Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Пикуль Валентин. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  -
ся жилец, вскакивая. - Извольте сидеть, - выговорил Красовский. - За это время, пока вы читали молитву, я успел навестить вашу квартиру. - И что же вы там узрели, ваше превосходительство? - Я увидел в ваших комнатах женскую шляпу. - Верно, - согласился жилец. - Моя служанка оставила. - Значит, вы состоите в незаконном сожительстве. - Не правда! - Сущая истина, - засмеялся Красовский. - Я был в вашей спальне, где видел двухспальную кровать. - Так и что же с того? - А то, что двухспальная кровать есть прямое свидетельство тому, что вы завели ее ради любострастия со служанкой. - Господи! - воскликнул жилец. - Да эта кровать давно в моей спальне, еще до того как я нанимал служанку. - Без отговорок! Или вы изгоняете служанку, нанимая для услуг старуху, или.., я вынужден обратиться к полиции. Несчастный жилец потом спрашивал чиновников комитета: - Господа, да здоров ли ваш председатель? *** Здоров! И отправления его желудка были вполне нормальные, о чем свидетельствует дневник А. И. Красовского, преданный публичному тиснению в одном из старинных журналов. Всю сознательную жизнь он отмечал в дневнике наблюдения за погодой, высекал на скрижалях чудесные сновидения и работу своего драгоценного желудка. Александр Иванович основательно полагал, что все это пригодится для будущей картины его прилежного жития! Не могу отказать себе в удовольствии процитировать выдержки из дневника, дабы читатель уяснил для себя, что не единым хлебом жив человек... Вот, пожалуйста, читайте: "2 января. Пасмурно, потом ясно. Оправление желудка было обыкновенное - в 11 ч. Обедал... Лег спать спокойно. 4 января. Ясно. Сон был хорош... Оправление желудка в 3 ч. пополудни - обыкновенное, без напряжения. 9 января. Пасмурно. Во сне виделся большой круг синего цвета с пятью радиусами, еще какая-то девица, временами лежавшая, потом встававшая... 13 января. Ясно. Во сне виделись министры, рассуждающие о цензурных делах. Оправление желудка порядочное. 24 января. Пасмурно. Оправление желудка в 11 ч. После обеда виделся во сне какой-то ребенок, со слезами на глазах просивший у меня конфет. 28 января. Пасмурно. Во сне виделся гроб с телом, уже испортившимся. Оправлялся четыре раза, но не так порядочно, как всегда. 3 февраля. Во сне приходила какая-то женщина, требуя у меня денег. Не обедал, довольствуясь двумя яичками всмятку. 15 февраля. Пасмурно. Во сне виделся незнакомый дом, в котором я безуспешно искал нужник для оправления желудка... 4 марта. Ясно. Благодарю тебя. Создатель и Хранитель меня, даровавший мне провести 67 лет на этом свете и долготерпевший беззакониям моим... Оправление желудка порядочное. 1 апреля. Пасмурно, ясно. Во сне виделось, как я обедал, а потом Вл. Ив. Панаев, на коленях просящий у меня прощения... Оправление желудка порядочное - в 10 ч, и в 2 ч, дня. 26 апреля. Во сне виделся государь, много говоривший о лекарствах и удостоивший меня киванием головы. Желудок расстроен. 3 мая. Дождь, потом ясно. Во сне виделась графиня Клейнмихель, за руку ведущая меня к обеденному столу... 4 мая. Ясно. Сон был хорош. Снился император Павел, приказывающий мне уйти, и выпадающий из правой десны зуб мой. Оправление желудка в 12 ч., а потом и в 2 ч. 5 мая. Дождь. Во сне виделись люди, дружно идущие в баню. Еще видел, как по Обуховскому шагает частный пристав. Обедал у коменданта Петропавловской крепости. 8 мая. Ясно. Снилась женщина, которую по ее собственному желанию бросали вверх, и, сделав в воздухе круг, она возвращалась невредима; еще видел ужасные портновские иглы с большими ушами у них. 17 мая. Ясно, дождь. Оправление желудка с усердием. Виделся покойный министр князь К. А. Ливен, слушавший дела о цензуре и строго указавший, чтобы я не смел улыбаться... 24 мая. Дождь, после обеда ясно. Оправление желудка сначала малое в 11 ч, и большое в 1-м ч, дня. Виделась встреча с французским королем, лишенным престола, которого я угощал на свой счет в трактире для извозчиков. 15 июня. Ясно. Во сне виделся граф С. С. Уваров, здраво рассуждающий о новом цензурном уставе, и еще слепая старуха, давно ищущая свободы. Оправление желудка было малое. 30 июня. Ясно и пасмурно. Ночью, как и вчера, слышалось громкое бурчание в животе..." Думаю, читатель, этих выдержек с избытком хватит, чтобы сложить образ автора дневника; напомню, что был 1848 год, в Европе строились баррикады, Николай I послал войска для усмирения Венгрии, чтобы помочь Габсбургам, но все эти вопросы никак не волновали Красовского. Верный своим принципам, он в своем комитете повелел усилить строгость цензуры, а писать указал побольше, и все написанное чиновниками прочитывал с небывалым усердием, а большинство казенных бумаг велел тут же копировать - для архива. - Да когда же он сдохнет? - перешептывались молодые чиновники, которым не разрешалось жениться. - Ведь уже тайный советник, куда уж выше? Мог бы и на покой проситься... Чтобы ускорить блаженную кончину Красовского, чиновники стали писать как можно больше; там, где смысл укладывался в один краткий абзац, они разводили тягомотину на многих страницах. Но здоровье председателя не пошатнулось от лавин бумаг, в которых он утопал, словно крыса в подвале, и над стопами донесений бодро возвышались бледные гигантские уши... - Надобно его развратить, - решили чиновники, приходя в отчаяние. - Может, вкусит от земных благ хоть малую толику и загуляет, как все порядочные люди.., не до бумаг станется! Как раз в это время нашелся повод для искушения. Трудолюбивый писарь Родэ, страдавший запоями (но высоко ценимый Красовским за изящество почерка), сошелся с молоденькой немкой из дома терпимости. Родэ влюбился в нее, получив от Красовского дозволение на брак лишь после того, как принял православие и ежегодно заучивал наизусть целую главу из Библии. Свадьбу решили справлять в том же публичном доме, но сразу возник вопрос: как залучить Красовского в вертеп? Думали недолго - и придумали. Невеста за червонец отыскала "благородного отца", чтобы "экселенц" подтвердил благородное происхождение его "дочери". Красный фонарь над крыльцом конечно, убрали, а салон украсили белым роялем. Для искушения Александра Ивановича избрали самую могучую деву Дуньку Косоротую, знаменитую сверхизобилием мясной плоти. Дунька пожелала на свадьбе именоваться "графиней Мантейфель", ибо она еще не забыла страстной любви корнета с такой же фамилией, который, разгулявшись, выбрасывал ее из окна вместе с мебелью... Красовский на свадьбу явился, и "экселенц", ангажированный до утра за червонец, по-немецки заверил гостя в подлинном благородстве невесты. Красовский играл роль посаженого отца, конечно же никак не догадываясь, куда он попал и кто его окружает. "Графиня Мантейфель" бдительно опекала высокого гостя, и временами чиновникам казалось, что сердце их начальника сейчас непременно дрогнет, после чего Дунька Косоротая сопроводит его в отдельный кабинет. Но.., увы! Никакие соблазны в виде множества пудов грудей и бедер не разгорячили Красовского, и, вернувшись со свадьбы, он, как водится, зарегистрировал в дневнике отличную работу своего желудка... А ведь хитрущий был человек! Явное порождение той эпохи, когда требовалось не рассуждать, а лишь повиноваться, Красовский всей своей полусогнутой фигурой выражал униженное раболепие перед вышестоящими, а беспардонное ханжество стало для него вроде ходулей, на которых он ловко передвигался по ступеням карьеры. Сановная знать в те времена имела свои (домашние) церкви, и Красовский смолоду втирался в общество аристократии, выражая перед сановниками империи свое богоугодное рвение. Глядишь, и его заметили. А заметив, и отличили... Правда, революция 1848 года в Европе доставила ему немало хлопот, тоже способствуя его возвышению. Ясно, что вся крамола, уже проверенная на таможне, беспощадно резалась, уничтожалась в "читальне" цензурного комитета, но однажды Красовского вдруг осенило. - Ноты! - истошно завопил он. - Мы совсем забыли о нотах... Откуда мы знаем, что станут думать в публике, слушая музыку, развращенную революцией! Все примолкли. Один только нетрезвый Родэ заметил: - Ноты мы читать не умеем, и тут без рояля и оркестра не обойтись. И дирижера надобно, чтобы палкой махал. Только вот беда - мы играть не умеем. На барабане я еще могу так-сяк отобразить свое волнение, а дале - пшик! - Господа, неужели никто не умеет играть на рояле? - Ни в зуб ногой, - хором признались чиновники, которым и без музыки хватало всякой работенки. - В таком случае, - распорядился Красовский, - прошу придирчивее вникать в песенный текст под нотами - не содержится ли в словах романсов крамольных призывов к беспорядкам?.. Дальше - больше! Вдруг взбрело Красовскому в дурную башку, что эта подлая, завистливая и давно разложившаяся Европа засылает в недра России крамольные прокламации, которые следует искать.., в мусоре на городской свалке. Скоро во дворе дома Фребелиуса выросла гора бумажной макулатуры из разодранных книг, газетного рванья и ошметков журналов, годных лишь для заворачивания "собачьей радости" в неприхотливых лавчонках окраин столицы. - Ищущий да обрящет! - зычно возвестил Красовский. Эта фраза звучала в его устах как призыв к атаке. Проклиная фантазии начальства, чиновники с героическим самопожертвованием ринулись на штурм неприступной бумажной горы, но, конечно, ничего крамольного не обнаружили даже на вершине макулатурного Везувия, где им хотелось бы водрузить знамя победы. Однако не таков был человек Александр Иванович, чтобы поверить в невинность оберточной бумаги. Подвиг Геркулеса, одним махом очистившего Авгиевы конюшни, вдохновил тайного советника на новое - гениальное! - решение: - Если уж бумаги попали в наш комитет, значит, мы обязаны составить им подробную опись в алфавитном порядке с указанием - на каком языке писано, когда и где издано, из какой книги вырвано, а где слов вообще нету... Тут Красовский малость задумался. Но думал недолго: - Все бумаги без печатного текста следует проверить особо тщательно: нет ли в них водяных знаков, призывающих российских сограждан к возмущению противу властей. Начинайте!.. - Урра-а-а, - возвестил при этом Родэ, после чего смело попросил у Красовского один рубль ради нужного похмеления. *** Никогда и ничем не болея, питаясь едино лишь великопостною пищей, ни разу в жизни не посетив даже театра, Красовский был сражен наповал результатами Крымской кампании. Вернее, ему, бюрократу, было глубоко безразлично, кто там и кого побеждал в Севастополе, - его убило новое царствование Александра II, в которое публика открыто заговорила о необходимости реформ и гласности; Красовский был потрясен, когда до него дошли слова самого императора: - Господа, прежний бюрократический метод управления великим государством, каковым является наша Россия, считайте, закончился. Пора одуматься! Хватит обрастать канцеляриями, от которых прибыли казне не бывает, пора решительно покончить с бесполезным чистописанием под диктовку начальства... Думайте! И тут случилось нечто такое, чего никто не мог ожидать. Красовский, смолоду согнутый в дугу унизительного поклона, неожиданно выпрямился, а его голос, обычно занудный и тягомотный, вдруг обрел совсем иное звучание - протестующее. - Как? - рассвирепел он. - Сократить штаты чиновников " бумажное делопроизводство, без коего немыслимо управление народным мышлением? Чтобы я перестал писать, а только разговаривал с людьми? Господа, да ведь это.., революция! Поворот в настроениях Красовского был слишком резок, почти вызывающий: он, всю жизнь куривший фимиам перед власть имущими, решительно перешел в лагерь чиновной "оппозиции", нарочито - назло царю! - указав в своем комитете, чтобы чиновники усилили цензурный режим, чтобы не жалели бумаг и чернил, чтобы писали даже больше, нежели писали раньше - до реформ. - Бумагопроизводство следует расширить, - указывал он. Я знать не желаю, о чем там наверху думают, но в моем Комитете каждая бумага должна получать бумаги ответные. А мы, яко всевидящие Аргусы, утроим надзор за веяниями Запада, кои никак не вписываются в панораму российского жития... Вот, пожалуйста, новый журнал дамских мод из Парижа! Нарисована дама как дама. Но спереди у нее на платье подозрительный разрез, сзади тоже обширная выемка. На что они нам намекают? Нельзя... Смерть сразила его разом, и в Петербурге гадали. - Ну, ладно на этом свете.., тут все понятно. Но зачем этот человек понадобился на том свете? Досталось же тогда полиции и судебным исполнителям, когда они приступили к описи имущества покойного. Из "музея" долго вылетали дряблые банные веники, ветошь перегнившей одежды и рваные чулки тайного советника с подробными указаниями, когда он этим веником парился, в каком году он с глубоким сожалением отказался от ветхозаветных подтгаиников. - Есть же еще идиоты на свете! - заметил частный пристав, нежданно появляясь из дверей "музея" с самоваром в руках. - Глядь, совсем новый. Хоть чайку попьем. Вот и вареньице от покойника осталось. А варено, как тут им писано, еще в год убиения императора Павла. Полвека прошло.., авось не подохнем! После Красовского остался колоссальный капитал - в СТО ТЫСЯЧ рублей, который вырос с процентов по давнишним вкладам в ломбардах столицы. Прослышав об этом, из костромской глуши нагрянули в Петербург затрушенные и алчные сородичи покойного, ближние и дальние, совсем ошалевшие, когда узнали, что на их дурные головы свалилось такое неслыханное богатство. Но, как и водится между родственниками, они все перегрызлись меж собой при дележе наследства, и от ста тысяч рублей никому и полушки не досталось - весь капитал они разбазарили на дошлых столичных судей, которые и разложили наследство Красовского по своим глубоким карманам... На этом и закончилась жизнь человека, после которого остались анекдоты и дневник, отданный на хранение в Императорскую Публичную библиотеку, да еще уцелел доходчивый афоризм, не потерявший своего значения и в наши благословенные дни: - Полезнее всего - запретить! Валентин ПИКУЛЬ ПОСМЕРТНОЕ ИЗДАНИЕ ONLINE БИБЛИОТЕКА p://www.bestlibrary.ru Плакать хочется, если почести выпадают человеку лишь после его смерти, когда издают книги, которые автор не мог увидеть при жизни. Зачастую публика с восторгом принимает произведение, вырвавшееся на свет божий из-под тяжкого гнета цензуры. Но иногда случается, что читатели, ознакомясь с такой книгой, испытывают разочарование. - А что тут хорошего? - рассуждают они. - Лежала книжка и пусть бы себе лежала дальше. Ни тепло от нее, ни холодно. Вот уж не пойму, ради чего ее теперь продают. Чепуха какая-то! Так бывает, когда время ушло вперед, ярко выделив перед обществом новые конфликты, а книга, написанная задолго до этого, уже "состарилась", неспособная взволновать потомков, как она волновала когда-то ее современников. Нечто подобное произошло и с романом "Село Михайловское"; критики даже выступили с попреками - зачем, мол, поднимать из могилы это "старье", если от автора один прах остался. Н. И Греч, автор предисловия к роману, оправдывался: - Дамы и господа! Как можно было не печатать роман, если при жизни сочинительницы его до небес превознесли корифеи нашей литературы - поэты Жуковский и Пушкин, а написан роман по личному настоянию незабвенного Грибоедова... Издательницей романа была вдова сенатора Прасковья Петровна Жандр, и на исходе прошлого столетия она появилась в Гомеопатической лечебнице на Садовой улице Петербурга. Главному врачу больницы она сказала: - Не откажите в любезности принять в дар от меня остатки тиража романа "Село Михайловское". Если публика не раскупает, так, может, болящие от скуки читать станут. Все равно тираж гниет в подвалах, где его крысы сгрызут... - А кто автор этого романа? - спросил врач. - Варвара Семеновна Миклашевич, урожденная Смагина. - Не знаю такой.., извините, - поежился гомеопат. - Может, вы напомните мне, кто она такая? *** На далеком отшибе, в губернии Пензенской (боже, какая это была глушь!), жил да был помещик Семен Смагин, владелец шестисот душ. Когда Емельян Пугачев появился в его усадьбе, Смагина сразу повесили, а жена его с детками малыми в стог сена забилась, и там сидели тихо-тихо, пока "царь-батюшка" не убрался в края другие... Вареньке было в ту пору лишь полтора годика. Но вот выросла она и расцвела, сделавшись богатой невестой в губернии. Появились и женихи. Однако она искала умника, а глупым сразу отказывала. Наконец один такой олух, выслушав отказ, долго не думал и застрелился. - Ну, прямо под моими окнами, - ахала Варенька. - Охти мне, страсти-то какие.., прости его, господи! Тут притащился к ее порогу старый прохиндей Антон Осипович Миклашевич, служивший в Пензе при губернаторе, и тоже стал в ногах у нее валяться. Клялся, что на руках ее носить станет, чтобы там выпить или в картишки сыграть - ни-ни, о том и речи быть не могло. Варенька дала согласие на брак, а много позже признавалась друзьям, что любви не было: - Один страх господень! Потому как молодой невежа под моим окошком застрелился, а вдруг, думала я, и этот хрыч старый возьмет да на воротах моего дома повесится?.. Муж занимал в Пензе место прокурора - гроза губернии. Поэт князь Иван Долгорукий в "Капище моего сердца" так обрисовал молодую прокуроршу: "Она была барыня молодая, умная и достойная, но увлекалась чисто романическими восторгами, и от того много дурачеств в свой век наделала..." Я не знаю, какие там фокусы вытворяла молодая жена прокурора, но зато сам прокурор в одну ночь спустил за картами все ее состояние. Варвара Семеновна оскорбилась, даже поплакала: - После этого, сударь, вы еще детей от меня желаете? Да вы противны мне с фарисейской рожей своей.. Знала б я раньше, что вы такой, я бы вам и мизинца своего не дала! Антон Осипович в роли супруга не блистал моралью. Но зато как прокурор он украшал себя разными злодейскими доблестями, отчего и был привечен императором Павлом I, который из Пензы вытребовал его в Петербург. Как раз в это время Варвара Семеновна с отвращением ощутила свою беременность. - И на том спасибо, - заявила она мужу. - Но более ничего от вас не желаю и вам желать не советую... Приехали они в столицу - честь честью, даже новой мебелью обзавелись. Но тут прокурор что-то не так сказал, не так повернулся, не той ноздрей высморкался, почему и был посажен императором в Петропавловскую крепость. Комендантом русской "Бастилии" был тогда очень веселый и добрый человек - князь С. Н. Долгорукий, в свете прозвище Каламбур Николаевич". - Мадам, - сказал он рыдающей Варваре Семеновне, - что вы слезки-то льете? Да приходите к нам обедать... Чин у меня флигель-адъютантский, а паек у нас арестантский! Пока муж сидел, она каждый день ходила в тюрьму, чтобы разделять с ним казенную пищу узника. Но в один из дней явилась в крепость, комендант спросил ее: - Вы зачем

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору