ою любовницу, да? Замечательно звучит. Просто музыка
для глухого прокурора. Хочешь я тебя научу, как это делается? Берешь  волыну
покойника, аккуратненько, перчаточками, и стреляешь в баб. И  потом  кладешь
волыну обратно рядом с покойником.
   Мальчик опустил глаза.
   - Шило... он был очень неуравновешенным человеком. В последнее время.
   - Я его видел позавчера. Он совершенно слетел с катушек. Не думаю, что из
воров кто-то усомнится, что Шило мог вытащить волыну и шмальнуть в постового
ни с того ни с сего. Это-то меня и пугает. Если бы эти товарищи втерли  очки
только посторонней публике: знаешь, это бывает,  когда  задерживают  вора  и
кладут ему в карман дурь, а все  смеются,  потому  что  этот  человек  сроду
ничего крепче кефира не  употреблял...  А  здесь  вся  история  сработана  с
запасом прочности. Очень бы хотелось перетолковать со сценаристом.  И  очень
бы не хотелось оказаться персонажем новой постановки... Сазан помолчал.
   - Так ты можешь объяснить мне, что у вас происходит? Потому что,  извини,
не бывает так, что людей мочат, а почему - неизвестно. В Америке,  может,  и
бывает. А в России нет.
   - Я не все знаю, Валерий Игоревич. Но есть такая штука - "Петра-АВИА".
   - Ну?
   - Понимаете, треть стоимости полета - это топливо.  А  топливозаправочный
комплекс - это монополист.
   - Что значит монополист?
   - Ну вы  же  не  будете  самолет  по  бензозаправкам  возить?  На  каждом
аэродроме есть ТЗК.  И  он  есть  в  единственном  экземпляре.  Второго  ТЗК
аэродрому просто не надо, особенно если он маленький.
   - Ну?
   -  А  поскольку  заправка  -  это  монополия,  ее   должно   регулировать
государство.
   - В лице Службы транспортного контроля?
   - Да.  И  вот  они  подумали  и  написали  постановление,  что,  в  целях
оптимизации  цены  на  топливо,  улучшения  расчетов,   повышения   качества
обслуживания пассажиров  и  прочая  и  прочая,  все  ТЗК  передаются  новому
акционерному обществу "Петра-АВИА".
   - А кому принадлежит "Петра-АВИА"?
   -   Ну,   сейчас   оно   государственное.   А   через   годик,   глядишь,
приватизируется.
   - А возглавляет кто?
   - Сын Васючица. Замглавы СТК. Вот  такую  они  кормушку  себе  придумали.
Сазан помолчал.
   -  Ты  понимаешь,  Миш,  что  все  ТЗК  России  контролируются...   моими
коллегами? И если этот ваш комитет по варке  борща  вздумал  захавать  треть
денег за авиаперевозки, так он не для себя старается.  Это  же  все-таки  не
ФСБ, рылом они не вышли наезжать на воров в законе. То есть кто-то стоит  за
их спиной и заказывает музыку.
   Миша пожал плечами.
   - Не знаю, - пробормотал он, - я так не слышал,  чтобы  там  был  кто-то,
кроме чиновников.
   - И много им заправок передали?
   - По всей России - кое-кто передал. Вон, Кагасов передал, в Еремеевке.
   - Это которого вместо твоего отца прочат?
   - Да. В Ярославле передали, в  Осетии.  А  из  московских  аэропортов  мы
первые, потому что самые маленькие. Если нас съесть, то  можно  потом  и  на
Внуково наехать, и на Шереметьево...
   Сазан  внезапно  вспомнил  надпись:  "Петра-АВИА"   в   конце   коридора,
вышколенного охранника и евроремонт.
   - И какие у вас на сегодняшний день отношения с "Петрой"?
   - Отец подписал с ними контракт. Сазан даже подскочил.
   - Отдал емкости в аренду за десять тысяч рублей. В год.
   - За сколько?
   - За десять тысяч рублей. Новыми.
   - Недорого.
   - Как заставили.
   - И какого хрена им еще надо?
   - Там в контракте было оговорено, что другие поставщики тоже имеют  право
хранить свое топливо в их емкостях. Ну, Шило и хранил.
   - Ага! То есть топливо было их, а вы покупали у Шила?
   - У Шила дешевле. Над ними вся Москва смеялась.
   Сазан про себя подумал, что  даже  будь  у  Шила  топливо  вдвое  дороже,
аэропорт все равно бы покупал топливо у своей "крыши", а не у чужих дядей.
   - То есть  отец  твой  попал.  Либо  собственная  "крыша"  замочит,  либо
чиновники снимут.
   - Да.
   Сазан подумал. В общем-то ситуация прояснялась. Контроль над  авиационным
углеводородом было дело довольно  прибыльное,  а  главное  -  перспективное.
Мочить  Ивкина  за  право  продавать  несколько   десятков   тонн   керосина
затрапезному аэропорту Рыкове, возможно, и не стоило. Но если  рассматривать
завоевание Рыкова как первый этап перед завоеванием, скажем, Шереметьева, то
все вставало на свои места. И меры, принятые по отношению к Ивкину и к Шилу,
должны были отбить охоту к сопротивлению у будущих жертв, отнюдь не склонных
подставлять правую щеку, когда по левой влепят из гранатомета.
   Следовало думать, что за  инициативой  СТК  стоит  кто-то  большой:  либо
крупный  авторитет,  либо  нефтяная  компания.  Последнее  было  даже   куда
вероятней. Авторитету снюхаться с правительственной службой все же  труднее,
чем бизнесмену в законе. А вот нефтяная компания таким образом может  вполне
затеять передел рынка и пролезть сквозь рукава топливозаправочных комплексов
на территории, доселе контролируемые соперниками.
   Оставалось только выяснить, каким именно образом нефтяная компания  нашла
общий  язык  с  устроителями  международной  выставки  авиационной  техники,
вертолетчиками   и   остановившим   Шило   военным   патрулем.   И    почему
высокопрофессиональные  товарищи,   вооруженные   полуоболочечными   пулями,
стреляли с точностью пьяного зенитчика, садящего из  допотопной  "Двины"  по
новейшему "Фантому".
   Да, все сходилось. Плохо  было  одно:  Сазану-то  никакого  контроля  над
третью  российского  авиабизнеса  не  светило.  Ввязавшись  в  драку  против
неопознанного  нефтяного  гиганта  с  огромными  надводными   и   подводными
полномочиями, в случае проигрыша он терял жизнь. А в случае выигрыша получал
разбитое корыто с двумя поросшими травкой  взлетно-посадочными  полосами.  К
тому же выигрыш был крайне сомнителен.
   - Ладно, Миша, - сказал Валерий, подымаясь, - поехали домой.
   - Вы поможете папе?
   - А куда же я теперь денусь? - с искренним сожалением сказал бандит.
   * * *
   Отправив домой детей. Сазан подозвал к себе своего зама Муху  и  дал  ему
четкие инструкции на завтра.
   - Слушай сюда, - сказал Нестеренко. - Первое - узнаешь все о солдатах  из
этого наряда, который остановил Шило. Как зовут, где оттягиваются  и  какого
цвета у них подштанники. Второе - когда все успокоится, пошлешь ребят к тому
дому, где завалили Шило, и всех свидетелей штурма подробно опросишь.
   Третье - этот чиновник,  Воронков,  по  дороге  к  которому  должны  были
расстрелять Ивкина, - о нем чего-то выяснили?
   - Ничего  особенного.  Дачный  участок  у  него  по  Ярославскому  шоссе,
довольно скромный, получил еще  в  семидесятых.  Недавно  купил  квартиру  в
Медведкове, квартира двухкомнатная, живет  с  матерью  и  падчерицей.  Денег
немного,  чтоб  купить  жилье,  продал  тачку.   Сазан   кивнул.   Сказанное
подтверждало его первое впечатление  от  Воронкова:  обыкновенный  чиновник,
клюет, где может, на зарплату в сто долларов в  месяц  квартиры  не  купишь,
даже в Богом забытом Медведкове,  однако  по  рангу  большой  кусок  ему  не
полагается, иначе не стал бы продавать машины...
   - Глаз с него не спускайте, - велел  Сазан,  -  по  полной  программе.  И
четвертое - первый зам Ивкина, Алексей Глуза. Они вместе были  у  Воронкова.
Мне нужно на него полное досье.
   - Только на него?
   - На всех остальных замов тоже.
   * * *
   Сазан не стал уезжать из больницы. Тратить полночи на дорогу было  глупо,
а уезжать с места боевых действий - опасно. Ему отыскали какую-то  свободную
палату, и бандит, не раздеваясь,  лег  на  жесткую  сетку,  прикрытую  одним
дырявым матрасом. Ребята Сазана пошли отыскать для шефа  хоть  простыню,  но
простыни не оказалось - больница была бедная, белья не было, и  первое,  что
сделала нянечка, когда ее отыскал Муха, - без  стеснения  совести  попросила
бандюков отремонтировать засорившийся унитаз. Муха так опешил, что  чуть  не
выполнил просьбу.
   Спустя  полчаса  в  дверь  палаты  заскреблись.  Сазан  спустил  ствол  с
предохранителя и открыл дверь - но это был  только  Миша  Ивкин  с  огромным
мешком за спиной.
   - Вот, - сказал Миша, - из дома белье взял. А то в больнице своего нет.
   Сазан сунул ствол обратно за пояс.
   - Отец твой налогов не платит, вот и нет белья, - сказал он.
   Из огромного мешка были извлечены две  пышные  подушки,  две  простыни  и
украшенный  синими  розами   пододеяльник.   Засим   последовал   еще   один
пододеяльник, на этот раз белый с желтыми полосами.
   - Э-э! Ты что делаешь? - запротестовал Сазан,  когда  увидел,  что  Миша,
кое-как управляясь одной рукой, застилает вторую кровать, у окна.
   - Я тоже сплю здесь, - ответил Ивкин. - Отец здесь, и я здесь.
   Спустя пять минут свет в палате опять потух. Пододеяльник с розами шуршал
и приятно пах свежим бельем. В  раскрытое  окно  палаты  был  виден  кусочек
аэродрома и взлетная полоса, обозначенная  загадочными  красными  огоньками.
Снизу доносились мужские голоса и женский смех -  пацаны  Сазана  обхаживали
молодую санитарочку.
   - Как у твоего отца отношения с городским начальством? - спросил Сазан.
   - Хорошие. У нас ресторан есть - видели, наверное, рядом с аэровокзалом?
   Сазан вспомнил теремок-новостройку справа от небольшого здания вокзала.
   - Они там частенько ужинают - и мэр города, и прокурор.
   - Это хорошо, что прокурор ужинает, - одобрил Сазан.
   Он перевернулся на другой бок, попробовал,  удобно  ли  лежит  ствол  под
подушкой, и мгновенно заснул.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Когда Сазан проснулся,  было  уже  девять  часов  утра.  Солнечные  лучи,
пробившись сквозь густую листву больничного сада, скользили по палате, и  из
коридора доносился невнятный гомон. Миши в постели уже не было.
   Сазан оделся и пошел проведать генерального  директора.  Тот  по-прежнему
лежал с закрытыми глазами и сжатым ртом.
   У постели его сидели Миша Ивкин в шортах и маечке и еще один  человек-лет
пятидесяти, в белом полотняном костюме и при галстуке.
   - Алексей Юрьевич Глуза, - сказал полотняный человек, поднимаясь, -  вот,
зашел проведать.
   Сазан оглядел новоприбывшего.
   Господин Глуза был несколько одутловат; крысиные хвостики усов свисали по
обе стороны влажного красногубого рта; глаза господина  Глу-зы  бегали,  как
два таракана. В облике господина Глузы имелось странное противоречие - самой
своей природой господин Глуза был явно предназначен к тому, чтобы радоваться
жизни и всем ее проявлениям, как-то: вкусной  еде,  девочкам  и  коньяку,  и
запечатленное на его физиономии печальное  выражение  странно  противоречило
его существу.
   - Я так понимаю, вы теперь исполняющий обязанности директора?  -  спросил
Сазан.
   - Я так понимаю, вы вроде как новый зам? - в ответ спросил Глуза.
   Сазан задумался, пытаясь определить  свой  законный  статус  относительно
аэропорта Рыкове, но тут с постели подал голос Миша Ивкин.
   - Да, Алексей Юрьевич, - сказал он, - мой отец, когда  утром  просыпался,
сказал, чтобы вы исполняли его обязанности. А Валерия Нестеренко  он  просил
быть замом. По безопасности.
   Сазан был готов руку дать на  отсечение,  что  директор  как  спал  после
приступа, так и не просыпался. Он внимательно посмотрел на мальчика,  и  тот
очаровательно прищурил свои  черные  глазки.  Так  же  невинно  он  щурился,
наверное, когда бабушка спрашивала его, зачем он съел шоколадку перед обедом
и где он разорвал штанишки. У Сазана возникло мрачное предчувствие, что этот
парень, который пожалел, что в него стреляли не во время  школьных  занятий,
по младости лет не въезжает, во что ввязался.
   - Ну так поехали в  контору?  -  спросил  Сазан.  Дорога  из  больницы  в
аэропорт была неожиданно долгой: по одну ее сторону тянулась бетонная  стена
вдоль летного поля, по другую - железнодорожные пути. Потом пути  кончились,
мелькнул переезд с полосатым шлагбаумом,  и  Сазан  увидел  справа  глубокую
чистую речку и по обе  ее  стороны  кирпичные  двухэтажные  коттеджи  "новых
русских".
   - Можно на минутку заскочить ко мне домой? - сказал Глуза.
   - Заскакивай.
   Автомобиль свернул с дороги  и  через  мгновение  стоял  у  черной  витой
решетки одного из домов. Глуза скрылся за калиткой, а Сазан вышел из машины,
хлопнул дверцей и стал внимательно оглядываться по сторонам. Кто-то  помахал
рукой с соседнего дома: Сазан пригляделся и узнал  одного  из  своих  ребят.
Славку. Славку отрядили стеречь дом Ивкина.
   Калитка хлопнула снова: Глуза сел в машину  и  вгрызся  зубами  в  пухлый
бутерброд.
   - Не хотите?
   - Нет. Вы что тут, все живете? - спросил Сазан.
   - Да. Это вот дом Виталия Моисеевича, рядом мой, а напротив Балуй  -  это
еще один зам. А вот -тот, через речку - это дом Кагасова.
   - Кагасова? Которого прочат в директора?
   - Да.
   - Но он же из Краснодара.
   - Из Краснодара, а дом себе купил. Месяца два назад. Он  же  у  нас  член
совета директоров - от Службы транспортного контроля.
   Сазан молча глядел в окно. Любой из  обитателей  этого  мини-поселка  мог
видеть два дня назад, как из дома Ивкина в одиннадцать часов вечера  выехала
"мазда". Правда, он не мог знать, куда она поехала. Но какая разница? Отсюда
к центру Москвы только одна дорога, с Алтыньевского на Ярославское - а потом
через проспект Мира.
   - Не знаете, зачем Шило вчера ехал в аэропорт? - спросил Сазан.
   - Понятия не имею.
   - Он часто приезжал в Рыкове?
   -  Когда  с  этой  своей  лялькой  любился  -  постоянно.  А  потом   они
разбежались. Он сюда ездил раз в неделю, в две.
   - Кто-то его должен был вызвонить
   - Я ему не звонил.
   - А кто звонил?
   - Никто не говорит, что звонил. А вы  что,  действительно  считаете,  что
Шило убили не случайно?
   Сазан помолчал.
   - Не знаю, - сказал он наконец, - а кто,  по  вашему  мнению,  стрелял  в
Ивкина?
   При упоминании имени шефа вся краска вдруг сбежала с  лица  Глузы,  и  он
поперхнулся своим бутербродом.
   - Честно говоря, не знаю, что и думать, - сказал он,  -  все  это  так...
неожиданно.
   - А все-таки?
   - Ну...  Я  могу  только  предполагать...  Понимаете,  мы  все,  конечно,
поддерживаем Виталия, но эта борьба не может идти до бесконечности.
   - Борьба со Службой контроля?
   - Да. Они давят на нас, мешают работать, самолеты, которые раньше  летели
к нам, теперь летят во Внуково по  их  настоянию,  и  рано  или  поздно  это
кончится отставкой Виталия. Все это понимают.
   В этих условиях Виталию остается только одно -  ну,  как  бы  сказать,  -
обеспечить свое будущее. Глаза Сазана сузились.
   - То есть украсть побольше и сбежать подальше?
   - Ну... это очень  грубо...  Но  в  последнее  время  есть  у  нас  такая
тенденция - не платить где только можно. И вот, например, -  мы  два  месяца
назад отремонтировали ТУ-154 - не мелкий  ремонт,  это  мы  сами  делаем,  а
капитальный, -на Харьковском авиаремонтном заводе - и не заплатили.
   - Сколько не заплатили?
   - Если в долларах - около четырехсот тысяч. Харьковчане нам  каждый  день
звонили, пока у них телефоны за неуплату не отключили.
   - И что Ивкин им отвечал?
   - Ну что он  может  ответить?  Ля-ля-ля,  "простите,  ребята,  мы  раньше
богатые были, теперь обеднели, вот разберемся со Службой и вам заплатим".
   - То есть в Ивкина могли стрелять  из-за  неоплаченного  самолета?  Глуза
поколебался.
   - Во всяком случае, последний мой разговор с Харьковым был такой: "У тебя
дочка в школу ходит? А как тебе понравится, если ей засадят?"
   - А сколько дочке?
   - Вы с ней знакомы, Валерий Игоревич. Вы, насколько я понимаю, спасли  ей
жизнь. Ей и Мише.
   Голос Глузы звучал совсем глухо: видимо, то, что случилось два дня назад,
было для него чудовищным потрясением.
   - Или вот - мы должны регионам...
   - За что?
   - Самолет летает? Летает. В какой-нибудь волгоградский аэропорт сел? Сел.
За посадку в аэропорту надо платить. А мы не платим. Есть аэропорты, которым
мы задолжали сумму вполне достаточную, чтобы убить человека.
   - То есть вы не думаете, что киллеров нанимали люди из СТК?
   На Глузу, уютно устроившегося на заднем сиденье, словно пахнуло могильным
холодом из кондиционера.
   -  Нет,  конечно,  -  сказал  он.  -  Как  можно!  Они  уже  подъехали  к
аэровокзалу.  Сазан  вышел  из  машины  задумчивый.  Глуза  ему  глубоко  не
понравился,  как  бухгалтеру  не  нравится  бумага   со   слишком   вежливым
содержанием и слишком неясной подписью. Нет, врать господин Глуза не врал  -
долг харьковчанам наверняка был, и те, как и  любой  на  их  месте,  визжали
устно, письменно и по факсу, как свинья, которую режут живьем. Но вот  какое
интересное дело: господин Глуза своим  рассказом  не  только  обелил  Службу
транспортного контроля. И не только объяснил, что если господину  Нестеренко
очень интересно отыскать того, кто заказал Ивкина, то  ему  понадобится  для
этого объехать половину аэропортов в радиусе  четырех  тысяч  километров  от
Москвы. Он тонко - совершенно по ходу дела - намекнул собеседнику,  что  его
шеф вовсе  не  намерен  оставаться  во  главе  "Рыково-АВИА".  Что  все  эти
отмененные собрания, взаимные обвинения, отчаянная борьба  -  все  это  лишь
маневры, нужные для того,  чтобы  оттянуть  время  и  выжать  из  обреченной
должности как можно больше дохода. И,  возможно,  получить  с  СТК  побольше
отступного. Не сто тысяч долларов, а двести или триста.
   А стало быть - тут же напрашивалась очевидная мысль - ему. Сазану, тут на
аэродроме ничего не светит. Нет смысла защищать человека, который  прибирает
вещички перед уходом из кабинета, не особо разбирая, где свое шмотье, а  где
казенное. И самое лучшее, что он. Сазан, может сделать, - это  пожаловать  в
Службу и продать там этого человека по сходной цене.
   Было уже одиннадцать часов утра, когда в одном  из  светлых  кабинетов  в
центре Москвы - а может быть, и не в центре - приоткрылась  дверь  и  внутрь
скользнул  невзрачный  человек  в  грязноватых  джинсах  и  куртке   шофера.
Собственно, это и был шофер - шофер того, кто сидел за столом. Правда,  этот
шофер выполнял некоторые дополнительные поручения шефа, но в ведомостях  эти
поручения отражения не  имели,  хотя  оплачивались  значительно  лучше,  чем
основная работа.
   Человек в щегольском летнем костюме нежно-салатового цвета поднял голову:
   - А, Володя. Ну что?
   Человек в шоферской куртке покачал головой,
   - Он не смог это сделать.
   - Почему?
   . - Приехал какой-то Нестеренко и повсюду наставил своих людей.
   - Кто такой Нестеренко?
   Шофер молча положил листок бумаги на стол человека в  салатовом  костюме.
Человек изучал его несколько минут.
   - Но это бред! - вдруг  сказал  он.  -  Что  этот  тип  забыл  в  Рыкове?
Респектабельная "крыша", бензином он не торгует... У Ивкина просто нет таких
денег, чтобы заплатить ему за услуги! Нестеренко - "крыша" Ивкина!  Это  все
равно, как если бы, я не знаю, бомж пришел в Национальный резервный  банк  и
получил там два миллиона кредита!
   Собеседник откашлялся. Салатовый костюм вдруг поднял глаза:
   - Ты думаешь, это не случайно? Ты думаешь... он может быть из органов"?
   - Нестеренко иногда покупал органы, но никто не слыхал, чтобы он  с  ними
сотрудничал. На твоем месте я бы опасался  другого.  Знаешь,  этим  бизнесом
могут заинтересоваться не только органы. Но и - как бы это мягче  сказать  -
коллеги Нестеренко...
   - Ты полагаешь?
   - Ничего я не полагаю, - сказал второй человек, - если бы я шел по дороге
и увидел кошелек, то я бы его поднял. И Сазан сделал то же  самое  -  поднял
кошелек на дороге. Когда  он  увидит,  что  кошелек  пуст,  он  выкинет  его
обратно. Если он его не выкинет... значит, он не случайно набрел на кошелек.
   * * *
   Пенсионерка в цветастом хлопковом платье сидела  на  крашеной  скамеечке,
изрезанной изречениями окрестных панков,  и  вокруг  скамеечки  бегал  белый
пудель, время от времени п