переживаний, какие заключают в себе специфику интенциональности.
     К числу первых принадлежат известные "сенсуальные" (единые по своему наивысшему роду) переживания, "содержания ощущения" вроде данных цвета, вкус, звука и т. п., - их мы уже не будем смешивать с являющимися вещными моментами - цветом, шероховатостью и т. д., какие, напротив, "репрезентируются" посредством первых, по мере переживании. Равным образом сюда же принадлежат и сенсуальные ощущения удовольствия, боли, щекотания и т. д., а также и сенсуальные моменты сферы "влечений". Подобного рода конкретные данные переживаний мы обнаруживаем в качестве компонентов в более всеобъемлющих конкретных переживаниях, интенциональных как целое, причем обнаруживаем их так, что над названными сенсуальными моментами располагается как бы "одушевляющий" их, наделяющий смыслом (или же сущностно имплицирующий наделение смыслом) слой - такой слой, благодаря которому из того сенсуального, что не заключает в себе никакой интенциональности, как раз и складывается конкретное интенциональное переживание.
     Сейчас невозможно решать вопрос о том, необходимо ли и всегда ли такие сенсуальные переживания в потоке переживания заключают внутри себя какое бы то ни было "одушевляющее постижение" (вместе со всем тем, что, в свою очередь, требовало или делало возможными вот такие-то характерные свойства), или же, как мы тоже говорим, всегда ли они выполняют интенциональные функции. С другой же стороны, мы оставляем пока без ответа и вопрос о том, могут ли существенно конституирующие интенциональность характерные свойства обладать конкрецией без сенсуальной подкладки.
     Во всяком случае во всей феноменологической области (во всей - в пределах той ступени конституируемой временности, какой нам следует постоянно держаться здесь) главенствующую роль играет примечательная двойственность и единство сенсуальной ???, и интенциональной ?????. На деле, эти понятия материи и формы прямо-таки навязывают себя нам, когда мы актуализуем какие бы то ни было ясные созерцания или же со всей ясностью осуществленные оценивания, воления, акты вкуса и т. п. Интенциональные переживание выступают тогда как единства благодаря наделению смыслом (в весьма расширительном смысле). Чувственные данные даются в качестве материалов для интенционального формирования или наделения смыслом на различных ступенях, как простого, так и своеобразно фундируемого; все это мы еще будем обсуждать конкретнее. До какой степени удачны все эти выражения, подтвердит еще со своей стороны и учение о "коррелятах". Что же касается тех возможностей, какие выше были оставлены открытыми, то их следовало бы обозначить как бес-форменные материалы и без-материальные формы.
     В отношении терминологии надлежит еще прибавить следующее. Выражение "первичное содержание" не представляется уже достаточно характерным. С другой же стороны, выражение "чувственное содержание" для обозначения того же понятия непригодно по той причине, что этому препятствуют общепринятые выражения, такие, как "чувственные восприятия", "чувственные созерцания" вообще, "чувственная радость" и т. п., причем "чувственными" тут именуются не только гилетические, но и интенциональные переживания; очевидно, что положение не улучшится и в том случае, если мы станем говорить о "простых" или "чистых" чувственных переживаниях, поскольку таковые несут с собою новую многозначность. Сюда же прибавляется и собственная многозначность слова "чувственное" - она сохраняется и в феноменологической редукции. Если отвлечься от двусмысленности, какая выступает наружу в контрасте "наделяющего смыслом" и "чувственного, сенсуального",60[26] - как бы ни мешала она нам порой, ее уже не избежать, - то тут следовало бы упомянуть, что чувственность в более узком смысле обозначает феноменологический остаток всего, что опосредуется "чувствами" при нормальном внешнем восприятии. Оказывается, после осуществления редукции, что соответственные "чувственные" данные внешнего созерцания сущностно родственны между собой, и такому их сродству отвечает особая родовая сущность, или же, иначе, фундаментальное понятие феноменологии. В более широком же - в едином по сущности - смысле чувственность объемлет и чувственные эмоции и влечения, обладающие своим родовым единством, а с другой стороны, и сущностным сродством общего порядка со всеми "чувственностями" в более узком смысле, - все это еще притом, что мы отвлекаемся от той общности, какую выражает функциональное понятие "гиле". Все это, вместе взятое, было вынужденно порождено давним переносом "чувственности" в первоначально более узком смысле на сферу душевности и воления, а именно на интенциональные переживания, в каких в качестве функционирующих "материалов" выступают чувственные данные только что названных сфер. Так что у нас вновь появляется потребность в новом термине, который выражал бы всю группу в единстве ее функции и по контрасту к формующим характерным свойствам, - в качестве такового мы выберем выражение "гилетические данные", или же "материальные данные", - или попросту "материалы". В тех же случаях, когда надо будет напоминать о прежних, по-своему неизбежных выражениях, то мы будем говорить - "сенсуальные", а иногда и - "чувственные материалы".
     Формует материалы, обращая их в интенциональные переживания и внося сюда специфику интенциональности, то самое, что придаст специфический смысл высказываниям о сознании: именно в связи с этим сознание eo ipso указывает на нечто такое, сознание чего оно сеть. Поскольку же, далее, выражения вроде "моментов сознания", "осознанности" и тому подобные словообразования, и равным образом и выражение "интенциональные моменты" совершенно непригодны по причине многообразия эквивокаций, какие еще выступят впоследствии со всей отчетливостью, то мы вводим термин "ноэтический момент", или же, короче, "ноэса". Ноэсы и составляют специфику нуса в самом широком смысле этого слова, - нус и возвращает нас, согласно со всеми его актуальными жизненными формами, к cogitationes, а затем и к интенциональным переживаниям вообще, а тем самым охватывает все (и по существу только это), что служит эйдетической предпосылкой идеи нормы. Одновременно тут весьма кстати оказывается и то, что слово "нус" напоминает об одном из отмеченных своих значений, именно о "смысле", хотя "наделение смыслом", осуществляющееся в ноэтических моментах, объемлет многое, а то "наделение смыслом", какое примыкает к отчетливому понятию смысла, - лишь в качестве фундамента.
     С хорошим основанием можно было называть и психической эту ноэтическую сторону переживаний. Ибо когда философические психологи говорили о ???? психическом, они направляли свой взгляд по преимуществу на то, что вносит сюда интенциональность, тогда как чувственные моменты оставались за телом и деятельностью его органов чувств. Новейшее свое запечатление эта старинная тенденция получает у Брентано, который различает "феномены" "психические" и "физические". Это различение особенно значительно, поскольку проложило путь развитию феноменологии, - несмотря на то что сам Брентано остался чуждым феноменологической почве, а своим различением достиг вовсе не того, чего, собственно, искал, - размежевания опытных областей физического естествознания и психологии. Сейчас же из всего этого нас касается только одно: хотя Брентано и не обрел еще понятия материального момента, - не обрел, поскольку не учитывал принципиального размежевания между "физическими феноменами" как материальными моментами (данными ощущения) и "физическими феноменами" как предметными моментами (цвет, форма вещей и т. п.), как они предметно являются в ноэтическом схватывании первых, - но зато он, с другой стороны, охарактеризовал понятие "психического феномена", в одном из очерчивающих его границы определений, как раз через своеобразие интенциональности. Именно благодаря этому он привнес в горизонт нашей эпохи "психическое" - в том отмеченном смысле, каковой в историческом значении этого слова получал известный акцент, хотя и вовсе не вычленялся.
     Однако против употребления такого слова в качестве эквивалента интенциональности говорит то обстоятельство, что конечно же никуда не годится одинаково обозначать психическое в этом смысле и психическое в смысле психологического (т. е. того, что составляет своеобразный объект психологии). К тому же и в этом последнем понятии мы обладаем крайне неприятной двусмысленностью, источник которой - известное тяготение к некоей "психологии без души". С этой тенденцией и связано то, что, говоря о психическом - в особенности же, об актуально психическом в противоположность соответствующим "психическим предрасположенностям", - предпочтительно думают о переживаниях в пределах единства эмпирически полагаемого потока переживаний. Но ведь совершенно неизбежно именовать психическими - или, скажем, объектами психологии - и реальных носителей психического, т. е. живые существа, или же их "души" и их психически-реальные свойства. Как нам кажется, "психология без души" вроде бы смешивает операцию выключения некоей душевной сущности в смысле какой-нибудь туманной метафизики и операцию выключения души вообще, т. е. той фактически данной в эмпирии психической реальности, состояния каковой суть переживания. Такая реальность - это вовсе не только поток переживаний, привязанный к телу и определенными способами эмпирически упорядочиваемый, а понятия предрасположенности - не просто показатели таких упорядочиваний. Однако, как бы то ни было, наличествующая многозначность, а прежде всего то обстоятельство, что преобладающие понятия психического не подходят к специфически интенциональному, делают это слово непригодным для нас.
     Итак, мы остаемся при слове "ноэтическое" и тогда говорим:
      В потоке феноменологического бытия есть слой материальный и слой ноэтический.
     Феноменологические рассуждения и анализы, особо относящиеся к материальному, могут называться гилетически-феноменологическими; те же, что, с другой стороны, сопряжены с ноэтическими моментами, - ноэтически-феноменологическими. Несравненно более важные и богатые анализы производятся на этой стороне ноэтического.
     §  86.  Функциональные проблемы
     Однако самые большие проблемы - функциональные, или же, иначе, проблемы "конституирования предметностей сознания". Они относятся к тому, как, - скажем, в отношении природы, - ноэсы, одушевляющие материальное и сплетающиеся между собою в многообразно-единые континуумы и синтезы, производят сознание чего-то так, что в таковом может адекватно "изъявляться", "подтверждаться" и "разумно" определяться объективное единство предметности.
      "Функция" в этом смысле (полностью отличного от понятия математики) есть нечто единственное в своем роде, нечто основывающееся в чистой сущности ноэс. Сознание - это именно сознание "чего-либо"; сущность сознания - в том, чтобы скрывать в себе "смысл", так сказать, квинтэссенцию "души", "духа", "разума". "Сознание" - это не рубрика для "психических комплексов", для каких-то сплавившихся воедино "содержаний", для "связок" или потоков "ощущений", каковые, бессмысленные в себе самих, и в любой смеси не в состоянии были бы дать нам "смысл", - нет, оно всецело и исключительно есть "сознание", источник разума и неразумности, нрава и несправедливости, реальности и фикции, ценности и бросовости, деяний и злодеяний - всего и всяческого такого. Следовательно, сознание toto coelo отлично от того, что единственно угодно видеть сенсуализму, - от материала, какой сам по себе бессмыслен, иррационален, - хотя, впрочем, и доступен рационализации. Что означает такая рационализация, вскоре мы еще лучше научимся понимать.
     Точка зрении функции - центральная во всей феноменологии; лучи изысканий, исходящие оттуда, обнимают, можно сказать, всю феноменологическую сферу в целом, и в конце концов вообще все феноменологические анализы поступают к ней на службу в качестве составных или же в качестве подчиненных ступеней. На место анализов и сопоставлений, описаний и классификаций, какие липнут к отдельным переживаниям, заступает рассмотрение деталей под "телеологическим" углом зрения их функции - обеспечивать "синтетическое единство". Наше размышление обращается к тем многообразиям сознания, которые, по мере сущности, как бы предначертаны в самих переживаниях, в их смысловых наделениях, и их ноэсах вообще, которые как бы следует извлекать из них: так, например, в сфере опыта и мышления на основании опыта наше размышление обращается к многоликим континуумам сознания и отложившимся сочетаниям переживаний сознания, каковые в себе сочетаются благодаря своей смысловой сопринадлежности, благодаря едино объемлющему их сознания одного и того же - являющегося то таким, то иным способом, наглядно дающего себя или же определяющегося по мере мысли - объективного. Наше размышление стремится исследовать, каким образом то же самое, каким образом объективные, не реально имманентные единства всякого рода суть "сознаваемые", "подразумеваемые" и "имеемые в виду", каким образом к тождественности подразумеваемого принадлежат сложения сознания с их весьма различным, а притом все же именно требуемым по мере сущности строением, и - затем - каким образом возможно методически строго описывать такие сложения. Далее же наше размышление стремится исследовать, каким образом, в соответствии с двойной рубрикацией "разума" и "неразумия", единство предметностей каждого предметного региона, каждой предметной категории позволяет и должно позволять - "подтверждать" и "отвергать" себя, по мере сознания, определять себя в формах мыслительного сознания, определять себя "конкретнее" или же "иначе", а то и целиком и полностью отклонять себя в качестве "ничтожной" "кажимости". В связи со всем этим находятся любые разделения и размежевания, производимые под столь тривиальными, а притом все же столь загадочными названиями, как-то: "действительность" и "кажимость", "подлинная" реальность, "мнимая реальность", "истинные" ценности, "кажущиеся" и "ложные ценности" и т. д., феноменологическое прояснение каковых берет свое начало отсюда.
     Итак, с абсолютно всеобъемлющей всеобщностью надлежит исследовать, каким же образом "конституируются, по мере сознания", объективные единства любого региона, любой категории. Необходимо систематически показать, каким образом их сущностью предначертываются все взаимосвязи действительного и возможного сознания их же самих, - именно как сущностные возможности: интенционально сопрягаемые с ними простые или фундируемые созерцания, мыслительные образования низшей и высшей ступеней, путанные и ясные, явные или неявные, донаучные и научные - вплоть до величайших образований строгой теоретической науки и всей культуры. Необходимо изучить и сделать доступными усмотрению - систематически в эйдетической всеобщности и феноменологической чистоте - все основные виды возможного сознания и по мере сущности принадлежные к таковым вариации, сплавления, синтезы; каким образом эти основные виды благодаря их собственной сущности предначертывают все бытийные возможности (и бытийные невозможности), каким образом предмет, сущий согласно с абсолютно неподвижным законам сущности, выступает как коррелят взаимосвязей сознания с их совершенно определенным сущностным наполнением, а равно и наоборот - каким образом бытие так устроенных взаимосвязей оказывается равнозначным сущему предмету; все это - в постоянной сопряженности со всеми регионами бытия и со всеми ступенями всеобщности вплоть до бытийных конкреций.
     В своей чисто эйдетической, "выключающей" любые трансценденции установке феноменология на своей собственной почве чистого сознания необходимо достигает всего этого комплекса проблем, трансцендентальных в специфическом смысле, а потому она и заслуживает названия трансцендентальной феноменологии. На своей собственной почве она должна добиться того, чтобы переживания рассматривать не как те или иные, все равно какие, мертвые вещи, как "комплексы содержаний", которые просто суть, но ничего не значат, ничего не подразумевают, классифицируя их по элементам, комплексным образованиям, разрядам и подразрядам, натуралистически рассматривая их как основания для объяснений, - нет, она должна овладеть принципиально-специфической проблематикой, какую переживания предоставляют как переживания интенциональные, предоставляют ее исключительно благодаря своей эйдетической сущности, будучи "сознанием чего-либо".
     Естественно, что чистая гилетика подчинена феноменологии трансцендентального сознания. Кстати говоря, эта чистая гилетика обладает характером замкнутой в себе дисциплины, как таковая, имеет свою внутреннюю ценность, а, с точки зрения функциональной, и значение - благодаря тому, что она вплетает возможные нити в интенциональную паутину, поставляет возможный материал для интенциональных формований. Эта чистая гилетика не только в том, что касается сложности, но и ранга проблем, если смотреть с позиции идеи абсолютного познания, очевидно, стоит значительно ниже ноэтической и функциональной феноменологии (ноэтическое и функциональное тут, собственно, нельзя разделять).
     Переходим теперь к более конкретному изложению в целом ряде глав.
      Примечание
     Словом "функция" в словосочетании "психическая функция" Штумпф в своих академических исследованиях, имеющих большую важность,61[27] пользуется в противоположность тому, что он именует "явлением". Если это размежевание понимается как психологическое, тогда оно совпадает с нашим (но только поворачиваемым в психологическую сторону) противопоставлением "актов" и "первичных содержаний". Нужно обратить внимание на то, что упомянутые термины в нашем изложении имеют совершенное иное значение, нежели у почтенного ученого. Уже не раз случалось, что поверхностные читатели работ Штумпфа и моих смешивали его понятие феноменологии (как учения о "явлениях") с нашим. Феноменология Штумпфа соответствовала бы тому, что выше названо гилетикой, только что наше определение таковой в методическом смысле существенно определено всеобъемлющими рамками трансцендентальной феноменологии. С другой же стороны, идея гилетики ео ipso переносится с феноменологии на почву эйдетической психологии, в какую, по нашему разумению, включится и "феноменология" в понимании Штумпфа.
     Глава третья. НОЭСИС И НОЭМА
     § 87.  Предварительные замечания
     Нетрудно обрисовать специфику интенционального переживания в его всеобщности, - мы все понимаем выражение "сознание чего-либо", особенно на показательных примерах. Тем труднее чисто и правильно схватить соответствующие ему феноменологические сущностные особенности. Что такое наименование ограничивает широкое поле мучительных констатаций, притом констатаций эйдетических, это, если судить по литературе, до сих пор, кажется, недоступно большинству философов и психологов. И решительно ничего не достигается тем, что все говорят и все ясно усматривают: всякое представление сопрягается с представляемым, всякое суждение - с тем, о чем выносится суждение, и т.д. Или же тем, что нас, помимо этого, отсылают к логике, гносеологии, этике с множеством заключающихся в них очевидностей, характеризуя их все как относящиеся к сущности интенциональности. В то же время это очень простой прием - делать вид, будто феноменологическое учение о сущности существовало издревле, будто это только новое название старой логики и других, занимающих равное с ней положение дисциплин. Ибо, не постигнув своеобразия трансцендентальной установки и не освоив на деле поле чистой феноменологии, можно, конечно, повторять слово "феноменология", но от этого еще не начинаешь обладать ею. Кроме того, вовсе недостаточно просто переменить установку, например, просто выполнить феноменологическую редукцию, чтобы превратить чистую логику в некое подобие феноменологии. Ибо отнюдь не лежит на поверхности, в какой мере выражается нечто действительно феноменологическое логическими, а равным образом и чисто онтологическими, чисто этическими и какими угодно априорными положениями, сколько бы их ни приводилось, и каким феноменологическим слоям принадлежит все это. Тут, напротив, заложе