперь  за  нее
дадут любую цену. Ты не представляешь, финикиец, сколько дадут за нее!..
     Девушку купил богатый лекарь.  Старуха  тут  же  содрала  с  нее  все
украшения и платье. Лекарь посадил рабыню в повозку, запряженную мулами, и
поспешил увезти - подальше от завистливых глаз.
     Грек пристально посмотрел Эреду в глаза.
     - Но ты нищ, финикиец! Ты не купил моего снадобья, не купил даже сыра
и кикеона, напитка богов. Как же ты думаешь выкупить свою Агарь?  -  И  не
давая ему раскрыть рта, истошно завопил: Эй, люди!  Правоверные  египтяне,
подданные величества царя Верхнего  и  Нижнего  Египта,  Повелителя  Азии,
полубога, который будет богом после своей смерти!.. Этот фенеху нашел свою
девушку. Он искал ее по всей земле,  прошел  страны  варваров  и  дикарей,
победил многих огнедышащих чудищ, покорил  мечом  и  хитростью  страну,  в
которой живут одноногие и однорукие люди с головами,  которые  они  прячут
под мышками. О люди! Ему нечем заплатить за свою Агарь, ждущую его в  доме
Ноферхонх. - И склонившись к старухе, спросил: - Сколько просишь? - и  тут
же продолжал пронзительным голосом, словно  всю  жизнь  был  глашатаем:  -
Всего полста дебенов за красавицу Агарь,  соберем  великому  воину  Эреду,
защищавшему Египет под Магиддо, Кархемышем и Харраном, эти  жалкие  полста
дебенов. Ну кто чем может, поделись! Кто больше, кто больше?
     И  грек,  распаленный  собственными  словами,  вытащил  из  потайного
кармашка в матерчатом поясе слиток серебра,  бросил  его  на  помост.  Его
примеру последовал наемник неопределенной национальности, который  из  рук
цирюльника перешел в руки массажиста, а затем к прорицателю и  толкователю
снов. Он подошел к помосту и, ни слова не говоря, положил  брусок  серебра
достоинством в один ките, с таким благоговением, словно это был по меньшей
мере эвбейский талант. Потом кто-то положил гроздь  винограда,  пригорошню
маслин, замусоленный  папирус,  перевязанный  шнурком  (оказался  перечень
снадобий от болезней живота). Больше  даров  не  было.  Толпа  поредела  и
вскоре совсем рассосалась. Работорговцы посмеивались: чужеземцев в  Египте
недолюбливали, хотя без них не могли обойтись.
     - Ладно! - закричал грек, топнув в сердцах, - из всех  щелей  помоста
поднялась пыль. - Пусть боги Эллады покарают  меня  за  расточительство  и
глупость, непростительную для эллина, но я дам этому дурню полста дебенов!
     Растроганный Эред обнял грека.
     - Ты настоящий муж, эллин. Я верну тебе эти проклятые дебены, чего бы
мне это ни стоило. Клянусь Мелькартом!


     В доме Ноферхонх было тихо и прохладно, свежеполитй земляной пол  был
застал чистыми циновками из пальмовых листьев. На подставках и в  нишах  -
статуэтки, бюсты,  барельефы  из  фаянса,  зеленого  шифера,  драгоценного
дерева, пряно и  тонко  пахнущего.  Несколько  фигурок  богов,  украшавших
домашний алтарь, были из электрума, сплава золота и серебра. Перед алтарем
стоял бронзовый  жертвенник  для  сжигания  кусочков  пищи  -  дар  богам,
оберегающим дом, очаг и семейное счастье. Это новшество -  жертвенник  для
сжигания - пришло из Ханаана. Ему следовали люди утонченные, элитствующие,
подверженные иностранному влиянию и новым веяниям жизни.
     Старуха успела хлебнуть пива и была навеселе. Припадая на одну  ногу,
стуча  клюкой,  таскалась  из  комнаты  в  комнату,  кричала  на  рабов  и
домочадцев.  Появившись  неожиданно  перед  гостями,  -  они,  сгорая   от
нетерпения, ерзали на циновках, - зашептала что-то, вытаращив глаза.
     - Что? Что она говорит? - вцепился в грека Эред.
     - Говорит: идет красавица, о боги...
     Привели рабыню-сабинянку, разодетую, как дочь фараона.  Старуха  сама
была взволнована не меньше мужчин. Увидев, что Эред  помрачнел  и  опустил
голову, она рассердилась:
     - Кого тебе еще надо, глупый фенеху?!
     Купец толкнул его в бок.
     - Не она?
     Эред поднял на старуху печальные глаза.
     - Зачем ты меня обманула? Она совсем не похожа на Агарь.
     - Хи! - с силой выдохнула старуха. Грек едва поспевал  переводить  ее
слова. - Я привожу в свой дом людей вроде тебя, фенеху, ищущих  неизвестно
чего. Взглянув на эту сабинянку, они забывают обо всем на свете, словно  у
них отшибло память. Они ползают у меня в ногах, умоляют отдать ее им...
     - Ну да, - добавил от себя грек, - она вытягивает из них все,  делает
нищими... - И продолжал другим тоном: - И ты забудешь свою  Агарь,  только
приглядись к ней, к этой красотке.
     Эред воскликнул, чуть не плача:
     - О боги! Почему люди издеваются над моей бедой!..
     Вне себя, он схватил старуху за шею.
     - Пусти, фенеху, -  сказала  она  сердито  и  крикнула  греку,  чтобы
перевел.
     Эред оттолкнул ее.  Старуха  поднялась  с  циновки.  И  только  когда
отыскала свою клюку, заговорила, вглядываясь в лицо  Эреда.  В  ее  голосе
промелькнуло что-то похожее на печаль.
     - Она сказала, умерла Агарь, хотя ее сделали  красивой,  -  произнес,
страдая, грек. - Умерла, не болея никакими болезнями, умерла оттого, что в
сердце ее был ты...
     Эред долго молчал.
     - Я тебе не верю. Где Агарь? Почему я должен тебе верить?!
     Старуха сердито заговорила, стуча клюкой о пол.
     - Она клянется зеленокожим  Осирисом,  царем  мертвых,  что  язык  ее
никогда не был так правдив, как сегодня. Девушка умерла.  Ее  завернули  в
кошму и зарыли в пустыне.
     - Я хочу видеть, где ее зарыли! - воскликнул Эред. - Я разрою могилу,
я увижу ее... И горе тебе, старуха, если ты меня обманула!
     -  Ладно,  -  проворчала  старая  Ноферхонх,  -  я  пойду  с   тобой,
несчастливец. О боги, как вы  над  ним  надсмеялись  -  найти  песчинку  в
кишащем человеческом муравейнике и снова потерять...
     ...До своей циновки на постоялом дворе Эред добрался поздно  ночью  и
долго лежал, вглядываясь в небо,  полное  крупных  горящих  звезд.  Он  не
чувствовал полчищ блох, облепивших  его  тело,  не  слышал  нудного  звона
москитов... Вдруг он поднялся и пошел искать хозяина двора,  натыкаясь  на
тела спящих.
     - Где можно найти караван,  идущий  на  Левкос-Лимен,  -  спросил  он
перетрусившего, потерявшего всякий сон хозяина.
     - Поезжай в Танис... о боги, что это тебе  взбрело  среди  ночи?..  -
заговорил тот, придя немного в себя. - Оттуда следуют большие караваны  на
Левкос-Лимен и ближние колонии сабеев. Можно еще через Копт, но та  дорога
опасная, малолюдная. Поезжай в Танис, человек.



                        34. СВЕРХЧЕЛОВЕК ИЗ КИТИЯ

     За день до отплытия прибыл последний перед началом навигации  караван
из Таиса. Изумленный и обрадованный несказано Астарт обнял Эреда.
     - Это чудо! Эред! Ну до чего же здорово, что ты здесь!
     Его друг сильно похудел, оброс рыжими тонкими волосами,  похожими  на
лохмы, остающиеся на коре деревьев после половодья.
     - Нет больше Агари, Астарт, - первое, что произнес Эред.
     Они постарались больше не говорить о прошлом. Эред спросил об Ахтое.
     Неподалеку  от  друзей  два  раба  обмывали  в   колоде   высоченного
мускулистого жреца, прибывшего с караваном.
     - Пойдем к морю, ты тоже грязью богат.
     - Ты знаешь, кто это? - зашептал Эред. - Ораз из Кития! На  Крите  он
первый среди жрецов Мелькарта.
     Чернокожий раб неловко плеснул водой в лицо Ораза и тут  же  свалился
от сокрушительного удара кулаком. Затем такой же удар обрушился на  голову
второго раба.
     - Оба лежат! - громко сказал жрец, выбравшись из колоды.
     Увидев  Астарта,  жрец  жестом  приказал  ему  приблизиться.   Астарт
отвернулся, приведя жреца в бешенство. Тот шагнул  к  Астарту  и  с  силой
рванул его за плечо, оставив в кулаке клок материи.
     - Или ты тоже равен царям и люди целуют следы твоих сандалий?
     Астарт насмешливо посмотрел на него и ничего не ответил.
     - Это же Ораз... - пробормотал Эред, - из Кития... В этот  момент  на
постоялом  дворе  появилась  процессия  кормчих  и  их  жен  во  главе   с
Альбатросом - пришли приветствовать великого жреца. Ораз забыл на время об
Астарте, пошел навстречу адмиралу, не обращая внимания на свою наготу.
     Жрец представлял собой  великолепный  экземпляр  человеческого  тела,
развитого многолетними упражнениями в греческих гимнасиях. Властное лицо с
греческим профилем и финикийскими глазами. Под тонкой, почти белой,  кожей
играли  крутые  мышцы.  Крутолобый   внушительный   череп,   выбритый   до
зеркального блеска, уверенные движения, царственная осанка, громовой голос
- все говорило за то, что это  была  личность  необыкновенная,  близкая  к
богам, многие  на  Крите  его  считали  полубогом.  В  Левкосе-Лимене  его
появление  в  любом  квартале,  доме,  на  корабле  действовало  на  людей
гипнотически:  даже   заведомые   морские   волки   с   зачерствевшими   в
многочисленных грехах сердцами испытывали  трепет  и  порывались  целовать
край его одежды...
     Ораз облачился с помощью слуги в  расшитую  золотом  лиловую  тунику.
Альбатрос в витиеватых выражениях сообщил  о  великой  радости  по  случаю
благополучного прибытия жреца и пригласил его к себе в дом.  Равный  царям
приготовился ответить  не  менее  пышно,  но  неожиданно  замер  с  широко
раскрытыми глазами.
     - Боги! Ваал всемогущий! Египтянка - жена хананея! Куда я попал?!
     Альбатрос растерялся. Он искал, что сказать, но не находил.
     - Это моя жена, - тихо произнес Агенор.
     Меред, как и ее муж,  выглядела  невозмутимой,  только  румянец  ярче
обычного проступил на персиковых щеках. Она была  прекрасна  в  египетском
одеянии из полупрозрачного виссона. Голубые жемчужины мерцали в ее  темных
волосах, взбитых наподобие львиной гривы.
     - Жена! - Ораз насмешливо разглядывал женщину, заложив руки за спину.
- Дочь ила, загрязнившая род сынов моря!
     Агенора и Меред здесь не столько уважали, сколько  побаивались  из-за
их высокого происхождения.  Жрец  заставил  взглянуть  на  них  по-новому.
Астарт мучительно ждал, что скажет кормчий.
     - Адой Саргад, - сказал Агенор обычным голосом, - мы  не  привыкли  к
критским манерам, поэтому разреши нам удалиться.
     Агенор хлопнул в ладоши. Рабы внесли роскошный паланкин, опустили его
почти  до  земли.  Меред  скрылась  за  занавесками.  Рабы   тренированным
семенящим шагом бережно понесли паланкин.
     Кормчий пошел рядом, положив руку на меч.
     - Потерять лицо хананея из-за египтянки! - бросил жрец, не  обращаясь
ни к кому.
     - Жрец! - громко произнес Астарт. - Ты  недостоин  и  дыхания  людей,
которых ты обидел.
     - Мальчишка! - вскричал Альбатрос, потрясая кулаками. -  Вон  отсюда.
Вон из Левкоса-Лимена!
     - Я пойду, но вначале обрежу ему уши!..
     - Он спятил! - зашептались в толпе.
     - Солнце нагрело голову.
     - Нищий!
     Кормчие разумно помалкивали.
     - Успокойся, адмирал, - сказал Ораз, жестом  приказав  рабу  принести
меч, - от этого молодца на полет стрелы  несет  богохулием.  Небо  его  не
потерпит.
     - Ты хочешь драться  с  ним?  Одумайся,  святой  человек,  я  же  его
прогнал...
     - Он уйдет без головы. - Жрец рассмеялся.
     Постоялый двор превратился  в  арену.  Кормчие  с  женами  взошли  на
террасу. Слуги бросились убирать из-под ног тюфяки и циновки,  на  которых
постояльцы спали ночью. Простой люд взгромоздился на глинобитные  стены  и
крыши. Хозяин двора взвыл, что ему продавят крышу,  но  начался  поединок.
Астарту захотелось и на самом деле обрезать уши "равному  царям".  У  него
даже руки задрожали от нетерпения.
     Эред подбежал к Астарту, схватил его за руку, сжал  в  волнении  так,
что у того в глазах помутилось.
     - Всеми богами заклинаю, Астарт! У меня нет больше  никого  -  только
ты... Он тебя убьет! Я знаю! Я предчувствую, - на глазах гиганта появились
слезы. Он умолял: - Астарт! Ему помощник - небо... Он полубог, он...
     - Уйди, Эред! - Астарт с силой вырвал руку из его железных пальцев. -
Ты не мужчина! Ты жалкий кухонный раб!..
     Оглушенный словами  друга,  Эред  отошел  в  сторону,  прислонился  к
глинобитной стене. Тем временем клинки сшиблись, зазвенев, сыпанув  вокруг
искрами и кусками  выкрошенной  стали.  Нападал  жрец.  Астарт  защищался,
призвав на помощь весь свой опыт солдата-наемника. Удары  обоих  были  так
сильны, что неточно исполненный  прием  защиты  мог  привести  к  длинному
скользящему удару, который поразил бы руку противника от кисти до ключицы.
     Отразив очередной удар, Астарт попытался сбить жреца плечом.  Но  тот
крепко стоял на ногах, и Астарт отлетел, как от глинобитного забора.
     Промелькнуло бледное  страдальческое  лицо  Эреда  и  невозмутимое  -
Ахтоя.
     Из города, с верфей и стоявших  у  причалов  кораблей  спешили  люди,
услышав о поединке.
     Внезапно жрец рванулся к Астарту,  вытянувшись  в  струнку  и  крепко
сжимая в вытянутой руке зазубренный сверкающий меч. Человек-копье -  почти
неотразимый  выпад,   часто   завершающий   поединки.   Астарт   мгновенно
распластался, прижавшись к земле, ощетинившись лезвием меча.
     Все произошло так стремительно,  слаженно,  с  такой  ловкостью,  что
зрители разразились восторженными криками.
     Противники сходились вновь. Оба были ранены. У Астарта - рассечено до
кости плечо, сам же жрец напоролся на выставленный меч, и  теперь  из  его
бедра фонтаном била кровь.
     Поединок близился к концу. Оба бойца устали и  обессилели  от  потери
крови, едва передвигая ноги. Астарт упал  на  колено,  тяжело  дыша.  Ораз
напрягся: явная хитрость! Но как заманчиво всадить меч в склоненную спину!
Облизнув  пересохшие  губы,  он  незаметно  подтянул  ногу  для  прыжка  и
почувствовал уколы судороги в икрах. Астарт опередил гиганта: двумя руками
взявшись за рукоять, он метнул  тяжелый  маджайский  меч.  Ораз  застонал,
поспешно зажав ладонями глубокую рану в боку. Меч его воткнулся  в  землю,
но под тяжестью золоченой рукояти медленно, будто нехотя, упал.
     Усилием воли прогоняя радужные круги перед глазами,  Астарт  пошел  к
поверженному с намерением отрезать  ему  уши.  Жрец  медленно  поднялся  и
двинулся на противника, огромный, страшный, с  прилипшим  к  телу  песком,
влажным от крови. Астарт  смотрел  на  ужасающую  рану  в  чужом  теле,  и
суеверный страх закрался в его сердце. Такая рана могла убить любого! Ораз
ошеломил всех силой духа, волей к победе, нечеловеческой  живучестью.  Все
кончилось  тем,  что  он  вцепился  слабеющей  рукой  в   горло   дерзкого
тирянина...
     Когда их обступили, ни один из борцов не подавал признаков жизни.
     - Им будет тесно не только на семи кораблях, но и на небе, - произнес
Альбатрос, и никто не мог бы сказать, осуждает он случившееся или гордится
этими парнями.
     - Адон врачеватель, займитесь ими, - обратился он к Ахтою, -  святого
жреца пусть перенесут в мой дом, а гребца - в трюм.
     - Бешеный, - сказал об Астарте кормчий по прозвищу Медуза.
     - Лучше имени ему  не  придумаешь,  -  согласился  второй  кормчий  с
длинной прямоугольной, как у жителя Ассирии, бородой, которая и  дала  ему
кличку Ассириец.



                        35. ГОРЕЧЬ ПРОЩАЛЬНЫХ ДЫМОВ

     В туго натянутых снастях свистел и  стонал,  набирая  силу,  северный
ветер - любимец всех мореходов.
     Астарт сидел на высоком носу корабля у  замысловатой  статую  патека.
Кругом - ни души. Сегодня  день  прощаний.  Все  в  городе.  Новые  друзья
Астарта - в доме Агенора. Эред там же. Астарту же  Альбатрос  не  позволил
сходить на берег. Нет,  это  не  жестокость.  Старый  кормчий,  умудренный
опытом, знал, какие опасности поджидают дерзкого тирянина  на  берегу.  Ни
один кормчий не забыл побоев, а выздоравливающий Ораз не вспоминал  о  нем
лишь только потому, что тот не попадался ему на глаза.  Жрец  был  уверен,
что Альбатрос прогнал тирянина из Левкоса-Лимена.
     У  финикийской  пристани  сгрудились  корабли  флотилии   Альбатроса,
радующие глаз свежей краской,  добротной  оснасткой,  собранными  на  реях
яркими разноцветными парусами. Флагман  флотилии,  высокобортная  трирема,
покачивалась грузно на  крутой  волне.  Одних  только  гребцов  на  ней  -
семьдесят человек. Кроме гребцов триреме положено  более  двухсот  человек
экипажа - купцов, солдат, матросов. Но адмирал сильно сократил число людей
на борту  ради  полезного  груза:  слитков  металла,  мешков  с  пшеницей,
провизии.
     Корабль Агенора, бирема, занимал второе место  в  строю.  Финикийские
мореходы   недолюбливали   это   второе    почетное    место    -    место
корабля-разведчика, который первым должен причаливать к незнакомым берегам
и вступать в переговоры с населением. Экипаж Агенора  -  сто  с  небольшим
человек - самый малочисленный: бирема не отличалась большими размерами, да
и кормчий брал на борт не всякого.
     Третьим судном была военная галера, низкобортная, узкая,  длинная,  с
удачными пропорциями и  изящной  отделкой.  Два  ряда  весел  в  шахматном
порядке устремились в небо в ожидании гребцов. Волны омывали грозный таран
в  носовой  части  корпуса,  а  на  передней  площадке  кормчего   дремала
катапульта, затянутая в непромокаемый чехол из  бычьих  кож.  Хотя  галера
была выкрашена в черный цвет, она совсем не казалась мрачной - так строги,
изящны были ее обводы, силуэт. Галерой командовал Ассириец, самый  опытный
среди кормчих Красного моря, когда дело касалось боевых набегов  на  порты
конкурентов. Сколько  судов  и  суденышек  египетских,  греческих  и  даже
иудейский, осмелившихся покинуть воды Эцион-Гебера, пробуравил он  тараном
и отправил на морское дно, трудно было вспомнить даже ему самому.
     Другими судами командовали вечно ухмыляющийся  Медуза,  уступающий  в
тщеславии и самомнении разве только богу зла; смуглый Сидонец, никогда  не
бывший в Сидоне; старый, сварливый Скорпион, прославившийся своим нюхом на
шторм; веселый и хитроумный Плут, способный  обсчитать  любого  купца,  и,
наконец, полулегендарная личность по кличке  Шартар-Дубина.  Этот  кормчий
обычно замыкал своим кораблем караваны судов: так он был менее  безобиден,
ибо во главе флотилии он озабывал обо всем  не  свете,  несся  вперед,  не
разбирая мелей и  рифов.  Непрошибаемый  тугодум,  он  считал  себя  очень
хитрым. Его знаменитый смех, похожий  на  ослиный  рев,  знали  во  многих
гаванях, вплоть до Индии. Во всем остальном Шартар - обыкновенный кормчий,
умеющий торговать, командовать,  махать  кулаками  и  вымогать  подарки  у
экипажа.
     У египетских пристаней столпились  сотни  египетских  унирем,  боевых
галер конвоя, арабских парусников и рыбачьих баркасов. Вся  эта  армада  с
открытием навигации  устремлялась  на  юг.  Многие  отсеивались  в  портах
Западной Аравии, где торговали с сабеями, минеями и безвестными  дикарями,
приходившими из пустыни к берегу моря со всем своим скотом  и  скарбом.  А
часть  устремлялась  на  финикийско-арабскую  Сокотру.  Самые  крупные   и
оснащенные суда под бдительной  охраной  военных  галер,  не  задерживаясь
подолгу в гостеприимных гаванях Аравии,  шли  под  парусами  и  на  веслах
дальше, в Пунт - экзотическую страну древних.
     Постепенно пристани заполнила праздничная толпа. Жрецы  вскарабкались
по сходням и разожгли на кормовых жертвенниках огни, умилостивляющие богов
стихии. Куски мяса шипели и брызгали растопленным жиром.
     Едкая струя дыма заставила Астарта переменить  место.  Он  подошел  к
борту. По легким, гнущимся сходням  поднимались  матросы,  Агенор,  Меред.
Кто-то запоздало протрубил в сигнальный рог, призывая мореходов, купцов  и
солдат  взойти  на  свои  корабли.  К   флагману   подошел   Альбатрос   в
сопровождении помощников, телохранителей, мореходов. В их числе  -  Ахтой,
он приветствовал Астарта  поднятием  руки.  Все  люди  Альбатроса  были  в
нарядных белых одеждах, Ораз - лиловом пурпуре, таком  ярк