рская
братва мне все документы прислала.
   Вице-премьер никак не отреагировал на  факт  экономического  шпионажа  со
стороны краснодарской братвы. Сазан торопливо откусил полбанана,  глотнул  и
продолжил:
   -  А  потом  майор  Бачило  в  статусе  полковника  опять  оказался  близ
Афганистана, на таджикской границе, и некоторое  время  пил  чаи  со  своими
старыми друзьями с той стороны и за небольшую плату закрывал глаза на ночные
переправы. А потом его начальник уволился, а Бачило стал командиром заставы,
и после ряда консультаций полковник  Бачило  решил  радикально  пересмотреть
технологию поставки дури в Москву и империалистическое зарубежье.
   Видимо, друзья его поначалу с пересмотром технологии  не  согласились,  и
Бачило с большим триумфом поймал целый караван опия-сырца. Шума было  много,
но вот полковнику Калинину по внимательном изучении документов судьба  этого
конфискованного  опия  представляется  несколько  загадочной.  То  есть   на
бумаге-то его сжечь сожгли, но вот отправлена эта бумага в Москву  почему-то
на день раньше акта сожжения.
   - Я помню этот случай, - встрепенулся молодой чиновник.
   - Так или иначе, старый маршрут через Горный Бадахшан отныне  можно  было
считать достоянием истории. И  дурь  теперь  летела  военным  вертолетом  до
Душанбе, а оттуда - до Астрахани или сразу к Еремеевке, а из  Еремеевки  она
летела в Рыково-2.
   - А почему не сразу из Душанбе в Москву?
   -  А  во-первых,  потому  что  частыми  полетами  такого   рода   военная
прокуратура могла заинтересоваться. А во-вторых, потому  что  большая  часть
дури не в Москву идет, а на экспорт.  А  от  Еремеевки  до  рыбачьего  порта
Ахунды - двадцать километров, и в Ахунде все это добро грузится на баркас  и
отплывает хоть в Турцию, хоть в Барселону.
   - И при чем здесь оказался ваш гендиректор?
   - А потому что генерал-лейтенанту Анастасию Павловичу  Сергееву  стукнуло
шестьдесят и пришел ему срок выходить на пенсию, и сделать по  этому  поводу
решительно ничего было нельзя. И видимо, человек, которого  прочили  на  его
место, был не из тех, кто готов зарабатывать на порошке. И вот тогда-то  они
вспомнили, что при Рыкове есть гражданский аэродром, и восприняли этот факт,
как знамение Божье. Еремеевский Кагасов у них давно был в поделыциках, он их
еще раньше с морячками свел и все переживал, что ему малый процент попадает.
Они решили поставить его на Рыкове. А как?
   И вдруг оказывается, что  в  это  время  создается  Служба  транспортного
контроля и что она будет  управлять  госпакетами  тех  предприятий,  которые
остались в государственной собственности.
   И все эти генералы забегали муравьями и посадили в Службу одного из своих
корешей. И тот немедленно  заявляет,  что  господин  Ивкин  плохо  управляет
аэродромом. А так как народ наверняка будет интересоваться, с чего это вдруг
господин Ивкин стал плохо управлять аэродромом и почему на его место  прочат
Кагасова, который управляет аэродромом еще хуже, они  изобретают  гениальную
операцию прикрытия.,
   - "Петра-АВИА", - это уточнил вице-премьер.
   - Да. Они создают под "крышей" своих армейских друзей  компанию,  которой
должны быть якобы переданы все топливозаправочные комплексы. И  всякий,  кто
интересуется причинами вражды между Службой и рыковским гендиректором, после
недолгих поисков узнает простой и очевидный ответ:
   Служба хочет  продавать  аэропорту  керосин.  Более  того!  Эта  нехитрая
операция минимизирует, в числе прочего, и сумму выплат людям внутри  Службы.
Я сильно подозреваю, что с дури они не получают  ничего  вообще.  Им  просто
отвалили десяток ТЗК и пообещали еще парочку. Конечно, никакого Внукова  или
Шереметьева Службе при этом не светит, но на хлеб с маслом и с красной икрой
она и без этого заработает.
   Вот, собственно, и все.
   - Кто в этом замешан? - спросил вице-премьер.
   - Генерал-лейтенант  Сергеев,  полковник  Бачило,  полковник  Тараскин  и
первый зам. главы Службы Васючиц. Ну и, конечно, Кагасов.
   - Святослав Кагасов свояк генерал-майора Астафьева, командующего  ...ским
военным округом, - вставил Калинин.
   - Это те аэродромы, про которые  я  знаю,  -  сказал  Сазан,  -  но  дурь
развозили по всей России, и, если копать, там еще накопаешь столько же.
   Вице-премьер взглянул на Калинина, и тот утвердительно кивнул.
   - А глава Службы? Рамзай?
   - Сергей Рамзай  -  маленький  гондон,  который  ежемесячно  получает  от
Васючица по пять штук в конверте и искренне благословляет судьбу,  пославшую
ему такого тароватого зама. Вице-премьер переглянулся с товарищами.  Видимо,
судьба Рамзая ему была небезразлична - то ли тот был  его  ставленником,  то
ли, наоборот, человеком противоположного лагеря, и чиновник тут же  принялся
подсчитывать, как отставка Рамзая скажется  на  расстановке  сил  в  средних
эшелонах правительства.
   - Доказательства есть?
   - Оперативная съемка, телефон и десять килограмм героина.
   - Сколько?!
   - Десять. И еще сорок пять - опия.
   - Где их взяли?
   Сазан почесал в затылке.
   - Это... - сказал он, - ну, в общем, когда к нам  из  Еремеевки  прилетел
борт, мы его с ребятами завернули в лесок и там малость пощупали.
   - Что значит пощупали?
   - Они переоделись в милицейскую форму, - подал голос Калинин, - водителей
связали, а трейлер разграбили. Наркотики забрали себе.
   Вице-премьер по-прежнему сидел с каменным лицом.  Его  глаза,  не  мигая,
глядели в глаза Нестеренко.
   - А потом мы договорились с Владленом, - сказал Сазан, - и  я  пришел  на
встречу с Кагасовым и Васючицем. Я сказал, что отдам им дурь и буду работать
с ними. У них от радости развязались языки. Это все записано на пленку.
   Присутствующие замолчали. Сазан взглянул на часы и  заметил,  что  прошло
уже тридцать пять минут, но чиновники не собирались уходить. Видимо, история
о торговле  наркотиками,  в  которой  оказалась  замешана  верхушка  военной
авиации страны, стоила очередной встречи.
   - Валерий Игоревич! - вдруг  сказал  вице-премьер.  -  Мне,  конечно,  не
жалко, но вы что - не обедали?
   Валерий в смущении оглянулся и увидел, что рядом с его чашкой возвышается
кучка фантиков и огрызков.
   - Нестеренко четыре  дня  сидел  в  камере,  -  ответил  Калинин,  -  мое
начальство недоумевало, по какой  причине  мы  должны  делиться  с  бандитом
лаврами столь блистательно проделанной им оперативной работы.
   - Принести вам обед? - спросил чиновник.  Это  была  первая  человеческая
реакция за все время встречи.
   - Если меня отсюда отправят обратно в камеру, то, конечно,  принесите,  -
любезно сказал Нестеренко.
   Все, кроме вице-премьера, расхохотались.
   - Вы, конечно, понимаете, Валерий Игоревич, - сказал вице-премьер, -  что
эта история не для печати?
   - И все эти парни останутся на своих постах? - почти закричал Нестеренко.
   - Со своих постов они будут уволены. Но не более того.  Страна  не  может
позволить себе роскошь  нового  скандала,  в  котором  замешано  федеральное
ведомство и вдобавок армия. Хватит с нас Юркова и Далина.
   - А вы,  -  сказал  Нестеренко,  -  получите  возможность  торговаться  с
генералами? Угрожать им разбором полетов?
   Холодные лягушечьи глаза глядели прямо сквозь Нестеренко.
   -  Вас  это  удивит,  Валерий  Игоревич,  но  я  предпочитаю  возможность
сократить расходы бюджета удовольствию видеть за решеткой пару  мерзавцев  в
погонах.
   - Ваше дело, - сказал Нестеренко, поднимая руки, на запястьях которых еще
виднелся след от наручников. - Но  я  хотел  бы  услышать  из  авторитетного
правительственного источника, что будет со мной. Меня что - пристрелят, чтоб
не болтал лишнего? Или посадят за грабеж трейлера?
   В кабинете наступило стесненное молчание.
   - Вы нарушили довольно много законов, - сказал вице-премьер.
   - Это моя профессия - нарушать законы, - холодно ответил Сазан. - Если вы
забыли, кто я, товарищ вице-премьер, я могу напомнить - я бандит. И  если  я
правильно помню школьный курс по обществоведению,  там  было  написано,  что
армия - это то, что охраняет общество, правительство  -  это  то,  что  нами
руководит, а бандиты - это  такие  плохие  парни,  которые  грабят  людей  и
торгуют наркотиками. И мне  кажется  очень  странным,  что  в  нашей  стране
наркотиками торгуют правительство и армия.
   - Все-таки не забывайтесь, - пробормотал сквозь  зубы  чиновник,  -  одна
служба - это еще не правительство. Это не наша вина, если в  стаде  завелась
паршивая овца.
   - Ошибаетесь. Это ваша вина. Потому что у нас в стране есть  Министерство
экономики, и, по моему слабому  бандитскому  разумению,  этого  министерства
вполне бы  хватило,  чтобы  надзирать  за  аэропортом  Рыкове.  Но  когда  я
поинтересовался, а кто, кроме СТК, мог бы курировать Рыково, то  выяснилось,
что помимо Министерства экономики у нас есть еще Министерство промышленности
и торговли и Министерство транспорта, а помимо Министерства транспорта  есть
еще Федеральная служба регулирования естественных монополий на транспорте, и
Федеральная  авиационная  служба,  и  Служба   транспортного   контроля,   и
Межгосударственный авиационный комитет, и еще пять контор, - вы уж извините,
если я не все упомнил! И чтобы всей этой своре чиновников было чем заняться,
правительство заявило, что топливозап-равочный комплекс -  это,  видите  ли,
монополия. А это вздор! Они  могут  быть  монополией  в  лучшем  случае  для
маленьких аэропортов, и то  директор  Ивкин  нашел  замечательный  выход  из
положения:налил топливо  двух  разных  фирм  в  одну  и  ту  же  емкость.  Я
специально съездил, полюбовался - в Шереметьеве стоит куча таких  консервных
банок высотой с мавзолей, у каждой  свой  собственный  крантик.  Почему  это
монополия? Сначала вы  объединили  все  банки  в  один  комплекс,  потом  вы
сказали, что это монополия, а потом вы заявили, что  государство  должно  ее
регулировать.
   А теперь вы в ужасе - как так! Мы хотели всего лишь немного  порулить,  а
тут такое полезло! Убийства, наркотики, коррупция...
   Я, может, не финансист, но я так понимаю: если бы у каждой банки был свой
хозяин, то и регулировать было бы нечего. А если бы государство  не  владело
контрольным пакетом аэропорта, то  эти  любители  дури  дальше  вестибюля  в
Рыкове не прошли бы.
   Сазан перевел дух. В кабинете наступила тяжелая тишина.
   - Вы что кончали, Валерий Игоревич? - осведомился вице-премьер.
   - ПТУ.
   - Да? А я решил было - Чикагский университет5.
   - А что, надо университет кончать, чтобы понять: если кто-то приставлен к
крану откручивать воду, то он обязательно и себе нальет стаканчик?
   Вице-премьер взглянул на часы и встал.
   - Сожалею, но  времени  у  нас  больше  нет.  Валерий  Игоревич,  Владлен
Леонидович, вы свободны.
   - Я в каком смысле свободен? - справился Сазан.
   - В обоих. Советую вам запереться в своей квартире, или что у вас  там  -
хаза? - и носу оттуда не показывать. Вам позвонят.  Валентин,  задержись  на
минуту.
   И Сазана с Калининым с прямо-таки фантастической скоростью выпроводили  в
коридор. Спустя мгновение за ними  выбежал  круглоглазый  референт  -  вынес
подписанные секретаршей пропуска.
   - Как ты на  него  вышел?  -  вполголоса  спросил  Сазан,  пока  они  шли
бесконечными коридорами.
   - Ты не поверишь - но у меня была жена, а он ей какой-то родственник.
   - А что с женой?
   - Развелся. Четыре года назад.
   - Если  жена  была  на  него  похожа,  понимаю,  почему  ты  развелся,  -
согласился Сазан. - Не человек, а лягушка.
   У него было странное ощущение, что  он  только  что  побывал  в  железных
объятиях  какой-то  гигантской   правительственной   мельницы-крупорушки   и
каким-то чудом его, вместо того чтобы смолоть  в  муку  для  государственных
нужд, пощадило и выплюнуло обратно.
   За подъездом Белого дома сверкало небо  в  блестках  облачков,  и  черная
"Волга" неторопливо подкатилась к бровке. На горбатом  мостике  все  так  же
изнывала от летней жары демонстрация. Кучка людей - не то депутатов,  не  то
анпиловцев -  что-то  кричала  пикетчикам  в  матюгальник,  и  те  по  знаку
телеоператора громко стучали касками по асфальту.
   - Извини за истерику, - сказал Сазан, когда  "Волга"  обогнула  мостик  и
полетела к Краснопресненской.
   - Ничего. Со всяким бывает.
   - Я твой должник, Владлен.  Слушай,  тут  кабак  классный  справа,  пошли
оторвемся! Ребята подлетят, расплатятся!
   - Ты слышал, что тебе сказали? Сиди на даче и не высовывайся,  и  никаких
кабаков!
   * * *
   Сидеть на даче, впрочем, пришлось недолго. Буквально  на  четвертый  день
телевизор  донес  до  Нестеренко  известие  о  переменах   в   высшем   слое
военно-авиационного руководства и скоропостижной отставке двух замов маршала
авиации. Затем внезапно было объявлено о  скором  пятипроцентном  сокращении
армии. Оппозиция, конечно, начала очень громко кричать о  неминуемой  гибели
отечества, но высшие армейские  чины,  против  ожидания,  ничего  плохого  о
правительстве не сказали.
   Нестеренко внимательно смотрел и слушал, и в течение недели он  узнал  об
уходе в отставку десяти полковников и генералов,  начальников  аэродромов  и
округов в Сибири и на Дальнем Востоке.
   За  все  это  время  Нестеренко  не  раз  подмывало  послать  человека  в
Краснодарский  край  и  объяснить  гостеприимному  хозяину   причерноморской
усадьбы, кто именно заказал Кобу и по  чьей  милости  фасад  его  прелестной
виллы непоправимо испорчен бетонными надолбами. Но в конце концов Нестеренко
рассудил, что человека послать никогда не поздно, а  вот  если  полковников,
которые сейчас уходят в отставку, начнут отстреливать по всей Руси  великой,
то высшее военное руководство воспримет это как нарушение великого  водяного
перемирия и не согласится с пятипроцентным сокращением  вооруженных  сил.  И
виновником нарушения - пускай невольным и косвенным  -  посчитает  недавнего
собеседника Сазана из Белого дома.
   Какие меры может предпринять собеседник по этому поводу. Сазану  даже  не
хотелось думать. У него было твердое ощущение, что этого  человека  в  глаза
можно  обозвать  "козлом",  "петухом"  или  иным,   совершенно   невозможным
прозвищем, за которое Нестеренко  пристрелил  бы  обидчика  на  месте,  -  и
получить в ответ лишь стеклянный взгляд лягушечьих глаз.  Но  вот  за  такие
абстрактные вещи, как сокращение бюджетного дефицита или  иные,  далекие  от
большинства россиян заботы, этот  человек  порвет  собеседнику  вафельник  и
вобьет осиновый кол в  сердце,  а  потом  аккуратно  вытрет  руки  и  пойдет
сочинять очередную бумагу.
   Словом, Нестеренко не послал никого в Краснодар  и  не  позвонил  Лешему,
нарушив тем самым целую кучу воровских законов,  а  к  концу  недели  сел  в
длинный коробчатый "мицубиси-паджеро" и поехал в Рыкове.
   Было уже десять часов вечера, и верхние окна в особняке Ивкиных светились
нежным розовым светом. Сазан позвонил в калитку.
   - Кто там?
   - Нестеренко.
   Калитку открыл Вершок - заплывший жиром качок из бывшей бригады  Шила,  а
ныне его собственный кнехт.
   Нестеренко поднялся по лестнице на второй этаж и  вошел  в  гостиную.  За
столом, уставленным разнообразной и  добротной  снедью,  сидела  вся  семья.
Супруга Ивкина, в кокетливом фартучке, повязанном вокруг  необъятной  талии,
торжественно поспешала из кухни с забытой масленкой.
   - Ax! - сказала она  при  виде  Сазана.  Масленка  выпала  из  ее  рук  и
разбилась. Сазан прислонился к дверному косяку  и  молча  глядел  на  суету,
завязавшуюся вокруг масленки. Виталий Ивкин  поднял  на  него  глаза,  потом
опустил, потом опять поднял.
   - Нам звонил полковник Калинин,  -  сказал  Ивкин.  -  Извините,  Валерий
Игоревич. Я действительно  не  знаю,  что  и  думать.  И  Миша  тоже  должен
извиниться.
   Мальчик исподлобья глянул на Нестеренко.
   - У папы больное сердце,  -  сказал  он,  -  я  потом  его  час  отпаивал
нитроглицерином. Вы могли бы предупредить.
   - Прости, Миша, - усмехнулся Нестеренко, - мне как-то не хотелось ставить
свою жизнь в зависимости от актерских задатков твоего отца.
   - Мне сказали, что Кагасов арестован, - проговорил Ивкин.
   - Его уже выпустили. Под подписку о невыезде.
   - Но за что его арестовали? Нестеренко усмехнулся.
   - В этом деле, Виталий Моисеевич, никого не  посадят.  Но  я  точно  знаю
пару-тройку козлов, которых грохнут.  У  нас  свои  счеты,  в  этой  истории
замочили не одного Шило. За такие вещи полагается платить с процентами.
   Ивкин  искоса  глянул  на  своего   молодого   гостя   и   предпочел   не
переспрашивать.
   Спустя две недели полковник Калинин позвонил Нестеренко по  сотовому.  Он
сказал, что в ресторане "Великий Новгород" для него заказан столик и что  он
очень был бы признателен Валерию, если бы тот подъехал в ресторан к семи.
   "Великий Новгород" обретался неподалеку от  Белого  дома  и  еще  недавно
принадлежал неким немецким инвесторам,  вложившим  деньги  в  этот  ресторан
напополам с бандитами. Впоследствии немцы возымели какие-то непонятные  идеи
насчет налогов: они вздумали уплачивать их целиком, и бандиты, возмутившись,
немцев из ресторана вышибли.
   Нестеренко, разумеется, опоздал и приехал в ресторан на пятнадцать  минут
позже, но неназванного сотрапезника не обнаружил.
   Вышколенный официант принес ему бутылку вина  и  горку  салата,  и  Сазан
принялся невозмутимо управляться с хрусткой зеленью.
   - Проголодались, Валерий Игоревич?
   Сазан  поднял  голову  и  поперхнулся  салатом:  над   ним   с   жестяным
невозмутимым лицом  стоял  тот  самый  чиновник,  с  которым  он  говорил  в
роскошном белодомовском кабинете.Чиновник как ни в чем не бывало сел  рядом,
и черно-белый официант подал ему меню. Сазана вдруг как  кипятком  ожгло:  а
кто будет платить за этот ужин? в смысле - позволят ли заплатить ему?
   Закуску  съели  в  полном  молчании.  Сазан  внезапно  увидел,  что   его
сотрапезник смертельно устал и, видимо, спал в последнее время немного:  под
глазами его набрякли темные мешки. Это было так же удивительно,  как  видеть
темные мешки, ну, скажем, под фарами бульдозера.
   - Я хотел сказать вам, - проговорил вице-премьер, - что завтра  президент
издает указ об упразднении Службы транспортного контроля.
   - Прислушались к моим рекомендациям?
   - Ну, так получилось, что  ваши  рекомендации  совпали  с  рекомендациями
Международного валютного фонда.  Впрочем,  не  думаю,  что  господин  Рамзай
останется без работы. Вам больше не докучала ФСБ?
   - Не очень. А вам не докучала армия - за  сокращение  расходов?  Чиновник
помолчал.
   - Частью моей сделки с армией, -  сказал  он,  -  явилось  обещание,  что
людей, ушедших в отставку, никто не тронет.
   Сазан сообразил, зачем его позвали в этот ресторан.
   - Кто же их может тронуть, если  их  не  арестовали?  -  невинно  спросил
бандит.
   - Бог его  знает,  -  пожал  плечами  вице-премьер,  -  мне  рассказывали
какую-то краснодарскую историю, где они убрали вора в законе.
   Чиновник сощурил прозрачные, как замороженное шампанское, глаза.
   - Вы меня понимаете, Валерий Игоревич? Их никто не должен тронуть.
   - А если тронет? - дерзко спросил Сазан.
   - Мой первый вопрос остается в силе - вам больше не докучает ФСБ?
   Нестеренко поглядел в льдистые глаза, и у него было такое чувство, словно
он заглянул в свою могилу. Но  в  этот  момент  к  ним  подошел  официант  с
подносом, нагруженным всякой съестной всячиной, и чиновник повернул голову и
попросил официанта принести воды. Вполне человеческим голосом.
   Потом он повернулся и вдруг улыбнулся Валерию. И Нестеренко  с  внезапной
тоской понял, что эта их встреча - не  последняя.  Что  через  месяц,  через
полгода, через год - но ему опять позвонят  и  беспрекословным  тоном  велят
явиться  в  условленное  место  к  назначенному  времени.  И   там   каменно
улыбающийся человек  попросит  своего  должника  Нестеренко  сделать  что