лстой писал, что  Калиостро  у  одной  княгини  "вылечил  больной
жемчуг; у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на  11  каратов  и,
кроме того, изничтожил внутри пузырек воздуха; Костичу, игроку,  показал
в пуншевой чаше знаменитую талию, и Костич на  другой  же  день  выиграл
свыше ста тысяч". Должен огорчить читателя: подобных чудес не было!
   Петербургское общество, к удивлению Калиостро,  оказалось  совсем  не
легковерным, а Екатерина II, женщина практичного ума, вообще  отказалась
принять  "графа  Феникса",  и  он,  оставив  в  Лондоне  славу  мага   и
волшебника, на берегах Невы заявил о себе только как  врач  -  не  более
того.
   Правда, Калиостро встретил  средь  русских  вельмож  видных  масонов,
обладавших большими знаниями  в  науках  и  философии,  но  императрица,
подобно  всем  монархам  Европы,  боялась  масонов   как   заговорщиков.
Калиостро повезло не в Зимнем, а  в  Таврическом  дворце,  где  полулежа
царствовал умнейший сибарит князь Г. А. Потемкин; охотник  до  всяческих
диспутов, он часто беседовал с Калиостро на любую тему.  Однако  кривому
светлейшему хватило даже одного глаза, чтобы заметить красоту Лоренцы, и
это поставило Калиостро в неловкое положение: он переживал измену  жены,
а в Зимнем дворце ревновала Потемкина к итальянке сама  императрица.  Но
внешне она не выказывала неудовольствия, а на приеме в Эрмитаже  подошла
к испанскому послу - маркизу дону Нормандесу.
   - Говорят, - сказала она,  -  у  меня  в  столице  появился  какой-то
полковник службы вашего короля - некто граф Феникс...
   - Под знаменем короля испанского, - склонился посол, -  полковника  с
таким именем не значится. Это - блеф!
   - Ну, я так и думала, - засмеялась императрица...
   Между тем Калиостро занимался врачеванием, а все "чудеса" передоверил
своей жене. Юная красотка утверждала, что ей далеко за семьдесят, и  это
вызывало зависть придворных дам.
   - Быть того не может! - восклицали они, не веря глазам своим.
   - Но мой сын уже капитаном в голландской армии.
   - Как же вы так удивительно сохранились?
   - Этим я обязана  мужу,  который  знает  древнейший  секрет  эликсира
вечной молодости... Он и сам далеко немолод!
   Калиостро помалкивал в таких случаях, но уже блуждали слухи, что  ему
3000 лет, он был  оруженосцем  Александра  Македонского,  хорошо  помнит
пожар Рима при Нероне и прочее.
   Случалось,  что  расслабленные  старцы   просили   его   вернуть   им
легкокрылую юность.
   - Не советую, - подумав, отвечал Калиостро. - Вы даже не знаете,  как
мучителен процесс перевоплощения, особенно когда у  вас  вытекут  старые
глаза, а потом вы станете, подобно змее, выползать из своей шкуры, чтобы
надеть новую...
   Но все это чепуха, а вот лечил он замечательно, что признают  и  наши
историки медицины. Как он  лечил,  я  не  знаю;  знаю  лишь,  что  давал
декокты, эликсиры и микстуры, умело  воздействовал  на  психику  больных
страшной силой гипнотического внушения.  История  подтвердила  мнение  о
Калиостро, издавна сложившееся, что он был другом бедноты, которую лечил
бесплатно. Калиостро брал с богачей тысячи, а бедных, напротив, сам же и
снабжал деньгами. Образовался своего  рода  насос,  который  перекачивал
деньги богатых в карманы бедняков. При  этом  он  "не  получал  ниоткуда
денег, не предъявлял банкирам никаких векселей, а между тем жил роскошно
и платил за все щедро". Императрица, не  вмешиваясь,  зорко  следила  за
ним:
   - Подозреваю, что сей кудесник недаром навестил нас.  Масоны  попусту
денег не транжирят. А папа римский  Климент  Двенадцатый  уже  оповестил
весь мир о том, что Калиостро - ученик дьявола...
   Екатерина II  велела  врачу  покинуть  Петербург,  а  потом  сочинила
комедию   "Обманщик",   в   которой   вывела   Калиостро   под    именем
Калифалкжерстона. Но удар был ею  направлен  не  столько  по  Калиостро,
сколько вообще по масонству, - это было как  бы  замахом  на  тот  удар,
который она позже нанесет по Новикову и Радищеву, тоже масонам!
 
*** 
 
   Осенью 1780 года Калиостро въехал в Страсбург, богатый  и  оживленный
город, ставший столицей его триумфа: шестерка лошадей изабелловой  масти
была  укрыта  золочеными  попонами;  большая  свита  учеников,  пажей  и
скоморохов сопровождала поезд гроссмейстера всяких чудес.  Толпы  народа
собрались на мосту Келль, приветствуя исцелителя и волшебника.  В  самый
патетический момент встречи, когда Калиостро осыпали цветами,  из  толпы
послышался крик:
   - Держите его! Это палермский жулик Джузеппе Бальзамо, который  много
лет назад оставил меня без  единого  пиастра...  О  негодяй!  Верни  мое
золото - все до последней унции...
   Это голосил старый ростовщик Морано,  о  котором  Калиостро  забыл  и
думать. Выручило искусство чревовещания, и над громадной толпой,  рушась
откуда-то сверху, будто глас небесный, глас Божий, раздалось - утробное,
зловещее:
   - Оставьте племя торгующее - оно давно безумно...
   Калиостро был великолепен:  в  длинном  шелковом  одеянии,  с  чалмою
пророка на голове, весь в блеске бриллиантов,  а  по  красной  перевязи,
напоминавшей орденскую ленту, были нашиты египетские жуки  скарабеи;  на
поясе висел рыцарский меч без ножен, а руки  Калиостро  обильно  умаслил
старинными благовониями.
   Одна женщина на мосту, не веря в него, крикнула:
   - Если ты ясновидящий, так ответь: сколько лет моему мужу?
   - Странный вопрос от женщины, которая  никогда  не  была  замужем,  -
проницательно-точно определил Калиостро...
   В редкой книге того времени современник писал: "Кто такой  Калиостро,
откуда  и  куда  стремится  -  на  эти  вопросы  никто  не  в  состоянии
ответить... Он безвозмездно исцеляет и тратит деньги на помощь беднякам.
Он ест мало, почти одни  макароны;  спит  всего  два-три  часа,  сидя  в
кресле". Ученый-физиогномист  Лафатер,  чтобы  убедиться  в  правдивости
слухов о Калиостро, специально приехал  из  Цюриха  в  Страсбург  и  был
встречен словами Калиостро:
   - Если вы знаете больше меня, то вам нет смысла знакомиться со  мною;
если же я знаю больше вас, то я не нуждаюсь в знакомстве с вами...
   Лафатер увидел в нем "сверхчеловека". Три  года  Калиостро  провел  в
Страсбурге, куда стекалось множество больных и просто любопытных, отчего
город неслыханно разбогател, а 30 января 1785 года он  въехал  в  Париж,
где  в  пустующем  храме  дал  несколько  сеансов  иллюзионизма,  хорошо
продуманных и впечатляющих публику. Сидя на прозрачном  шаре,  Калиостро
держал в руках живую змею, а голова его была объята пламенем, и в  таком
виде шар уносил его под самые своды храма, где Калиостро растворялся под
куполом, будто сказочный дух; при это  в  храме  возникал  стол,  полный
золота, серебра и живых цветов, уже накрытый для ужина, и,  конечно  же,
улетевший в поднебесье Калиостро был первым,  кто  садился  за  стол,  -
непонятно откуда появившись... В Париже он изредка брался  за  врачебную
практику, делая это почему-то неохотно,  лишь  уступая  просьбам  короля
Людовика XVI (который, кстати, объявил, что любое оскорбление  Калиостро
будет наказано, как его личное оскорбление).
   Если верить преданию, Калиостро  однажды  на  улице  Парижа  встретил
бедного худенького корсиканца с воспаленными глазами.
   - Я вижу, - сказал он ему, - что вас снедает  непомерное  честолюбие.
Утешьтесь: вы будете владеть половиной мира!
   Корсиканец расхохотался ему в лицо:
   - Что ж, тогда вы станете моим первым министром.
   - О нет, - печально отвечал  Калиостро.  -  К  тому  времени  как  вы
достигнете цели, меня уже погубят враги...
   Говорят, этим корсиканцем был Бонапарт - будущий Наполеон!
   Калиостро переживал шумную славу: все хотели его видеть; возле  дома,
в котором он жил, выстраивалось до  двухсот  карет;  не  было  в  Париже
салона без бюста Калиостро -  в  бронзе  или  в  мраморе;  его  портреты
украшали табакерки мужчин и веера женщин; возникла даже мода  иметь  его
изображения в перстнях. Ничто не предвещало беды, когда  вдруг  началось
дело об ожерелье королевы - самый громкий уголовный процесс конца  XVIII
века. Описывать этот скандальный фарс мы не станем , ибо Калиостро попал
в  Бастилию  за  чужие  плутни.  Судьи  обратили  внимание,  что  бумаги
Калиостро подписаны: L. P. D. Калиостро отказался расшифровать  значение
этих букв. И лишь позже римская  инквизиция  с  кровью  вырвала  у  него
признание: L. Р. D. - "Lilium pedibus destrue" - "Попирай лилии  ногами"
(лилия была древним символом королевской власти во Франции). Суд по делу
об  ожерелье  королевы  полностью  оправдал  Калиостро,  и  это  вызвало
небывалый  энтузиазм  парижан,  вечером   многие   дома   столицы   были
иллюминированы. Римская инквизиция со  злорадством  отметила:  "В  честь
Калиостро звонили в колокола и народ кричал, что будет  защищать  его  с
оружием в руках - даже против власти короля!"
   Волнения в  народе  испугали  Людовика  XVI,  и  он  велел  Калиостро
покинуть Париж. Хотинский пишет, что парижане "надели траур... Когда  он
садился на корабль в Булони, на берегу  стояло  пять  тысяч  человек  на
коленях". Калиостро отплыл в Англию, а за ним (очевидно,  так  и  было!)
уже следовали по пятам тайные агенты ватиканской инквизиции...
   Здесь, в Англии, Калиостро издал открытое "Письмо к народу  Франции",
ставшее  знаменитым  (и  тогда  же  переведенное  на   русский   язык!);
неслыханный тираж этого послания буквально заполонил все города  Европы.
Это был страстный протест человека против монархической деспотии, против
всех королей! Его поняли вполне только через три года,  когда  вспыхнула
Французская революция, ясно предсказанная в  этом  памфлете.  Напророчив
королю Людовику XVI гибель от рук восставшего народа, Калиостро предрек,
что народ Франции не оставит камня на камне от его Бастилии,  "на  месте
которой, - писал он, - будет создана площадь для общественных  гуляний".
Пожалуй,  это  самое  удивительное  предвидение  Калиостро:   на   месте
поверженной Бастилии образовался пустырь, украшенный  надписью:  "ОТНЫНЕ
ЗДЕСЬ ТОЛЬКО ТАНЦУЮТ".
   Странная судьба у этого человека! Калиостро всю жизнь боялся  Рима  с
его инквизицией  и  шпионами,  но  весной  1789  года  бдительность  ему
изменила. В самый разгар событий во Франции он поселился в Риме,  словно
забыв, что эдикт папы Клемента XII, подкрепленный буллой папы  Бенедикта
XIV, устанавливал смерть для всех масонов!  Лоренца,  более  осторожная,
предлагала мужу бежать  из  Рима  куда  глаза  глядят,  но  он,  излишне
уверенный в себе, отвечал на ее страхи масонской фразой:
   - Свет идет с Востока,  звенят  мечи,  мясо  сошло  с  костей,  двери
открыты настежь, и полная луна освещает дорогу надежды...
   Он успел завербовать в свою ложу только трех человек, один из которых
и был шпионом папы! Вечером 27 сентября Калиостро был арестован вместе с
женою,  бумаги  их  сожгли  на  костре.  Калиостро   пытали,   заставляя
признаться в общении с дьяволом, и вскоре, в крови  и  пламени,  он  уже
подписывал все, что святые отцы ему подсовывали. А  по  городу,  дабы  в
народе не возникло сочувствия к нему, церковь распространяла слухи,  что
Калиостро, еретик и якобинец, хотел  поджечь  Рим!  Сохранилась  смутная
легенда, будто Калиостро задушил в камере патера,  присланного  от  папы
для увещевания, и в патерской сутане пытался бежать из застенка, но  был
схвачен при выходе... Лоренца вела себя  с  большим  мужеством,  защищая
своего мужа; ее осудили на пожизненное заключение, но вскоре она  умерла
от диких пыток. Процесс над Калиостро затянулся; лишь в апреле 1791 года
смертный  приговор  был  поднесен  папе  на  утверждение;  казнь   через
четвертование папа заменил "вечным заточением в крепости без надежды  на
помилование". При этом  папа  подчеркнул,  что  графу  Калиостро  "будут
предписаны полезные для души епитимьи".
   Французская революция уже  стучалась  в  римские  ворота,  но  бедный
Калиостро не дожил до подлинного триумфа! Голодные,  босые,  оборванные,
хрипло кричащие батальоны санкюлотов  расшатывали  престолы,  и  золотая
тиара на голове папы римского уже тряслась от  ужаса.  Папа  подозвал  к
себе великого инквизитора и что-то шепнул ему на ухо. Черная  молчаливая
тень удалилась во мрак...
 
*** 
 
   Молодой Наполеон-Бонапарт вступил в Рим; на знаменах его армии  в  ту
пору еще  пылали  священные  заветы  свободы,  равенства  и  братства...
Удивительно, что офицеры и солдаты Франции сразу же  ринулись  к  тюрьме
святого Ангела, где был заточен Калиостро,  и  потребовали  его  выдачи.
Темницы были отворены революцией - на  яркий  свет  выходили  измученные
пытками узники инквизиции, но Калиостро средь них не было...
   Революционные солдаты кричали:
   - Где наш Калиостро, иначе все расшибем пушками!
   Смиренно опустив глаза, отцы святой церкви отвечали:
   - Калиостро, кажется, недавно умер.
   - Когда умер?
   - Мы знаем только то, что он умер недавно...
   В истории принята версия, что при первых же победах армии Наполеона в
Италии,  в  мае  1795  года,  папа  римский  велел  Калиостро  задушить.
Швейцарский ученый Лафатер сообщил Гете: "Калиостро, каким я  его  лично
знал, это был святой человек". Гете специально  поехал  в  Палермо,  где
расспрашивал жителей об их славном земляке; он еще застал  в  живых  его
мать, дряхлую старуху Феличию Бальзамо, жившую в страшной нищете, и  дал
ей денег.
   - Не благодарите меня, - сказал поэт. -  Я  хорошо  изучил  биографию
вашего сына, и я знаю, что он всегда помогал бедным...
   Калиостро оставил в России  ученика  -  Антона  Гомулсцкого,  который
служил мелким чиновником в Петербурге;  Гомулецкий  был  непревзойденным
конструктором людей-автоматов (сейчас мы  их  называем  роботами),  а  в
некоторых "чудесах" повершил даже  своего  учителя.  В  начале  XX  века
французские историки основательно взялись за изучение Калиостро и пришли
к выводу, что он обладал теми качествами,  которые  "привлекают  к  себе
самое пристальное внимание  науки".  Познать  возможности  человеческого
духа, проникнуть в  крайности  глубин  людской  психологии  -  эти  темы
актуальны в науке и сейчас!
   Многие секреты Калиостро погибли вместе с ним безвозвратно, а Ватикан
- что он знает, того не выдаст. Правда, некоторые из "фокусов" Калиостро
воспроизводят в цирках и наши советские иллюзионисты.  Этот  человек  до
конца еще не раскрыт, да и стоит  ли  нам  знать  о  нем  все?..  Корней
Чуковский по этому поводу писал: "В самом деле, утрачивая  ту  или  иную
иллюзию, разве мы не становимся гораздо беднее?"



   Валентин ПИКУЛЬ 
   ШЕДЕВРЫ СЕЛА РУЗАЕВКИ 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА p://www.bestlibrary.ru 
 
   За месяц до первой  мировой  войны  в  Лейпциге  открылась  всемирная
выставка книгопечатного искусства... Сначала я попал в  мрачную  пещеру,
где люди каменного века при свете факелов вырубали на скале сцену  охоты
на бизона - вернее, рассказ об охоте на него, -  и  мне  хотелось  снять
шляпу: передо мною  первые  писатели  нашей  планеты.  Весело  кружилась
бумажная мельница средневековья,  все  детали  в  ней  (и  даже  гвозди)
собраны из дерева; примитивная машина безжалостно рвала  и  перемешивала
кучу нищенского тряпья, а по  ее  лотку  стекала  плотная  высокосортная
бумага - гораздо лучше той, на которой я сейчас  пишу  вам...  Читатель,
надеюсь, уже догадался, что я гуляю по Лейпцигекой выставке 1914 года  с
путеводителем в руках - на  то  они  и  существуют,  чтобы  выставки  не
умирали в памяти человечества. Ага, вот и русский отдел! Я  нашел  здесь
именно то, что искал. В числе ценнейших  уникумов  упомянуты  и  издания
Рузаевской типографии.
   Теперь закроем каталог и оставим Лейпциг!
   Чтобы ощутить привкус эпохи, сразу же пересядем в карету князя  Ивана
Михайловича Долгорукого, поэта и  мемуариста,  известного  в  свете  под
прозвищем   Балкон,   который   при   Екатерине   II   был    пензенским
губернатором... Колеса кареты ерзали в колеях  проселочных  дорог,  жена
губернатора изнывала от непомерной духоты.
   - Ох, как пить хочется.., мне бы бокал лимонатису!
   Иван Михайлович, завидев мужиков, открывал окошко:
   - Эй, люди, чьи это владения?
   - Барина нашего - Николая Еремеевича Струйского...
   Всюду  пасущиеся  стада,  церкви  на  косогорах,  возделанные  пашни,
босоногие дети на околицах... И наступил полдень.
   - Эй, скажите, чья это деревня? - спрашивал Долгорукий.
   - Барина нашего - господина Струйского...
   Жара пошла на убыль, жена вздремнула  на  пышных  диванах  кареты,  а
губернатор все окликал встречных:
   - Эй, чей там лес темнеет вдали?
   - Барина нашего - Николая Еремеевича Струйского-..
   Будто в сказке, весь день проезжали они  через  владения  рузаевского
"курфюршества", и лишь под вечер  усталые  кони  всхрапнули  у  переезда
через реку; на другом берегу, за  укрытием  крепостного  вала,  высились
белые дворцы и службы, золотом  горели  купола  храмов,  какое-то  знамя
реяло  на  башне  господского  дома...  Это  была  Рузаевка   -   имение
Струйского, находившееся в Инсарском уезде Пензенской губернии. И сейчас
мало кто знает, что здесь во второй половине XVIII  столетия  находилась
лучшая в мире типография, - потому-то рузаевские  издания  и  попали  на
международную выставку печатного дела в  Лейпциге.  Здесь,  в  Рузаевке,
проживал  бездарный  бард  России,  умудрявшийся  отбивать   поклоны   и
Вольтеру, и  Екатерине  II,  за  что  профессор  Ключевский  назвал  его
"отвратительным цветом русско-французской цивилизации XVIII века".
   Почти все историки, словно сговорившись, утверждают, что  сведений  о
Струйском не сохранилось. Но если несколько лет порыскать  по  старинным
журналам и книгам,  то  найдешь  массу  разрозненных  заметок,  статеек,
эпиграмм, портретов,  оговорок,  воспоминаний  и  поправок,  -  из  этой
архивной  пыли  нечаянно  получается  сплав,  из  которого   уже   можно
формировать образ человека, оставившего немалый след в истории  книжного
дела на Руси...
   Емельян Пугачев уничтожил его  сородичей,  что  пошло  Струйскому  на
пользу, ибо он стал богачом, объединившим в  своих  руках  все  владения
рода. Из  Преображенского  полка  он  вышел  в  отставку  прапорщиком  и
навсегда осел в  рузаевской  вотчине.  Струйский  был  изрядно  начитан,
сведущ в науках; проект рузаевского дворца он заказал  Растрелли;  среди
его друзей  были  стихотворцы  Сумароков  и  Державин;  живописец  Федор
Рокотов писал портреты членов его семьи.
   ...Паром уже  перевез  нас  на  другой  берег  реки  Сумы,  и  карета
пензенского  губернатора  покатилась  через  широкие  ворота  рузаевской
усадьбы... Ого! Нас встречает сам хозяин поместья. На нем  поверх  фрака
накинут камзол  из  дорогой  парчи,  подпоясанный  розовым  кушаком,  на
башмаках - бантики, он в белых чулках; длинные волосы поэта  разлетелись
по плечам, осыпая  перхоть,  а  на  затылке  трясется  длинная  коса  на
прусский манер.
   Итак, читатель, внимание: не станем ничему удивляться!
 
*** 
 
   Первое впечатление таково, что перед нами  возник  сумасшедший.  Сами
глаза выдают безумную натуру Струйского: неспокойный, ищущий и в  то  же
время очень пристальный взор.
   Поражают асимметрия в разлете бровей и несуразность ломаных жестов...
   Выкрикивая свои стихи:
 
   Пронзайся треском днесь несносным ты, мой слух!
   Разись ты, грудь моя! Терзайся весь мой дух! -
 
   Струйский кинулся на шею губернатору, которого чтил  как  собрата  по
перу. Затем последовал жеманный поклон его жене, и поэт вдруг..,  исчез!
Но буквально через три минуты Струйский  возник  снова  и,  торжественно
завывая, прочел  губернаторше  мадригал,  посвященный  ее  "возвышенным"
прелестям...
   Долгорукий - человек серьезный, к поэзии относился вдумчиво и  сейчас
был поражен:
   - Николай Еремеич, когда же вы успели сочинить это?
   Но Струйский снова исчез, а из подвала его  дома  послышалось  тяжкое