не умер от обжорства, лучшими его друзьями стали.
     Мекал походил на девушку тонким станом и нежным  лицом.  "Совсем  как
юноша из легенды", - подумал Астарт.
     - Твою невесту случайно не Шане зовут? - спросил он.
     Мекал заулыбался.
     - Шане. Но другие ее зовут совсем по-другому.
     - Ты и в матросы пошел, как тот Мекал из сказки, чтобы стать пиратом?
     - Астарт, ты провидец.
     Астарт улыбнулся.
     - Пират Мекал, владыка морей, защитник обиженных  и  судья  для  всех
неправых.
     - И еще мститель.
     - Но что тебе сделал мир в твои-то годы? Кому мстить?
     - Астарт, правда, что ты убил жреца в Тире?
     - Правда. Но пока все считают, что того Астарта покарали  боги,  кары
людей будут дремать. Понятно?
     Мекал с восхищением смотрел на товарища.
     - Но почему ты не пират?
     - Такие пираты, как Мекал из легенды, всего лишь легенда.  Невозможно
быть пиратом и человеком одновременно. Даже святой отшельник на  пиратском
корабле начинает мечтать о власти  и  богатстве.  Мстить  своим  обидчикам
надо. Древний закон Ханаана, гласит: "Умирая, убей того, кто  тебя  убил".
Но связать жизнь с разбоем - значит погубить эту жизнь.
     - Я так мечтал...
     - Как ты попал к адону Агенору?
     - Отец утонул в шторм. Его кормчий, Медуза, продал в рабство за долги
всю нашу семью. Мать умерла: наступила на ядовитую  рыбу,  когда  собирала
для хозяина моллюсков. Сестра осталась наложницей-рабыней у Медузы в доме.
А меня выкупил адон Агенор и дал вольную.  Он  хотел  и  сестру  выкупить,
Медуза не согласился, даже госпожа Меред его уговаривала.
     - У матери кто был хозяином?
     - Альбатрос.
     Обогнув стороной непроходимые заросли  низкорослых  пальм,  Астарт  и
Мекал остановились на краю каменистого обрыва, на  дне  которого  блестело
чистое зеркало небольшого водоема, несколько быстроногих антилоп испуганно
шарахнулись прочь, хананеи не успели даже разглядеть их.
     - Вот примерно здесь Анад отстал от нас.
     Они несколько раз крикнули в надежде, что  исчезнувший  отзовется.  В
ответ - лишь стрекот саранчи да шорох ящериц в камнях.
     И тут  они  увидели  трех  финикийцев,  с  треском  продирающихся  из
зарослей низкорослых пальм. Один из них и был горе-охотник. На лице  Анада
- ни кровинки, это было заметно, несмотря на красноморский плотный загар.
     - Вот саданул кто-то, - он  показал  Мекалу,  затем  Астарту  большую
шишку на голове. - Потом затащили в заросли. А там термитов!..
     - Ну и шутники у Агенора! - расхохотался кормчий  Скорпион.  -  Хвали
богов, парень, что мы оказались рядом и небо снабдило наши уши  чуткостью.
Слышим, кто-то ворочается, ну, думаем, зверюга вроде носорога...
     - И не ворочался я.
     - ...а подошли - Анад-охотник! Вот потеха! Правда, Нос?
     -  Правда,  -  сказал  мореход  из  экипажа  Скорпиона  и   вымученно
рассмеялся.
     Все было подозрительно: бегающие  глазки  старого  брюзги  Скорпиона,
натянутая веселость его спутника.
     - Били  камнем,  завернутым  в  толстую  ткань,  -  произнес  Астарт,
разглядывая шишку, - иначе бы череп треснул до самой шеи.
     Нос и Скорпион украдкой переглянулись.
     - Эй, парень, проводи дружка к лагерю, - в  тоне  Скорпиона  не  было
просьбы, то были слова кормчего, привыкшего повелевать.
     - Я сам могу дойти! - возмутился Анад. Однако видно  было,  чувствует
себя неважно: был бледен и шагал неуверенно.
     - А вдруг тебя  опять  кто-нибудь  в  кустиках  пощекочет?  -  И  Нос
взорвался бурным клокочущим смехом.
     Мекал повел Анада к лагерю, а Скорпион  попросил  Астарта  помочь  им
перетащить к кораблям тушу убитой антилопы. Хотя Астарту было не по  себе,
отказать он им не мог: иначе его бы заподозрили в трусости.
     Шли довольно долго. Наконец остановились. Со всех сторон  надвинулись
несуразные уродливые лапы молочаев. Засохшее дерево  распростерло  к  небу
мертвые ветви.
     - Вот, - сказал Скорпион, и Астарт увидел невдалеке полуразложившиеся
останки животного и с  десяток  голошеих  грифов,  восседающих  вокруг  на
камнях.
     Тирянин не успел отпрыгнуть. Нос распластался, обхватив его  ноги,  и
Скорпион сильным ударом в живот лишил его способности передвигаться.
     Когда Астарт опомнился от боли, Нос сдирал с него одежду, а  Скорпион
рвал ее  в  клочья  и  брезгливо  вталкивал  мечом  в  растерзанную  груду
полусъеденного хищниками трупа.
     Астарта крепко, до боли в конечностях привязали к засохшему дереву.
     Нос нагрузился останками трупа с налипшими клочьями материи. Скорпион
старательно заткнул кляпом рот Астарту. Шаги их и шорох кустов  постепенно
стихли.
     Заходящее солнце отбрасывало длинные четкие тени. Канделябры молочаев
тянулись в синеву. Огромный геккон  с  остекленевшими  глазами  смотрел  с
вершины бесформенного валуна на связанного, беспомощного человека. Ящерицы
помельче  легкомысленно  сновали  по  отвесной  стороне  камня.  Несколько
сереньких с коричневым оттенком горлиц перепорхнули  поближе  к  засохшему
дереву, и Астарт разглядел их нежные дымчатые шейки. Приятное воркование и
идиллическая  картина  ухаживающих  друг  за  другом  горлиц   действовали
успокаивающе.
     "Кому понадобилось освободиться от  меня?  Кормчим?  Жрецу?  Но  этим
людям было проще убить меня. Что их заставило поступить именно так?"
     Астарт ни на миг не сомневался, что освободится от пут. На друзей  он
не надеялся: Скорпион убедит всех, что останки трупа, которые Нос  потащил
к кораблям, - его, Астарта. Ахтой не поверит,  может  заподозрить  и  даже
разгадать заговор, но, как знать, может, его уже нет в живых.
     Внезапно совсем  рядом  послышалось  странное  ворчание  и  хрюкание.
Горлицы улетели. Астарт скосил глаза  и  увидел  павианов,  ближе  всех  -
рослого самца с пышной серой гривой, делавшей его похожим на  льва.  Зверь
обнаружил человека и от неожиданности свирепо мяукнул. Несколько  самок  с
детенышами встревоженно  затявкали.  Мясо-красная  морда  самца  ощерилась
чудовищными клыками.
     Видя, что человек неподвижен, обезьяны постепенно успокоились. Но  на
их крики уже отовсюду спешили павианы. Астарт пришел в ужас при виде столь
огромного стада хрюкающих, мяукающих, зевающих  и  чешущихся  зверей.  Они
разглядывали человека, хватали за одежду, дергали за  волосы.  Но  человек
был неподвижен, и они занялись своими делами: копались в шерсти друг друга
или, быстрым  скачком  настигнув  расшалившегося  малыша,  награждали  его
оплеухой.  Крупный,  старый  самец,  видимо,  вожак,   блаженно   щурился,
подставляя подруге то один бок, то другой, а  та,  несказанно  счастливая,
шустро перебирала в густой шубе тонкими пальчиками.  Вдруг  Астарт  увидел
прямо перед собой  близко  посаженные  злобно-бессмысленные  глаза,  синие
надутые мешки щек в ореоле стоявшей дыбом  шерсти.  Павиан  ткнул  пальцем
Астарту в глаз и с удовольствием обнаружил,  что  тот  закрылся.  Тут  же,
забыв о глазе, выхватил кляп изо рта финикийца и запихал в свою  клыкастую
пасть. Потом ему захотелось затолкнуть ее обратно.  Астарт  стиснул  зубы.
Павиан зарычал, но вскоре увлекся чем-то другим и  повернулся  к  человеку
красным мозолистым задом.
     Астарт понемногу растягивал узлы, то расправляя  плечи,  то  сжимаясь
насколько это было возможно.
     Обезьяны до последнего солнечного луча не покидали его: протягивали к
нему руки, строили гримасы, подразнивали и даже пытались  кормить.  Астарт
проглотил сладкую белую  мякоть  незнакомого  плода  и  выплюнул  косточку
вместе с кожурой, чем привел все обезьянье племя в неописуемый восторг.
     Но  вот  наступили  сумерки,  и  вся  серая  лавина  расползлась   по
расселинам в скалах. Для обезьян, видимо, наступило время сна.
     Веревки поддавались слабо. Астарт истер тело в кровь и понял, что это
напрасный труд. Однако уверенность в собственных силах  не  покидала  его.
Если в буднях борьба  с  небом  изнуряла  финикийца,  порождала  мысли  об
обреченности, делала его мрачным, потерянным, то в минуты, когда тело  его
и дух подвергались  испытаниям,  богохулие  и  бунтарство  превращались  в
источник сил, в источник непомерной человеческой гордыни, в  свидетельство
бесстрашия свободного разума. Что люди, когда боги бессильны!
     Астарт,  передохнув,  принялся  раскачивать  дерево.   Над   царством
уснувших  молочаев  пронесся  торжествующий  рык  льва.  Астарт  даже   не
вздрогнул. Он поладит с царем зверей. Лев - не человек.
     Дерево рухнуло внезапно и  с  оглушающим  треском.  Астарт  лежал  на
спине, чувствуя, как немеют придавленные стволом кисти рук, смотрел в небо
и смеялся. Он смеялся над Мелькартом, над Скорпионом,  над  сверхчеловеком
по имени Ораз.
     - Я им покажу! - с этой мыслью он  перекатился  вместе  с  бревном  и
оказался лицом вниз. Захрустели мертвые ветви. Почва была приятно тепла.
     Астарт бесконечно долго добирался, перекатываясь до ближайшей  скалы.
Совсем близко завыли гиены. Ему даже показалось, что  он  слышит  костяной
стук клыков. Только теперь страх коснулся Астарта. Гиена любит нападать на
беспомощных. Однажды  в  Палестине,  в  армии  фараона,  гиены  растерзали
пьяного солдата неподалеку от  лагеря,  спящей  у  костра  рабыне  вырвали
грудь...
     Астарт нащупал  локтем  острую  каменную  грань  и  начал  перетирать
веревки.
     Неясная тень возникла над камнем. Финикиец разглядел  на  фоне  звезд
круглые торчащие уши и длинный загривок...
     Его спасла  песня.  До  самого  рассвета  Астарт  пел,  изнемогая  от
усталости,  и  гиены  в  благоговейном  молчании  сидели  вокруг.  Поющего
человека гиена не тронет, об этом Астарт слышал и раньше. Правда,  он  мог
тявкать, кричать, по-разбойничьи свистеть, и звери навряд ли отважились бы
в него вцепиться.
     Наконец веревка стала до того тонкой, что Астарт разорвал  ее.  Не  в
силах  подняться,  он  запустил  камнем  в  ближайшего  зверя.  Тот  ловко
увернулся и отошел, хищно огрызаясь.
     Гиены сопровождали Астарта до самого лагеря. По пути он наткнулся  на
овраг, заросший невысоким кустарником с продолговатыми кожистыми листьями.
На тонких ветках безмятежно покачивалось под утренним  ветерком  множество
шершавых круглых плодов, напоминающих отдаленно незрелые мидийские яблоки.
Такими плодами его потчевали павианы. Астарт нарвал  их  столько,  сколько
можно было унести...
     Эред клялся  впоследствии,  что  лучше  картины  ему  не  приходилось
видеть: сидящий верхом на бушприте, испещренные багровыми полосами Астарт,
которого "еще вчера съели львы", с аппетитом  поедал  незнакомые  плоды  и
стрелял скользкими косточками в друзей.



                        38. ТАЙНА МОРЕХОДОВ АРАВИИ

     Полоса  циклонов  надолго  задержала  финикиян  в  Пунте.  Египетская
армада, опустошив всю страну,  была  готова  двинуться  в  обратный  путь.
Тяжелогруженные униремы до половины бортов  ушли  в  воду.  На  палубах  -
штабеля бивней, кадки с деревцами мирры, рабы всех оттенков черной кожи  -
от светло-коричневых до густо-лиловых.
     Кормчие-финикияне  заговорщицки  держались  вместе,  экипаж   Агенора
оказался изолированным, и Астарт  отложил  месть  до  лучших  времен,  тем
более, что Альбатрос приказал Скорпиону примириться с тирянином.
     Последний циклон задел своим  дыханием  гавань,  выплеснул  на  берег
половину судов, разметал плетеные хижины пунтийцев  и  умчался  умирать  в
глубь Ливии. Финикийским судам предстояло плыть дальше,  в  неизвестность,
их трюмы были свободны от сокровищ Пунта. Поэтому, выброшенные  на  песок,
они особенно не пострадали, тогда  как  груженые  униремы  расползлись  по
швам. Это было великим бедствием для египтян: нужно было  строить  униремы
заново, чтобы вернуться в Левкос-Лимен.
     Погода стояла чудесная. Матросы Альбатроса снимали  с  мачты  триремы
африканскую хижину, последнюю шутку циклона. Альбатрос и все  его  кормчие
гадали, вернется шквал или нет. Знаменитое чутье Скорпиона обещало чуть ли
ни штиль.
     - Если арабы отважились выйти в море, нам бояться  нечего,  -  сказал
Агенор, указав рукой на микроскопическую точку, мерцавшую в пенных гребнях
волн почти у самого горизонта.
     - Да, это сабеи, - подтвердил старый кормчий, всматриваясь  в  грозно
рокотавшую даль, - сабеи Блаженного острова: две мачты, полосатые паруса.
     Кормчие  негромко  переговаривались,  адмирал  о  чем-то   размышлял,
потирая морщинистый лоб.
     - Ассириец, - крикнул он, приняв решение. - Мне нужен  кормчий  этого
судна.
     - Но тогда парусник придется потопить, -  заявил  кормчий  с  длинной
бородой, смахивающей на лопату.
     -  Шевелись,  Ассириец!  Ни  одного  свидетеля  не  должно  остаться,
запомни.
     Ассириец пронзительно свистнул, и его мореходы  бросились  на  черную
галеру.
     - Адон адмирал, зачем нам ссориться с арабами, - встревожился Агенор,
- ведь мы пройдем через десятки их факторий. Они натравят на  нас  племена
чернокожих.
     - Поэтому мне нужен кормчий того парусника. Видишь, он идет курсом  в
открытое море. Он идет в страну зинджей прямой как стрела дорогой. Ни один
хананей не отважится в океане  удалиться  от  берега,  арабы  же  лет  сто
плавают так. У них никогда не было магнитной стрелки, хананеи ни за что не
уступят ее чужому народу. У них есть что-то поважнее. И кормчему арабского
парусника известна та великая тайна, иначе бы он не шел прямым курсом.
     - Знание южных звезд - вот их тайна.
     - Нет. Им знакомы или течения, или  ветры  океана,  которые  приносят
корабли прямо к нужным берегам. Если мы вырвем эту тайну, нам не  придется
встречаться с арабами ливийского побережья. Мы не  будет  тогда  следовать
гигантской дуге берега, а пересечем океан курсом на страну зинджей.
     Агенор согласился, что замысел Альбатроса мудр. Южнее страны  зинджей
начинаются неизвестные земли, населенные неизвестными народами.
     Правда, ходили слухи, что  некоторые  смельчаки  из  сабеев  заходили
далеко на юг и видели одноглазых  и  одноногих  людей,  но  Агенор  сильно
сомневался  в  правдивости  подобных  рассказов.  Когда-то  хананеи   были
уверены, что за столпами Мелькарта обитают одноногие и одноглазые, а также
человечки с слоновыми ушами, которые, ложась спать, подстилают одно ухо  и
накрываются другим.
     Теперь же за столпами живет  много  хананеев,  целые  ливифиникийские
города, а ни одного подобного существа не обнаружили до сих пор.
     К кормчим подошел Ораз с лицом озабоченного бога.
     - Адмирал! Слишком спокойно живем! Злой Мот не дремлет  и  растлевает
души правоверных свободомыслием. Только войны и беды могут удержать  людей
от безбожия.
     - Что-нибудь случилось?
     - Тирянин из экипажа второго судна мутит людишек. Сегодня  многие  из
мореходов Агенора не явились на утреннюю молитву.
     Альбатрос нахмурился и строго взглянул на кормчего.
     - Не можешь справиться со своими людьми, адон Агенор!
     - Нам нечего делать среди любимцев адона  Ораза.  Они  покушались  на
моего помощника.
     - Астарт - твой помощник?! - удивился  Скорпион  и  тут  же  прикусил
язык.
     - Безбожник погубит всех вас! - крикнул жрец в лицо адмиралу. - Нужно
принести тирянина в жертву Мелькарту!
     - Так вот почему вы не убили его тогда, - спокойно произнес Агенор, -
вы принесли его в жертву Ваалу.  Лучи  Сияющего  должны  были  его  иссечь
заживо. Вы его не сожгли на  огне  -  дым  может  всполошить  нас...  Адон
Альбатрос, Астарт дорог мне, как и любой  из  моих  людей.  Я  не  позволю
причинять ему зло.
     - Спелись, - прошипел Ораз, - вы оба поплатитесь...
     - Предоставь, жрец, небу карать, а сам займись чем-нибудь полезным, -
Агенор говорил чуть насмешливо, безделие мутит даже светлые головы.
     - Я запрещаю ссоры! - взорвался адмирал.  -  А  на  молитвы  являться
всем!
     Галера Ассирийца вернулась через два дня.  Многие  из  его  мореходов
были ранены. Старика араба пинками согнали по  трапу  и  бросили  к  ногам
адмирала. Сабейский тюрбан свалился на песок, обнажив бритую голову.
     - Кормчий? - спросил Альбатрос по-сабейски.
     - Да обрушит бог Илумкуг гнев свой  на  Ханаан!  -  свирепо  произнес
старик.
     - Я тебе подарю жизнь, если ты ответишь на все мои вопросы.
     Араб выпрямился и вдруг плюнул в лицо адмиралу. Все ахнули.
     - На трирему его, - приказал Альбатрос.
     Араба  пытал  Скорпион,  большой  любитель  и  знаток   этого   дела.
Присутствовали Ораз, Медуза и Альбатрос.
     - Все скажу, - прохрипел  арабский  кормчий,  пытаясь  увернуться  от
раскаленного лезвия кинжала.  Он  был  связан,  поэтому  лезвие  неминуемо
настигало. - Все скажу! - закричал кормчий, обезумев от боли.
     - Говори, - Альбатрос остановил палача жестом.
     - Рих ал-мавсим - наша тайна, да поразят боги всех хананеев!..
     - Отметный ветер, - перевел Альбатрос и опять повернулся к  арабу:  -
Расскажи подробней: когда дует, сколько дней в году и  как  им  пользуются
арабские мореходы.
     Но силы оставили старика сабея, и он сник.
     - Ахтоя сюда! - крикнул адмирал.
     Матросы  разыскали  жреца  истины  мирно  беседующим  с   африканским
колдуном. Язык жестов  позволил  Ахтою  узнать  многое  из  тайн  туземных
врачевателей. Сморщенный от бремени лет и жертвенных дымов колдун  подарил
египтянину целую связку лечебных кореньев и плодов.  Но  неожиданно  Ахтоя
заинтересовали африканские боги. Он как мог принялся выспрашивать  колдуна
о назначении орнаментов на грубо вытесанных из черного  дерева  идолах.  В
этот волнующий момент познания чужой религии, не похожей  ни  на  одну  из
известных Ахтою, появились матросы  и,  не  затрудняя  себя  объяснениями,
подхватили тощего жреца истины на руки и потащили на трирему.
     Альбатрос, очень довольный, расхаживал по площадке кормчего.
     - Слава Мелькарту, пославшему своим сынам этого  араба!  Араба  нужно
привести в чувство, - строго сказал он египтянину.



                                39. ОКЕАН

     Итак,  рих  ал-мавсим  -  "отметный  ветер"  арабов.  Время  и  чужое
произношение изменили впоследствии "мавсим" на "муссон".
     Таким образом, многовековая  эволюция  арабской  навигации  в  океане
завершилась открытием "отметного ветра".  Почему  завершилась?  Да  только
открытие пассатов еще могло  совершить  подробный  переворот  в  океанской
навигации. Но пассатные воздушные течения долго еще оставались тайной  для
человечества.
     Арабы  издавна  заметили,  что  ветры  над  океаническими  просторами
подчиняются  определенным  законам.  Вначале,   видимо,   они   установили
периодичность штормов: циклоны с поразительной регулярностью  свирепствуют
в районе Индийского океана четыре с половиной месяца - с июня до  середины
октября.  Затем  начинают  дуть  постоянные  ветры.  Страх  перед  стихией
заставил обратить внимание на цикличность штормовых шквалов. Затем  пришло
умение различать северо-восточный муссон и юго-западный. Началась арабская
эпоха в Индийском океане. Арабские  суда,  пользуясь  муссонными  ветрами,
проложили настоящие морские дороги в Индию, Цейлон,  Восточную  Африку.  И
только спустя века греки вторично открыли муссон. Честь  этого  вторичного
открытия принадлежит адмиралу Александра Македонского Неарху.  Так  знание
муссонов проникло в Европу, и уже  римляне  смело  пользовались  "отметным
ветром".
     Северо-восточный муссон обилен  ливнями.  Собственно,  он  -  причина
дождливого периода муссонных тропических широт.
     Финикийской флотилии суждено было пройти сквозь водяное ядро  сезона.
Вода сверху, вода снизу, и так много суток  подряд.  Хананеи  приуныли.  В
Красном море они привыкли к плаванию у берега,  а  здесь  вместо  желанных
устойчивых контуров - гигантские валы,  пенистые  гребни  да  нескончаемые
дожди с ветром.
     - Куда нас затащил араб? -  ворчали  бывалые  мореходы,  забившись  в
трюмы.
     Болтун рассказывал очередную  "правдивую"  историю