совершенно  пуст:  слабые  лампочки  горели  днем  и  ночью  над   узкими,
погребенными под снегом дорогами, и  сидели,  по  самые  ставни  в  снегу,
одноэтажные домики с острыми крышами. Сейчас, в самом конце марта, снег  в
основном растаял, и грунтовые дороги превращались днем - в жуткое  крошево
грязи и песка, а ночью - в ухабистый каток.
     Сазан свернул с  шоссе,  доехал  до  станции  с  табачным  ларьком  и
сожженным пять лет назад, за неделю до ревизии,  магазином  "Продукты",  и
громко выругался.
     Переезд возле станции был закрыт:  на  дороге  топорщилась  громадная
куча гравия, и настил на железнодорожных путях был сорван, обнажая  рельсы
и бетонные шпалы, мокро блестевшие при свете сиротливо мигающего  красного
глазка.
     Сазан припарковал машину  у  будочки  при  переезде  и  пошел  дальше
пешком. Идти было километра два.
     Генеральская дача, летом укрытая  живой  изгородью  из  боярышника  и
берез, стояла нагая и неприкаянная, и на втором этаже ее  сиротливо  горел
огонек. Сазан отворил калитку и осторожно пошел вокруг дачи. В руке у него
был все тот же старый ТТ.
     У задней стены был устроен навес, и под ним тянулись две шатких,  кое
как  уложенных  поленницы.  Березовые  кругляши,   величиной   с   головку
пошехонского  сыра,  чередовались  с  нарубленным  погнившим  штакетником.
Несколько штакетин валялось на снегу, видимо выпав из рук того, кто таскал
дрова в кухню, и там же лежала дохлая мышь, выкинутая из мышеловки.  Узкий
проход меж поленниц вел к черной двери с  выбитым  окошком.  Сазан  тронул
дверь, - она была незаперта. Сазан осторожно отворил  дверь  и  ступил  на
порог.  В  следующую  секунду  в  глубине   кухни,   за   печкой,   что-то
зашевелилось,  крякнул  выстрел,  и  козырек  навеса  за   плечом   Сазана
разлетелся вдребезги.
     Сазан упал на землю и ударился локтем о штакетину, из которой  торчал
ржавый гвоздь. Гвоздь весело чавкнул, и, как  цепная  собака,  вцепился  в
локоть злоумышленника. Пальцы Сазана  разжались.  Пистолет  заскользил  по
ледяной дорожке к порогу,  подставив  луне  мокрый  ребристый  бок.  Сазан
подтянул ноги к животу и перекатился  за  дверь.  Тут  же  второй  выстрел
щелкнул по тому месту, где Сазан лежал только что, и  подшиб  у  основания
гнилую стойку поленницы. Сазан обхватил руками голову. Березовые  кругляши
и гнилые доски весело посыпались вниз, на лежащего под ними человека,  как
картошка из раструба уборочного комбайна.
     Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и  бросился
в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь  и  кто-то,  тяжело  дыша,
рванул по щебенчатой дорожке прочь  от  дома.  Сазан  повернулся  обратно,
перепрыгнул через разоренную поленницу и  дунул  по  раскисшим  грядкам  к
забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану
опять пришлось падать.
     Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по
застывшим в каток лужам.  Сазан  выпрыгнул  на  середину  дороги,  схватил
пистолет в обе руки и тщательно прицелился.  Человек,  ошалев  от  страха,
летел вперед. Сазан не стрелял. Верхушки дальних деревьев вдруг  озарились
разноцветными  бликами.  Сазан  словно  застыл  с  пистолетом  в  руке.  В
следующую секунду послышался визг шин, и на дорогу вылетела из-за поворота
зеленая девятка. Девятка плясала, соскальзывая с ледяной колеи, и вместе с
ней плясала дорога, звезды, сосульки на придорожных соснах и  прошлогодняя
бочка, выставившая  из  канавы  заледеневшее  рыло.  Человек  вскрикнул  и
поскользнулся. Девятка летела вперед.  Человек  упал  на  спину  и  поехал
навстречу  девятке.  Шины  девятки  нехорошо  запели   по   льду,   машина
развернулась, перепорхнула через сугроб и влетела в  старый  забор.  Забор
жалобно затрещал и рухнул мгновенно и бесповоротно, как советская  власть.
Дверца девятки распахнулась, и из нее выскочили люди.
     - Не стрелять! Милиция!
     Сазан бросил пистолет на дорогу и молча  поднял  руки.  Правый  рукав
намок от крови, и держать руку было тяжело.
     Тихомиров, тяжело дыша,  подбежал  к  нему  и  с  немалым  торжеством
заломил руки назад.  Бандит  без  сопротивления  упал  на  колени,  нырнул
глазами вниз и угодил в продолговатую лужу, обрамленную  вмерзшей  в  снег
галькой и полусгнившими листьями. Из-за поворота выехала еще одна  машина,
на этот раз с мигалкой и синей полосой на боку. Из машины выскочили люди с
автоматами.  Они  молча  накинулись  на  человека  в  луже   и   принялись
обрабатывать его сапогами.
     - Отставить! - заорал Сергей.
     Сазана отпустили, и он перевернулся на спину и сел. Дорогой его плащ,
предварительно  пострадавший   от   поленницы   и   забора,   окончательно
изгваздался,   и   наконец-то   шикарный   бандит   выглядел   не    очень
презентабельно.
     - Я не стрелял, - сказал Сазан.
     - Да? А вон это что?
     И Тихомиров ткнул в лежащего на дороге человека.
     - Сам поскользнулся, - сказал Сазан.
     Двое милиционеров поднимали  лежащего.  Тот  ошалело  мотал  головой.
Тихомиров  осторожно,  чтобы  не  залапать  пальчиков,  поднял   пистолет,
брошенный Сазаном, понюхал его и удивился. Из  пистолета  не  стреляли  ни
сегодня, ни вчера.
     - Тем лучше, - сказал Тихомиров. - Если  ты  не  сядешь  за  убийство
Баркина, то Баркин посадит тебя за взрыв у "Межинвеста".
     Сазан молча усмехнулся и встал  на  ноги.  Двое  парней  в  камуфляже
предостерегающе передернули затворы автоматов. Тихомиров побежал вперед  к
девятке. Человек, убегавший от Сазана, уже сидел, привалившись к колесу, и
блестел испуганными глазами. Тихомиров сорвал с него шапку и  отступил.  У
беглеца были черные, всклокоченные волосы, пьяное лицо с  лишаем-волчанкой
во всю щеку, и было беглецу лет пятьдесят.
     - Это что за фрукт? - удивился из-за спины Дмитриев.
     - Бомж, - сказал Сазан. - Жил тут, понимаешь, на пустой даче. А когда
я приехал к моему другу, со страху вздумал палить в меня из обреза.
     Парень с автоматом поднял бомжа за шкирку и принялся запихивать его в
машину. Сазан пожал плечами и пошел прочь.
     - А ты куда? - окликнул его Тихомиров.
     - А что, у милиции ко мне есть претензии?
     - Статья 218-ая. Незаконное хранение огнестрельного оружия.
     Сазан молча подставил запястья, и Сергей защелкнул на них наручники.


     Было уже одиннадцать утра, когда Тихомиров и  Дмитриев  поднялись  на
четвертый этаж генеральского дома на Садовой. Двери на лестничных  клетках
ощетинились выразительными глазками и черной кожей, за которой угадывались
ребра  сейфовых  замков.  На  площадке  второго  этажа  висела  на  тонком
стебельке телекамера,  проводившая  милиционеров  любопытным  оком.  Дверь
генеральской квартиры была деревянная и двустворчатая, и  красили  ее  лет
десять назад.
     Дверь  открыла  чистенькая  старушка.  В  ногах  ее  путалась   белая
беременная кошка.
     - Добрый день, - сказал Сергей, - я ищу Мефодия Баркина.
     - А его нет, - сказала старушка, - да вы заходите.
     Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в
Гелищево, - бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у  отчима  на
Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать
соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего  на  Гуню
человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке  гранатомет.  И
хуже всего обстояло дело с трезвым, но  сильно  избитым  парнем,  которого
парочка нетрезвых,  и  совсем  небитых  милиционеров  доставили  в  135-ое
отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в
розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не
знали, как это разъяснить начальству.
     Старушка пригласила  посетителей  в  гостиную,  расставила  на  столе
симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.
     - А вы откуда будете? - спросила старушка, разливая чай.
     - Из милиции.
     Старушка встревожилась.
     - Неужели Федя что-то натворил?
     - Да как вам сказать...
     - Это, наверное, из-за Валерия.
     - А что, - сказал Сергей, - Валерий уже был здесь?
     - Да, они приехали вчера вместе с Александром, - и  старушка  указала
на коробку конфет.
     Сергей кивнул головой и незаметно положил на стол только  что  взятую
им конфету.
     - И чего они хотели?
     - Валерий говорил, что ему срочно надо найти Федю,  что  у  них  есть
какое-то выгодное дело. Александр был ужасно расстроенный, а Валерик, -  я
даже удивилась, какой он стал заботливый.
     - Мусор вынес, - процедил сквозь зубы Сергей.
     Пластиковый  пакет  с  мусором  так  и  остался  в   машине   Сазана,
припаркованной у переезда. Перетряхнув картофельные очистки  и  крошки  от
засохшего пирога, эксперты нашли в мусоре обрезки  проводов,  -  к  вечеру
Сергей ожидал заключения о том, идентичны ли  эти  обрезки  тем  проводам,
которые были использованы во взрывном устройстве. И еще была в этом мусоре
банка из-под пива Heineken, и выпущена была  эта  банка  в  той  же  самой
республике Германии и на том же самом заводе, что и другие, оставленные на
крыльце банка.  Сазан  на  вопросы  не  отвечал,  хамил  и  выпендривался,
говорил, что никакого мусора не видел, а вот  мусоров  перед  собой  видит
предостаточно.  Его  уже  собрались  бить,  но  тут  пришло  начальство  и
отправило Сазана в больницу, потому что тот распоролся где-то о  гвоздь  и
вытекло из него чуть не две чекушки.
     -  А  что,  -  спросил  Сергей,  -  раньше  Валерий  не   был   таким
предупредительным?
     - Валерий, - разъяснила старушка, - всегда оказывал  на  Федю  дурное
влияние.
     - Например?
     - Вы знаете, мой сын разработал  свою  систему  воспитания.  Он  ввел
жетоны, которые он выдавал Феде за все, что тот делал. Например, за хорошо
заправленную кровать и за  почищенные  зубы  он  выдавал  один  жетон,  за
пятерку по математике - пять жетонов, а за двойку он отбирал пять жетонов.
В конце недели Федя приносил ему все жетоны,  и  Василий  подсчитывал  их.
Если  жетонов  было  много,  Василий  менял  их,  скажем,  на  деньги  для
мороженого, а если в жетонах был недостаток, начинал порку. Василий всегда
говорил, что главный недостаток денег - в том, что они выдаются  только  в
вознаграждение за работу, не охватывая  всех  человеческих  поступков.  Он
считал, что его жетоны в будущем помогут вести учет и контроль надо  всеми
человеческими поступками, и это избавит общество от  необходимости  денег.
Он считал, что замена денег жетонами - это путь к коммунизму.
     - Понятно, - сказал Сергей, - и при чем здесь Валерий Нестеренко?
     - Василий держал жетоны в железном ящичке,  а  ключ  носил  с  собой.
Валерик умудрился подделать ключ к ящику, и они таскали оттуда жетоны чуть
не полгода.
     - И отец ничего не заметил?
     - Валерик наставлял Федю, чтобы тот никогда не брал больше пяти-шести
жетонов. Но тот брал все больше и больше, а однажды в  пятницу  он  разбил
камнем соседское стекло, и отец отобрал у него сорок жетонов. И  Федя,  от
страха перед поркой, пошел и взял эти сорок жетонов из сейфа.  Тогда  все,
конечно, обнаружилось. Василий чуть не запорол его до смерти.
     - А Валерий?
     -  Василий  ходил  в  школу,  устроил  жуткий  скандал,  и   требовал
исключения Валерика. Он  называл  его  грабителем  и  вором.  Валерика  не
исключили, но завуч очень  заинтересовалась  этими  жетонами.  Они  хотели
ввести их во всей школе и выдавать их за комсомольскую работу и поведение.
     - А почему же не ввели?
     - У них было общее школьное собрание, на котором завуч сказала, что с
этой четверти они  вводят  жетоны.  И  тут  встала  учительница  физики  и
сказала, что знает ли  уважаемая  завуч,  что  такие  жетоны  выдаются  за
примерное поведение пациентам дурдома,  на  Западе,  и  не  хотят  ли  они
сделать из школы дурдом?
     Дмитриев хмыкнул. Старушка развела руками и закончила:
     - В общем, в роно испугались всего  этого  эксперимента,  и  в  школе
ничего не вышло. Но Валерия все-таки не взяли в девятый класс.
     - Понятно, - сказал Сергей, - а как жил ваш внук после школы?
     - О, вы знаете, Федя стал таким непоседливым  мальчиком.  Он  сначала
учился в кулинарном техникуме, потом бросил, работал  шофером.  Поехал  на
землетрясение в Армению, а через месяц вернулся. А потом он стал  работать
у Александра, зарабатывал кучу денег, стал у  Саши  первым  помошником.  И
вдруг ушел.
     - Куда?
     - В какой-то другой банк. Его еще все время  Суворов  рекламирует  по
телевизору.
     - Тоже первым помошником?
     Старушка улыбнулась.
     - Федя всегда был такой  хвастун...  Если  ему  ставили  четверку  по
математике, он говорил, что выиграл олимпиаду. Но он  действительно  очень
хорошо зарабатывал.
     - Даже уйдя от Александра?
     - Да.
     - А сколько?
     - Я не знаю, он ведь здесь  не  жил.  Он  снимал  квартиру  где-то  в
центре. А мне давал деньги, если не забывал. Фрукты таскал сестре.


     Во дворе вода сочилась с  карнизов  и  прыгала  вниз,  в  радужные  с
бензином  лужи.  Из   подтаявшего   черного   сугробчика   торчала   пачка
прошлогоднего  "мальборо"  и   другие   скопившиеся   за   зиму   продукты
жизнедеятельности населения.
     Носом к сугробчику стояли три  машины:  в  одной  приехал  Тихомиров,
другая караулила дом всю ночь.  Третьей  же  был  подкативший  только  что
"Мерседес". "Мерседес" был красивый, цвета спелой черешни, но его  немного
портил помятый правый бампер, - так шикарную проститутку портит  нежданный
синяк под глазом. Все три водителя стояли над сугробом  и  довольно  мирно
разговаривали.
     Сергей подошел к ним, и все трое разом замолчали.
     - Садись в свою тачку,  -  сказал  Сергей  мерседесовцу,  -  и  давай
отсюда.
     - Чего такое? - оскалился парень.
     - Того такое. Твой Сазан уже сидит за хранение оружия.  И  если  тебя
заметят около этого дома, то мы станем долго и неприятно выяснять, где  ты
побил бампер и почему у тебя в бардачке "Вальтер".
     Парень молча сел в "Мерседес", развернулся и уехал.
     - Немного мы узнали от старушки, - сказал Дмитриев, когда  везший  их
Городейский, справившись о пункте назначения, свернул к набережной.
     - Кое-что мы выяснили, - сказал Сергей. -  Мы  выяснили,  что  Баркин
имел  гораздо  больше  денег,  чем  он  получал,  шоферя  "Межинвеста",  и
позволительно полагать, что эти деньги платил ему Сазан, - а  Сазан  даром
денег не платит. Мы также выяснили, что и после увольнения денег у Баркина
было достаточно. Спрашивается, опять-таки от кого, если не от Сазана?
     - Забавный человек был генерал, - сказал Дмитриев, - я бы рехнулся от
такого папаши. Жетоны за поведение!
     - Ничего, - сказал Сергей, - у меня  папка  за  мамкой  с  паяльником
бегал, дома тапок домашних, и то не было - подумаешь, жетоны!
     Водитель оскалился и стал рассказывать последнюю байку: вчера вечером
директор АОЗТ "Саксесс" известил милицию, что от дверей его  офиса  угнали
кремовую девятку. И что же? Через двадцать минут машина отыскалась: в  нее
было  вмонтировано  взрывное  устройство  с  часовым  механизмом,  которое
взорвалось, когда "девятка" выехала на Краснохолмскую набережную.
     - Во везет мужику, - заключил Городейский, имея в виду директора.


     От старушки Сергей поехал на Кропоткинскую, где  жили  мать  и  отчим
Гуни, но оказалось, что отчим не видел Гуни уже месяц, и  ничего  не  имел
против  того,  чтобы  так  продолжалось  и  дальше.  Гуню   отчим   считал
бездельником.
     Тихомиров и Дмитриев уехали на  метро  в  отделение,  оставив  Андрея
Городейского скучать у дома в милицейской "Волге".
     Андрей Городейский приехал в Москву два года  назад  после  армии,  и
сразу же сунулся в охранное агентство, но его не взяли.  Ему  посоветовали
поработать годик в милиции и завести связи.  Городейский  провел  годик  в
милиции, получил комнату в общежитии, и ему понравилось. Особенно нравился
ему лейтенант Тихомиров, - вот ведь не за гринами же гоняется  человек,  а
за людьми, и какой человек! Андрей вспоминал, как они вчера положили лицом
в снег Сазана. В глубине души ему было  приятно,  что,  хотя  у  него  нет
столько денег, сколько у Сазана, зато он может  положить  Сазана  лицом  в
снег, и продержать его десять суток по 122-ой статье, а то и все тридцать,
по президентскому указу.
     Во дворе две девчушки, бледные и робкие  после  зимы,  делали  первую
попытку играть в резиночку.  Им  не  хватало  третьего  участника.  Девицы
сначала натянули резинку на столб, а потом одна из них постучалась в  окно
машины.
     - Дядь, а дядь! Не подержите нам резиночку?
     Андрей вышел из машины и покорно  влез  в  резиночку,  как  ему  было
указано.
     - Молодец, - одобрила девочка.
     - Еще бы, - сказал Андрей, - небось другой не согласится.
     - Мой брат, - сообщила девчушка, - все время держит резиночку.
     - А сколько брату-то?
     - Ой, он очень старый. Он вообще-то мне не совсем брат, у нас  только
мама одна и та же. Он мне куклы таскает.
     - Врет она все, - сказала другая девучшка, - он у вас  уже  месяц  не
был. Я слышала, как твоя мамка жаловалась моей мамке.
     - А вот и был, - возразила первая, - он с  мамкой  поссорился,  а  со
мной был. Он меня во дворе ждет и сникерсы носит.
     - Врушка ты.
     - А вот и не врушка. Спорим, что он до пятницы придет, а?
     Через час девицы убежали  домой,  и  Городейский  забрался  в  машину
греться. Он вызвал по рации лейтенанта  Тихомирова,  но  тот  не  отвечал.
Городейский размышлял о том, придет ли подозреваемый со сникерсами к своей
сестре.
     Мимо медленно проехал ореховый "Вольво".  В  зеркальце  заднего  хода
Андрей увидел, как машина остановилась. Хлопнула задняя дверца,  и  Андрея
обдало запахом дорогого одеколона и растворимого кофе.
     - Ждешь? - сказал голос Сазана. - И много наждал?
     - Вали отсюда, - сказал Андрей.
     Сазан что-то протянул ему.  Андрей  скосил  глаза  и  увидел  сотовый
телефон.
     - Когда Гуня придет, - сказал Сазан, - позвони мне по этой  штуке,  а
Тихомирова не трогай.
     - Меня уволят.
     - Считай, - сказал Сазан, - что я взял тебя на работу.
     В зеркальце заднего вида Городейскому было видно, как Сазан извлек из
кармана черный бумажник  и  выудил  из  него  несколько  зеленых  бумажек,
украшенных  портретом  американского  общественнного  деятеля   Бенджамина
Франклина.  Сазан  скатал  Франклина  в  трубочку  и,  перегнувшись  через
сиденье, сунул бумажки в нагрудный карман милиционеру.
     И, не дожидаясь ответа, вылез из машины.


     Банк "Межинвест" жил обычной деловой жизнью: блестели белым  холодным
светом люминесцентные  лампы  в  коридоре,  где-то  недовольно  попискивал
компьютер, и в соседней  комнате  кто-то  вежливо  разъяснял  по  телефону
возможность, или, скорее, невозможность, получения ссуды  под  организацию
кролиководческой фермы близ Тамбова.
     У  дверей  дежурили  четверо:  двое  милиционеров  и  двое   сазанят.
Охранники посторонились, пропуская Сергея, и тот  прошел  в  третью  дверь
направо - туда, где вчера обитал молодой человек в сером  свитере,  давший
ему фотографии клиентов банка.
     - А где Дмитрий, - спросил Сергей  у  сидевшего  за  соседним  столом
сотрудника.
     - Уволили, - ответил тот.
     - За что?
     Сотрудник молча ткнул пальцев  в  пакет  с  фотографиями  под  мышкой
Сергея. Сергей положил пакет и вышел. "Однако  и  фрукт  этот  Шакуров"  -
подумал он.
     Сергей поднялся на второй  этаж  к  Александру.  Дверь  директорского
кабинета была раскрыта, и сам Шакуров стоял в предбаннике, изъясняя что-то
секретарше.
     - Я хотел бы с вами поговорить, - сказал ему Сергей.
     Секретарша тут же доложила:
     - В час Александр завтракает в "Балчуге" с господином Макферсоном.  У
него очень мало времен