линии КГБ. В 1981 - 1984 годах Чердынский был в Сирии.  Не  то  предотвращал
эпидемии, не то организовывал... не знаю. Врать не буду. Важно, что  у  него
был приятель. Приятеля звали Сайд Алихани. Тогда он был  чиновником.  Теперь
он бизнесмен. В 1998 году Сайд Алихани выиграл у  ООН  какой-то  конкурс  на
предмет поставки в Черную Африку цисплантина...
   - Че-го?
   -  Штука   распознавать   СПИД.   Делает   шведско-американский   концерн
"Ланка-Гештальт". Стоит пять долларов порция,  пятьдесят  центов  с  каждого
доллара откатывается чиновникам. Господин Сайд поставил  цисплантин  по  три
доллара порция, а чиновникам откатил аж по  доллару.  Цисплантин  был  точно
такой, как у "Ланки", действовал так  же,  и  коробочки  были  точно  такие.
Только сделали его не в Германии, а в Тарске. И себестоимость у него была не
три доллара, а семь центов.
   - Неслабо, - сказал Валерий.
   - Доктор Гертцки входит в совет директоров  "Ланки-Гештальт",  Через  три
месяца после этой сделки "Ланка" появилась  в  Тарске.  Через  пять  месяцев
предложила  Санычеву  продать  завод.  Через  шесть  месяцев  после   сделки
губернатор насмерть поссорился с Санычевым. А  через  семь  премия,  которую
спонсирует  "Ланка",  досталась  Нетушкину.  Но  после  пули.   Убедительная
хронология?
   Валерий помолчал.
   - А ты как об этом узнал?
   Колун усмехнулся.
   - Коробочки. Гаибов поленился  ездить  далеко  и  заказал  коробочки  для
цисплантина на Шакировском писчебумажном. А Шакиру контролирую я.
   Колун плавно развел руками.
   - Сечешь расклад? Фармацевтика - это  единственная  область,  где  Россия
может опередить Запад. Тот, кто хочет делать телевизоры  на  Александровском
радиозаводе - ему нужно снести завод и построить  новый.  Кто  хочет  делать
автомобили на АЗЛК - ему нужно снести завод  и  поставить  новый.  У  них  -
деньги, а у нас - одни чиновники. И только в фармацевтике  наоборот:  затрат
никаких, мозги есть свои, ферментер стоит  в  институте,  а  бюрократические
требования ниже на несколько порядков. И иностранные щуки секут нам это дело
под корень.
   Лощеный официант, приблизившись к Колуну, прошептал тому на ухо несколько
слов.
   - Извини, - сказал Семен, - сейчас вернусь. Будь как дома.
   Поднялся и исчез в служебной двери.
   Валерий остался один за  роскошным  столом,  ломящимся  от  закусок.  Зал
понемногу заполнялся гостями. На сцене выламывалась  вокруг  шеста  красивая
девица в красном лифчике.  В  середине  лифчика  были  проделаны  аккуратные
дырочки.
   Валерий задумчиво смотрел  куда-то  за  девицу.  То,  что  сказал  Колун,
капитально меняло дело. Становилось понятно, отчего  так  процветает  завод.
Становилось понятно, за каким  хреном  и  кто  убил  Игоря.  И  даже  почему
губернатор поссорился с заводом,  тоже  становилось  ясно:  "Ланка-Гештальт"
занесла губернатору чемоданчик и попросила его прикрыть лавочку.
   И  еще  одно  было  ясно.  Если  Семен   Колунов   по   прозвищу   Колун,
профессионально разбирающийся  в  марках  снайперских  винтовок,  озаботился
выучить названия фармацевтических концернов  и  генноинженерных  препаратов,
значит,  опер  Царьков  не  соврал.  За  отъявленным  отморозком  Спиридоном
действительно стоял Семен Колунов. И Семену  Колунову  было  жизненно  важно
убедить московского авторитета в  том,  что  к  смерти  Игоря  он  не  имеет
никакого отношения.
   - Угостишь девушку? - послышался рядом бархатный низкий голос, и Валерий,
оглянувшись, увидел рядом с собой Мирославу. Она была все в тех же джинсах и
льняной черной рубахе, в которой пела на  сцене.  По  легкой  разболтанности
движений можно было заподозрить, что девочка успела или забить косячок,  или
даже ширнуться.
   - А как насчет спаивания малолетних? - спросил Валерий.
   Девушка  запрокинула  голову.  Из  грубого   воротника   рубахи   торчала
беззащитная беленькая шейка.
   - Мне восемнадцать, - сказала она.  Валерий  щелкнул  пальцами,  подзывая
халдея.
   - Меню и стул для девушки, - сказал он.
   Мирослава засмеялась. В смехе ее была та же  легкая  хрипотца,  что  и  в
пении.
   - Стула не надо, - сказала девушка.
   В следующую секунду она скользнула на колени Валерию. Этого,  безусловно,
не стоило делать. У Нестеренко перехватило дыхание. Не то чтобы он  влюбился
сразу и в один момент - он, наверное, и неспособен  был  влюбиться.  Но  все
мысли об Игоре, заводе и фармацевтическом  концерне  "Ланка-Гештальт"  вдруг
вышибло из головы, как пробку из шампанского. От волос Мирославы  пахло  как
будто деревенским сеном,  и  она  была  необыкновенно  легкая,  несмотря  на
плотные джинсы и тяжелые складки льняной рубахи. И  вся  она  -  от  коротко
подстриженных волос до башмачков с толстой  подошвой  и  низким  каблуком  -
вызывала, несмотря на нарочито подростковый вид, одно-единственное и  вполне
естественное для мужика желание.
   - Я - Мирослава. А ты - Валерий, да? Тебе нравится, как я пою?
   - Да.
   - А я нравлюсь?
   "Что ты делаешь? - пронеслось в голове Валерия. - У девчонки явно  что-то
с Колуном. У нее заноза в мозгах, и они как-то рассорились.  Она  использует
тебя, чтобы досадить Колуну, и дело кончится тем,  что  Колун  на  глазах  у
всего городского бомонда всадит в тебя автоматный рожок,  а  ментам  скажет,
что был в это время на проповеди в церкви".
   Официант, деликатно кашлянув,  поставил  на  стол  нежно-розовую  взвесь,
поверх которой плавал ломтик лимона.
   Мирослава подхватила бокал. На тонком безымянном пальце блеснуло  тяжелое
серебряное кольцо с плоским сапфиром. Видимо, подарок -  и  совершенно  ясно
чей. Слишком бледные, ненакрашенные губы обхватили белую соломинку.
   - Так я тебе нравлюсь? - повторила Мирослава.
   Колун возник из-за спины Валерия совершенно неслышно. Плавно опустился на
стул напротив.
   - Детка, оставь нас.
   - Я такая же детка, как ты коммерсант,  Семен,  -  сказала  Мирослава.  -
Честный коммерсант и благотворитель.
   - А че, -  сказал  Колун  обиженно,  -  я  благотворитель.  Вон,  черешню
детдомовцам привез. Зимой...
   - Ага, - сказала Мирослава, - он привез черешню, а директор  не  стал  ее
раздавать. Он решил, что директор хочет продать черешню на рынке. И  знаешь,
что он сделал, Валерочка? Он ткнул ему ствол под подбородок и  не  отпускал,
пока детей не накормили черешней.
   - Валера уже испугался, - усмехнулся Колун. Помолчал и прибавил:
   - На твоем месте я бы не пил. Либо спирт, либо травка.
   - Это не спирт. Это уксус, - неожиданно сказала  Мирослава.  В  следующую
секунду она плеснула жидкость из бокала в глаза Колуну.
   Реакция бывшего спортсмена была  мгновенной:  он  нырнул  вбок,  и  капли
прошлись веером по правой щеке. Валерий обхватил девчонку, и она  покатилась
с ним под стол, царапаясь и визжа.  Когда  Валерий  справился  с  девчонкой,
Колун уже был на ногах. Он смотрел растерянно и зло, отряхивая  с  воротника
капли. Мирослава, разумеется, соврала:  в  бокале  был  не  уксус,  а  самый
вульгарный коктейль.
   Пацаны Колуна повскакали с мест.  Валерий  морщился  от  боли  в  раненом
плече.
   Колун крепко взял девочку за ворот рубахи.
   - Детка, - сказал Колун, - это на сегодня все?
   - Это вообще все, - ответила Мирослава. - Навсегда.
   С этими словами Мирослава полезла  куда-то  в  карман  джинсов,  и  через
мгновение на стол шлепнулся тяжелый  сейфовый  ключ.  Явно  не  от  особняка
Колуна - там наверняка круглосуточная  охрана.  Скорее  всего,  от  какой-то
неплохой, судя по  качеству  замка,  квартирки,  которую  Колун  снимал  для
певички из собственного казино.
   - Пусти.
   Колунов растерянно выпустил воротник, Мирослава повернулась и ушла. Колун
сел на подобранный кем-то стул, откинулся на  спинку,  на  мгновение  закрыл
глаза и устало сказал:
   - Истеричка.
   Валерий  молчал.  Областному  авторитету  было  явно  не  до   серьезного
разговора, потому что какому же мужику будет дело до  серьезного  разговора,
когда небезразличная ему женщина  выплескивает  бокал  ему  в  лицо?  А  что
Мирослава была очень небезразлична Семену, явствовало хотя бы из  того,  что
дерзкой шкоде, встрявшей в серьезный разговор,  дали  уйти,  и  ни  одна  из
"шестерок" Колуна не осмелилась схватить ее за руку без приказания хозяина.
   По совести, Валерию надо было бы попрощаться и свалить. Но  это  было  бы
тоже оскорблением. Это был бы намек на то, что для Семена Колунова заморочки
с какой-то шалавой могут быть важнее беседы с московским гостем.
   - А почему завод именно Борщака  выбрал  в  кандидаты  в  губернаторы?  -
спросил Валерий
   - Они вместе дела варили.
   - Какие?
   - Борщак - начальник областного  Минздрава.  Он  у  них  лекарства  через
бюджет покупал.
   - Не понял.
   - Ну есть такая штука - льготные  лекарства.  Это  значит,  что  если  ты
пенсионер или инвалид, ты идешь с рецептом в аптеку и  тебе  лекарства  дают
бесплатно. А платит за  них  -  потом  -  бюджет.  Через  фонд  медицинского
страхования. Понятно, что если ты фармацевтический завод, то этими льготными
лекарствами ты, во-первых, закрываешь долги  перед  бюджетом,  а  во-вторых,
ставишь на каком-нибудь аспирине цену не в пять рублей,  а  в  пятьдесят.  И
разницу пилишь между заводом и чиновником.
   - И "Заря" налоги платила лекарствами?
   -  Платила  не  сама  "Заря",  а  фирма,  уполномоченная  по  расчетам  с
медицинским фондом. Называлась "Вальдшнеп". Принадлежала Борщаку.
   - И много они бюджетных денег распилили?
   - Борщаку на виллу в Швейцарии хватило.
   - А почему губернатор сейчас не вытащит это дерьмо наружу?
   - А ты думаешь, губернатор с этого не имел? Тут принцип простой  -  тому,
кто живет в стеклянном доме, не стоит швыряться камнями.
   - А с кредита, который дали машиностроительному заводу,  губернатор  тоже
имел?
   Колун расхохотался.
   - А ты, я смотрю, о наших делах уже поднаслышался...
   - Так имел или не имел?
   - А я не интересовался... Если и имел, то самую малость...
   Колун внезапно посерьезнел.
   - Знаешь, Валера, ты мне нравишься. Ты на святое дело в город  приехал  -
на похороны друга. А тебя в городе обидели да еще и  едва  не  убили.  Но  я
этого не делал, а кто делал - я тебе сказал. Только скажи,  что  надо,  -  я
помогу. Но если станут  рассказывать,  что  ты  здесь  не  убийцу  ищешь,  а
смотришь, как бы в городе закрепиться, тогда  извини.  Тогда  ты  отсюда  не
уедешь.
   - Твоя земля мне не нужна, - сказал Сазан.
   Колун внезапно щелкнул пальцами. Девицы в розовых купальничках  спорхнули
со сцены и окружили Семена Семеныча смеющейся стайкой.
   - Пошли наверх? - предложил Колун. Валерий покачал головой.
   - Извини. Мне вообще велели сегодня лежать.
   - Удачи, - сказал Колун
   - Удачи.
   * * *
   Когда Валерий садился в джип, от стены клуба отделилась высокая тень.
   - Не подвезешь?
   Валерий вгляделся: перед ним, в бесформенном  пальтишке  и  шапке-ушанке,
стояла Мирослава. Валерий распахнул дверцу, и Мирослава села рядом.
   - Куда тебе? - спросил Валерий.
   - До заводской гостиницы, - ответила Мирослава.
   Валерий искоса посмотрел на девчонку. Она дрожала,  как  цуцик,  в  свете
приборной  доски  лицо  Мирославы  казалось  высеченным  из  пепельно-серого
мрамора. Валерий еще раз подумал о том, что это безумие. К тому же он сказал
Колуну правду - рана болела, плечо распухло, и чувствовал Валерий себя,  как
консервная банка, по которой проехался пятитонный грузовик Но почему-то  при
виде Мирославы все не относящиеся к ней мысли вылетали у Валерия из  головы.
Мозг  превращался  в  радиовзрыватель,  настроенный   на   одну-единственную
частоту.
   До гостиницы доехали молча. Валерий заглушил  двигатель,  обошел  джип  и
открыл перед Мирославой дверцу. Девочка грациозно спрыгнула на землю.
   Номер был двухкомнатный полулюкс: в гостиной вдоль  стен  стояли  широкий
кожаный диван и два кресла. Мирослава, скинув сапоги, с ногами забралась  на
диван и так и просидела все время, пока Валерий копошился в мини-баре.
   - Хорошая гостиница, - сказала Мирослава.
   - Никогда не была?
   - Нет. Подружки были. Говорят, Санычев сюда любит девочек водить.
   Валерий сел на диван и очень осторожно притянул к себе Мирославу. Девочку
била крупная дрожь.
   - Что случилось? - спросил Нестеренко. Какую-то секунду Валерию казалось,
что девочка сейчас расплачется.
   - Ты мне понравился,  -  ответила  Мирослава.  Валерий  повернул  к  себе
испуганное личико с глубокими, как омут, глазами.
   - Вряд ли, - сказал Нестеренко.
   - Что? Боишься трахнуть девушку Колуна? Валерий посадил Мирославу к  себе
на колени. Потом медленно начал расстегивать пуговицы ее рубашки.
   - Вот это меня совершенно не заботит, - сказал Валерий.
   * * *
   Алексей  Каголов,  сотрудник  вневедомственной  охраны,  трудившийся   на
комбинате "Заря", лежал на диване с баночкой пива, когда в обшарпанную дверь
на четвертом этаже панельной пятиэтажки коротко позвонили. Алексей не  сразу
услышал звонок: на  кухне  громко  посвистывал  чайник,  а  в  комнате  орал
телевизор, но, услышав, пошел открывать.
   - Кто там?
   - Это я, тезка! Открывай!
   Алексей  заглянул  в  глазок.  На  лестничной  площадке  стоял   давешний
московский бандюк В одной руке он держал двухлитровую пластиковую бутылку  с
пивом, в другой - пакет с эмблемой единственного в городе супермаркета. Даже
в глазок было видно, что пакет набит всякой обворожительной вкуснятиной.
   Алексей распахнул дверь.
   В следующую секунду страшный удар сбил его с ног.  Алексея  отшвырнуло  в
глубь прихожей, а Муха поднял тяжелую бутылку и,  тщательно  целясь,  ударил
внахлест по ребрам. Алексей хрюкнул и  скорчился  на  полу.  Муха  шагнул  в
квартирку, и за ним в прихожую ловко втерлись еще два бультерьера, в кожаных
куртках и с короткой стрижкой: видимо, они стояли, прижавшись к двери,  и  в
глазок их было не разглядеть.
   Лешку  подхватили  и  втащили  в  комнату,  где  громко  орал  телевизор.
Заведенные за батарею наручники защелкнулись на запястьях Лешки.
   - Кому ты звонил о том, что Игорь выезжает? Колись, падла!
   - Я... да ты что, братан... я...
   Несмотря  на  свою  охранничью  профессию,  Лешка  даже  и   не   пытался
защищаться. Да и то - поздно  махать  кулаками,  когда  тебя  приторочили  к
батарее. Один из бультерьеров мгновенно сдернул с Лешки штаны.  Под  штанами
обнаружились несвежие, синего цвета плавки Сдернули  и  их.  Лешка  стыдливо
заелозил,  пытаясь  как-то  прикрыть  свое  мужское  достоинство,  сиротливо
свернувшееся между густых каштановых завитков.
   В руках Мухи  появился  крошечный  приборчик,  более  всего  напоминающий
мини-диктофон с двумя торчащими  наружу  усиками.  Лешка  таких  приборчиков
никогда не видел, но сообразил, что это электрошокер.
   - Никто не знал, когда Нетушкин вернется домой. Киллер  подъехал  к  дому
Нетушкина за полчаса до того, как тот  приехал.  Получается,  что  заказчику
позвонили с вахты. Это мог сделать только ты, ясно?
   - Я не звонил! Никому!
   Усики шокера сомкнулись на самой драгоценной части Лешкиного тела, словно
жвалы гигантского жука - на трупике жертвы.
   - А-а!
   Крик Лешки совпал с очередной дракой  в  телевизоре,  в  воздухе  ощутимо
запахло свежим озоном.
   - Кому звонил? Быстро, а то пришьем!
   - Никому. Бля буду, никому... Новый  разряд.  Тело  Лешки  выгнулось,  по
щекам потекли горячие слезы от несправедливости и ужаса.
   - Никому...
   - Нетушкин позвонил на вахту, так?
   - Да.
   - Когда?
   - В одиннадцать тридцать... тридцать три.
   - Ты поднял трубку?
   - Да.
   - Что было после этого?
   - Я... сказал Мишке... Мишка позвонил водителю...
   - Кому ты еще звонил?
   - Никому. И Мишка никому не звонил... Володарцев  звонил,  он  дома  был,
спрашивал, все ли в норме?
   - И что ты ответил?
   - Все в норме, а про Нетушкина он не спрашивал...
   Голос Лешки замер.
   - Во,  я  отлить  пошел!  Сразу  после  звонка!  Мишка  мог  кому  угодно
позвонить!
   - Звонки записываются?
   - Нет.
   - Брешет парень, -  деловито  сказал  один  из  бультерьеров,  -  кончаем
по-быстрому и валим отсюда. Муха  вынул  большой  черный  пистолет,  щелкнул
предохранителем.
   - Подушку принеси, - сказал Муха, - через подушку неслышней будет...
   Его же собственная подушка, придавленная стволом, уткнулась Лешке куда-то
под горло.
   - Кому звонил? - спросил Муха в последний раз.
   Лешка скосил глаза. На стареньком экране техасский рейнджер Чак Норрис  в
капусту крошил негодяев. Господи, ну почему этот бугай с  короткой  стрижкой
показался ему нормальным парнем...
   - Никому, - обреченно прошелестел Лешка,  -  кто  угодно  мог  позвонить.
Мишка мог. Водитель мог...
   Глаза его закатились, и он потерял сознание.
   * * *
   Очнулся Лешка спустя пять минут от кастрюли холодной воды, которую кто-то
вылил ему на лицо. Он лежал на коврике в  собственной  квартире,  и  подушка
больше не упиралась ему в кадык. Руки тоже были без наручников.
   Новая порция воды шлепнулась  о  кожу,  закатилась  мокрыми  каплями  под
рубашку. Лешка открыл глаза и увидел склонившегося над ним Муху.
   - Эй, пацан, - заботливо сказал Муха, - ты живой?
   - Я не... я не...
   - Вставай, - велел Муха, - пивка хочешь?
   При мысли о пиве Лешке сделалось дурно. Он свернулся клубком  на  коврике
и, не скрываясь, заплакал,
   - Ну все, поговорили и будет, - успокаивающе сказал Муха.
   - Что же вы... блин... разве так можно... Муха поднялся,  пряча  шокер  в
карман.
   - Просто и надежно, - объяснил Муха. - Да ты что, в самом деле решил, что
мы тебя мочить собрались? Так, браток, не мочат... так проверяют...
   Лешка всхлипнул. Будь он немного более подкованным в этих вопросах, он бы
и сам мог сообразить,  что  никто  его  убивать  не  собирался.  А  если  бы
собирался - вряд ли бы москвичи  приперлись  на  четвертый  этаж  "хрущобы",
через  не  ночной  еще  двор,  в  котором  их   могли   углядеть   несколько
свидетелей... Но Лешка не был квалифицированным человеком,  он  был  молодым
безусым  вневедомственным  ментом,   и   шокер,   поднесенный   к   мужскому
достоинству, начисто отбил у него всякую соображалку.
   - Поехали, - сказал Муха.
   - Куда?
   - К твоему Михаилу.
   Сильные руки помогли Лешке  встать.  Меж  бедер  отчаянно  болело,  Лешка
шатался от пережитого страха  и  унижения.  Московский  бандит  скользнул  с
подоконника, как ленивая анаконда, перед  Лешкой  мелькнула  волосатая  рука
москвича с узким запястьем и короткими сильными пальцами, и  тут  же  Лешка,
скосив глаза, увидел в своей потной ладошке две бумажки зеленого цвета.
   - Гонорар за посещение зубного врача, - сказал Муха.
   * * *
   Михаил жил в южной, промышленной, части города, в районе с  красноречивым
названием Шанхайка. Шанхайка сплошь была застроена двухэтажными  деревянными
бараками, вдоль бараков  тянулись  огороды,  засыпанные  в  это  время  года
снегом.
   Московские гости предусмотрительно оставили свои тачки за два квартала от
цели. Дальше шли пешком. Дом, в котором жил Михаил, был  желтый  и  длинный,
как змея, барак, с выбитой  лампочкой  над  покосившейся  дверью  и  запахом
блевотины и газа в подъезде. Лешка вместе со спутниками поднялся  на  второй
этаж. На крошечной площадке располагались аж три  двери,  Лешка  позвонил  в
крайнюю. Двое москвичей прижались к стене, Муха остался  на  площадке  между
первым и вторым этажом.
   Двери в Мишкину квартирку были тонкие,  резкий  писк  звонка  был  слышен
очень хорошо. В квартире никто не пошевелился. Лешка нажал кнопку еще, потом
стукнул в дверь.
   - Эй, Мишка! - заорал он. - Гости пришли! Открывай!
   Дверь в  противоположном  конце  площадки  открылась,  из  нее  выглянула
толстая старуха в байковом халате и шерстяных носках.
   - Чего буянишь, - сказала она. Вгляделась и добавила:
   - Это ты, Леша?
   - Да, мы к Мише пришли, - откликнулся один из бультерьеров. -