повиновением
Богу. Но  повиновение не  есть любовь.  Оно
может быть  даже противоположно  любви. Без
желания человека  воссоединиться с Творцом,
любовь к Богу становится пустым звуком.
  Эрос противоположен  филии  как  качеству
любви. В  то время  как эросом  представлен
трансперсональный   полюс,   филия   харак-
теризует личностный.  Одно  качество  любви
невозможно без другого. Существует качество
эроса в  филии. Есть  также филия  в эросе.
Они полярно взаимозависимы. Это значит, что
без радикальной  отделенности эгоцентричной
личности ни творческий, ни религиозный эрос
невозможны.  Существа,   не  имеющие   лич-
ностного ядра  пребывают без  эроса, хотя и
не  без   эпифюмии.  Тот,   кто  не   может
соотнести  себя   как  "Я"   с  "ТЫ",   тот
неспособен  соотнести   себя  с  истиной  и
добром, и  с основой  бытия, в  которой они
укоренены, то  есть с  Богом. Кто  не может
любить друзей,  не  в  состоянии  любить  и
образное   выражение   высшей   реальности.
Стадии    этического,    эстетического    и
религиозного у  Кьеркегора -  не  стадии  в
развитии     личности,     но     качества,
проявляющиеся         в         структурной

                                        249

взаимозависимости6.   И   наоборот,   филия
зависит  от   эроса.  Такие   понятия,  как
участие  и   общность,  свидетельствуют   о
наличии эроса  в  каждом  отношении  филии.
Филия еcть  желание  объединиться  с  силой
бытия, которая  в  наибольшей  степени  от-
делена  от   нас  и  одновременно  наиболее
понятна.   Сила   бытия,   эта   уникальная
индивидуальность, проявляется в том, что из
нее  исходит   возможность  добра   и   его
реализация. Но эрос и филия едины не только
в отношениях  между отдельными  личностями.
Они также  объединены в общности социальных
групп.  В  семьях  и  национальных  группах
желание  участия   ориентировано  на   силу
бытия,  воплощенную  в  группе,  даже  если
особые отношения по типу филии отсутствуют.
Подобные группы,  состоящие  из  индивидов,
между которыми  потенциально даны отношения
"Я"-"Ты", отличают  эрос внутри  группы  от
эроса,    действующего,     например,     в
художественном творчестве. Любовь как филия
предполагает    известную     простоту    в
отношениях с  объектом любви, которая может
граничить с  фамильярностью.  По  указанной
причине  Аристотель  утверждал,  что  филия
возможна только между равными7. Однако, это
справедливо  в  том  случае,  если  понятие
"равный" употребляется в достаточно широком
смысле, а  не  является  достоянием  только
эзотерической группы.
  Как мы  уже показали,  эрос, так же как и
филия,  содержит   элемент  эпифюмии.   Это
становится очевидным, когда отношения филии
и эроса  связаны с  сексуальным влечением и
удовольствием.  Но   дело   обстоит   таким
образом не  только в  указанных случаях,  -
это  справедливо  всегда.  Здесь  глубинная

250

психология8    открыла     такие    стороны
человеческого существования, которые уже не
скрыть никакими  опасениями и  требованиями
ханжеской    морали.    Страсть    существа
реализовать себя посредством союза с другим
универсальна и  лежит в  основе как  эроса,
так и  филии. Элемент либидо присутствует в
самой одухотворенной  дружбе и аскетическом
мистицизме.   Святой,    лишенный   либидо,
перестает быть  живым  существом,  и  таких
святых просто не существует.
  До  сих   пор  мы   не  рассматривали  то
качество любви, которое преобладает в Новом
Завете. Мы  не говорили об агапе не потому,
что это качество любви является последней и
высшей ее  формой,  но  потому,  что  агапе
исходит в  целостность жизни и во все каче-
ства  любви  из  другого  измерения.  Можно
показать,  что   агапе  есть   манифестация
высшей  реальности,   изменяющая  жизнь   и
любовь.  Агапе   -  это   любовь,   активно
вторгающаяся в любовь, также как откровение
есть разум,  вторгающийся в  разум,  и  Мир
Божий есть  мир, вторгающийся во все другие
миры(с. 24-33).


     Любовь, сила и справедливость в
            общности праведных

  Любовь, сила  и  справедливость  едины  в
Боге и  объединены в  новом творении Бога в
мире. Человек  отчужден  от  основы  своего
бытия, от  самого себя и от мира. Но он все
же человек  и не  может полностью  лишиться
связи со  своей творческой  основой.  Он  -
личность, сосредоточенная на себе, и в этом
смысле единая  с собой.  Он  "участвует"  в

                                        251

мире. Иными словами, воссоединяющая любовь,
сила  сопротивления   небытию  и   творящая
справедливость  все  же  действуют  в  нем.
Жизнь  не  является  добром  в  безусловном
смысле, ибо  тогда она была бы не жизнью, а
лишь ее  возможностью. И точно также она не
есть только  зло, ибо в этом случае небытие
победило бы бытие. Но жизнь двусмысленна во
всех ее  проявлениях. Она двусмысленна и по
отношению к  любви, силе  и справедливости.
Мы уже  говорили об  этом выше.  Теперь  же
рассмотрим данную  проблему в  свете нового
творения в  отчужденном мире,  и это  новое
творение  я  предлагаю  называть  общностью
праведных (holy community)9.
  Предваряя изложение, я должен заметить: в
общности  праведных  качество  любви  агапе
активно вторгается в либидо, эрос и филию и
возвышает      их       над      элементами
двусмысленности, которые  имеют  место  при
сосредоточенности данных  качеств в себе. В
общности    праведных     духовная    сила,
возобладав над  принуждением, возносит силу
над   двусмысленностями   ее   динамической
реализации. В общности праведных оправдание
через прощение возвышает справедливость над
ее абстрактной  и расчетливой природой. Это
означает, что  в общности праведных любовь,
сила и  справедливость утверждаются в своей
онтологической структуре,  но их отчуждение
и двусмысленная  реальность преобразуются и
обнаруживают   единство    с   божественным
могуществом.
  Позвольте в  первую  очередь  рассмотреть
двусмысленности  любви  и  труд  любви  как
агапе  в   общности  праведных.   В  либидо
заключен положительный  смысл! Нам  удалось
защитить его от Фрейда, который обесценивал

252

это   понятие,    описывая    либидо    как
бесконечное побуждение  с вытекающей отсюда
неудовлетворенностью и  инстинктом  смерти.
Мы  считаем  это  приемлемым  для  описания
либидо в  условиях отчуждения,  но  не  для
понимания  его  творческого  значения.  Без
либидо жизнь  не могла  бы выходить за свои
пределы! В  Библии это  показано ничуть  не
хуже,   чем    в   современной    глубинной
психологии. Мы должны быть благодарны тому,
что проникновение  в  глубины  человеческой
природы   заново   открывает   перед   нами
библейский  реализм,   скрытый  несколькими
слоями моралистического  и идеалистического
самообмана. Библейскому реализму известно и
то, что  либидо принадлежит  к  сотворенной
существенной благости  человека, и  то, что
оно искажено  и  двусмысленно  в  состоянии
отчуждения.        Либидо        становится
неограниченным  и   подпадает  под  тиранию
принципа удовольствия. Оно использует бытие
другого не как объект воссоединения, но как
орудие получения  удовольствия. Сексуальное
желание не  является  злом  само  по  себе,
также   как   и   ломка   условностей.   Но
сексуальное желание и сексуальная автономия
становятся  злом,  когда  они  пренебрегают
ядром другой личности, то есть когда они не
соединены с  двумя другими качествами любви
и не  подходят под  высший критерий  агапе.
Агапе  ищет  другого  в  своем  собственном
средоточии. Агапе  видит его  так, как  его
видит Бог.  Агапе возвышает либидо и возно-
сит его в божественное единство любви, силы
и справедливости.
  То же  самое справедливо  по отношению  к
эросу. Следуя  Платону, мы  определили эрос
как   движущую   силу   всего   культурного

                                        253

творчества и мистицизма10. Эрос как таковой
обладает  величием  божественночеловеческой
силы.  Он   участвует  в   творении   и   в
естественной  существенной  благости  всего
сотворенного. Но  он присутствует  также  в
двусмысленностях жизни.  Эрос как  качество
любви может быть смешан с либидо и втянут в
его двусмысленности.  Свидетельством  этому
служит известный  факт, что  в Новом Завете
использование     слова     "эрос"     было
недопустимым по причине его преимущественно
сексуальных  коннотаций.  Даже  мистический
эрос  выражается  в  символах,  которые  не
только взяты  из сферы  интимных отношений,
но и  выводят любовь к Богу на аскетический
уровень -  явно, и  на сексуальный - импли-
цитно.  Однако,  говоря  о  двусмысленности
эроса как  качества любви, мы подразумеваем
нечто  большее.   Для  нашего  отношения  к
культуре      характерна       эстетическая
отстраненность,        делающая        эрос
двусмысленным. Мы усвоили это в особенности
из идей Кьеркегора. Его эстетическая стадия
в  развитии  человека  есть  не  стадия,  а
универсальное качество  любви, подверженное
опасностям, которые  так тонко  им описаны.
Двусмысленность  культурного   эроса  -   в
отстраненности  от   выраженных  им  реаль-
ностей, и,  следовательно,  в  исчезновении
экзистенциального   участия    и   конечной
ответственности.  Крылья  эроса  становятся
крыльями  бегства.   Культура  используется
безответственно.   В    ней    нет    столь
необходимой справедливости.  Агапе  активно
вторгается в отчужденную безопасность чисто
эстетического  эроса.   Она   не   отрицает
страстного стремления к добру и истине и их
божественному  источнику,  но  предохраняет

254

эрос   от    превращения   в   эстетическое
наслаждение,  лишенное   важности   высшего
порядка.  Агапе   делает  культурный   эрос
ответственным,   а   мистический   эрос   -
личностным.
  Двусмысленности филии  как качества любви
становятся  явными   уже  при   первом   ее
описании, как любви между равными. Какой бы
большой  ни   была  группа   равных,  филия
устанавливает   любовь   по   предпочтению.
Немногие   избраны,    большинство   же   -
исключено. Это очевидно не только в близких
отношениях между  членами семьи и друзьями,
но проявляется  также в бесчисленных формах
межличностных отношений  симпатии.  Скрытое
или явное  неприятие того,  кто недопущен к
такому избирательному  отношению,  является
как бы негативным принуждением и может быть
столь же  жестоким, как всякое принуждение.
Но оно  неизбежно, и  в этом  его  трагизм.
Никто  не   в  силах   отказаться  от  этой
необходимости. Есть  особые формы  любви  с
качеством  филии,   которые   психоаналитик
Э.Фромм11 назвал  отношениями  симбиоза:  в
них наиболее явно выступает эта трагическая
необходимость.  Когда   один   партнер   по
отношениям филии  используется  другим  для
мазохистского  подчинения  или  садистского
господства,  или   оба  они   находятся   в
подобной взаимозависимости,  то  это  может
показаться дружбой  высшего рода, тогда как
в  действительности   будет  несправедливым
принуждением. Опять  же, агапе  не отрицает
избирательную любовь филии, но избавляет ее
от субличностной  зависимости  и  возвышает
избирательную    любовь     до    всеобщей.
Предпочтения в  дружбе сохраняются,  но они
не исключают  других, как это имеет место в

                                        255

аристократической  самообособленности.   Не
каждый  является   другом,  но  каждый  ут-
верждается  как   личность.  Агапе  активно
вторгается   в   разделенность   равных   и
неравных, симпатии  и антипатии,  дружбы  и
безразличия, желания  и отвращения.  Она не
нуждается  в   симпатии,  для  того,  чтобы
любить;  она   любит  то,   что  отвергнуто
филией.  Агапе   любит  в  каждом  и  через
каждого самое любовь (с. 115-119).





























256



                                 ЖОРЖ БАТАЙ



       АЛЛИЛУЙЯ. КАТЕХИЗИС ДИАНУСА*

  Во-первых, тебе надлежит знать, что кроме
явного вида  всякая вещь  имеет скрытый.  У
тебя   благородные   черты   лица,   глаза,
которыми ты  смотришь на мир, видят истину.
Но не меньше истины в черном треугольнике у
тебя под  платьем.  Эти  поросшие  волосами
части    тела     открыты     испражнениям,
выделениям.  Но   без  них,   без   чувства
стыдливости, неотделимого  от  обращения  с
ними, мало  чего стоила  бы истина, которую
видят твои глаза.
  
  Твои глаза открываются навстречу звездам,
а   части    тела,    поросшие    волосами,
открываются  навстречу...   Ночью  огромный
шар,    на     который    ты    приседаешь,
ощетинивается мрачными  высокими горами.  В
вышине, на  снежных гребнях,  звездная про-
зрачность неба.  Но  эти  гребни  разделены
зияющими пропастями,  в  которых  время  от
времени  падает  скала;  светлое  основание
этих бездн - южное небо, которое напоминает
мрак  северной  ночи.  И  для  тебя  нищета
человеческих  вертепов  станет  предвестием
огненной радости.
  
____________________
*  Перевод выполнен по изданию: Bataille G.
  Oeuvres completes.  T. I. P.:  Gallimard,
  1973. P. 393-417. Перевод М.Рыклина.

                                        257

  Настало время,  когда в  каждой известной
тебе вещи  твое  безумие  должно  научиться
различать  изнанку,   время  перевернуть  в
глубине  твоего   существа   бесцветный   и
грустный образ мира. Я хотел бы видеть тебя
уже затерянной в этих безднах, сквозь кото-
рые ты  выйдешь к  истине. В  самом  нежном
углублении   твоего    тела   берет   исток
зловонная   река.   Отшатываясь   от   этих
нечистот, ты  отшатываешься от  себя самой.
Наоборот,   устремляясь   за   безрадостной
струей,    твоя     освобожденная    нагота
открывается нежности тела.
  
  Не ищи  мира и  покоя. Мир,  который тебя
породил,  который  есть  ты,  станет  твоим
только благодаря  твоим порокам.  Без  глу-
бокой извращенности  ты  будешь  похожа  на
скалолаза, уснувшего  рядом с  вершиной, ты
упадешь от  тяжести,  устанешь.  Во-вторых,
знай, что  ни  один  вид  сладострастия  не
стоит  того,   чтобы  его   желали,  -   за
исключением самого  желания  сладострастия.
Тем не менее, опыт, на который тебя толкают
молодость и красота, мало чем отличается от
представлений сладострастников  и священни-
ков. Чего  стоит жизнь распутницы, если она
не  открыта  всем  ветрам  и  прежде  всего
пустоте  желания?  Пьяная  от  удовольствия
сука  испытывает   тщетность   удовольствия
более  глубоко,   чем  нравственный  аскет.
Тепло от  ужасной гадости, которую она дер-
жит во  рту, для нее - лишь повод возжелать
мерзостей еще больших.
  
  Это не  значит, что  тебе надо отказаться
от  продолжения.   Тщетность   удовольствия
является основой  вещей; ее  не удалось  бы

258

достичь, знай  мы о  ней с  самого  начала.
Непосредственная    видимость     -     вот
удовольствие,   которому    тебе    следует
предаваться.
  
  Трудность, на  которую ты  наткнулась  не
такова, чтобы отпугнуть. Избегать того, что
им представлялось  тщетным, людей  прошлого
побуждал     недостаток      мудрости     и
нравственности.  В  настоящее  время  легко
понять ничтожность  такого образа действия.
Все -  тщетно,  все  -  обман,  сам  Бог  -
сотрясение пустоты,  если  мы  вступаем  на
путь желания.  Желание пребывает  в нас как
вызов  миру,   который   постоянно   лишает
желание его  объекта. Желание в нас подобно
смеху:  обнажаясь,   без  конца  предаваясь
желанию желать, мы надсмехаемся над миром.
  На эту  непостижимую судьбу  нас обрекает
отказ принять судьбу (или невозможность это
сделать). Нам  остается пуститься на поиски
знаков,  за   которые   крепится   пустота,
поддерживающая    желание.     Мы     можем
существовать только  на гребне  волны, цеп-
ляясь  за   обломки  потерпевшего  крушение
корабля.  За   малейшим   расслаблением   -
бесцветное удовольствие или скука. Мы можем
дышать лишь  на пределе,  где  раскрываются
тела  -   вызывающая  желание   нагота  там
непристойна.
  
  Другими       словами,       единственная
возможность, которая  нам остается,  -  это
невозможность.   Во   власти   желания   ты
расставляешь   ноги,    выставляя   напоказ
грязные места.  Как только  ты  перестанешь
ощущать  эту   позу  как  запретную,  умрет


                                        259

желание,  а   вместе  с   ним   возможность
удовольствия.
  
  Прекращая поиск удовольствия, отказываясь
увидеть в  очевидном  обмане  исцеление  от
страданий  и   выход,  ты  перестаешь  быть
обнажаемой    желанием.     Ты    уступаешь
нравственному   благоразумию.    От    тебя
остается угасшая,  вышедшая из  игры форма.
Пока   идея   удовольствия   злоупотребляет
тобой,  ты  отдаешься  пламени  желания.  И
здесь не  забывай, сколь жестокой тебе надо
быть. Иначе  ты не сможешь вынести горького
чувства,  которое  жаждущий  испытывает  от
удовольствия  быть   жертвой  своей  жажды.
Благоразумие    посоветовало     бы    тебе
отказаться. Только  порыв святости, безумия
может  поддержать   в  тебе  мрачный  огонь
желания,   который   во   всех   отношениях
превосходит тайный оргиастический разгул.
  
  В лабиринте, который является результатом
игры, где  ошибка неизбежна  и  должна  без
конца возобновляться,  ничто не пригодилось
бы  тебе   так,  как   детская   наивность.
Конечно, у  тебя нет причины быть наивной и
счастливой.   Нужно,    однако,   набраться
мужества    и     держаться.     Чрезмерное
напряжение,        которого         требуют
обстоятельства, изнурительно,  а у тебя для
усталости нет  свободного времени. Усталая,
ты  не  более  как  мусор.  Исключительная,
ангельская радость  -  ничего  притворного,
ничего   лживого   -   нужна   на   пределе
удовольсвия.
  
  Жестокое испытание, падающее на долю тех,
кого ничто  не останавливает: необходимость

260

выразить невыразимый  ужас. Они  могут лишь
смеяться над  этим ужасом:  они и  испытали
его,  чтобы  над  ним  посмеяться,  точнее,
чтобы  им   насладиться.  Тебе  не  следует
удивляться, если  эти люди не выдержат в то
самое мгновение,  когда, казалось  бы,  все
кончено.   Такова   двусмысленность   всего
человеческого. Явленность ужаса тем быстрее
ведет  к  радости,  что  ему  чужда  всякая
сдержанность. Все  во  мне  растворяется  в
чрезмерной,   сладостной    жажде    жизни,
выразить которую  способно  лишь  отчаяние.
Только детская  непосредственность помогает
вынести  эту   возможность  овладения,  эту
повелительную   необходимость   ничему   не
ставить границ?
  
  То, что  я от тебя ожидаю, так же выходит
за пределы мудрой решимости, как отчаяние и
ничто.  Из   избытка  ясности   тебе  нужно
извлечь   ребячливость,   которая   о   ней
забывает (так  каприз превращает  ясность в
ничто).  Тайна  жизни,  без  сомнения,  за-
ключается в  просто душном разрушении того,
что должно убить в нас вкус к жизни. Таково
детство -  без долгих  слов оно торжествует
над препятствиями, противостоящими желанию;
таков  бешеный   темп  игры;  такова  тайна
уединенной комнаты,  где тебе, еще девочке,
приходилось иногда задирать юбку.

                   II.

  Если у  тебя забилось  сердце, вспомни  о
непристойных минутах детства.
  В детстве отдельные моменты разделены:
  простодушие,
  веселые игры,

                                        261

  грязь.
  Взрослый  связывает  эти  моменты:  через
грязь он достигает простодушной радости.
  Грязь без детского стыда, простодушие без
страстного движения  - комедия,  к  которой
сводится серьезность взрослых. Итог: худшая
форма бессилия.
  
  Нагота  грудей,  непристойность  полового
органа  как   бы  осуществляют  то,  о  чем
девочкой ты  могла лишь мечтать, не в силах
ничего сделать.
  
  Объят ледяной  печалью, ужасом  жизни. На
грани  ожесточения.   Я  нахожусь   у  края
пропасти. У  предела худшего, невыносимость
счастья. И с этой головокружительной высоты
я пою  аллилуйя, самое чис