Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
Валентин Пикуль.
Рассказы
Реквием последней любви.
Славное имя - "Берегиня".
Букет для Аделины.
ПОД ЗОЛОТЫМ ДОЖДЕМ
ТРУДОЛЮБИВЫЙ И РАЧИТЕЛЬНЫЙ МУЖ
КАЛИОСТРО - ДРУГ БЕДНЫХ
ШЕДЕВРЫ СЕЛА РУЗАЕВКИ
ИЗ ПАНТЕОНА СЛАВЫ
ДОСУГИ ЛЮБИТЕЛЯ МУЗ
КОРИННА В РОССИИ
"МИР ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО!"
ЧТО ДЕРЖАЛА В РУКЕ ВЕНЕРА
ОДИНОКИЙ В СВОЕМ ОДИНОЧЕСТВЕ
СЫН АРАКЧЕЕВА - ВРАГ АРАКЧЕЕВА
ПОЛЕТ И КАПРИЗЫ ГЕНИЯ
НАША МИЛАЯ, МИЛАЯ УЛЕНЬКА
ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
УДАЛЯЮЩАЯСЯ С БАЛА
ЖЕЛЕЗНЫЕ ЧЕТКИ
ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ - К ЗВЕЗДАМ
ПОЛЕЗНЕЕ ВСЕГО - ЗАПРЕТИТЬ!
ПОСМЕРТНОЕ ИЗДАНИЕ
ЗАКРОЙНЫХ ДЕЛ МАСТЕРИЦА
ИЗВЕСТНЫЙ ГРАЖДАНИН ПЛЮШКИН
ДУШИСТАЯ СИМФОНИЯ ЖИЗНИ
ГРАФ ПОЛУСАХАЛИНСКИЙ
МЯСОЕДОВ, СЫН МЯСОЕДОВА
Валентин Пикуль.
Реквием последней любви.
OCR Василий Ештокин
XIX век - трудный, величавый, мелочный и героический - был временем
разочарований. Прошлое неясно, настоящее не радовало, а будущее
принадлежало кому-то другим, только не им...
Ференц Лист говорил Гейне - почти с упреком:
- Разве один я плохо сижу в своем времени? Все мы сидим неудобно - между
прошлым, о котором не желаем слышать, и будущим, которого знать не дано.
Что удерживает нас в этом мерзком столетии? Лишь одни привязанности
сердца...
Но даже связи из роз казались ему похожими на цепи, и в 1844 году Лист
порвал свои долгие отношения с Марией д'Агу, от которой имел троих детей.
Разочарованный, маэстро продолжал скитаться по свету, но эти скитания, где
бы он ни появлялся, заканчивались триумфом композитора. Через два года
после разрыва с мадам д'Агу он снова посетил Россию, где имел немало добрых
и верных друзей. На этот раз он приехал в Киев.
Беллони, своему секретарю, он сказал:
- Милый Гаэтано, бывать в Петербурге я опасаюсь, и виною тому один случай.
Однажды, концертируя в Зимнем дворце, я прервал игру, когда русский
император вдруг начал разговор со своим адъютантом. Николай удивился -
почему смолкла музыка? Я ответил: наверное, когда ваше величество изволит
говорить, музыке следует молчать. В ответ на это Николай сказал: "Господин
Лист, экипаж вам подан". Я поклонился и вышел. А в гостинице меня навестил
петербургский полицмейстер со словами: "Через шесть часов вы должны
покинуть столицу", что я и сделал... По этой причине я более не рискую
посещать Санкт-Петербург.
Но зато Киев принял Листа восторженно, и в один из дней Гаэтано Беллони
радостно сообщил:
- Маэстро! Вы не поверите: одна местная дама купила билет на ваш концерт,
оплатив его ста рублями, тогда как билет продается за рубль... Это ли не
предел вашего успеха?
Лист давал концерты в пользу сиротского дома в Киеве, и щедрость дамы он
воспринял как заботу о детях.
- Но все-таки,- велел он секретарю,- вы, Гаэтано, узнайте имя этой женщины,
чтобы я мог отблагодарить ее. Хотя бы выражением душевной признательности...
Вскоре Лист был извещен, что щедрая дама - из семьи местных помещиков
Ивановских, зовут ее Каролиной Петровной, она замужем за князем Николаем
Витгенштейном, сыном российского фельдмаршала, у нее есть маленькая дочь
Мария-Манечка.
- Но,- доложил всезнающий Беллони,- с мужем она не живет, Витгенштейн лишь
изредка предстает перед женой только затем, чтобы взять у нее денег на
прожигание жизни в невской столице, после чего этот шалун снова и надолго
исчезает.
- Обоюдная любовь? - горестно усмехнулся Лист. Секретарь пожал плечами,
досказав главное:
- Кармина очень богата, и, чтобы не видеть мужа, наверное, она попросту
откупается от него большими суммами. Ее имение Вороницы неподалеку от
Киева, и она ждет вас, маэстро, желая насладиться личным общением с вами...
По времени это событие совпало с выступлением в печати Марии д'Агу,
которая, укрывшись под мужским псевдонимом "Даниэль Стерн", выпустила роман
под названием "Нелида". В своем романе оставленная композитором женщина
представила себя благородной жертвой плебея и выскочки, в образе которого
Лист, конечно, узнал самого себя.
Это была месть - чисто женская, но вряд ли простительная. Лист тяжело
переживал оскорбление, столь широко обнародованное, стараясь делать вид,
что все герои романа - обычный вымысел автора.
- Карета подана!- неожиданно доложил Беллони.
- Какая карета?- удивился композитор.
- Светлейшей княгини Каролины Витгенштейн-СайнБерлебург... Или вам,
маэстро, безразлично желание прекрасной и знатной женщины, давно тоскующей
в своем имении?
- Едем,- решил Ференц Лист...
Приехав в Вороницы, музыкант был встречен самой хозяйкой и ее маленькой
дочкой. Девочка сразу же оказалась на руках Листа, сказав ему по-детски
наивно:
- Я тебя очень люблю. Но тебя любит и моя хорошая мамочка. Я прошу, чтобы
ты всегда был с нами... Ладно?
Лист слишком выразительно посмотрел на Каролину:
- Неужели устами ребенка глаголет истина?
- Возможно, что и так,- потупилась княгиня...
Нет, его душа - душа великого артиста - не была доступна омерзительному
мщению, и, как бы ни обидела его мадам д'Агу, Лист все-таки сообщил ей: "У
меня - новость! В Киеве я совершенно случайно повстречал необычную,
выдающуюся женщину". Он мог бы и добавить - несчастную и полюбившую его.
Каролина Петровна призналась ему:
- Я была еще девочкой, когда - из почтения к богатству моих родителей - на
меня нацепили бант фрейлинского шифра, чтобы я состояла при дворе
императрицы. Потом меня выдали за князя Витгенштейна, дабы совместить мое
наследство со знатностью фамилии Витгенштейнов. Я устала жить в ожидании
любовной гармонии, которой никогда не испытывала. Простите, но, услышав
вашу музыку, я сразу поняла, что в вашем мире я могу обрести надежды. Вот
мой дом,- сказала она,- и, как видите, он богат. Но я согласна обменять его
на жалкую хижину, лишь бы вы были рядом. Если же вы станете творить, я
хотела бы дышать тем воздухом, которым дышит ваш несравненный гений...
Поцелуйте меня!
Лист еще не окончил турне по южной России, с дороги в Одессу он писал
Каролине с ответным чувством: "Я схожу с ума, как Ромео, если, конечно, это
можно назвать сумасшествием. Сочинять для вас, любить вас... я желаю
сделать вашу жизнь красивой и новой. Я верю в любовь к вам и с вами,
благодаря именно вам. Без любви мне уже не нужны ни небо, ни земля. Давайте
же будем любить друг друга, моя единственная...)"
Вообще-то странная судьба у этой женщины. Мать ее из шляхетского рода
Подосских жила отдельно от мужа, и потому Каролина с детства была как бы
раздвоена между родителями. При отце - прозябание в сельской глуши, где за
стенами роскошной усадьбы царил крестьянский мир мазанок, топот ухарских
гопаков возле трактира и вечерние "спиванья" девчат. При матери - вечные
вояжи по Европе, где ее, как носительницу крови Ягеллонов, принимали в
самом высшем обществе. Каролина была ученицей Дж. Россини, юная пани пела в
венских дворцах канцлера Меттерниха, ее голос вызывал восхищение
композиторов Карла Мейербера и Каспаро Спонтини, а знаменитый философ
Шеллинг, встретив девушку в Карлсбаде, воспел ее в стихах, как ангела во
плоти. Конечно, после такой жизни что ей знатный, но пакостный муж,
ползающий на коленях по паркетам, вымаливая у нее денежные подачки?..
Каролина встретила Листа, когда ее решение о разводе уже созрело.
Композитор был очарован не прелестями женщины, а ее ученостью и бесподобною
эрудицией, а эти качества, согласитесь, способны покорять нас в женщине
даже некрасивой. (Антон Рубинштейн, узнавший Каролину позднее, писал о ней:
"Образованная до чертиков, до тошноты, так что разговор с нею был для меня
просто пыткою!"). Каролина влюбилась в Листа, еще не зная его, когда
однажды в костеле она невольно рухнула на колени, навзрыд плачущая, услышав
мощные аккорды его "Раter noster". Уверовав в гений композитора, она
уверовала и в то, что лишь подле гения может обрести свое женское счастье.
Каролина навестила Листа в Одессе, где он концертировал, и здесь они
составили не план своего будущего, а, скорее, заговор против жизненных
обстоятельств, что мешали их единению. Лист не хотел любовной интриги - он
желал законного союза, ибо, меняя страну за страной, отель за отелем,
композитор уже изнемог от толчеи светских приемов, где на него глазели, как
на жирафа в зверинце, он устал от кутежей с поклонниками, от случайных
романов со случайными женщинами.
- Я, как и вы, мечтаю о семейной раковине, в глубине которой, словно
невидимая миру улитка, буду наслаждаться муками творчества и озарением
ваших поощрительных взоров.
- Не забывайте,- предупредила его Каролина - что князья Витгенштейны близки
ко двору, а император вряд ли согласится, чтобы мой супруг, разводясь со
мною, потерял доходы с моих же имений.- Разъезды супругов - обычная история
среди российских аристократов, но разводы... разводов не прощают!
Вовсе не нуждаясь в лишних овациях. Лист решил дать концерт в
Елизаветграде, куда прибыл Николай I для смотра войск. Среди офицеров
гарнизона был тогда и молодой поэт А. А. Фет (Шеншин), который вспоминал,
что город был переполнен приезжими: "Трудно описать этот энтузиазм, который
он (Лист) производил своею игрой), и своей артистической головой с
белокурыми, зачесанными назад волосами". Но энтузиазм публики не вызвал
отклика в душе Николая I, от решения которого зависела судьба Ференца с
Каролиной. Однако именно здесь, на подмостках сцены Епизаветграда,
композитор объявил публике, что он расстается с бездомной долей вечно
кочующего бродяги-артиста.
- Раковина для творчества уже приготовлена,- сказал он,- осталось лишь
внутри ее натянуть звучные струны...
Эти намерения Листа совпали с революцией в Европе, которая всполошила
русского императора, и разводов между супругами он не терпел, полагая, что
они являются "потрясением основ" его империи. Каролина в этой ситуации
оказалась практичнее композитора, который пытался воздействовать на царя
громовыми аккордами рояля, и она решила просто бежать за Листом. Женщина
потихоньку, не делая огласки, распродавала свои имения, дабы обеспечить
творчество Ференца Листа не своими вздохами и поцелуями при лунном сиянии,
а простым хлебом насущным. Умная женщина, она все предусмотрела:
- С этой революцией при дворе словно помешались и отныне не дают паспортов
для выезда за границу. Но право на отдельное от мужа проживание я давно
приготовила, задобрив кого надо, чтобы иметь при себе и заграничный
паспорт...
Она тронулась в путь за Листом, однако на границе была задержана. Офицер
кордона сказал, что сейчас никакие вояжи по Европе неуместны, а заграничные
паспорта приказано отбирать безо всяких разговоров. Каролина прижала к себе
плачущую дочь.
- Но я ведь не еду в Германию, чтобы возводить баррикады "под липами"
Берлина - мы едем к Листу, он ждет нас!
Офицер оказался благороднейшим человеком:
- Ах, мадам!- сказал он.- Под суд меня подводите, да что делать? Ради
уважения к Листу... я вас не видел. А если вас поймают скажите, что перешли
границу с контрабандистами.
Лист ожидал ее в Веймаре. "Бегство" (иначе и не назовешь) Каролины из
России стало сенсацией при дворе Николая I, который велел наказать дерзкую
даму. Если ее брак с Витгенштейном был совершен по православным обрядам,
рассудил царь, то потребуйте от нее, чтобы она вернула отцу свою дочь, дабы
тот воспитывал ее в православии. Когда это решение самодержца дошло до
Веймара, Каролина еще крепче прижала к себе ребенка, и ответ ее царю
сохранился дословно: "Я крепко держу дочь в своих объятиях, пусть только
попробуют оторвать ее от меня!"
- Надобно проучить эту бабенку,- указал царь.- Срочно секвестрировать в
казну все ее имения...
Но женщина только посмеялась, говоря Листу:
- Вы, дружок, думайте о том, как положить на музыку дантовскую
"Божественную комедию", а деньги у нас есть... Заранее распродав часть
имений, я выручила за них миллион рублей. Считайте этот миллион своим
будущим гонораром!..
Долгие 12 лет они провели в Веймаре. Наш музыковед Якав Мильштейн делает
такой вывод: "Веймарский период обычно считают САМЫМ СЧАСТЛИВЫМ в жизни
Листа". Это мнение я дополню словами Ла-Мара, писавшего Марии Липсиус,
которая была издателем писем Листа: "Лист создал в Веймаре новую эпоху -
музыкальную, последовавшую за литературной в образе Гете..." Моя рука
невольно потянулась к немецкому альбому по истории Веймара: Боже, как
далеко уводят эти тихие улицы, какая печаль разлита в старинных парках, где
над чистыми водами прудов склонились мосты для свидания влюбленных... Здесь
остались их тени! Тени Людей, о которых я пишу вам...
Веймар в ту пору был немецкой провинцией, где владычила очень умная женщина
- гроссгерцогиня Мария Павловна (дочь императора Павла I), любившая ходить
в гости к кому бы то ни было, еще с порога извещая хозяев, никак не
ожидавших ее визита:
- Мне сразу чашку чая, а мой муж хочет мороженого...
О том, чтобы Лист поселился в Веймаре, она хлопотала давно, соблазняя, его
тишиной провинции и удобствами жизни:
- Если боитесь стеснять меня во дворце Бельведера, так я дарю вам
загородный замок Альтенбург по другую сторону Реки Инна, он красиво
возвышается на холме... рядом с городом!
Несмотря на такие приманки, Веймар для Листа, уже вкусившего славы в Париже
и Петербурге, все-таки оставался провинциальным захолустьем, где в
захудалом театре не было даже приличного оркестра. Сама же веймарская
публика казалась Листу "величайшим ничтожеством", ибо ее волновал приезд
цирковых карликов или появление дамы с дрессированными собачками. Бог с
ними, с этими фокусами, но даже при могучей протекции гроесгерцогини
композитор никак не мог поладить с ее придворной бюрократией, имевшей столь
непомерные амбиции, будто их Веймар - пуп всей земли...
Альтенбург имел три этажа, и такой домина, бесспорно, вполне достаточен для
проживания одного человека, даже для такого великого, каким был Ференц
Лист. За это спасибо Марии Павловне, а за то, что Альтенбург стал чудесною
"раковиной" для творчества - спасибо Каролине. Она сделала все, чтобы Листу
было уютно, чтобы его окружали только красивые вещи, а над роялем,
доставшимся Листу от Бетховена, всегда висела его любимая вещь - известная
Дюреровекая гравюра "Меланхолия". В замке была и заветная комната, которую
Каролина - год за годом - превращала в музей Листа, собирая здесь все, что
напоминало о нем, а дочери сызмала внушала:
- Ты, Манечка, еще маленькая, но когда вырастешь и поймешь величие Листа,
никогда не забудь этой комнаты. куда будут съезжаться люди со всего света,
а все эти милые пустяки, окружающие нас, станут священными реликвиями...
Здесь требуется не меньше страницы, чтобы перечислить великих и невеликих,
которые съезжались в Веймар, дабы почтить Листа своим нижайшим вниманием.
Манфредо Линелли, называя их по именам, пришел к прискорбному выводу:
"Просто жалость берет, что я не жил в ту эпоху, потом что нет ничего
скучнее наших собраний поверхностных людей, все образование почерпающих
исключительно из ежедневного чтения газет!"
Революция в Европе затухала. Михаил Бакунин уже сидел на цепи в тюрьме, а
Лист однажды вечером представил Каролине измученного, нищенски одетого
человека:
- Вы, милая, не пугайтесь! Это... Рихард Вагнер, бывший капельмейстер
дрезденской оперы. За участие в революции он приговорен к смерти. Полиция
сбилась с ног, разыскивая его по всей Европе, и потому он вынужден
скрываться. Я думаю,- сказал Лист,- что наш прекрасный замок Альтенбург
самое подходящее место для создателя баррикад, которые он сооружал в
Дрездене заодно с Мишелем Бакуниным... спрячьте его!
- Спрятать? И даже от гроссгерцогини?
- Герцогиня музыканта не выдаст. Заодно, будьте любезны, уделите для
Вагнера толику из своего миллиона в счет будущих гонораров моего
неспокойного коллеги...
Мария Павловна знала, кто скрывается в Альтенбурге.
- На меня можете положиться,- говорила она Каролине.- Только бы не узнали
об этом мои идиоты министры...
Вагнер еще не ведал своей судьбы (как не знал он и того, что станет зятем
Ференца Листа). Веймар с населением в 12 тысяч жителей, возлюбивших пиво и
фокусников, поражал его почти деревенскою тишиной и пустынностью своих
улочек.
- Как ты согласился прозябать тут?- спрашивал он.
- Но,- отвечал Лист,- родина меня отвергла, ибо я оказался негодным слугой
для Габсбургов, а в Веймаре я нашел покой, и, наконец, не забывай, что
местная гроссгерцогиня родная сестра русского императора Николая I, а моя
бедная Каролина все еще надеется, что она поможет ей в разводе с мужем,
чтобы затем сочетаться браком со мною...
До самой амнистии Рихард Вагнер пользовался помощью от щедрот Каролины.
Благодарный женщине, он прислал в Альтенбург партитуру своего "Лоэнгрина",
не слишком-то уповая на то, что его музыка, всюду гонимая, как и ее
создатель, огласит ветхие стены веймарского театра. Лист, садясь за рояль,
сказал:
- Велите подать вам кофе, а мне сигар. Мы сообща с вами начнем разбирать
этого музыкального Гулливера по косточкам...
Он молча играл. Каролина молча слушала. За ужином оба не проронили ни
слова. Вернулись к роялю. Ночь прошла. Они еще не спали. Лакей подал
утренний кофе. В час дня был легкий завтрак. Утомления они не чувствовали,
и вот... вторая ночь.
- Невозможно!- воскликнул Лист, закончив играть.
- Что?- спросила его Каролина.
- Музыкой Вагнера я могу наповал убить Мейербера.
Каролина, подумав, рассудила слишком здраво:
- Но если Мейербер гений, то музыка Вагнера не убьет его. А если Мейербер
не гений, то нам стоит пожертвовать музыкой Мейербера ради музыки другого
гения - Вагнера.
- Ваша логика страшна, но, кажется, справедлива...
Так на сцене Веймара прозвучал "Лоэнгрин", а затем и "Тангейзер". Между тем
годы шли быстро, подросли дети Листа от мадам д'Агу, подросла и Мария, дочь
Каролины. Девушка часто вспоминала свою гувернантку Марию Васильевну,
оставшуюся в России. Но скоро выяснилось, что эта гувернантка - бывают же
такие судьбы! - стала женою ее отца, а заодно и светлейшей княгиней. Этим
браком с гувернанткой бывший муж Каролины дал ей повод считать себя
женщиной свободной, и отныне, казалось, никаких препятствий к союзу с
Ференцем Листом не существовало. Был уже 1859 год, когда юная княжна
Манечка Витгенщтейн вышла замуж за князя Гогенлоэ, и Каролина грустно
сказала Листу:
- А вам, мой друг, не кажется, что мы стареем?
Женщине было всего лишь 43 года, но после замужества дочери в ней что-то
изменилось. Каролина Вдруг начала сборы в далекий путь. Убежденная
католичка, она пожелала навестить Рим, дабы Ватикан заверил ее расторжение
брака с Витгенштейном, уже расторгнутого православной церковью. Лист был
печален.
- Мы встретимся в Риме,- обещал он Кармине...
Жить без нее он уже не мог, да и не хотел. Каролина стала как бы половиной
его души. Мало того, Лист допустил женщину в самое свое сокровенное - в
свое творчество, и это связало их еще больше, опутывая не розами Гименея, а
нерасторжимыми цепями соавторства. Теперь музыковеды невольно разводят
руками, недоумевая: как относиться к литературным сочинениям Листа, если
почти все они написаны не Листом, а - Каролиной? Историки музыки не смеют
оспаривать творческий союз влюбленных, хотя и признают, что многие статьи
Листа "представляют плод литературной фантазии Каролины". Пусть даже так,
читатель, но соавторство любящих сердец лишний раз доказывает, насколько
доверял композитор Каролине...
Впрочем, не только он - ей доверяли многие! Иногда диву даешься, как эта
женщина, утонченная аристократка, охотно помогала людям, далеким от ее
убеждений и верований. Вспоминается Феличе Орсини, швырнувший бомбу в
императора Наполеона III. Так вот, когда Орсини уже сидел в тюрьме, ожидая
петлю на шею, революционерка Эмма Гервекс, готовившая ему побег из тюрьмы,
взмолилась о денежной помощи именно перед Каролиной, и Каролина не отказала
в просьбе, а после казни Орсини сама же и утешала эту революционерку.
О, люди прошлого! Нам иногда трудно понимать вас... Каролина въеха