с сидел на троне из слоновой кости  и
задумчиво смотрел на реку того же названия. Чернокожие рабы с опахалами  и
зонтами суетились вокруг  него.  Кучка  обросших,  почти  нагих  пленников
изнывала под палящими лучами солнца на  площади  перед  троном,  чужеземцы
перебрасывались друг с другом редкими словами.
     Рабы бегом принесли паланкин, второй, третий... Весь  государственный
совет спешил по зову монарха.
     Верховный жрец и первый визирь заняли свои места на верхней ступеньке
у трона, вытирая подолами мантий мокрые подмышки.
     - Визирь прокашлялся и начал, полузакрыв глаза:
     - Посмотри, о  Владыка  Ливии,  эти  шакалы,  не  принесшие  тебе  ни
подарка, а нам - законной  пошлины,  искусно  изображают  на  лицах  своих
одухотворенную радость и...
     - Одухотворенную? - задумался владыка.
     - О! Твои уста, Повелитель, - ласково произнес  долговязый  верховный
жрец, - как всегда источают мудрость и...
     - Мудрость? - царь вновь погрузился в размышления.
     - Твои слова, о Наместник неба и Карфагена, -  воскликнул  визирь,  -
вселяют в покорных советников твоих святые  желания  целовать  твои  стопы
и...
     - Целовать? - оживился царь.
     От толпы пленников  отделилось  двое.  Расшвыряв  копья  охраны,  они
приблизились к трону.
     - Приветствуем тебя, Великий  царь!  Почему  люди  твои  враждебны  к
путешествующим мореходам? -  Астарт  с  интересом  разглядывал  очередного
повелителя, встретившегося на его пути.
     Визирь и жрец зашептали  повелителю  в  оба  уха.  Наконец  пожаловал
высочайший вопрос:
     - Сознавайтесь, что вы украли в моем государстве?
     Астарт с Ахтоем переглянулись.  Египтянин  внятно  и  с  расстановкой
произнес:
     - Как мы могли у тебя украсть, о мудрейший из мудрых,  когда  впервые
здесь?
     - Не по воздуху же ваша  бирема  пронеслась  через  земли  повелителя
Ликса и Ливии? - коварно улыбнулся верховный жрец.
     - Мы пришли с юга, - ответил Астарт.
     - С юга! - хихикнул визирь и обернулся к сидящим на нижних  ступенях,
и весь государственный  совет  дружно  и  надолго  залился  жизнерадостным
смехом.
     - Мы обогнули морем Ливию по приказу  могущественного  фараона  Нехо,
царя Египта, - пояснил мемфисец.
     - Египет? - удивился царь. - А где это?
     - О мой господин, Повелитель ликситов, троглодиов и эфиопов, это  так
далеко, что прикажи их пытать, - поклонился в пояс верховный жрец.
     - Приказать? - задумался царь.
     - Ты, уважаемый, хоть и с одной головой,  но  ума  в  ней  на  десять
голов, - издевательски произнес Ахтой.
     - Лошадиных, негромко произнес Астарт,  Ахтою  понадобилось  проявить
все свое самообладание, чтобы не прыснуть.
     - Ваал-Хаммон! Они хотят нас запутать! Повелитель! Повели повелеть! -
воскликнул визирь в тревоге.
     - Это он считает верхом красноречия, - сказал египтянин.
     - Они все тут от жары спятили.
     - Тогда почему фараон не прислал послов и  подарки  повелителю  нашей
державы? -  выпалил  член  государственного  совета  с  серебряной  цепью,
ниспадающей на живот.
     Затем вопросы посыпались на мореходов,  как  предсказания  из  глотки
базарной гадалки.
     - Если вы с юга, то скажите,  сколько  пальцев  на  ногах  великанов,
которые спят на левом ухе, а укрываются правым?
     - Чем питаются полулюди-полулошади?
     "Вот влипли", - подумал Астарт.
     - На каком наречии говорят люди с собачьими головами? -  продолжались
вопросы.
     - Летучих мышей с собачьими мордами видели, собак с кошачьими - тоже,
а вот людей с головами собак не встречали, - сказал Астарт, видя, что  его
слова упали в пустоту.
     - Уважаемые, если вам  нужны  чудеса,  пожалуйста!  -  Ахтой  коротко
рассказал о диковинных полосатых лошадях, о ливийских колдунах, гигантской
кошке, гремящей радуге, Колеснице Богов  и  о  многом  другом,  поразившем
воображение мореходов. В заключение сообщил о великом чуде - о перемещении
солнечного пути.
     - Полосатые лошади! Охо-хо! -  изнемогали  вельможи.  -  Пять  радуг?
Муравьями зашить рану? Ну, плутина, развеселил!
     - Ты лжешь! - крикнул визирь. - Если бы вы видели Колесницу Богов, то
давно бы грелись в преисподней!
     - Врет! - согласился царь и плюнул в реку Ликс.
     Как и ожидал Астарт, с гневной речью выступил верховный жрец:
     - Как ты, нечестивец, осмелился клеветать на божество солнца?  Видано
ли, чтоб Всемогущий и Всеведущий Ваал-Хаммон покинул свою тропу и поплыл в
своей колеснице по бездорожью? Великий царь, прикажи их пытать,  я  думаю,
это греки, выкрасившие кожу в желтый цвет. А вон тот худой подделался  под
египтянина. Они воры! Меня трудно провести, ибо само небо - мне поддержка.
     -  Что  же  нам  красть  в  вашей  заброшенной  богами  провинции?  -
возмутился Астарт. - У вас есть золотые  копи  и  оловянные  россыпи?  Или
жемчужные ловли? Может,  вы  шлифуете  бриллианты  и  прячете  в  кувшинах
изумруды?
     - Мы  не  провинция,  -  обиделся  жрец,  -  мы  скоро  будем  богаче
Карфагена! А вы воры. Ищете дорогу к Пурпурным островам.
     Астарт вздрогнул.
     - Плохи наши дела, Ахтой.
     - Плохи, - согласился египтянин, ибо слышал еще  в  Финикии  об  этих
таинственных островах и о людях "одного корня  с  хананеями"  -  ликситах,
которые торговали с Тиром через посредничество пунийцев,  тирских  купцов.
Главным богатством Пурпурных островов была "драконовая кровь", выступающая
на коре небольших тропических деревец. Ее подмешивали к пурпурной  краске,
чтобы не выгорала на солнце и не блекла в морской воде.
     - Гонец гарамантов! - объявил вельможа, похожий на юродивого, столько
на нем было украшений и побрякушек.
     На дворцовую площадь въехал  чернокожий  ливиец  верхом  на  голошеем
страусе. Набросив на голову птицы колпак из плотной ткани, посол  спешился
и пополз на животе к трону.
     Воины окружили путешественников и погнали как  стадо  баранов  узкими
улицами столицы.
     "Помесь ливийской деревни и пунического городища", - отметил про себя
Астарт, с интересом разглядывая постройки.
     Жители толпами шли  за  мореходами,  обзывая  их  по  приказу  визиря
последними словами.
     Весь экипаж разделили на три части и бросили в  разные  трюмные  ямы.
Астарт не унывал.
     - Как вы отвыкли от родных обычаев! Цари, жрецы, тюрьмы - это же наши
старые знакомые! Пора снова привыкать.
     - Привыкай, только побыстрей, - послышался голос из вороха  истлевшей
соломы, - вас завтра бросят в бассейн к акулам.
     - Даже тут кто-то водится, - удивился Саркатр.
     Фага и Мекал разбросали солому.
     - Кто такой? - с угрозой спросил повар.
     - Грек.
     В полутьме можно было различить светлое пятно лица.
     - Это можно было понять и по тому, как ты коверкаешь слова, -  угрюмо
произнес Рутуб, - а почему тебя не отправили к акулам?
     - Я сказал, что клад зарыл, да забыл где. Вот они и  копают  по  всей
Ливии вот уже третий год. У нас был отличный корабль с  хорошим  экипажем.
Нам удалось узнать,  что  тайна  пурпура  -  это  краситель  растительного
происхождения и что добывают его только на Пурпурных островах.  Но  мы  не
учли, что в Ликсе хватают каждого иностранца и пытают, пока не  признается
в том, что ему предъявляют. Нас схватили и пытали, кто-то проговорился - и
все полетели в бассейн.
     Рассказ  грека,  уверенного  в  собственной  безопасности,  неприятно
подействовал на мореходов.
     Глубокой  ночью  толстая  металлическая  решетка  на  одной   из   ям
сдвинулась: мореходы, встав друг другу на  плечи,  приподняли  ее.  Сладко
спавших тюремщиков связали, позатыкали им рты соломой.
     Когда все были в сборе, отправились к пристани залитыми лунным светом
улицами. Безмятежно шелестели пальмы  под  легким  бризом.  Сонно  тявкали
собаки, словно в каком-нибудь азиатском  или  египетском  городе.  Вдалеке
громыхнул львиных рык. Там - необъятная ночная Ливия.
     - Хлебом пахнет! - Фага зашмыгал носом.
     - Послушай, кормчий, давай перетрясем Пурпурные  острова,  людей  там
мало, перережем вмиг, -  грек  ощупью  нашел  Астарта  и  впился  крепкими
пальцами в его руку, - я по звездам найду дорогу. Ведь тогда богаче нас не
будет на земле. Уступаю тебе треть барышей.
     - Нам не по пути. Убирайся, чтоб я тебя не видел,  -  ответил  гневно
Астарт.
     - Пожалеешь, кормчий! Ой как пожалеешь! Вдруг мы еще встретимся?
     - Эред, Саркатр, утащите этого молодца обратно. Да задвиньте решетку,
чтоб не выбрался.
     - Но, - замялся Эред, - неужели тебе не жаль его?
     - Ему место в клетке. Так лучше для всех нас.
     Греку заткнули рот. Гигант взвалил дрыгающего и мычащего  авантюриста
на плечо и недовольно пробурчал:
     - Может, его сразу бросить акулам?
     Астарт не ответил. Он знал, что Эред никогда не решится на это.
     На  палубе  биремы  по-хозяйски  расположились  полуголые  солдаты  и
чиновники в  париках,  сочиняющие  опись  имущества  и  оружия  мореходов.
Солдаты развели костер на площадке кормчего и забавлялись тем, что дергали
за уши Анада. Тот все еще  не  поправился  после  той  охоты  за  цветными
пузырями и исходил бессильной яростью.
     Астарт хищно улыбнулся в предвкушении мести.  Бывшие  пленники  Ликса
искали в темноте камни и палки для предстоящей драки. Мекал первым  увидел
Агенора: кормчий выполз из вороха тряпья и тянулся к  забытому  кем-то  из
солдат кинжалу.
     - Адон Агенор ожил! - Мекал, а за ним и все бросились к трапу.
     Солдаты схватились за мечи. С помощью весел всех ликситов побросали в
воду.
     Астарт обнял хрупкое тело кормчего.
     - Знать, любит тебя Меред и ждет каждое мгновение.
     - Слава адмиралу! - вскричал Рутуб.
     - Слава! - полсотни глоток окончательно разбудили Ликс.
     Чтобы избежать погони,  финикияне  потопили  те  немногие  суда,  что
стояли у пристани, и устремились вниз по течению Ликса в океан.
     Пахнуло океанским простором. Седые звезды призывно  мерцали,  маня  в
подлунные дали. Бурунный след за кормой полыхал холодным пламенем.
     Гребцы пели, налегая на  весла,  радуясь  свободе,  ночной  свежести,
привычной матросской работе. Агенор, сидя  на  площадке  кормчего,  слушал
знакомую с детства  песню,  вдыхал  запахи  моря  и  переживал  сладостное
волнение.
     Познакомившись с  гостеприимством  местных  царьков,  путешественники
благоразумно обогнули морем подвластные Карфагену крупные  ливифиникийские
города Арембис, Мелитту, Акру, Гиту, Карион-Тейхос...
     У часто посещаемого мореходами Средиземноморья лесистого мыса Солоэнт
сделали привал на несколько дней.
     Перед  Столпами  Мелькарта  вошли,  наконец,  в   попутное   течение.
Помолившись на  близкую  Иберию,  точнее,  на  Гадес,  где  покоился  гроб
Мелькарта, благополучно миновали знаменитый  пролив  и  увидели  окутанный
туманами желанный берег земель обетованных. Отсюда, от Столпов, начиналась
привычная жизнь, стиснутая рамками жреческой морали и волей могущественных
правителей. Отсюда начинались великие державы, мировая торговля и  мировые
войны.
     Часто  встречали  караваны  судов.  Финикийская   речь   звучала   на
корабельных палубах и рыбачьих  лодках,  на  причалах  тирских,  библских,
сидонских факторий,  на  улицах  городов  карфагенских  провинций,  вбирая
богатство  языков  соседних  народов:  нумидийцев,  артабров,   кантабров,
бузитанцев...
     Близость Карфагена угадывалась в пьяных возгласах встречных  кормчих,
не успевших опомниться от храмов и кабаков, в дуновении берегового  бриза,
пахнущего сырыми кожами, молодым  вином,  сильфием,  фимиамом  деревенских
храмов, в обилии боевых галер в каждом порту, оберегающих покой купеческой
державы западных семитов.
     Астарт становился все беспокойней, хотя внешне не  подавал  вида.  Но
друзья отлично понимали его состояние. Саркатр все чаще  пел  и  играл  на
систре.   Ему   подпевали   все,   даже   Ахтой.   Оправдываясь,    мудрец
разглагольствовал о любви Осириса и Имхотепа к музыке, вспоминал  предания
Иудеи, в которых еврейский царь Давид, тот, что победил Голиафа, играл  на
арфе и пел свои псалмы, услаждая слух легендарного старца Саула.
     Но Астарта невозможно было расшевелить. Вечерами он подолгу смотрел в
море, следил за полетом птиц, размышлял.
     Показались  первые  виллы  и  дворцы   Магары,   предместья   богачей
Карфагена. Пальмы и сосны, будто на тирском берегу,  шумели,  ловя  ветер.
Живое солнце запуталось в хвое милых сердцу пиний.
     Лицо Астарта покрылось едва заметной бледностью. Пальцы сжали  кромку
борта.
     Вскоре показались высокие  городские  стены,  переходящие  у  моря  в
головокружительный обрыв. По гребню каждой  из  них  могла  во  весь  опор
промчаться колесница.  Белокаменная  Бирса,  карфагенский  кремль  и  храм
Эшмуна на самой высокой его возвышенности  празднично  сияли  в  голубизне
африканского неба, крича на весь мир о величии, великолепии, богатстве.
     Астарт резко отпрянул от борта и скрылся  в  каюте  кормчего.  Мекал,
волнуясь, сдерживал рулевое весло, и Агенор негромко подсказывал ему.
     - Убрать парус! - прозвучал торжествующий мальчишеский голос.
     Крупная птица с коричневым оперением ринулась с высоты в мелкую  зыбь
гавани.
     - Олуши рыбу ловят рядом с веслами, - сказал Рутуб,  сверкая  белками
глаз, - хорошая примета!



                         56. КАРФАГЕНСКИЕ ВСТРЕЧИ

     Центральная площадь Карфагена. Крупнейший пунический базар  и  форум.
Неумолчный глухой шум центральной  площади  слышен  был  в  каждом  уголке
столицы, во всех предместьях и пригородах.
     Только  древние  могли  создавать  подобные  гигантские  базары:  мир
нуждался в связях, а государство  еще  не  могло  их  обеспечить.  Поэтому
народы общались через базары.
     - Неужели все они купцы? - удивлялся Анад. Он стоял на груде слоновых
бивней, вынесенных для  продажи,  и  разглядывал  из-под  ладони  бурлящую
площадь.
     - Все они жулики, - угрюмо отозвался Рутуб, подсчитывая барыши,  -  и
когда успели обсчитать, не пойму. Ведь смотрел, как говорится, в оба!
     То,  что  мореходы  имели  слоновую  кость,  было  заслугой  старшины
гребцов. После Колесницы Богов они  повстречали  племя,  деревни  которого
использовали бивни для заборов. Рутуба осенило заменить  бивни  деревянным
частоколом. Ливийцы остались довольны.
     Вокруг  штабеля  бивней  вились,  как  мухи,  стайки   купцов-греков,
этрусков,  балеаров  и,  конечно,  финикийцев.  Но  греков  было   больше.
Оживление  греческого  мира  явно  чувствовалось  даже  здесь,  в  далеком
Карфагене.
     - Что говорит эта обезьяна! - разозлился Рутуб.
     Саркатр понимал немного по-гречески.
     - Рыхлая кость, говорит.
     - Плюнь ему в ноздри за это.
     -  Не  буянь,  -  строго  сказал  Астарт.  Он  сидел  неподалеку  под
тростниковым навесом вместе с остальными мореходами. - Самое же лучшее  ты
припрятал.
     Фага торговался с хозяевами продовольственных лавчонок.
     -  Разве  это  рыба?  -  Он   с   возмущенным   видом   нюхал   жабры
свежевыловленного тунца. - Пахнет кислым, слизь на чешуе, брюшко мягкое  -
кто позарится на падаль?  Эй,  люди,  слышите,  здесь  продают  падаль!  В
последний раз говорю: полталанта серебром за эту маленькую кучку.  -  Фага
указал  на  огромную  груду  съестных  припасов,   все   необходимое   для
дальнейшего плавания.
     Предупреждая возмущение торговцев, повар не давал им раскрыть рта:
     - Разве это мука? Пахнет полынью, хрустит  на  зубах  и  горька,  как
помет крокодила. А это баранина? Гнилье! В бульоне не отыщешь  и  капельки
жира, одни грязные лохмотья и запах... О боги! Не дайте  мне  задохнуться,
когда я буду есть суп из этого мяса! А посмотрите, какое молоко я  беру  у
вас! Сплошная водичка! О! И синева по краям  -  конечно,  снятое,  да  еще
разбавленное! - Фага ткнул кувшином в гневное  лицо  торговца,  расплескав
густое, желтовато-жирное молоко.
     Вопли Фаги разгоняли покупателей. Торговцы в конце  концов  уступили,
осыпав повара всеми известными человечеству проклятьями.
     Фага сиял.
     - Астарт! Что бы вы делали без  меня,  ума  не  приложу.  Умерли  бы,
наверное, все до одного с голоду еще в Красном море.
     - Не появляйся один на базаре, они запомнили тебя.
     Растолкав купцов у штабеля, появились Мекал и Ахтой.
     - Удача! - крикнул юноша.
     Ахтой, отдуваясь, сел рядом с тирянином.
     - Пока я раздумывал, что говорить, Агенор взял  на  себя  смелость  и
выложил все подробно, как проходило плавание. Жрецы записывали, не веря ни
слову. Зато вельможи адмиралтейства, морские знаменитости,  смекнули,  что
это истинная правда.
     - Где сейчас Агенор?
     - Его вручили лучшим лекарям Карфагена.  И  еще:  царь  Магон  обещал
принять Агенора, когда позволят государственные дела. Магон ведет войну  с
Сардинией и ливийскими  племенами  пустыни.  Говорят,  он  хочет  подарить
кормчему слона, на котором  можно  ездить,  как  на  муле.  Карфагеняне  -
единственный народ в Ливии, приручивший слонов... Ну, а ты  был  в  храме?
Видел ее?
     - Нет, не был.
     - ?!
     - Эх, Ахтой. Я ее готов утащить хоть из преисподней, но...
     - Что "но"?
     - Небо убьет ее,  если  мы  снова  будем  вместе.  Наши  одежды  море
выбросило порознь...
     - Какое вам дело до неба и оракулов судьбы? У вас же  любовь,  любовь
редкая среди смертных, - мудрец запнулся, - о таких вещах  он  предпочитал
обычно не говорить, - ради Ларит, лучшей из женщин... Поверь:  боги  не  в
силах помешать ни вам, ни другим. Все кары богов  -  это  кары  людей  или
обстоятельств... Кажется, мне известна истина истин...
     Астарт с нежностью обнял египтянина.
     - Когда-то я думал так же.
     - Я знаю. Но вспомни, когда изменились твои мысли.
     -  Знаешь,  у  колдунов  гремящей  радуги  я  подумал,   неплохо   бы
встретиться еще раз с Эшмуном.
     - А сейчас?
     - Я понял, что  это  бесполезно.  Я  его  могу  убить  прикосновением
пальца, как он когда-то. Я его могу изуродовать, издеваться над ним... все
что угодно. Но боги от этого не исчезнут, и вера в них - тоже.
     - Пойдем к Эшмуну.
     Эшмун Карфагенский еще более обрюзг и  пожирнел.  Весь  его  облик  -
сытое довольство.
     - Кто из вас осмелился клеветать на Пылающее Божество? - живой бог  с
откровенной неприязнью разглядывал мореходов. - Кто осмелился  утверждать,
что длина тени может  уместиться  под  ногами,  что  зенит  Светила  может
перемещаться по небесной тверди?
     Астарт подошел к Эшмуну.
     - Я осмелился утверждать.
     Свита живого бога, вельможи и уродцы, брызнули  по  углам  сумрачного
огромного зала, в котором гуляли  сквозняки,  шевеля  тонкие  занавеси  на
стенах и у алтаря.
     - Матрос, видишь этих калек и уродов. Их сделало такими мое слово.
     - Убить легче, чем родить. Исцелить трудней, чем изуродовать.
     Астарт попал в точку: Эшмун мало кого излечил за свою жизнь.
     - Слушай  меня  внимательно,  несчастный:  Сияющий  Хаммон,  Пылающий
Хаммон, подобный Хаммону, жаркий, как светило Хаммона,  медная  сковородка
на углях, жар, огонь, пламя, дым, пламя, пламя, пламя, раскаленный  щит  в
огне, раскаленный, раскаленный, раскаленный,  как  Хаммон,  и  раскаленный
гвоздь у меня в руке!
     Астарт сам протянул руку.  Но  прикосновение  жирного  пальца  Нового
Эшмуна не породило боли, не оставило ожога, как прежде.
     Астарт иронически улыбнулся и поймал за мантию отпрянувшего Эшмуна.
     - А теперь попробую я.
     Испуганный Рутуб зашептал на ухо Саркатру:
     - Бежать надо.
     Астарт  медленно   сдавливал   пальцами   выщипанный   череп   жреца.
Потрясенная жертва все более возбуждалась, шумно дыша  и  отвечая  нервной
дрожью на малейшее движение пальцев Астарта. Наконец  взгляд  живого  бога
остекленел, челюсть отвисла.
     - Чудо! - шептали мореходы.
     - Злой Мот в его пальцах, - шептали вельможи.
     - Еще один Эшмун,