таем мы относительно фундаментальных законов формальной логики, - требуют именно данности значений, а именно данности выражающих предложений тех форм, какие предписываются соответствующим законом значения. Несамостоятельность значений влечет за собой то, что экземплификация сущностных образований логики, опосредующая очевидность закона, ведет за собой и очевидность нижних слоев, причем тех, какие претерпевают логическое выражение; однако тогда, когда речь идет о чисто логическом усмотрении, нет необходимости доводить до ясности эти нижние слои. В соответствующей модификации это значимо и для всех "аналитических" выводов прикладной логики.
     §  126.  Полнота состава  и всеобщность выражения
     Следует, далее, подчеркнуть различие между полным и неполным выражением92[58]. Единство выражающего и выражаемого в феномене отличается, правда, известным их наложением, однако верхний слой не обязан простираться над всем нижним, выражая его. Выражение полно по своему составу, если отпечатлевает все систетические формы и материи нижнего слоя понятийно и по мере значений; оно не полно, если достигает этого лишь частично - вроде того, как мы, наблюдая комплексный процесс, - например, в ворота въезжает карета с давно уже ожидавшимися гостями, - восклицаем: Карета! Гости! Само собой разумеется, что такое различие по полноте пересекается с различием по относительной ясности и отчетливости.
     Совершенно иная неполнота - это, в отличие от только что обсуждавшейся, неполнота, неотделимая от сущности выражения как такового, а именно его всеобщности. "Пусть" выражает - в общем виде - пожелание, форма приказа - приказ, "может быть" - предположение и, соответственно, предполагаемое как таковое и т. п. Все конкретнее определяющее в единстве выражения - все такое в свою очередь выражено вновь в общем виде. К сущности выражения принадлежит всеобщность, и в смысле таковой заложено то, что в выражении никогда не могут рефлектироваться все обособления выражаемого. Слой означивания - это не вид удвоения, редупликации низшего слоя, и это принципиально так. Из низшего слоя не вступают в выражающее означивание целые измерения вариабильности, и эти последние, а также их корреляты вообще не получают "выражения" - так модификация относительной ясности и отчетливости, аттенциональные модификации и т. д. Но и в том, на что указывает особый смысл разговоров о "выражении", имеются существенные различия - так, они касаются того способа, каким получают свое выражение синтетические формы и синтетические материи.
     Указать сейчас следует и на "несамостоятельность" всех значений формы и всех "синкатегорематических" значений. Взятое по отдельности "и", "если", взятый по отдельности родительный падеж "неба" - все это понятно, все же несамостоятельно, все это испытывает нужду в дополнении. Вопрос теперь в том, что же означает эта нужда в дополнении, что означает она для обоих слоев и с учетом возможностей неполного по составу означивания.93[59]
     §  127. Выражение суждений и выражений ноэм душевного
     Во всех этих пунктах должна быть наведена ясность, если только должна быть решена одна из самых древних и наиболее трудных проблем сферы значения, остававшаяся до сих пор без разрешения именно по причине отсутствии необходимых феноменологических усмотрений, - проблема, как высказывание в качестве выражения суждения соотносится с выражениями прочих актов. У нас имеются экспрессивные предикации, в каких свое выражение получает некое "Это - так!". У нас имеются экспрессивные предположения, вопросы, сомнения, выраженные пожелания, приказания и т. д. Язык предлагает нам отчасти своеобразно построенные формы предложений, какие получают однако двусмысленную интерпретацию; к высказываниям примыкают вопросительные, предположительные, желательные, повелительные предложения и т. д. Первоначальный спор относился к тому, идет ли при этом речь - если отвлекаться от грамматической стороны гласящих слов и их исторических форм - о видах значений одинакового порядка и не являются ли все эти предложения по своему значению поистине высказываниями. В последнем случае все принадлежные сюда образования актов, например, образования сферы душевного - сами по себе вовсе не акты суждения - могли бы достигать "выражения" лишь окольным путем: через фундируемое в них суждение.
     Однако недостаточно сопрягать всю проблему с актами, ноэсами, и сильно препятствует уразумению вещей постоянное невнимание к ноэмам, на какие, при такой рефлексии значений, как раз и бывает направлен взгляд. Вообще говоря, чтобы пробиться здесь к хотя бы корректной постановке проблем, нужно принимать во внимание различные раскрытые нами структуры - общий вывод ноэтически-ноэматической корреляции как проходящей сквозь все интенционалии, сквозь все тетические и синтетические слои; равным образом разделение логического слоя значений от слоя низшего, подлежащего выражению через посредство первого; далее, усмотрение сущностно возможных - здесь, как и во всей интенциональной сфере, - направлений рефлексии и направлений модификации; специально же требуется усмотрение тех способов, какими любое сознание может быть переведено в сознание суждения, какими из всякого сознания можно извлекать положения дел ноэтического ноэматического вида. Радикально же поставленную проблему, к какой в конце концов мы здесь возвращаемся, следует - это вытекает из всей взаимосвязи последних рядов наших проблемных анализов - формулировать так:
      Есть ли среда выражающего означивания, своеобразная среда логоса, среда специфически доксическая? Не покрывается ли она, в приспособлении означивания к означиваемому, тем доксическим, что заключено во всякой позициональности?
     Естественно, это не исключало бы того, что имеется много способов выражения, скажем, переживаний душевного. Одним способом было бы прямое, а именно простое выражение переживания (и, соответственно, для коррелятивного смысла речи о выражении - его ноэмы) путем непосредственного приспособления почлененного выражения к почлененному переживанию душевного, причем доксическое покрывалось бы доксическим. Внутренне присущая переживанию душевного, по всем его компонентам, доксическая форма - вот что делало бы в таком случае возможным приспособление выражения как исключительно доксотетического переживания к переживанию душевного, к переживанию, которое как таковое и по всем своим звеньям множественно тетично и среди всего прочего и с необходимостью доксотетично.
     Говоря же точнее, прямое выражение, если только оно верно и полно по составу, подобало бы лишь доксически немодализированным переживаниям. Если я в своих пожеланиях не уверен, то будет некорректно, если я стану говорить в прямом приспособлении: пусть S будет Р. Потому что все выражение в смысле полагаемого в основание постижения - это доксический акт в отчетливом смысле, т. е. достоверность верования.94[60] Стало быть, он может выражать лишь достоверности (к примеру, достоверности желания, воли). Выражение - если оно должны быть верным - в подобных случаях можно было бы свершать лишь не прямо, скажем, в такой форме: может быть, "Пусть, возможно, S будет Р". Как только начинают выступать модальности, то, чтобы получить наивозможно приспособленное выражение, необходимо возвращаться к доксическим тезисам, которые, так сказать, пребывают в них скрыто.
     Если мы будем считать такое понимание верным, то следовало бы дополнительно изложить еще и следующее:
     Постоянно имеется множество возможностей непрямых выражений на "окольных путях". От сущности любой предметности как таковой, - все равно, какими бы актами она ни конституировалась, простыми или же многократно и синтетически фундированными, неотделимы многообразных видов возможности сопрягающей экспликации; следовательно, к каждому акту, например, к акту пожелания, могут примыкать различные акты, сопрягающиеся с ним, с его ноэматической предметностью, с его совокупной ноэмой, - акты, взаимосвязи субъектных тезисов, положенные на них тезисы предикатов, скажем, такие, в каких то, что подразумевалось в желательном смысле в изначальном акте, теперь разворачивается по мере суждения, получая и соответствующее тому выражение. Тогда выражение прямо приспособлено - но не к изначальному феномену, а к выведенному из него предикативному.
     При этом необходимо постоянно принимать во внимание то, что экспликативный или аналитический синтез (суждение, предшествующее понятийному выражению по мере значения), а, с другой стороны, высказывание, или суждение в обычном смысле и наконец докса (belief) - это вещи, которые следует различать. Что именуют теперь "теорией суждения", - это нечто страшно многозначное. Сущностное прояснение идеи доксы - это нечто иное, нежели сущностное прояснение высказывания или же экспликаций.95[61]
      



     Раздел четвертый. РАЗУМ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ	2
     Глава первая. НОЭМАТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ И СОПРЯЖЕННОСТЬ С ПРЕДМЕТОМ	2
     §  128. Введение	2
     § 129. "Содержание" и "предмет"; содержание как "смысл"	3
     §  130. Ограничивание сущности  "ноэматический  смысл"	5
     § 131. "Предмет", "определимое X в ноэматическом смысле"	6
     §  132.  Ядро  как смысл  в  модусе своей  полноты	8
     §  133. Ноэматическое предложение. Тетические и синтетические предложения. Предложения в области представлений	9
     § 134. Апофантическое учение о формах	10
     §  135.  Предмет и сознание.  Переход к феноменологии разума	12
     Глава вторая. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ РАЗУМА	15
     §  136. Первая из основных форм сознания  разума: первозданно дающее "видение"	15
     §  137. Очевидность и усмотрение. "Первозданная" и "чистая", ассерторическая  и аподиктическая очевидность	17
     §  138. Адекватная  и  неадекватная  очевидность	18
     § 139. Сплетенности всех видов разума. Истина -теоретическая, аксиологическая и практическая	20
     § 140. Подтверждение. Оправдание помимо очевидности. Эквивалентность позиционального и нейтрального усмотрения	22
     § 141. Непосредственное и опосредованное полагание разума. Опосредованная очевидность	24
     §  142. Тезис  разума и бытие	26
     § 143. Адекватная данность вещи как идея в кантовском смысле	27
     §  144. Действительность и первозданно дающее сознание: заключительные определения	28
     §  145. Критическое к феноменологии очевидности	29
     Глава третья. СТУПЕНИ ВСЕОБЩНОСТИ ПРОБЛЕМ ТЕОРИИ РАЗУМА	31
     §  146.  Наиболее общие проблемы	31
     §  147.  Разветвления  проблем. Формальная логика, аксиология и практика	32
     §  148.  Проблемы формальной онтологии, относящиеся  к теории  разума	34
     § 149. Проблемы региональных онтологии, относящиеся к теории разума. Проблемы феноменологического конституирования	36
     §  150. Продолжение.  Регион "вещь" как трансцендентальная руководящая  нить	39
     §  151. Слои трансцендентального конструирования вещи. Дополнения	41
     §  152. Перенос проблемы трансцендентального конституирования  на другие регионы	43
     §  153.  Полная  протяженность трансцендентальной проблемы. Членение исследований	44
      
      
     Раздел четвертый. РАЗУМ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
     Глава первая. НОЭМАТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ И СОПРЯЖЕННОСТЬ С ПРЕДМЕТОМ
     §  128. Введение
     Феноменологические странствия последней главы приводили нас, можно сказать, во все интенциональные сферы. Повсюду мы, руководимые радикальной точкой зрения размежевания анализов реальных и интенциональных, ноэтических и ноэматических, наталкивались на структуры, все разветвляющиеся и разветвляющиеся. И мы уже не можем более противостоять тому усмотрению, что в деле подобного размежевания речь на деле идет о такой фундаментальной структуре, которая проходит сквозь все интенциональные структуры, - она тем самым должна составить господствующий лейтмотив феноменологической методики, определяя ход всех относящих к проблемам интенциональности исследований.
     Одновременно ясно и то, что вместе с таким размежеванием ео ipso произошло выделение двух радикально противоположных, а при этом все же, по мере сущности, сопряженных друг с другом регионов бытия. Ранее мы подчеркивали, что сознание вообще должно значиться как особый регион бытия. Однако затем мы поняли, что сущностная дескрипция сознания ведет назад к сущностной дескрипции сознаваемого в нем, что коррелят сознания неотделим от сознания, а при том все же реально не содержится в нем. Так выделилось ноэматическое - в качестве принадлежной сознанию, а притом все же своеобразной предметности. Заметим при этом: в то время как предметы вообще (разумея их в немодифицированном смысле) принадлежат совершенно различным высшим родам, все предметные смыслы и все ноэмы полного состава, сколь бы различны они ни были, в принципе принадлежат одному-единственному роду. Далее, однако, значимо и то, что сущности "ноэма" и "ноэсис" нераздельны: любая низшая дифференциация на стороне ноэматического эйдетически указывает назад - на низшие дифференциации на стороне ноэтического. Естественно, это переносится на все родовые и видовые образования.
     Познание сущностной двусторонности интенциональности с ноэсисом и ноэмой следствием своим имеет то, что систематическая феноменология не может односторонне направлять свои намерения на реальный анализ переживаний и специально переживаний интенциональных. Поначалу искушение поступать именно так было чрезвычайно велико, поскольку исторический путь от психологии к феноменологии естественно влечет за собой то, что имманентное изучение чистых переживаний, их специфики, как бы само собою разумелось как изучение их реальных компонентов.96[1] На самом же деле большие области эйдетических исследований открываются в обе стороны, и они постоянно сопряжены друг с другом и все же, они, как оказывается, на больших участках разъединены. В большой мере то, что считалось анализом актов, актов ноэтических, было получено исключительно в направленности взгляда на "подразумеваемое как таковое", так что описывали при этом не что иное, как ноэматические структуры.
     В наших последующих размышлениях мы обратим свое пристальное внимание на всеобщее строение ноэмы - под таким углом зрения, который до сих пор часто назывался, однако не выступал в качестве руководящего в ноэматическом анализе, - это феноменологическая проблема сопряжения сознания с предметностью, прежде всего обладающая своей ноэматической стороной. Ноэма сама в себе обладает предметной сопряженностью, причем посредством присущего ей "смысла". Если же спросить теперь, каким же образом "смысл" сознания подступается к "предмету", который есть его предмет и который в многообразных актах весьма различного ноэматического содержательного наполнения может быть "тем же самым", и каким образом мы углядываем это в самом смысле, - то воспоследуют новые структуры, чрезвычайное значение которых сразу же явствует. Поступательно двигаясь в этом направлении и, с другой стороны, рефлектируя параллельные ноэсы, мы в конце концов наталкиваемся на вопрос, что же, собственно, означает "претензия" сознания действительно "сопрягаться" с чем-либо предметным, быть "адекватным", каким образом феноменологически, согласно ноэсису и ноэме, проясняется "значимая" и "незначимая" предметная сопряженность, - а тем самым мы оказываемся перед великими проблемами разума, уяснение которых на трансцендентальной почве, формулирование которых в качестве проблем феноменологических и будет нашей целью в этом разделе.
     § 129. "Содержание" и "предмет"; содержание как "смысл"
     В наших анализах до сих пор постоянную роль играла одна универсальная ноэматическая структура, - отмеченная отделением известного ноэматического "ядра" от переменчиво принадлежных ему "характеристик", вместе с какими ноэматическая конкреция кажется втянутой в поток многоразличных модификаций. Однако такое ядро еще не положено ему по праву в науке. Оно отделялось интуитивно, едино - и ясно в той мере, что мы могли сопрягаться с ним в общем и целом. Теперь же пришла пора рассмотреть его конкретнее, поставив в центр феноменологического анализа. Как только мы так поступим, выступят универсальные по своему значению различия, проходящие сквозь все роды актов и ведущие для целых больших групп разысканий.
     Будем исходить из обычных сбивчивых речей о содержании сознания. В качестве содержания мы будем понимать "смысл", о котором говорим, что в нем или через посредство его сознание сопрягается с чем-либо предметным как "своим". Так сказать, в качестве титула и цели нашего рассуждения мы возьмем такое положение:
     У каждой ноэмы есть "содержание", именно ее "смысл", и через посредство него она сопрягается со "своим" предметом.
     В новейшие времена славят как великий прогресс достигнутое наконец основополагающее различение акта, содержаний и предмета. Три этих слова в таком порядке сделались прямо-таки лозунгом дня, особенно после выхода в свет прекрасного трактата Твардовского97[2].  Между тем, сколь бы велики ни были заслуги этого автора, проницательно проанализировавшего некоторые общераспространенные смешения и с очевидностью показавшего допускаемые тут ошибки, все же следует сказать, что он (это отнюдь не упрек) поднялся, в прояснении принадлежных сюда понятийных сущностей, совсем незначительно над тем, что было уже известно философам прежних поколений (несмотря на все их неосторожные смешения). Радикальный прогресс и не был возможен до появления систематической феноменологии сознания. От феноменологически не проясненных понятий вроде "акта", "содержания", "предмета" "представлений" нет нам никакой пользы. Чего только не назовешь актом, и чего - содержанием представления и самим представлением! То же, что можно так называть, важно само понимать научно.
     В этом отношении попытка сделать первый и, как мне кажется, необходимый шаг была произведена феноменологическим вычленением "материи" и "качества", затем идеей "интенциональной сущности", размежеванной с "сущностью по мере познания". Односторонность ноэматического направления взгляда, в каком были осуществлены и в каком они тут разумелись, легко преодолевается учетом ноэматических параллелей. Так что мы можем разуметь понятия ноэматически; "качество" (качество суждения, качество желания и т. д.) - это не что иное, как то самое, что обсуждалось у нас под именем характера "полагания", "тетического" характера в предельно широком смысле слова. Само выражение "качество", происходящее из современной психологии (психологии Брентано), кажется мне теперь малоподходящим; любой своеобразный тезис обладает своим качеством, но его самого нельзя называть качеством. И, очевидно, "материя", какая всякий раз есть то самое "что", какое получает от "качества" характеристику полагания, соответствует "ноэматическому ядру".
     Такова ныне и задача - это последовательное разрабатывание такого начала, более глубокое прояснение и дальнейшее разложение таких понятий, их корректное проведение по всем ноэтически-ноэматическим областям. Любой действительно успешный прогресс в этом направлении будет отмечен исключительным значением для феноменологии. Тут ведь речь идет не о каких-то стоящих в стороне специальных вещах, но о сущностных моментах, принадлежащих к центральному строю любого интенционального переживания.
     Присоединим сюда, чтобы подойти немножко ближе к вещам, следующее рассуждение.
     Интенциональное переживание - так принято говорить - обладает "сопряженностью с предметным"; но говорят и так - оно есть "сознание чего-либо", например, сознание вот этой цветущей яблони вот в этом саду. Имея дело с такими примерами, нам на первых порах не придется различать оба эти способа выражения. Если же вспомнить наши предшествующие анализы, то мы обнаружим, что полный ноэсис сопрягается с полной ноэмой как ее аттенциональным полным что. Однако тогда ясно, что такая сопряженность - не та, что подразумевается словами о сопряженности сознания с его интенционально-предметным, ибо каждому ноэтическому моменту, специально же всякому моменту тетически-ноэтическому, соответствует момент ноэмы, а в этой последней от комплекса тетических характеристик отличается характериз