сколь важно тщательное проведение таких анализов для познания сущности аксиологических и практических предметностей, значений и способов сознания, следовательно для проблем "истока" этических, эстетических и иных сущностно-родственных им понятий и выводов.
     Поскольку же сейчас наша задача, собственно, вовсе не в том, чтобы решать феноменологические проблемы, а в том, чтобы научно вычленять главные проблемы феноменологии и, соответственно, предначертывать взаимозависящие с таковыми направления исследований, то для нас сейчас довольно того, чтобы мы довели все вещи до этого места.
     §  122.  Модусы совершения  артикулируемых синтезов. "Тема"
     К царству тезисов и синтезов принадлежит важная группа общих модификаций, краткое обсуждение которых, с общими указаниями, лучше всего поместить сразу же сюда.
     Синтез может совершаться шаг за шагом - он становится, он возникает в изначальном продуцировании. Такая первозданность становления в потоке сознания весьма своеобразна. Тезис и синтез становятся - в то время как чистое Я делает свой шаг, и в то время как оно актуально делает каждый свой шаг; само же Я живет в своем шаге - оно "вы-ступает" вместе с каждым таковым. Полагать, предполагать, сополагать и располагать - все это вольная спонтанность, активность чистого Я; в своих тезисах Я живет не как пассивное внутри-бытие, - нет, тезисы - это излучения изнутри его как праисточника порождений. Любой тезис начинается с точки включения - с точечного полагания истока - так тезис первый, так и любой последующий. Подобное "полагающее включение" именно неотъемлемо от тезиса как такового - примечательный модус изначальной актуальности. Оно - словно полагающая точка включения воления и действования.
     Однако общее нельзя смешивать с особенным. Спонтанная решимость, волевое, приводящее в исполнение, действование - это акт среди актов, один акт наряду с другими, его синтезы - особенные среди других. Однако любой акт, все равно какого вида, может возникать в этом модусе спонтанности, так сказать, творческого зачина, в каком чистое Я обладает своим выходом - выступлением в качестве субъекта спонтанности.
     Такой модус включающегося полагания немедленно, причем согласно сущностной необходимости, переходит в иной модус. Так, например, воспринимающее схватывание-постижение немедленно и без запинки претворяется в "схваченность" того, что у нас в руках.
     Сюда же примыкает еще и иное модальное изменение - тогда, когда тезис был лишь шагом к синтезу, а чистое Я осуществляет новый шаг и теперь, в сплошном единстве синтетического сознания, продолжает "еще" "держать в руках" то, что оно вот только что "схватило", - оно схватывает и новый тематический объект или, лучше сказать, схватывает в качестве первичной темы новое звено совокупной темы, однако не расстается и со звеном, схваченным прежде того, коль скоро таковое тоже принадлежно к этой самой совокупной теме. Пример: коллигируя, я не отпускаю от себя вот только схваченное в восприятии, хотя и обращаю свой схватывающий взгляд к новому объекту. Осуществляя доказательство, я шаг за шагом пробегаю все предварительные допущения, не отказываюсь ни от одного синтетического шага, не выпускаю из рук уже полученного много, - однако с совершением новой тематической праактуальности модус актуальности уже существенно переменился.
     Тут речь идет в том числе и о затемнениях, однако отнюдь не только о них. Напротив, те различия, какие мы только что пытались описывать, представляют собою совершенно новое измерение по сравнению с различиями ясности и неясности, хотя и одни, и другие тесно переплетаются друг с другом.
     Далее, нам следует обратить внимание на то, что новые различения в не меньшей мере, нежели различия по ясности и все прочие интенциональные различия, подчиняются закону корреляции ноэсиса и ноэмы. Итак, вновь ноэтическим модификациям актуальности принадлежного сюда вида соответствуют модификации ноэматические. Т. е. способ данности "подразумеваемого как такового" изменяется со сдвигами тезиса и, соответственно, с шагами синтезирования, и такие изменения можно, раскрывать на соответствующем ноэматическом содержательном наполнении, вычленяя их в нем в качестве особенного слоя.
     Если же модус актуальности (говоря ноэматически - модус данности) необходимо сдвигается, проходя - если отвлечься от гладко-непрерывных изменений - известными дискретными типами, то все равно всегда сквозь все сдвиги проходит и нечто сущностно общее. Ноэматически - в качестве тождественного смысла сохраняется некое "что"; на стороне же ноэтической - коррелят такого смысла, и помимо этого и вся форма артикуляции по тезисам и синтезам.
     А тогда получается новая сущностная модификация. Чистое Я может полностью выйти из своих тезисов, оно выпускает из "рук" тетические корреляты и "обращается к другой теме". То самое, что вот только было его темой (теоретической, аксиологической и т. д.) - вместе со всеми пусть и более или менее затемненными артикуляциями, теперь не исчезло из сознания, все еще сознается, однако уже не в тематическом схватывании.
     Это значимо и для отдельных тезисов и для звеньев синтезов. Вот я размышляю о только что написанном, и тут свист с улицы на мгновение отвлекает меня от моей темы (в этом случае - мыслительной темы). Мгновение обращенности к звуку, но вскоре же возврат к прежней теме. Схватывание звука не стерлось, свист - в модифицированном виде - еще сознается, но только уже не в его схватывании духом. Он не относится к теме - не относится и к параллельной теме. Всякий тут заметит, что подобная возможность одновременных тем и тематических синтезов - по обстоятельствам они могут пролагать себе путь и вторгаться как помехи - указывает еще и на возможность дальнейшей модификации, отчего рубрика "тема", сопрягаемая со всеми фундаментальными видами актов и синтезов таковых, составляет важную тему феноменологических анализов.
     §  123. Запутанность и отчетливость как модусы  совершения синтетических актов
     Теперь рассмотрим еще модальности совершения, которые, так сказать, располагаются в противоположном направлении от того модуса, какому отдавалось у нас предпочтение, - от модуса пра-истекающей актуальности. Мысль - простая или же снабженная многообразными тезисами - может выплывать на поверхность как "путанная". Тогда она дает себя как простое представление без какой-либо актуально-тетической артикуляции. Вот мы припоминаем какое-то доказательство, теорию, беседу - они "приходят нам на ум". При этом мы поначалу вовсе не обращены к ним, они выплывают наружу где-то на "заднем плане". Затем взгляд Я своим лучом направляется на такую мысль, своим непочлененным схватыванием постигая соответствующую ноэматическую предметность. Тогда может включиться новый процесс, и путанное воспоминание перейдет в отчетливое и ясное: шаг за шагом мы припомним ход доказательства, "вновь" породим тезисы и синтезы доказательства, "вновь" пройдем всеми стадиями вчерашней беседы и т.п. Естественно, несущественно то, что это - репродуцирование по способу воспоминания, порождения - наново - "более ранних" первозданных порождений. И новое теоретическое наитие, касающееся проведения сложной теории, мы получаем сначала в путанно-нерасчленном виде, потом, вольно-спонтанно совершаемым шагами, разворачиваем его, преобразуя в синтетические актуальности. Само собой разумеется, что все указанное сейчас равным образом сопрягается со всеми разновидностями актов.
     Это важное различение запутанности и отчетливости играет важную роль в феноменологии "выражений", экплицированных представлений, суждений, актов душевного и т. д., какие предстоит еще обсуждать в дальнейшем. Достаточно подумать только о том, каким образом мы обыкновенно схватываем в любом случае чрезвычайно сложные синтетические образования, какие составляют "мыслительное содержание" нашего чтения, после чего стоит поразмыслить над тем, что же в уразумении прочитываемого достигает действительно первозданной актуализации, относительно этой так называемой мыслительной подосновы выражений.
     § 124. Ноэтически-ноэматический слой "логоса". Означивание и значение
     Со всеми рассмотренными выше актами сплетаются выражающие - в специфическом смысле "логические" слои актов, относительно которых тоже необходимо убедительно прояснить параллелизм ноэсиса и ноэмы. Всеобщая, неизбежная двусмысленность речей, обусловленная таким параллелизмом и проявляющая свою действенность всюду, где обсуждаются соответствующие отношения, - она, естественно, сказывается и в речах о выражении и значении. Эта двусмысленность опасна лишь до тех пор, пока она не познана как таковая и, соответственно, не разграничены параллельные структуры. Но если это уже произошло, то следует лишь позаботиться о том, чтобы во всех конкретных случаях оставалось несомненным, с которой из двух структур сопрягается речь.
     Мы начнем с известного различения чувственной, - так сказать, - телесной стороны выражения и его нечувственной, "духовной" стороны. Пускаться в ближайшие разъяснения первой нам не приходится - точно так же, как и способа, каким единятся обе стороны. Само собой разумеется, что и всем этим обозначаются рубрики довольно важных феноменологических проблем.
     Мы же будем устремлять свой взор исключительно на "означивание" и "значение". Первоначально оба эти слова сопряжены со сферой языка, со сферой, в которой что-либо "выражается". Однако почти неизбежный и одновременно важный шаг состоит в расширении и подходящей модификации значения этих слов, вследствие чего они известным образом находят применение во всей ноэтически-ноэматической сфере, - следовательно, применяются ко всем актам, сплетены таковые с актами выражения или же нет.87[53] Так и мы, рассуждая об интенциональных переживаниях любого рода постоянно говорили о "смысле" - слово, какое в общем и целом применяют как равнозначное "значению". В целях отчетливости мы намерены отдавать предпочтение слову "значение", когда речь пойдет о прежнем понятии, особенно в комплексных словах логическое" или "выражающее" значение. Словом же "смысл" мы будем, как и прежде, пользоваться, разумея его шире.
     Пусть, чтобы начать с примера, здесь присутствует предмет, с определенным смыслом, монотетически полагаемый в определенной полноте. Мы - как это нормальным образом и происходит, без запинок присоединяясь к первому, простому схватыванию восприятия - осуществим экспликацию данного и сопрягающее отождествление вычлененных частей или моментов, - скажем, по схеме "Это - белое". Такой процесс не требует ни малейшего "выражения" - ни выражения в смысле гласящих слов, ни выражения в смысле, сколь-нибудь подобном словесному означиванию, - каковое последнее может ведь наличествовать и вполне независимо от гласящих слов, если бы, к примеру, таковые были бы "забыты". Однако, если только мы "помыслили" или высказали - "Это - белое", - вместе с тем возник новый слой, нераздельный с "подразумеваемым как таковым" чисто по мере восприятия. Таким способ эксплицируемо и выразимо и любое вспоминаемое и любое фантазируемое как таковое. Любое "подразумеваемое как таковое" - любое мнение в ноэматическом смысле (а притом как ноэматическое ядро) любого акта выразимо посредством "значений". Итак в общей форме предположим: Логическое значение есть выражение.
     Гласящие слова могут именоваться выражением только потому, что выражают принадлежное им значение - в таковом изначально заключено выражающее. "Выражение" - форма примечательная; она позволяет приспособить себя ко всякому "смыслу" (ноэматическому "ядру"), возвышая таковой до царства "логоса", до царства понятийного, а тем самым "всеобщего".
     При этом последние слова поняты в совершенно определенном значении, какое следует отличать от других значений этих же слов. Вообще говоря, только что указанным отмечена большая тема феноменологических анализов, тема, основополагающая для прояснения сущности логического мышления и его коррелятов. В ноэтическом аспекте рубрикой "выражающее" будет обозначаться особый слой актов - такой, к какому возможно своеобразно приспособлять и с каким возможно замечательным образом сливать все прочие акты, именно так, что любой ноэматический смысл акта, а, стало быть, заключающаяся в таковом сопряженность с предметностью отпечатляется в ноэматическом аспекте выражения "понятийно". Перед нами своеобразная интенциональная среда, по своей сущности отмеченная тем, что она способна, так сказать, отражать по форме и содержанию любую иную интенциональность, отображая таковую в своем собственном окрашивании и при этом вводя в нее свою собственную форму "понятийности". Однако назойливые речи об отражении и отображении следует принимать с осторожностью, поскольку опосредующая их применение образность легко могла бы ввести в заблуждение.
     Чрезвычайно трудные проблемы начинаются с феноменов, принадлежных к рубрикам "означивание" и "значение".88[54] Поскольку любая наука в своем теоретическом содержательном наполнении, во всем том, что есть в ней "учение" (теорема, доказательство, теория), объективируется в специфически "логическом" медиуме - в медиуме выражения, то для философа и психолога, руководствующихся общелогическими интересами, проблемы выражения и значения - самые ближайшие, и они же - первые, какие вообще, как только всерьез пробуем дойти до самой их основы, толкают нас к феноменологически-сущностным разысканиям.89[55] Отсюда мы увлекаемся к таким вопросам, как, к примеру: как следует разуметь "выражение" "выражаемого", как соотносятся выраженные переживания с не выраженными и что претерпевают последние благодаря привходящим выражениям, - нас отсылают тут к "интенциональности" переживаний, к их "имманентному" смыслу, "материи" и качеству (т. е. к присущему тезису характеру акта), к различению вот этого смысла и вот этих сущностных моментов, заключенных в "пред-выражаемом", к различению значения самого выражающего феномена и свойственных такому значению моментов и т. д. По сегодняшней литературе еще хорошо видно, в сколь же малой степени отдают должное тем огромным проблемам с их полным, глубоко заложенным смыслом, на какие только указано сейчас.
     Слой выражения - вот что составляет его специфическое своеобразие - не продуктивен, если отвлечься от того, что он как раз и сообщает выражение всем прочим интенциональностям. Или, если угодно: продуктивность этого слоя, ее ноэматическое свершение исчерпывается выражением и вступающей вместе с таковым новой формой понятийного.
     При этом слой выражающий совершенно сущностно неразделен по своему тетическому характеру с тем слоем, какой претерпевает выражение, и в этом их совпадении друг с другом первая настолько принимает сущность последней, что мы так просто и называем выраженное представление - представлением, выраженное верование, предположение, сомнение само по себе и как целое - верованием, предположением, сомнением, равным образом и выраженное желание или воление - желанием или волением. Что и различие позициональности и нейтральности переходит в выражение, непосредственно очевидно, и мы это уже упоминали. Выражающая же сторона не может обладать тезисом, позициональным или нейтральным, квалифицируемым иначе, нежели тезис слоя претерпевающего выражение, и в совпадении обоих слоев мы обнаруживаем не две тесы, какие надлежало бы размежевывать, но лишь один тезис.
     Полное прояснение принадлежных сюда структур доставляет значительные трудности. Уже признание того, что после абстрагирования от чувственного слоя гласящих слов в наличии действительно остается еще одно наслоение такого же вида, как предполагали мы это здесь, стало быть, в любом случае - даже и в случае сколь угодно неясного, пустого, чисто вербального мышления - слой выражающего означения и нижний слой выражаемого, - уже это дается нелегко, а тем более уразумение сущностных взаимосвязей всех этих наслоений. Ибо на образ наслоения нельзя слишком уж полагаться; выражение - это не нанесенный сверху лак и не напяленное сверху платье; это - духовное формование, какое исполняет в интенциональном нижнем слое новые интенциональные функции и испытывает на себе ее коррелятивно интенциональные функции. Что означает этот новый образ, нужно изучать в самих феноменах и во всех существенных их модификациях. В особенности важно уразумение различных разновидностей "всеобщности", какие выступают тут, - с одной стороны, та всеобщность, какая неотделима от каждого выражения и от любого его момента, включая и несамостоятельное: "есть", "не", "и", "если" и т. д., с другой же стороны, всеобщность "всеобщих имен", как-то "человек", в противоположность именам собственным, как-то "Бруно", и, напоследок, та всеобщность, что принадлежит даже и синтактически бесформенной внутри себя сущности в сравнении столько что затронутыми различными всеобщностями значения.
     §  125.  Модальности совершения   в сфере логического выражения  и  метод прояснения
     Очевидно, для того чтобы прояснить трудности, на какие мы указывали выше, необходимо особо учитывать обсуждавшиеся выше90[56] различия модусов актуальности - модальностей совершения актов, каковые задевают тезисы и синтезы выражения, как и любые другие тезисы и синтезы вообще. Причем двояким образом. С одной стороны, они затрагивают слои значения, т.е. сам специфически логический слой, с другой же стороны - фундирующие низшие слои.
     Когда мы читаем, мы можем совершать любое значение артикулировано и вольно-деятельно, можем при этом синтетически сочетать значения со значениями, согласно предначертанному. В таком совершении актов значения настоящего в модусе порождения в собственном смысле мы обретаем совершенную отчетливость "логического" разумения.
     Такая отчетливость может переходить в запутанности во всех выше описанных модусах: только что прочитанное предложение погружается во тьму, утрачивает свою живую артикуляцию, оно перестает быть нашей "темой" и не остается у нас "в руках".
     Подобные отчетливость и запутанность следует, однако, отличать от тех, что задевают выраженные нижние слои. Отчетливое уразумение слова и предложения (и, соответственно, отчетливое, артикулированное совершение актов высказывания) согласуется с запутанностью подосновы. Последняя означает не просто неясность, хотя и таковую тоже. Нижний слой может быть запутанно единым (как чаще всего и бывает), - он не заключает свою артикуляцию в себе самом актуально, а обязан таковой лишь своему простому приспособлению к действительно артикулированно и в изначальной актуальности совершаемому слою логического выражения.
     Все это имеет в высшей степени важное методологическое значение. Мы замечаем, что наши прежние рассуждения касательно метода прояснения91[57] нуждаются в существенных дополнениях с учетом высказывания, этого жизненного элемента науки. Теперь легко обозначить все необходимое для перехода от запутанного мышления к настоящему и вполне эксплицитному познанию, к отчетливому и одновременно ясному совершению мыслительных актов: прежде всего следует все "логические" акты (акты означивания), поскольку они совершались еще в модусе запутанности, перевести в модус первозданной спонтанной актуальности, следовательно учредить совершенную логическую отчетливость. Однако, аналогичное следует совершить и в обосновывающем нижнем слое - все неживое следует преобразовать в живое, всякую запутанность - в отчетливость, но также и всякую не-наглядность - в наглядность. И только тогда, когда мы совершим эту работу в нижнем слое, в действие - если только проявляющиеся тут несовместимости не сделают дальнейший труд излишним, - вступает ранее описанный метод, причем надо учитывать и то, что понятие созерцания, ясного сознания переносится с монотетических на синтетические акты.
     Во всем остальном же, как показывает более глубокий анализ, все дело в том виде очевидности, какая должна быть тут конкретно получена, и, соответственно, в слое, к какой обращена она. Очевидности, сопрягающиеся с чисто логическими отношениями, с сущностными взаимосвязями ноэматических значений, - следовательно, те очевидности, какие обре