ад  мертвым,  одним  из  тех,  кого   почитают
Осирисом. Но небо молчит, хотя египетский Осирис -  это  Ваал  хананеев!..
Небо! Почему молчишь? Где твои молнии и громы?  Он  вырвал  ногу  Осирису,
Ваалу, Мелькарту! Он оскорбил тебя, Повелитель Жизни, но по-прежнему  жив?
Отчего такая милость? Или боги  бессильны  перед  людьми?  Или  их  вообще
нет?.. Может, и вправду запуганный ум все беды валит на богов,  на  пустое
небо, на Царство Мертвых, набитое разложившимися мумиями, но не душами?
     Как трудно это понять. Как трудно решиться! О Мелькарт!  Если  ты  не
явишь свой грозный лик или громовой голос, свершиться страшному!..
     Небо равнодушно молчало. Редкие пушистые облака скользили в синеве, и
солнце купалось в прозрачных водах великой реки.
     Как когда-то Астарт поднял меч на Верховного жреца, готовый к ужасным
карам, поднял меч назло всему смыслу жизни, так и сейчас он  снял  с  себя
талисман - деревянную  фигурку  Мелькарта  в  виде  полубыка-полудельфина,
которую всегда носил на груди. И вновь поднял меч для страшного  испытания
судьбы...  Сильный  удар  рассек  статуэтку  надвое.   Лезвие   увязло   в
выдолбленном днище лодки. Небо безмолвствовало.
     - Как я был глуп!
     Обломки бога взметнулись, отброшенные кормовой волной.
     - Нет богов! Я сам бог! - И в небо умчался торжествующий хохот.



                           23. В ЛОГОВЕ СЕБЕКА

     От богохульников и чужеземцев, которые бродили по всему Египту,  храм
бога Себека  охраняли  особые  стражи  у  ворот  и  на  стенах.  Астарт  с
неприязнью смотрел, как здоровенные сытые мужчины с мечами, висящими почти
под мышкой, бросали в воду куски сдобных булок.  Многочисленные  факелы  и
курильницы благовоний отражались бликами на бритых  черепах.  Охрана  тоже
входила в какой-то низший разряд жрецов, ибо лысые  головы  и  леопардовые
шкуры - атрибуты маслопомазанных.
     Астарт расхаживал вокруг стен, скрытый тьмой, высматривал лазейку,  и
в душе его  боролись  сомнение  и  бунтарство.  Сомнения  орали  в  тысячи
оглушающих глоток: а вдруг боги есть? Не может все человечество ошибаться,
а Астарт быть правым?! Но чувства не так-то  просто  перекричать.  "Ты  не
одинок, - словно кто-то шептал ему на ухо, -  есть  безбожники  на  свете,
например те, которые бьют крокодилов на Элефантине. А тот старик, которого
паломники забросали камнями  у  гробницы  Санхуниафона?"  И  вообще  среди
людей,  с  которыми  сталкивался  финикиец  в  своих  скитаниях,  бытовало
множество легенд о смельчаках, отважившихся на борьбу с богами и  жрецами.
Ведь не все же в них вымысел? После таких умозаключений Астарту  казалось,
что никто не сможет поколебать его в безбожии.
     Астарту не стоило особого труда проникнуть за стены храма, смешавшись
с толпой пилигримов, выпущенных на ночь. Но к  нему  начали  подозрительно
принюхиваться: стойкий запах мускуса не смогли победить даже ветры  Города
Мертвых и купание в Ниле. Поэтому  финикиец  поспешил  укрыться  в  первой
попавшейся келье. Астарт  улегся  на  кошму  и  тут  же  вскочил:  на  ней
буквально кишели паразиты. Астарт выбежал из кельи и, немного  побродив  в
густой тени храмовых построек, взобрался на какую-то плоскую крышу. Он лег
на спину и отыскал созвездие Нога Быка. Эта  цепочка  звезд,  повисшая  на
неподвижной звезде Эсхмун, словно на серебряном гвозде, - испытанный  друг
кормчих. Тоска сжала сердце финикийца.
     На  стене  замаячил  факел  часового.  Прогудела  сигнальная   труба.
Звякнуло семейство колоколов, и все затихло. Жрецы и богомольцы набирались
сил для новых молитв и трапез.
     Астарт спрыгнул с  крыши  и,  стараясь  не  заблудиться  в  лабиринте
построек, добрался до Священного пруда посреди храмовой площади.
     Сонно  возились  объевшиеся  чудовища.  Голубой  огонек  в  бронзовой
курильнице  источал  приятный  аромат  мирры.  Где-то  среди   крокодилов,
откармливаемых здесь, находился самый огромный, в котором спряталась  душа
бога воды. Астарт мечтал содрать  его  драгоценную  шкуру,  чтобы  продать
потом ее грекам.
     "Не заметили бы со стен". Астарт зачерпнул пригоршню воды  и  затушил
фимиам. Затем поболтал лезвием маджайского меча в воде и поспешно отдернул
руку: пара глаз пристально следила за ним, и свет звезд  отражался  в  них
кровавыми каплями.
     Взошла луна, Астарт заторопился.  На  мордах  рептилий  он  разглядел
целые гроздья сережек, колец и других украшений. "Позор вам,  жрецы,  если
они окажутся медными". Астарт  рубанул  первого  исполина  по  затылочному
бугру.
     Собранные в одну связку украшения крокодила  весили  довольно  много.
Финикиец продолжал охоту.  На  одном  из  животных  можно  было  различить
диадему, призывно  блестевшую  в  лунном  свете.  Но  чудовище  колыхалось
посреди бассейна и не изъявляло желания подставить морду под меч.
     Второй удар принес еще одну связку колец и браслетов. Оказывается,  и
лапы  зверей  были  унизаны  десятками  браслетов.  "Вот  бы  и  на  хвост
понавесили!"
     К рассвету все сподвижники бога мокли брюхами кверху. Только сам  бог
с диадемой  на  длиннющей,  как  бревно,  морде  продолжал  покачивать  во
взмученной воде, среди смрада, испускаемого дохлыми рептилиями.
     Астарт спустился в бассейн, рука сорвалась с  гладкого  камня,  и  он
окунулся с головой. Когда вынырнул, бог воды медленно приближался. Бог так
наелся, что потерял азарт и стремительность нападающего хищника.  Финикиец
поспешно полез на мраморный бордюр, но вновь сорвался и ушел под воду.  Он
отчаянным рывком вырвался на  поверхность  и  разглядел  неясный  частокол
зубов. Астарт почти машинально выкинул вперед руку  с  мечом.  Пасть  было
замкнулась. Астарт почувствовал, как лезвие  с  треском  пронзило  верхнюю
челюсть чудовища. Массивная ручка уперлась  в  раскрытую  нижнюю.  Пахнуло
кислятиной и запахом разложившегося мяса. "Если все боги так  воняют,  так
какое зловоние на небесах?" - задирал судьбу финикиец.
     Астарт не выпускал меча, зная, что крокодил беспомощен, как  цыпленок
на вертеле. Свободной рукой содрал с него диадему.  Чудовище  оглушительно
ударило хвостом  по  воде  и  потащило  богохульника  в  глубину.  Астарт,
раздирая кожу о нижний  ряд  острых,  похожих  на  обломки  стекла  зубов,
освободил из пасти руку  и  вылез  из  бассейна.  На  стенах  встревоженно
кричали часовые.
     Финикиец торопливо собрал добычу и, прижав увесистую связку к животу,
чтобы не бренчало, что есть сил помчался к воротам.
     Облокотясь на  гигантский  засов,  дремал  жрец-привратник.  Финикиец
обрушил на его гладкий череп всю коллекцию крокодильих украшений, погрузив
стража в еще более глубокий сон. И хотя секунда  решала  дело,  Астарт  не
смог побороть искушения, заглянул в помещение сторожей и прихватил с собой
корзину вкусной сдобы, предназначенной для крокодилов.
     Вскоре он уже поднимал парус  одной  из  храмовых  лодок.  Охранника,
спавшего в лодке у причала, Астарт прихватил с собой на  всякий  случай  и
высадил его утром на пустынном островке.
     Когда мечущиеся огни храма остались далеко позади, Астарт рассадил  о
борт рану на руке, чтобы с кровью вынесло всю заразу. Он знал, как  опасны
зубы крокодила. Затем отсасывал кровь, пока в голове не зашумело,  и  туго
затянул рану сравнительно  чистой  поддевкой  из  дорогой  льняной  ткани,
которую жрецы надевали под леопардовые шкуры.
     Солнце ласкало спящего финикийца среди разбросанных по днищу  золотых
безделушек и жертвенной снеди. Астарт видел во сне Ларит...



                         25. ТРОПОЙ АВАНТЮРИСТОВ

     Астарт причалил к одной из  многочисленных  гаваней  Саиса,  когда  в
садах уже убрали обильные урожаи тамариндов, фиников, олив. Многие деревья
отцвели во второй  раз.  Земля  покрылась  яркой  сочной  зеленью.  Зимняя
свежесть несла радость и нищему и номарху - люди  заметно  повеселели.  На
улицах  допоздна  слышалась  оживленная  речь.   Предприимчивые   торговцы
собирали на полях фиалки и нарциссы и бойко торговали тощими букетиками на
площадях столицы.
     Египтяне готовились к самому яркому празднику, возрожденному из  руин
глубокой (уже для тех  времен)  древности,  -  ко  дню  рождения  Осириса.
Мальчуганы с пучками волос с одной стороны головы, заплетенными  в  мелкие
косички, собирались в шумные ватаги и делили  самые  счастливые  места  на
базарах  и  у  храмов,  чтобы  выпрашивать  сладости  и  фрукты  во  время
празднеств. Девочки в ослепительно белых юбочках разучивали под присмотром
пожилых жриц гимны и танцы, посвященные богу Осирису. У  купцов  наступила
самая оживленная пора. Базары Маиса гудели от  зари  до  зари.  На  разных
языках заключались сделки, расхваливались и охаивались товары,  конкуренты
поливали друг друга изощренной бранью или на  потеху  зевакам  пускали  по
ветру клочья бород и париков. Ремесленники - от ювелиров до горшечников  -
получали множество заказов и  трудились  не  разгибая  спин,  стараясь  не
упустить удачливое время.
     Необыкновенно оживилась торговля невольниками. Хотя  фараон  потерпел
сокрушительное поражение  от  вавилонян  под  Кархемышем,  он  взял  свое,
опустошив при бегстве филистимское побережье. Наемники выводили на  базары
длинные вереницы связанных попарно рабов и неумело зазывали покупателей.
     Солдаты и матросы  наводнили  все  притоны  и  злачные  места  Саиса.
Ливийская стража пожинала обильную  жатву  штрафов,  арестов,  конфискаций
имуществ воров, убийц, драчунов, богохульников, оскорбителей сановных лиц.
Вспыхивали грандиозные потасовки между греками и финикийцами,  финикийцами
и египтянами, между наемниками и стражниками, солдатами и мореходами.
     Астарт остерегался быть втянутым в какой-нибудь скандал. Он понемногу
обменивал   крокодиловы   сокровища   на   серебряные   дебены   и   ките,
предварительно изуродовав диадемы, серьги и браслеты до неузнаваемости,  а
камни ссыпав отдельно. Эти меры предосторожности были не лишни.  Уже  весь
Египет и пол-Азии знали об ужасном ограблении бога Себека.
     Однажды, нагруженный слитками, он возвращался от менялы  в  корчму  и
лицом к лицу столкнулся со свирепого вида ливийцем,  тотчас  узнав  в  нем
Туга по надрезанным и хищно трепетавшим ноздрям.
     - Подожди, человек,  мне  знакомо  твое  лицо.  -  На  широкой  груди
ливийца, затянутой в кожаные доспехи, сиял офицерский жетон тысяцкого.
     - Я с рождения похож  на  Осириса.  -  Астарт  попытался  свернуть  в
переулок.
     Ливиец вцепился в него обеими руками.
     - Мои глаза не врут: ты - Астарт, предатель и дезертир!
     - А, Туг, старый забулдыга! Ты уже офицер? Как  тебе  удалось  надуть
начальство?
     Туг подозвал солдат. Они набросились на финикийца. Мех  упал  наземь,
лопнул, и солдаты и  прохожие  начали  хватать  вывалившиеся  слитки.  Они
ползали на коленях, переругиваясь, толкаясь, обмениваясь тумаками.  Астарт
принялся отбирать свое серебро у  мальчишек,  женщин,  торговцев  цветами,
бородатых купцов, гогочущих солдат. Но люди разбегались.
     - Шакал! - зарычал Астарт и бросился на Туга.
     Солдаты связали финикийца своими поясами.
     - Мы казним его по закону, - сказал Туг.
     Начальник военного лагеря греков и киренцев, иониец с  обезображенным
шрамами лицом и умными глазами, внимательно выслушал Астарта.
     - Я все рассказал  тебе,  господин,  потому  что  помню  тебя:  ты  -
Навкрат, первый солдат фараона  и  наставник  царского  родича  Яхмоса.  Я
видел, как Яхмос в одиночку гнался за вражескими колесницами.
     - Ну я-то помню многие твои проделки в азиатскую кампанию,  -  иониец
потер бесформенную переносицу, - казнить я тебя не казню,  но  по  законам
мирного времени обязан упрятать в темницу.
     Астарт надеялся на лучшее. Ведь старый воин, похоронивший в битвах  и
походах не один десяток лет, не мог мыслить словно жрец или маджай.
     - Сделаем так: мои головорезы запрут тебя в подвал, где уже подпилены
решетки.
     - Чем тебя благодарить, господин?
     - Это всегда впереди. В наше смутное время не поймешь,  откуда  ждать
беды. Может, когда-нибудь и расплатимся. Такие люди, как ты, умеют  мстить
и быть благодарными. Вот что, деньги, которые у тебя остались, не  отдавай
молодому номарху. Он хоть и молод, но порядочная свинья, обманет,  хотя  и
говорят, что хананея надуть нелегко. Диктует он. Лучше на эти деньги найми
людей из портового  отребья  и  устрой  налет  на  тюрьму.  Так  надежнее.
Странный совет тебе дает военачальник царя? В молодости я  бывал  в  таких
переделках. На саисских пропойц можно смело положиться, когда они на  пути
к сосуду с пивом.


     Астарт  тщательно  продумал  предстоящее,   но   понимал,   что   без
неожиданностей не обойтись. Поэтому самых сообразительных и ловких он  сам
повел на приступ тюрьмы, а остальных расставил вокруг стен, чтобы никто из
тюремщиков не смог ускользнуть и поднять шум раньше времени.
     Глинобитное здание Бубастисской тюрьмы, казалось, уснуло. Ни звука  -
только осторожные шаркающие звуки босых  ног  налетчиков  о  шероховатости
пола. Астарт шел, пригнувшись, впереди ватаги.
     Но вот нога нащупала толстые прутья  решетки.  "Первая  яма,  но  где
тюремщики?"
     Стук деревянных подошв гулко отдался по всему коридору.  Кто-то  шел,
стукаясь головой о стену и бормоча ругательства. Затем ударил резкий запах
мочи: надзиратель справлял нужду в яму с заключенными.
     - Займись им, - сказал Астарт  одному  из  сообщников.  Тот  бесшумно
удалился, и вскоре донесся глухой удар тела о решетку.
     Астарт  ощупью  добрался  до  угла.  Впереди  -  неясные  голоса.  На
противоположной слабо освещенной стене плясали тени. Астарт выглянул:  при
свете масляной плошки несколько неряшливых, обрюзгших тюремщиков пили пиво
из кокосовых сосудов. Внушительных размеров амфора  стояла  в  углу  вверх
дном,  словно  балансируя  на  узком  горлышке,  другая,  видимо,  полная,
возвышалась среди  тряпья  и  оружия,  разбросанного  на  дырявых  грязных
циновках.
     Пиво из полбы или ячменя - излюбленный  напиток  древних  египтян.  В
этом они солидарны с греками и филистимлянами. Досуг  египтянина  немыслим
без доброго кувшинчика этой янтарной жидкости. Тюремщики умели день и ночь
превращать в досуг.
     Пропойцы за спиной Астарта трудно задышали, раздувая  ноздри.  Кто-то
звучно проглотил слюну.
     Не  успел  Астарт  и  слова  вымолвить,  как  его  наемники  скрутили
тюремщиков и занялись амфорой. Вскоре ватага двинулась дальше. У последней
ямы остановились, зажгли факелы, подняли решетку.
     На дне ямы стояли узники.  Бледные  лица.  Тревога.  Надежда.  Астарт
соскользнул по веревке, сдирая кожу рук.
     - Ларит!
     Неясная тень метнулась из вороха испревшей  соломы,  и  Астарт  обнял
содрогающееся от рыданий тело.
     - Свет! - заорал Астарт. - Свет сюда!
     Один из авантюристов поспешно упал на живот и опустил в  яму  руку  с
факелом. Астарт бережно поднял к свету младенца.
     - Сын!
     Малыш басовито закричал. Сморщенное личико походило на старческое,  и
это еще больше умилило молодого отца.
     - Сын!
     Ахтой пытался подняться с четверенек, но это ему не  удавалось.  Эред
прислонился к стенке, чтобы не подкосились колени: радость иногда забирает
последние силы. Трудно было узнать в этом старце с одрябшими  мускулами  и
потухшим взором знаменитого базарного силача.
     - Сын! - шептал Астарт.


     Один из бесчисленных рукавов Дельты, стиснутый непроходимыми  стенами
тростника, явился местом сражения.  Одну  плоскодонку  с  узниками  Астарт
отправил вперед, а сам с ватагой укрылся в узкой части протоки.
     Погоня приближалась. Огромный баркас  с  десятками  гребцов  неуклюже
шлепал перегруженными бортами о воду. Астарт с удивлением  узнал  на  носу
баркаса вездесущего Туга в шлеме  с  конским  хвостом.  Туг,  в  служебном
рвении рыская по  Саису,  пронюхал,  что  сбежавший  из  подвала  финикиец
вербовал  по  кабакам  всякое  отребье.  Избив  до  полусмерти   владельца
пивнушки, он узнал о готовящемся налете, но, как всегда, не успел.  Погоню
же возглавил с удовольствием.
     Над зарослями  тучами  носились  чайки,  ибисы,  кулики.  Вот  тяжело
поднялась стая розовых фламинго, а за ними красноногие  аисты  и  горбатые
цапли. Оглушенный птичьим гомоном, Астарт раздвинул перед собой тростник и
метнул тяжелое весло, как копье. Туг плюхнулся в воду. "Трактирные  крысы"
испуганно сжались в лодках: не думали, что дело зайдет так далеко.
     Солдаты поливали заросли стрелами и дротиками, не видя противника.
     - Везет же нам, - сказал Астарт, провожая взглядом пузырь из  одежды,
не давший доспехам утащить тело ливийца на дно, - видите,  в  этом  рукаве
нет крокодилов.
     Преследователи кружили на  месте,  разжигая  факелы,  чтобы  выкурить
беглецов из зарослей.
     Неожиданно множество рук появилось  из  воды,  цепляясь  за  весла  и
низкий борт. Под крики и брань солдат баркас накренился, зачерпнул столько
воды, что тут же пошел ко дну. Из зарослей вынырнули легкие плоскодонки и,
выловив  Астарта  и  его  помощников,  умчались   вниз   по   течению.   А
преследователи долго еще после этого блуждали в переплетенных травянистыми
лианами зарослях, перекликаясь злыми голосами.
     Финикиец сидел на носу и выжимал одежду. Теперь можно расплатиться  с
ватагой и убраться из Египта. Ничто не заставит его вернуться в эту страну
почитателей навозных жуков, где сонмы мудрецов курят фимиам глупости,  где
в каждом чужеземце видят варвара, низшее существо, и плюют ему в лицо.
     Астарт  был  слишком  уверен  в  своей  власти  над  судьбой,  но  он
всего-навсего смертный...



                             25. НОВЫЙ ЭШМУН

     Египет переживал самое тягостное  время,  которое  известно  во  всей
долине от Нубии до Дельты как "шему" - безводие.
     Нил сжался в своем русле, обнажив островки илистые  мели.  Иссушающий
ветер Сахары задался целью превратить цветущую страну  в  пустыню.  Речные
заросли, финиковые рощи, поля, деревни, храмы,  города  -  все  утонуло  в
волнах  раскаленного  воздуха  и  песка.  Солнце  превратилось  в  тусклый
багровый диск, равнодушно взирающий  на  великое,  ежегодно  повторяющееся
бедствие.  Плодороднейшие  илистые  пашни  покрылись  на  всем  необъятном
пространстве сетью глубоких трещин. Растения безжизненно поникли.
     Астарт и его друзья ожидали погоды, чтобы выйти в  море.  Их  цель  -
Иберия, где, по слухам,  сохранились  независимые  от  азиатских  царей  и
жрецов колонии хананеев. А пока жили среди финикиян Саиса в доме,  любезно
сданном купцом-домовладельцем за далеко не любезную плату.
     В тот день все было по-прежнему: зной, ветер, пыль. Ларит на  женской
половине дома гремела посудой, постигая  трудную  для  жриц  долю  жены  и
хозяйки.  Ларит  всей  душой  стремилась  к  домашнему  уюту,  к  семейным
радостям, все  более  привязывалась  к  новому  образу  жизни.  Окруженная
вниманием и любовью, она обретала прежнюю привлекательность.
     Эред и Ахтой сладко спали на циновках  после  сытного  обеда.  Малыш,
которого освятили именем Маленький Астарт, дрыгал ножками и пускал  пузыри
к великому удовольствию отца.
     С набережной донеслись приветственные крики,  беспорядочные  удары  в
тимпаны, тревожное урчание арфовых струн. Астарт с сыном на руках вышел на
улицу. Сквозь хаос песка и пыли он разглядел у причала  роскошную  громаду
корабля с несколькими рядами весел. По сходням спускался человек в лиловом
пурпуре. Его сопровождали жрецы в одеяниях Карфагена, Тира, Саиса.
     - Мне страшно... - Ларит прижалась к плечу Астарта.
     Ахтой протер заспанные глаза и воскликнул:
     - Друзья мои! Нам несказанно повезло:  это  сам  Эшмун  Карфагенский,
Новый Эшмун! Возрадуемся же, несмотря на непогоду.
     И он рысцой засеменил навстречу шествию. Малыш заплакал, Ларит унесла
его в дом.
     Новый Эшмун, приглашенный на освящение нового  алтаря