Быть может, из-за
этого  более широкого  и,  если  угодно, более  умного  отношения к  критике
"открытая" рациональность выглядит  более  высоким  типом рациональности  по
отношению к "закрытой".
     "Открытость"    рациональности    означает   способность    разума    к
самоизменению; рациональность  может стать "иной", но при  этом не перестает
быть рациональностью.  Сам  переход  от  одного состояния к другому есть  не
крушение  рациональности, а  естественная  жизнь интеллекта,  реализация его
потенциала.  В   этом   смысле   "открытая"   рациональность   действительно
обнаруживает тончайшие связи духа.  Но  тем не  менее  не следует  спешить с
расположением  названных  типов рациональности  по  упрощенной  шкале оценок
(менее высокий, более высокий и т.п.). Отношения между ними более сложны.
     Сомнительна идея "прогресса" рациональности как некоего  субстрата - от
низших  к высшим  типам.  Очевидно, что шкала оценок, по которой пришлось бы
сопоставлять  эти типы, сама должна быть рациональной, и потому  пришлось бы
опять-таки  совершать  логически  неправомерные   действия,  сравнивая  типы
рациональности в зависимости от какого-то из них.
     Я  предлагаю  исходить  из  иной  методологической  и  гносеологической
гипотезы:  "закрытая"  и  "открытая"  рациональности не сосуществуют одна  с
другой  в  работающем  интеллекте  как "низшее"  с  "высшим",  они  образуют
базисную смысловую сопряженность, имеющую решающее значение. Именно ситуация
критики выявляет эту сопряженность и проблематизирует ее.
     Любая   "закрытая"  система   критериев  рациональности   обречена   на
"вырождение", если она,  сталкиваясь  с  противодействием иной системы, лишь
отгораживается  от  нее,  критикуя как  "иррациональную"97. Можно
провести  аналогию  с  судьбой  научно-исследовательской программы,  которая
занята  исключительно своим самооправданием перед нарастающим валом аномалий
и не обеспечивает прирост нового  эмпирического знания. Она, как  заметил И.
Лакатос,   вырождается   и  уступает  место  более   продуктивной   (имеющей
"позитивную  эвристику")  научно-исследовательской   программе98.
Изобретательность ученых - если говорить только о научной  рациональности, -
направленная  на формирование новых научно-исследовательских программ  (или,
по  аналогии,   новых  систем   критериев  рациональности),  можно   назвать
"открытой"  рациональностью. Но такая "открытость"  относительна, по крайней
мере,  в двух аспектах. Во-первых, изменение систем критериев рациональности
всегда ограничено. Могут быть изменены любые  критерии, даже самые, казалось
бы, устойчивые и апробированные,  но никогда не меняется вся система целиком
и   одновременно.  Даже   когда   изменение   затрагивает   "твердое   ядро"
научно-исследовательской    программы   (например,   принцип    неизменности
химических элементов  вытесняется  фактом  трансмутации на  внутриатомном  и
ядерном   уровнях,   принцип  континуализма   в  описаниях   и   объяснениях
энергетических взаимодействий  - квантовым дискретизмом и т.п.), даже  когда
заменяется   система   логических   правил  оперирования  с   высказываниями
(например,  принципы  т.н.  "квантовой"  логики  заменяют  в рассуждениях  о
микрообъектах логические  правила  коммутативности конъюнкции  и дизъюнкции,
т.е.  формулы ,  не рассматриваются  в качестве допустимых правил  вывода) -
всегда  эти изменения  носят лишь  частный характер  и  происходят  на  фоне
относительной стабильности большинства принципов и критериев рациональности.
Можно  сравнить "открытую" рациональность с домом,  где распахнуты  двери  и
окна, но не с грудой обломков на месте бывшего дома.
     Во-вторых,  и  это  более  важно, всякое изменение системы критериев  и
принципов  рациональности,  всякий выход  за рамки "закрытой" рациональности
непременно   устремлены   к  новой  устойчивости,   новой   "замкнутости"  и
систематичности.  Без   этой   устремленности  поиск   новой  рациональности
превратился  бы  в  бессмысленный  дрейф,  изменение ради  изменения.  Такая
"открытость"  не  только не имела  бы никаких  преимуществ  перед "закрытой"
рациональностью, но обращалась бы в эклектику.
     Как бы  резко ни отталкивался мыслитель от  прежних рамок рационального
мышления, он  всегда имеет их в  виду, всегда берет из прежней системы, все,
что сохраняет значимость и ценность. Поиск новой рациональности никак нельзя
уподобить  блужданиям  в потемках, как  если  бы  внезапно погасли источники
"естественного света разума". Напротив, они светят тем ярче, чем решительнее
и  четче  вопросы,  предъявляемые   самым  признанным   и  якобы  незыблемым
основоположениям.
     Отношения   между   "закрытой"  и  "открытой"  рациональностями   можно
представить как  парадокс. Подчинив свою деятельность (интеллектуальную  или
практическую)  некоторой  "закрытой"   системе   критериев,  субъект  теряет
критическую рефлексию, заточает свой ум в ловушке догмы, а  ситуация критики
воспринимается  им как досадная неприятность,  от  которой следует  поскорее
избавиться.  Побуждение  к ревизии своей  рациональности,  к  улучшению  или
замене ее  иной  рациональностью  -  это безумие,  позыв  "иррационального".
Творчество, риск, экстатическое напряжение  духа  осознаются как прекрасное,
но все же сумасшествие, дионисийство, игра загадочных сил. Но изумление духа
как раз и состоит в том, что это "безумие" - яркое выражение рациональности,
присущей человеку.
     Конечно, это  не  логический парадокс.  Форму логического  противоречия
указанные  отношения  получают только в  том случае,  если трактуются строго
дилемматически:  либо  одно,  либо  другое,  но  не  то и другое вместе  и в
зависимости  друг  от  друга. Акцент  на следствиях такой  дилеммы позволяет
заострить рассуждения об  аналогичных проблемах в сфере этического  (как и в
других сферах, где сопоставляются модели  и моделируемые  объекты; например,
нормативная  модель  языка и живая языковая практика). Об этом пойдет речь в
следующем очерке. Здесь  подчеркнем иной аспект: дополнительность "открытой"
и "закрытой" рациональностей. Термин "дополнительность" здесь используется в
несколько  ином   смысле,  чем   тот,  каким   он  обладает   в  современной
теоретической физике, но этот смысл, как мне кажется, соответствует развитию
методологической мысли Н. Бора.

     4. Дополнительность - основной принцип теории научной рациональности.

     Сформулированный  Н. Бором в связи с интерпретацией  квантовой механики
принцип дополнительности имеет  универсальную методологическую значимость. В
наиболее  общей  форме  этот  принцип  требует,  чтобы  для  воспроизведения
целостности  исследуемого  объекта   применялись   "дополнительные"   классы
понятий,  которые,  будучи  взяты раздельно,  могут  взаимно  исключать друг
друга99.  Я  полагаю,   что  этот  принцип  определяет  отношение
"закрытой" и "открытой"  рациональностей. "Парадокс"  рациональности - это и
есть  следствие  того, что описания "закрытой"  и "открытой" рациональностей
разделены  так,  что они вступают в противоречие  одно с  другим.  Отсюда же
возникает  представление   о   них,  как   об  описаниях   различных   типов
рациональности:  "низшего"  и  "высшего".   Если  же  рациональность  -  это
"целостный  объект",  теория  рациональности  должна  исходить  из  принципа
дополнительности таких его характеристик,  которыми  определены два  способа
моделирования    рациональности:     нормативно-критериальный     ("закрытая
рациональность")  и  критико-рефлексивный ("открытая  рациональность").  Эти
классы понятий суть модели одного и того же объекта. Взятые в  раздельности,
они  дают  противоположные  определения  рациональности; тогда их совмещение
дает  в  итоге "парадокс рациональности".  Взятые  совместно,  они  отвечают
принципу дополнительности.
     Именно  в этом смысле  принцип дополнительности можно  считать основным
принципом теории рациональности.  Здесь  нужны два уточнения. Во-первых, это
не означает, что всякая система  критериев рациональности, применяемых в той
или  иной сфере  научного познания или другой интеллектуальной деятельности,
непременно должна включать в себя принцип дополнительности.  Но этот принцип
необходим для  построения  последовательной  теории  рациональности, то есть
теории, объясняющей  процессы  формирования  и функционирования, изменения и
соперничества   каких  бы  то  ни  было  критериальных   систем.  Во-вторых,
"закрытая" и  "открытая"  рациональности  не  должны  трактоваться как некие
"состояния"  или  "фазы"  рациональности   -   статическая  и  динамическая,
результат и процесс и т.п. Не различение этих "фаз", а их смысловое единство
- вот  что лежит в основе применения принципа  дополнительности. В этом суть
предлагаемого подхода.

     5. Рациональная критика сквозь призму принципа дополнительности

     Важнейшей,  хотя  и  не  вполне  очевидной,  предпосылкой  рациональной
критики  является  рациональная  реконструкция  того,  что  подлежит критике
(объекта  критики). Только то, что "препарировано" и  представлено  в  свете
рациональности,  может  быть  подвергнуто  рациональной  критике.  Хотя  эта
констатация есть лишь  элементарное следствие рационалистической позиции, ей
как будто противоречит  распространенное  мнение,  что  рациональная критика
полагает свой объект нерациональным;  критика  как бы  призвана восстановить
или  установить рациональность  там,  где  ее  нет  или  где  она  искажена,
нарушена,  недостаточна. Например, если банк выдает льготный кредит заемщику
с  сомнительной  репутацией  без достаточных  гарантий  возврата  кредита  в
установленный  срок, любой эксперт назовет такое действие нерациональным или
попросту  глупым,  если  только  не  заподозрит  злой умысел или  коррупцию.
Конечно же, такие примеры не  опровергают, а напротив, подтверждают тезис  о
рациональной   реконструкции  объекта  критики.  Эксперт  потому  и  назовет
действия незадачливого банкира нерациональными или дурацкими, что подвергает
их  рациональной   реконструкции,  выявляет  основания,  логику,  цели  этих
действий,  сравнивает  их  со  своими  (апробированными  опытом  и  имеющими
теоретическое обоснование)  представлениями  о рациональности в данной сфере
деятельности.
     Таким   образом,  любой  вывод   о  нерациональности   объекта  критики
обязательно  предполагает   его  рациональное   реконструирование,   попытку
выявления   предполагаемой  рациональности.  Это  означает,   что   заведомо
нерациональный объект никак  не может  быть подвергнут рациональной критике;
нельзя,  например, критиковать действия  невменяемого субъекта,  вырезающего
"картинки" из денежных купюр, за экономическую неэффективность  его занятия,
хотя,  став  на  позицию  его  безумной  логики,  можно  вполне  рационально
критиковать его за то, что он, скажем,  пользуется слишком тупыми  ножницами
или вырезает картинки неаккуратно.
     Рациональная   реконструкция   -  универсальный   принцип  рациональной
критики.  Подобно Мидасу,  своим прикосновением  обращавшим  все предметы  в
золото, рациональная  критика  превращает  любые свои объекты в рациональные
конструкты.  Любой   фрагмент   реальности  в  призме  рациональной  критики
предстает "рационализированным". Реальность преобразуется наложением  на нее
культурной матрицы, в которой преобладают рациональные элементы.
     Итак,    рациональность   критики   всегда   имеет   дело   только    с
рациональностью.  Любое  безумие,  бессмыслица,  мистическая  невыразимость,
неструктурированный  поток сознания, бред, неосознанная мольба, впечатление,
переживание ужаса или красоты, любовное влечение или интуитивная  ориентация
- все это может подвергаться рациональной критике при условии  sine qua non:
"это"    должно   стать   "рационализированным    объектом",   гипотетически
удовлетворяющим определенным критериям рациональности.
     Надо  различать  два  распространенных  смысла  "иррационального".  Так
называют то, что заведомо не подлежит никакой  рациональной критике, т.е. не
может  быть  представлено в  виде  рационализированного  объекта, в  чем  не
предполагается никакой "внутренней рациональности" и, наоборот, что содержит
в себе  некий  иммунитет  против рационального, разрушающий любые  вторжения
рационального в сферу своего бытия.
     С другой  стороны, "иррациональным"  называют  то,  что  с точки зрения
данной рациональности не отвечает ее  собственным  критериям, нерационально.
Тогда  термин "иррациональность"  выступает как  эмфатическое  выражение,  а
употребляющий  его как  бы  принимает  позицию  "абсолютиста", по  убеждению
которого  нет  и  не  может быть  никакой  иной  рациональности,  кроме  его
собственной.  Критик-абсолютист,  конечно,  слишком  много  на  себя  берет,
выступая  от  имени  Разума.  Обвиняемый  имеет  право  на  защиту,   и  еще
неизвестно,  кто  из  них,  критик  или  критикуемый,   "более  рационален".
Рациональная  реконструкция, предшествующая и обусловливающая критику, может
не совпадать  с рациональностью  критикуемого.  Критика всегда  возможна, но
одна рациональность далеко не всегда одерживает верх над другой.
     Однако  рациональная реконструкция также  должна рассматриваться сквозь
призму  принципа дополнительности. Рациональная критика  обязана предъявлять
основания  реконструкции, какой она  подвергает  свой  объект.  Критика,  не
выполняющая это требование, исходящая из неявного допущения общепринятости и
общеобязательности своих  оснований, тем самым грешит против рациональности.
Отношение  к  этому  принципу может быть  различным, в зависимости  от того,
"закрыта" или "открыта"  рациональность. Апологет  "закрытой" рациональности
трактует критерии  собственной рациональности как Законы  Разума. "Открытый"
рационалист  признает   относительность   этих   критериев,  возможность  их
пересмотра или замены. Поэтому он в большей степени, чем его оппонент, готов
выполнять   указанное  требование.  Но   это,  конечно,  не  означает,   что
рационалист приступает  к критике, заранее имея в виду возможную сдачу своих
позиций. Наоборот,  чем  четче и  строже предъявлены  основания рациональной
реконструкции, тем больше шансов  у  критики стать рациональной дискуссией с
равными возможностями для обеих сторон.
     Но  что  означает  предъявление  оснований  рациональной  реконструкции
критикуемого объекта? Это значит исходить из принципиальной  артефактичности
последнего, принять установку,  согласно которой критик имеет дело с моделью
объекта, а не с  "самим объектом". Поэтому рациональная реконструкция должна
быть  обратимой. Нужно уметь не только построить рационализированный объект,
но  и "разобрать"  его  снова,  чтобы затем  вернуть в то состояние, которое
предшествует  рациональной  реконструкции. Назовем это условием рациональной
декомпозиции.  Очевидно,  что  это  условие  входит  в  содержание  принципа
рациональной  реконструкции,  придавая ему  смысл, соответствующий  принципу
дополнительности.
     Применение  принципа  рациональной  реконструкции означает, что  именно
рациональная критика  не позволяет замкнуться  в  односторонних определениях
рациональности  как  "закрытой" или "открытой".  Дело  в том,  что выполнить
условие, по которому необходимо предъявить основания критики, можно только в
том случае, если критика прежде всего обращена  на самое себя, иначе говоря,
если  критика  рефлексивна.  Чтобы рефлексия была  рациональной,  она  также
должна соответствовать принципу дополнительности. С одной стороны, обращаясь
к собственным основаниям, критик уже исходит из этих  оснований (критика как
бы   смотрится  в  зеркало,  где,   разумеется,  видит  только   собственное
отражение). Он как бы принимает  позицию "закрытой" рациональности, но  если
тем  дело и ограничивается, критика  не  может  быть рациональной! С  другой
стороны, обращение  к  основаниям  должно  быть  критическим, следовательно,
предполагает не  только реконструкцию, но  и декомпозицию  их.  Рациональная
критическая рефлексия - одно из чудес Разума, быть может, самое удивительное
и  прекрасное его  свойство.  В нем  проявляется  вечная неудовлетворенность
Разума,   его   творческое   беспокойство,   подвижность,   способность    к
саморазвитию.
     Выражаясь  в  терминах современных  методологических  дискуссий,  можно
назвать рациональную рефлексию динамическим  равновесием между "рациональным
шовинизмом" (П.  Фейерабенд)  и "рациональным панкритицизмом"  (У.  Бартли).
Рациональный  шовинизм  (уверенность   в   том  что  моя  система  критериев
рациональности  является наилучшей)  необходим для  критики,  которая  иначе
погрязла бы  в бесконечном самоанализе и  не  сделала бы  даже первый шаг  в
развитии   критической  аргументации.  Но  в  то  же  время  шовинистическая
рефлексия не  была бы рациональной, если бы  не сочеталась с признанием иной
возможной   рациональности,  иных  оснований   критической   аргументации  и
контраргументации.  А такое  признание  есть  не  что  иное  как  готовность
обратить критику на собственные основания ("панкритицизм"). Дополнительность
"закрытой"  и  "открытой"  рациональностей  выявляется и  в  этом  сочетании
характеристик рациональной критики.
     Образцом  и  примером  рациональной  системы  с  критической рефлексией
является наука100.  Научные  системы  (теории,  исследовательские
программы) постоянно находятся  в ситуациях рациональной критики. Жизнь этих
систем  -  непрерывное преодоление сопротивления как со стороны  исследуемых
объектов, так и со  стороны  конкурирующих систем. Условия интеллектуального
соперничества диктуют необходимость  одновременного действия  "рационального
шовинизма"  и "рационального панкритицизма". Расщепление этих  характеристик
вело бы  к  непродуктивности  научных  споров  либо  к полной  невозможности
таковых.
     Гипертрофия  "рационального  шовинизма"   порождала   бы  некий  аналог
проблемы "несоизмеримости" научных теорий ("парадигм). В  данном случае речь
могла бы идти о "несоизмеримости" различных систем критериев рациональности.
Если  абсолютизировать "закрытость"  таких систем, диалог между ними  вообще
невозможен.  Ведь   для  взаимной   критики   нужна   некая   общая  основа,
существование которой отвергается "закрытостью". Однако признание смыслового
единства "закрытой" и "открытой"  рациональностей снимает эту трудность  как
псевдопроблему.

     6. Другие характеристики рациональной критики

     Рациональный  монизм и  рациональный  плюрализм. Прямым  следствием  из
смыслового   единства  "закрытой   и   "открытой"  рациональностей  является
сочетание принципов монизма и плюрализма. Рациональный монизм - это принцип,
по   которому  рациональность  обладает  общей  основой,  позволяющей  вести
осмысленный диалог  между различными рациональными системами,  с  различными
критериями   рациональности.  Принцип  рационального  плюрализма,  со  своей
стороны, допускает их существование, позволяет считать эти несводимые одна к
другой  системы  рациональными,  несмотря  на  различия  между ними.  Монизм
предохраняет рациональность  и  рациональную  критику  от  "несоизмеримости"
таких  систем.  Плюрализм   предотвращает  бесплодные   усилия  редуцировать
рациональности  к  их общей основе.  Различные рациональности  "неслиянны  и
нераздельны". Еще  раз подчеркнем,  что  взятые  в раздельности эти принципы
дают  одностороннее и искаженное  представление  о  рациональности: став  на
позицию монизма  и забыв о дополнительном к нему плюрализме, мы возвращаемся
на  рельсы,  уводящие  в  regressus ad  infinitum, либо упирающиеся  в тупик
догматизма;  ударившись в противоположную крайность и  отвергнув монизм ради
плюрализма, мы  не  избежим  вульгарного  релятивизма.  Оба  принципа  имеют
методологическую значимость только в свете принципа дополнительности.
     Рациональный