азному слову.
x x x
     В начале этой главы упоминались  отдельные черты исполнительского стиля
Высоцкого,  которые  важно  осознать  уже  потому,  что  воздействие  ВВ  на
современников  было  главным   образом   обязано   не   Высоцкому-поэту,   а
Высоцкому-исполнителю.  Признаки этого очевидны. Первый: авторы сотен статей
о  ВВ,  описывая впечатление  от  его песен,  поминали прежде  всего  манеру
исполнения,  реже -- внешний  облик поэта-певца и  почти никогда  не делились
впечатлениями  от  текста.  Признак  второй:  исполнительскую  манеру ВВ  мы
описывали,    а   значит,   и   воспринимали    вполне    адекватно   (любой
музыкант-профессионал это  подтвердит). Чего никак  не  скажешь  о  текстах.
Сплошь  и  рядом в  них оставалось  незамеченным  даже  то, о  чем говорится
открыто. Поэтому  если  тексты и  оказывали  воздействие на слушателя, то уж
никак не авторским смыслом.
     Кстати,  неудачная фраза Н.Крымовой, что "песни Высоцкого, по-видимому,
не рассчитаны  на рассудочное  восприятие", невольно захватила  край правды:
песни действительно на это не рассчитаны. Только не песни ВВ, а песня вообще
--   как жанр.  Отклик песне,  тем более  сиюминутный, неизбежно  эмоционален.
Нужно время,  и немалое, чтобы развернулась мысль. Эмоция же, как и песня, --
сиюминутна,  мгновенна.  Заметим,  например,  всегда запоздалую реакцию зала
даже  и  на  публицистически острые  фрагменты  текста,  которые  взывают  к
животрепещущему, а  потому, казалось бы, должны легко  осознаваться. Так, ВВ
поет:
     А там на четверть бывший наш народ.
      Он  успевает еще  сделать небольшой проигрыш, спеть начало  следующего
куплета  --  "Следите за...", -- и только тут вынужден сделать паузу, так  как
зал  покатывается  со смеху.  Эта задержка произошла  потому, что  понимание
движется  медленнее,  чем текст в песне. Мы говорим об объективной данности,
ни о какой вине аудитории или недостатках поэзии Высоцкого речи нет.
     Эта тема  имеет интересный поворот. Очевидно, что у песенной  поэзии ВВ
фольклорные  истоки. Вообще  в творчестве поющих поэтов  поэзия  вернулась к
своему  изначальному  слиянию  с  музыкой.  Нельзя только упускать  из  поля
зрения, что слиянием  стиха  и  мелодии, точнее,  их  рождением  как единого
целого  и таким  же поэтому  бытованием  -- в голосе и голосом автора, --  эта
фольклорная  основа и ограничивается. И музыка,  и  тем более стих  ВВ (даже
самые  внешне фольклоризованные его  образцы) были  прямыми  наследниками не
фольклорной,  так  сказать,  природной  традиции,  а  наоборот  --   традиции
профессиональной, "культурной". Ни музыкальная, ни поэтическая системы песен
ВВ отнюдь не просты, а как  раз сложны, иногда же и просто изощренны. И  уже
одним  этим не  подходят  для сиюминутного восприятия  во  всей или хотя  бы
относительной полноте.
     Мне  приходилось  писать,  что  песня ВВ  -- гармоничное  художественное
целое,  и связи составляющих  ее  компонентов  естественны  и оптимальны12*.
Уточню эту мысль. Художественное содержание песен  шире,  богаче, избыточнее
возможностей   мгновенного   восприятия   жанра   песни.   В   этом   смысле
многочисленные песенные подражания Высоцкому гораздо  более песне как  жанру
соответствуют.
     Кстати,  вспомним  сетования  самого  ВВ  на  убогость  смысла  текстов
современных ему эстрадных песен, таких  как "Яблони в цвету -- какое чудо..."
или "На тебе сошелся клином белый свет...". А ведь он был неправ вдвойне. Не
только  тем, что  прилагал мерки,  естественные  для  АП, к  другому жанру --
эстрадной  песне. Но и потому,  что любая  песня "не  вытягивает"  подобного
смыслового   груза,  часть  его   оседает,  невоспринятая,  невостребованная
аудиторией -- как сплошь и рядом происходит с песнями самого Высоцкого.
x x x
     Четверть века в нашем столетии --  с середины 60-х  до конца 80-х -- были
эпохой  Высоцкого. Время гудело его голосом и откликалось ему.  Время влияло
на него -- влиял ли он на свое время? "Ну разумеется!" -- не ответ. Общих фраз
о Высоцком сказано более чем достаточно.
     Высоцкий был голосом своего  века, но фигура ВВ в контексте его времени
неоднозначна, его диалог с веком  противоречив. При неслыханном и невиданном
отклике Высоцкому, как поэт, он оказался не ко двору времени, в котором жил.
Он был  так очевидно классичен, наследовал пушкинскую  линию в  поэзии --  мы
слышали его романтиком лермонтовского склада13, он  созидал и гармонизировал
создаваемый им мир14 -- мы обнаруживали в его стихе бунтарскую разрушительную
силу.  В  его   поэзии  мы  ставили  свои  акценты,  нимало  не  интересуясь
авторскими. Как пишет Л.Долгополов, "конфликт, пережитый Высоцким, приведший
его к  подлинно трагическому финалу,  был по-настоящему глубок и  значителен
<...> конфликт с  пустотой, с отзвучавшим и опустевшим временем.  Ведь
он <...> был одинок и чувствовал это всегда"15*.
     Я  думаю,  время  откликнулось  не стиху, но  голосу  Высоцкого. Оно  и
понятно: раздумий ("слов") хватало -- голоса не было16. Что же в звуках песен
Высоцкого нас манило?  Мощный энергетический заряд.  Это очевидно.  Было еще
одно качество  Высоцкого-исполнителя, импонировавшее слушателю. Очень многое
в нем позволяло принимать Высоцкого "одним из нас" -- и  вроде бы  простецкий
внешний   вид,  и  необработанный,  как  бы  непрофессиональный   голос,   и
безыскусный,  словно с улицы, язык его песен  --  "нашим  словом слагал о нас
песни",  и вроде  непритязательный  перебор струн  вечно расстроенной гитары
(кстати, поразительно: при  таком "расстроенном" аккомпанементе ВВ неизменно
интонировал  блистательно  точно).  И  в то  же  время он  так  выразительно
талантлив! Как не отождествить себя с  таким человеком... Но он  и был: один
из всех и -- один для всех. Чуть не все персонажи его песен -- из "толпы", они
как бы выхвачены из толщи будней неожиданно для них самих. Мы в песнях часто
слышим не только диалоги, а и неизвестно чьи реплики,  что способно иногда с
толку сбить (ей-Богу, внезапное "Терпенье, психопаты и кликуши!" и смыслом и
особенно  тоном,  которым  спето,  не  вяжется  ни  с  предыдущим  монологом
персонажа, ни с последующим монологом "поэта". И если уж числить эту реплику
за последним, я бы  сказала, что из-за нее именно этот персонаж на психопата
и похож).
     Влияние ВВ-исполнителя на коллег по  жанру по  ряду объективных  причин
вряд ли  могло  иметь место.  Прежде  всего  потому, что  в  исполнительском
почерке  ВВ  едва  ли  не определяющую  роль  играли  названные  выше  чисто
физические особенности: феноменальная точность интонирования и ритма вкупе с
мощным  энергетическим  посылом.  Добавлю,  что  если  энергетика  иногда  и
подводила ВВ -- бывало, он пел тускло, -- то  интонирование и ритм служили ему
безотказно. Кстати, все это чувствовал и сам ВВ:
     Ему плевать, что не в ударе я,
     Но пусть я верно выпеваю ноты!
       Эти качества  воздействовали  у него не  простым наличием, а степенью
cовершенства, которая не  воспитывается, а  дается от  природы. Какое уж тут
влияние...
     И  еще. Влияние  -- это не когда  подражают или "учатся".  А когда путем
художника могут идти другие. Я думаю, что не только в исполнительском, а и в
жанровом отношении  ВВ  просто не мог  "влиять". Потому что в его творчестве
жанр авторской песни завершил данный этап своего развития.  Лучшие его песни
("Кони привередливые", "Охота на волков", "Штормит весь вечер...", "Купола",
"Я был  и  слаб,  и  уязвим...", диптих  о  матче  за  шахматную  корону)  --
совершенны,  гармоничны  в уравновешенности  составляющих их  частей. Отсюда
некуда двигаться, это эстетическая точка.
     Мы ощущали Высоцкого  более  новатором, чем традиционалистом. На  самом
деле  все  наоборот.  О том,  что  он завершил некий  этап развития  русской
поэзии,  исполнительства,   впервые  было  сказано  Ан.Македоновым  в  книге
"Свершения и кануны"17*. Конечно, такое  громадное  художественное  явление,
как Высоцкий (не только  его поэтическое творчество или исполнительство,  но
сама его творческая личность), не могло  не  оказать влияния  на современное
ему искусство, литературу. Но влияние это не было прямым.
     Вспомним  знаменитые   слова  Шкловского  о   наследовании   при  смене
литературных школ. Творчество Высоцкого -- канонизированный гребень не только
авторской  песни,  но целого  периода  развития  русской  культуры.  Кому-то
показалось,  что время  Высоцкого ушло безвозвратно. Но миф  его не угас. Он
устал. Ушел в тень. И в точном соответствии с той  самой формулой Шкловского
новое время унаследовало от  песен ВВ хоть и  яркие,  совсем не  главные  их
черты. И играют они  нынче вполне служебную же -- по Шкловскому  -- роль. Наше
время растащило его по строчкам и жестам -- в рекламные тексты  и кинофильмы,
газетные заголовки и интервью18. На этот высокий индекс  цитирования мода на
Высоцкого никак не  повлияла -- она к тому времени, когда  началось повальное
цитатничество  (конец  80-х годов, закат перестройки), была  уже на  излете.
Главную  роль  в неутихающем пристрастии наших средств массовой информации к
текстам   Высоцкого   играют  сами  тексты   --  афористичность  языка  ВВ  и
эстетическая завершенность, автономность едва  ли не каждой его стихотворной
строки, даже и проходной:
     Сгорели мы по недоразумению...
     ... Мой язык, как шнурок, развязался...
     ... Мелодии мои попроще гамм...
     ... Я иллюзий не строю -- я старый ездок...
      На грамматическом уровне это  выражается в том, что у Высоцкого обычно
окончание  стихотворной строки совпадает с окончанием синтагмы -- группы слов
в   составе  предложения,  объединенных   в  смысловом  и  ритмомелодическом
отношениях.  "У песен Высоцкого есть  два достоинства, которые  поддерживают
процесс  закрепления  их  фрагментов  в  языке:  они   мерны,  протяженны  и
построены, как правило, по сюжетному принципу. "Генетическая память" о таких
источниках  объемнее и сохраняется гораздо дольше"19*. Цитат из Высоцкого  в
газетных и  журнальных  заголовках  и  статьях столько, что  они  во  многом
формируют образ современной публицистики, влияют  на ее стиль, являясь неким
стилевым эталоном. В этом я вижу главное воздействие творчества Высоцкого на
сегодняшнюю письменную реальность.
     К чему я клоню? При том суженном, я бы сказала, неадекватном восприятии
песен  ВВ,  какое  было20,  вопрос  о  прямом  влиянии песенного  творчества
Высоцкого  на слушателей  и  на его собратьев  по  искусству теряет смысл. В
лучшем случае  его песенная поэзия была воспринята нами только  тематически.
Десяткам людей за последние пятнадцать лет я задавала вопрос, вырвался ли за
флажки герой знаменитой "Охоты на волков", и всегда  слышала в ответ твердое
"да".  Но ведь  финал песни  можно понять двояко, а точнее  все-таки  --  как
неудачу героя. Прочтите этот текст от начала до конца, обращая  внимание  не
только на сюжет, а и на композицию, и вы убедитесь в этом. Что же говорить о
менее   "заслушанных"  песнях!  Мне  кажется,  самое  интересное  сейчас   --
попытаться услышать в текстах песен Высоцкого его собственный голос, то, что
он сам хотел нам сказать.
     Конечно,  влияние было, но, по-моему, не самого песенного массива ВВ, а
того, что  мы в нем расслышали: на нас влиял нами же созданный образ. Почему
он был именно таким -- необыкновенно интересная, но другая тема.
x x x
     До всех этих проблем  массовой  аудитории дела нет. Они ее не касаются.
Эпоха Высоцкого  расслышала в его песнях то, в чем сама нуждалась, расставив
в них свои акценты. Другое время  услышит в них другие голоса. Есть, однако,
небольшая  часть аудитории Высоцкого, к которой  названный  комплекс проблем
имеет самое прямое касательство, -- те, кто изучает его творчество,
     В 90-е  гг.  были  написаны  и опубликованы  десятки  исследовательских
работ,  посвященных  Высоцкому,  --  начало складываться  высоцковедение. Эти
работы очевидно  делятся на две группы:  посвященные специальной, конкретной
теме и рассматривающие поэтическое творчество ВВ в целом. Так случилось, что
публикации общего характера появились в основном раньше, и многие положения,
выдвинутые  в них,  опирались не  на  результаты анализа,  а на  собственные
слушательские  представления авторов  (не называю имен, так  как  дело  не в
персоналиях,  а в  общей  тенденции).  Это  видно  хотя  бы  из формы подачи
материала:  тезис  --  цитата,  тезис  --  цитата  и  т.д.,  без  обоснований,
доказательств,  анализа  текста.   Когда  же   начали  публиковать   работы,
посвященные конкретным темам или песням, -- трактовки, вытекающие из  анализа
текстов,   часто   оказывались   радикально   иными,   чем   основанные   на
непосредственных слушательских впечатлениях.
     Но   дело   не  просто  в  отсутствии   предваряющих  исследований.   У
поэтического творчества Высоцкого есть одна особенность,  как  мне  кажется,
могущая стать ловушкой именно  для изучающих его творчество, -- я имею в виду
не  раз отмечавшуюся в печати законченность, "автономность" его стихотворных
строк. Вкупе с яркой афористичностью она так и  провоцирует изъять строку из
контекста. Высоцкого очень -- я  бы даже сказала слишком удобно цитировать. И
если  использование  его  стихов  как  цитат  в  художественной  литературе,
заголовках публикаций, устной повседневной речи -- дело  вполне естественное,
то вряд ли стоит исследователям игнорировать контекст. Тем более если учесть
такую очевидную особенность поэтического мира Высоцкого, как высокий уровень
его системности.
     Не сомневаюсь, например,  что предложенная мной  в главе  11  трактовка
строки Я, конечно, вернусь, весь  в друзьях...  и всего текста "Кораблей" не
единственно возможна. Но  любой толкователь должен  учитывать  оба смысла (а
может, и  три? четыре?) слова "преданный". Или -- обязательно -- доказать, что
в этом тексте оно употребляется только в одном смысле.  Обязательно -- потому
что для  поэтической  речи Высоцкого  характерна одновременная  актуализация
нескольких смыслов одного слова.
     Как  мы уже не  раз видели, многое в поэтическом мире ВВ парадоксально.
Вот и системность его, с одной стороны, хорошо ощущаема, что вроде бы должно
облегчать  труд  исследователя.  Но,  с  другой  стороны,  системообразующие
элементы ("скелет") именно  в самых характерных, "высоцких",  текстах  очень
трудно вычленить (таковы "Кони привередливые", "Охота на  волков", из ранних
--   "Бодайбо", в отличие от  "головных", рассудочных  "Райских яблок", "Моего
Гамлета"). Именно поэтому все  критические  набеги  на творчество  Высоцкого
("пришел,  увидел,  написал")  неизменно  заканчиваются  конфузом.  Один  из
относительно  свежих примеров -- глава о ВВ в  книге Л.Аннинского "Барды"21*.
И,  по-моему,  ясно  читаемое  раздражение знаменитого  автора предметом его
критических штудий отсюда исходит.
     Такой чуткий критик, как Лев Аннинский, конечно  же, уловил, что объект
не  дается в руки, ускользает, -- вот он и бранится. Ну не предположить же, в
самом деле,  что Аннинский,  вслед за упомянутым им Ст.Куняевым и сонмом  не
помянутых хулителей,  просто-напросто перепутал автора  и его героев.  Разве
поэтический  мир  ВВ исчерпывается его персонажами и их  поступками? И разве
это главное в нем? Мы ведь имеем дело с поэзией, а не байками какими-нибудь.
Ну  а если не  с поэзией --  так  чего огород городить,  так и надо  сказать.
Честно и прямо.
     Затронем  еще одну  проблему  в  связи с интерпретацией  текстов ВВ.  К
сожалению,  тезис  о  том, что его  песни  мы восприняли чисто  тематически,
иногда  касается исследователей  творчества поэта. И я имею в виду  даже  не
особенности исполнения Высоцким своих песен. Кстати, неверно бытующее мнение
о том, что привлечение их в  сферу анализа требует специального музыкального
образования: заметить, например, исполнительские акценты,  игру тембрами и --
шире -- тембровую  партитуру песни может любой внимательный  слушатель, а это
при попытке интерпретации очень желательно.
     В толковании текстов,  в том  числе и  самых  главных,  мы не учитываем
иногда даже такую  явную,  хорошо видимую  их  особенность, как  композиция.
Много  лет  я собираю данные  о  восприятии "Охоты  на  волков".  Любопытно,
например,  что  на вопрос  "Чем  заканчивается песня?"  все  т.н.  "рядовые"
слушатели отвечают одинаково и одинаково же уверенно: "... Но остались  ни с
чем егеря!" и бывают весьма  удивлены, когда напоминаешь о следующем за этим
припеве.  Конечно,  изучающие  творчество  ВВ об этом  и  сами помнят, но  в
восприятии  по  крайней  мере  некоторых  из   них   этот  последний  припев
"отсутствует"! Так,  в ходе обсуждения одного из сообщений на  международной
научной конференции "Владимир Высоцкий  и русская культура  60-70-х годов" в
апреле 1998 г., проходившей в "Доме Высоцкого",  я задала докладчику вопрос,
вырвался  ли за флажки волк из "Охоты". "Да" выступавшего едва не потонуло в
хоре  реплик  присутствующих:  "Да,  конечно!",  "Как  же  еще?!"   А   ведь
заканчивается-то песня припевом:
     ... Но остались ни с чем егеря!
     Идет охота на волков, идет охота...
     ... Кричат загонщики и лают псы до рвоты --
     Кровь на снегу и пятна красные флажков! --
       и  припев замыкает сюжет  в кольцо. Здесь не  место делать  подробный
анализ  этой  удивительной  песни,  предложу  лишь  короткое  толкование  ее
основной коллизии22.  Впечатление  такое, что  именно о герое "Охоты" сказал
Станислав  Ежи  Лец: "Ну пробьешь  ты лбом  стену, а  что  станешь  делать в
соседней  камере?" Волк, вырвавшись за  флажки,  попадет  в новое  кольцо, в
очередное  окружение,  и так  --  до  бесконечности. О чем  это? О  том,  что
несвобода  прежде  всего  и  главным  образом   внутри  человека,  и  борьба
исключительно   с   ее  внешними  проявлениями  --  это  борьба  с  ветряными
мельницами.  Но как бы ни толковать  сюжет той  самой  "Охоты",  заключающий
рефрен  не  дает  нам  возможности без  раздумий  увенчивать  героя  лаврами
победителя.
     1993, 1998. Публикуется впервые

2. " ИДЕТ ОХОТА НА ВОЛКОВ, ИДЕТ ОХОТА!"
       Текст и  песня... В  начале  80-х  годов вышел первый  сборник стихов
Высоцкого "Нерв" -- тогда впервые и заговорили о том, что его песенные тексты
неотделимы  от авторского  голоса: слова песен  ВВ  "так органично  слиты  с
исполнением,  что отделить одно  от другого тут  очень трудно -- в  обыденной
жизни  попросту и не нужно"23*.  Едва ли не общепринятым стало также мнение,
что тексты песен вне исполнения их  автором много теряют.  За двадцать  лет,
прошедшие  с  тех  пор,  мало  что  изменилось:  мнения  остались  мнениями,
исследований  не появилось. По-моему, самым  интересным примером размышлений
на  тему  "текст и песня Высоцкого" и  по сей  день  остается давняя  статья
Д.Кастреля "Прислушайтесь!.."24*.  Поэтому  я и  рискую  предложить читателю
свою давнюю же полемику с одним из ее фрагментов.
     Автор  статьи  справедливо отмечает, что в  песне Высоцкого его голос и
исполнение  "является не просто инструментом и способом донесения содержания
до слушателя.., но и существенной частью самого содержания" (здесь и далее в
цитатах  из  этой  публикации выделено автором статьи.  --  Л.Т.).  И  именно
поэтому "исчерпывающий  анализ большинства  его  песен невозможен  без учета
авторского  исполнения"25*. Но затем  Д.Кастрель разделяет  функции текста и
исполнения: "Часто, очень часто  у Высоцкого события и внешние проявления их
фиксируются в  тексте,  а  мотивировки  и  оценки  добавляются отдельно --  в
голосе"26*. Что привело автора к такому обобщению?
     "Напомню знаменитый рефрен этой песни:
     Идет охота на волков. Идет охота
     На серых хищников -- матерых и щенков.
     Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
     Кровь на снегу, и пятна красные флажков.
      Кстати, это единственные слова автора в песне; сюж