была
несколько поколеблена.
   - Когда Игорь уехал в Тарск?
   - Два года назад. Сразу после университета.
   - Как это получилось, что  он  уехал?  Почему  он  не  стал  поступать  в
аспирантуру?
   - Он поступил в аспирантуру и еще аспирантом ездил сюда  консультировать.
А потом...
   - Что потом?
   Виктория Львовна помолчала. Пятнадцать  лет  назад  она  казалась  Валере
Нестеренко почти старухой. Странное дело  -  теперь  он  видел  перед  собой
стройную женщину немногим более сорока, женщину,  которая  еще  с  легкостью
могла найти мужа или, по крайней мере, любовника...
   - Это из-за меня, - сказала Виктория Львовна, - у меня тогда  были  очень
плохие почки. Мне нужна была операция. Завод эту операцию оплатил.
   - Как Игорь познакомился с Санычевым?
   - Через Гаибова. Гаибов тогда работал на каком-то сибирском  заводе...  У
него возникла эта идея - брать институтские лекарства,  пробивать  их  через
клинические испытания и производить на заводе, а у Игоря как раз было  такое
лекарство. Они пробили патент, Игорь к ним раз в месяц летал, а потом  завод
взяли и отобрали.
   - Кто?
   - Иностранцы какие-то. Гаибов тогда стал  часто  бывать  у  нас,  он  все
рассказывал о своих проблемах. Там было что-то страшное.  Какие-то  бандиты,
ОМОН руководство из окон швырял...
   - А потом?
   - Потом Гаибов ушел. На другой завод, тоже  в  Сибири.  Вот  тогда  Игорь
начал делать им феноцистин. Игорь опять  туда  ездил,  привез  десять  тысяч
долларов один раз и пятнадцать - другой.
   - За лекарство?
   - Просто задаток. Вот как раз на этом заводе замом главного был  Санычев.
У них опять начался какой-то конфликт с директором, а тут как  раз  на  этот
завод приехал тарский губернатор. Он в свите какого-то вице-премьера был,  а
вице-премьера потащили на завод, потому что завод  хорошо  себя  чувствовал.
Ну, Санычев с Гаибовым подружились с  губернатором  и  пожаловались  ему  на
судьбу, а тот и говорит: "Приезжайте ко мне, я  вам  даром  такой  же  завод
отдам, только вытащите его из выгребной ямы".
   - И они приехали?
   - Да. Стали составлять бизнес-планы. Игорь их консультировал.  Потом  они
взмолились: Игорь,  все,  что  хочешь,  только  переезжай  в  Тарск.  Вот  и
переехал.
   - Игорь часто приезжал?
   - Нет. Он очень не любил Москву.
   - А у него никаких неприятностей в Москве не было?
   - В каком смысле неприятностей?
   - Ну... следил кто-то за квартирой. Звонил. Угрожал.
   - Да.
   - Что - да?
   - Звонили. Сначала звонили, а потом как-то вечером я  возвращаюсь  домой,
рядом тормозят "Жигули", из них выскакивает громила под два метра и  чего-то
мне в руки пихает. И говорит что-то насчет того, чтобы Игорь в чужой  бизнес
не лез...
   Виктория Львовна помолчала.
   - Машина уехала, я выронила сумку и стою, потом смотрю  -  а  у  меня  на
руках дохлая кошка.
   - Это когда было?
   - Недели за две до его приезда. Последнего.
   - Это который на конгресс?
   Виктория Львовна кивнула.
   - Вы ему рассказали?
   - Когда приехал, рассказала.
   - А он?
   - Мы говорили только по телефону. Он был всего два дня и не заехал.
   Валерий прикинул. Растерянный Игорь в холле "Рэдисон-Славянской". "У тебя
неприятности с визой? Ты работал на оборонку и поэтому не можешь уехать?"  -
"Ах, да какая там оборонка..." Мог на него так подействовать рассказ матери?
Возможно,  и  мог.  Но  сомнительно.  Игорь   был   явно   озабочен   именно
невозможностью отъезда, а  не  тем,  что  какие-то  гниды,  участвовавшие  в
дележке  денег  из  медицинского  фонда,  были  недовольны  его  поведением.
Конечно, нынче такие времена, что любой человек имеет массу запуток.  Но  не
из-за всех запуток стреляют. В московских историях были  замешаны  серьезные
люди, серьезные люди не делают таких глупых  ошибок  и  не  убивают  ученого
технолога вместо того же Чердынского, который тот еще фрукт...
   - Ты бы накрыл на стол, - сказала Виктория Львовна, - мы  обедать  будем.
Меня этот швед пирог с лимоном научил делать.
   - Я поеду, - проговорил Валерий. - Дела.
   Когда он уходил, дверь в  гостиную  была  широко  распахнута.  Чердынский
сидел за роялем и играл что-то надрывное.  На  диване,  заботливо  укутанная
пледом, лежала Яна и слушала своего бывшего любовника. Чердынский то  ли  не
услышал шума в прихожей, то ли не счел нужным прерывать игру.
   Виктория Львовна вышла проводить  Валерия.  Она  стояла,  держа  на  весу
мокрые руки, и смотрела, как  дворовый  приятель  ее  сына  надевает  мягкое
длиннополое пальто.
   - Что вы так на меня глядите, - внезапно спросил Нестеренко, -  это  ведь
не я убил Игоря, а?
   - Его убили такие, как ты, - спокойно ответила Виктория Львовна.
   У калитки водитель поспешно счищал мокрый снег с черного "хаммера" Мокрые
крылья машины блестели в  свете  новенького  галогенного  фонаря,  как  бока
загнанной лошади, из трубы глушителя шел  черный  нехороший  дым  -  местный
паршивый бензин явно не шел на пользу заграничной тачке.
   - Ну что,  поговорили?  -  спросил  Лешка  Муха,  когда  Сазан  нырнул  в
накуренное тепло машины.
   - Да. Очень душепользительная была беседа.
   - Душепользительная в каком смысле?
   -  А  в  том  смысле,  -  усмехнулся  Нестеренко,  -  что  когда  бандиту
рассказывают о разборках на самом верху, ему становится тепло на сердце и он
думает: "А я-то порядочней, чем эта хевра".
   - И что он рассказывал?
   - Что Игоря убили из-за того, что медицинские деньги идут в  предвыборные
общаки. Что высокие московские политики не разобрались, кого давят...
   - А тебя эта версия не устраивает?
   - Если Игоря убили из-за федеральных запуток, то зачем стреляли в меня?
   * * *
   Губернатор области Виктор Жечков сидел в  своем  кабинете  в  чрезвычайно
дурном расположении духа. Дурное это расположение проявлялось в том,  что  у
губернатора болела голова. Он непрерывно хватался за  толстую,  зеленоватого
стекла бутылку с минералкой, утирал  лоб  и  красными  воспаленными  глазами
глядел на своих собеседников.
   Разговор в кабинете шел на смеси русского и английского,  причем  русским
пользовались в  основном  двое  из  присутствующих,  а  именно:  арбитражный
управляющий   "Тарскнефтеоргсинтеза"   и   начальник   службы   безопасности
губернатора Антон Кононов, а английским - соответственно  сам  губернатор  и
доктор Гертцки.
   Причину дурного настроения губернатора понять было трудно, тем более  что
речь шла о  событии  чрезвычайно  приятном  -  об  инвестициях  в  областную
экономику ста девяноста миллионов долларов.  Инвестировал  доллары  шведский
концерн "Ланка-Гештальт", а объектом инвестиций должен был  служить  Тарский
нефтехимический холдинг.
   Идею  холдинга  выдвигал  гендиректор  "Зари"  Демьян   Санычев   еще   в
позапрошлом году, когда они с губернатором были не разлей вода.  В  те  поры
предполагалось, что в холдинг войдут все четыре нефтехимических  предприятия
города, а главой холдинга, натурально, станет либо Санычев, либо его зам.
   Два месяца назад, уже после того, как Санычев с  губернатором  поругались
насмерть, холдинг-таки был образован. Но вошли в него уже не четыре,  а  три
предприятия: "Тарскнефтеоргсинтез", "Тарский азот" и "Тарскшина".  "Заря"  в
этом списке,  естественно,  отсутствовала,  и  отсутствие-то  ее  и  служило
основной темой дискуссии.
   - Господин Жечков, - спокойно разводя руками, объяснял доктор Гергцки,  -
мы не будем покупать этот холдинг. Когда вы предложили нам этот проект, речь
шла о компании, в состав которой входит "Заря".  Мы  видим  перспективы  для
развития бизнеса "Зари". Мы готовы в нее  инвестировать.  Но  мы  не  готовы
инвестировать в три мертвых завода. Это значит зарыть деньги в землю.
   - Я могу гарантировать, - сказал губернатор, - что после  выборов  "Заря"
войдет в холдинг.
   - Ну тогда мы и поговорим после выборов.
   - Но деньги - то на выборы нам нужны сейчас!  -  резко  сказал  начальник
охраны.
   -  Я  не  вижу  связи  между  предвыборными  тратами  и  инвестициями   в
"Тарскнефтеоргсинтез", - слегка удивился доктор Гертцки.
   -  Вы  только   проинвестируйте,   -   сказал   арбитражный   управляющий
"Тарскнефтеоргсинтеза", а уж до выборов эти деньги сами дойдут. Да  за  пять
миллионов не то что  Жечкова  -  обезьяну  из  зоопарка  можно  губернатором
выбрать!
   - Господин губернатор, - сказал доктор Гертцки, - наш  концерн  два  раза
делать бизнес в России и два раза получать...  как  это  у  вас  называется?
Получать обман.  Один  раз  мы  продали  препарат  господину  Брынцалову,  и
господин Брынцалов не заплатил за препарат, а расфасовал его и  продал  сам.
Другой раз мы купили завод в Краснодаре, а русский директор разворовал завод
и выкинул нас с него со словами, что мы фашисты.  Это  хорошо,  если  "Заря"
войдет после выборов в холдинг. А если она  не  войдет?  Получится,  что  мы
купили три мертвых завода и еще потратили пять миллионов совсем непонятно на
что. Как я объясню нашим  акционерам,  почему  мы  купили  эти  три  мертвых
завода?
   - Почему же "Заря" не войдет в холдинг? - сказал губернатор.
   - Может так получиться, что мы дадим вам денег, а вы проиграете выборы. А
может получиться так, что вы выиграете, а "Заря" все равно останется сама по
себе.
   - Доктор Гертцки! - сказал губернатор. - Вы получите  "Зарю".  Есть  куча
способов поставить завод на колени. Но если  я  поставлю  "Зарю"  на  колени
сейчас, то это будет стоить мне полмиллиона голосов. И если я не  получу  от
"Ланки" денег сейчас, это тоже будет стоить мне полмиллиона голосов.
   - Господин губернатор, - сказал Гертцки, - в Тарске ходит много слухов  о
том, что ссора между вами и Санычевым  -  это  просто  пьеса  для  зрителей.
Говорят, что Санычев будет финансировать своего кандидата лишь до  тех  пор,
пока тот не выйдет во второй круг, а потом он его снимет И окажется, что  мы
три раза делать бизнес в России и все три раза нас обманывать Наш концерн не
согласен, чтобы его три раза обманывать.
   * * *
   В три часа дня опера Яков Царьков и Александр Синицкий постучали в  дверь
хорошей трехкомнатной квартиры на пятом этаже престижного  дома,  в  которой
обитал Лесько с супругой и тещей. Квартира Лесько была не то  чтоб  богатой,
но довольно зажиточной: в комнате стоял изрядный плоскоэкранный телевизор, в
спальне - новый гарнитур, и большая кухня была  уставлена  техникой,  бывшей
явно не по карману среднему российскому служителю порядка.
   Жена Лесько - полная сорокалетняя женщина в бигуди и халате  -  встретила
ментов  с  нескрываемой  враждебностью.  Пробормотала  что-то  нелестное   и
удалилась в ванную - навести на себя лоск.
   Тем временем в  прихожей  показалась  сухонькая  старушка,  кутающаяся  в
пуховый платок, - видимо, мать Зинаиды. Старушка провела оперов  в  кухню  и
поставила чайник. На пластиковом столе появились  корзиночка  с  фруктами  и
большой, с розочками, торт.
   - Андрюша вчера принес, - сказала старушка. - Вот оно  как  складывается.
Андрюши уже нет, а торт есть.
   - А он во сколько вчера домой пришел? - спросил Царьков.
   - Около восьми.
   - А ушел?
   - Около десяти.
   Царьков оглянулся. Зинаида уже стояла на пороге кухни, без бигуди,  но  с
ярко накрашенными губами.
   - Доигралась, - сказала старуха,  -  я  ей  говорила,  не  надо  доводить
мужика...
   - А что - довела! Что - довела! - пронзительно вскрикнула Зинаида. - Что,
мамаша, вам бы приятней было, если бы мы, как нищие, жили!
   - Замолчи, дура !
   - А вот и не замолчу! - заорала Зинаида. -  Все  живут,  как  люди,  один
Андрюша должен забесплатно горбатиться, так? Ты думаешь, эти  двое,  которые
пришли, ничего не имеют? Их послали все на Андрюшу списать, вот они теперь и
будут списывать!
   - Тьфу ты,  стерва!  -  сказала  старуха.  -  Не  слушайте  ее,  товарищи
милиционеры, из-за нее мужик погиб! Вот она его так всю жизнь пилила...
   - Зинаида Семеновна, - сказал Царьков, -  а  скажите,  двадцать  третьего
февраля поздно вечером ваш муж где был?
   - Двадцать третьего? - Зина громко фыркнула. - Дома пьяный спал!
   - А это кто-нибудь может подтвердить?
   - Да вы что? Или забыли, какой двадцать третьего день?  Они  в  отделении
выпивали допоздна, а в одиннадцать его патруль домой притащил,  он  лыка  не
вязал! Они его на улице остановили, он в машину не мог залезть, увидели, что
свой, и сами до дома довезли.
   - Какой патруль?
   - Да откуда я знаю? ГАИ, наверное... А что такое двадцать третьего было?
   - Химика этого убили, с "Зари", - сказала старуха.
   Зина уперла руки в боки.
   - Все на Андрея хотите повесить,  да?  Как  вам  не  стыдно,  сволочи  вы
поганые! Милиционера, товарища вашего, бандит застрелил, а  вы  под  бандита
ложитесь! Да при старой власти кто  ж  вам  этак-то  позволил  бы  товарищей
марать, а!
   - Мы не мараем, - сказал Царьков, - мы просто выясняем обстоятельства...
   - Сволочи! Этот бандит ваш - он милиционера убил! А вы ..
   Тут жаркий монолог Зинаиды был прерван звонком в дверь.
   - Откройте, - сказал Царьков
   На пороге стоял невысокий  мужичок  с  козлиной  бородкой  и  растерянным
взглядом. Зинаида при виде его внезапно смутилась.
   - Ну в чем дело? - спросил Царьков. Тот засуетился,  вытащил  из  кармана
толстый белый конверт.
   - Вот, - сказал он, - принес...
   - Кому? - уточнил Царьков.
   - Ну Андрею Никитичу...
   Обвел растерянным взглядом прихожую.
   - Да вы, Зинаида Семеновна, никак меня не узнаете? Я с нижнего ларька...
   - Лесько вчера убит,  -  спокойно  сказал  Царьков.  Торговец  растерянно
захлопал глазами.
   - Убит? А вы кто такие?
   - Оперативники. Из другого отделения. Торговец озадачился.
   - А может... это... вы возьмете?
   - Зачем?
   - Ну тоже защищать будете...
   - Лесько вымогал у вас деньги? - с ледяным спокойствием уточнил Царьков.
   - Да нет, ребята, какое  вымогал...  Я  сам...  ну,  порасспрашивал,  мне
говорят, плати Лесько, он и от бандитов в случае чего прикроет, его Спиридон
на день рождения звал...
   - Это провокация! - внезапно завизжала Зинаида.
   - Санька, проводи человека, - сказал Царьков И  раньше,  чем  растерянный
владелец ларька успел опомниться, Синицкий скользнул вместе с ним за  дверь.
Царьков захлопнул замок.
   - Пойдемте, Зинаида Семеновна, -  сказал  он.  Женщина,  понурив  голову,
вернулась за ним на кухню.
   - Значит так, Зинаида Семеновна,  -  жестко  сказал  Царьков.  -  Давайте
договоримся так. Либо мы раскручиваем  на  полную  катушку  все.  Всех  этих
ларечников, которые носили вашему мужу деньги. День рождения у  Спиридона  и
прочие прелести. Либо вы без  истерик  и  криков  о  бандитах  отвечаете  на
вопросы о вчерашнем дне. Ваш муж вернулся около восьми и ушел около десяти?
   - Да.
   - Он не собирался никуда уходить в этот день, верно?
   - Не собирался.
   - Ему позвонили или за ним пришли?
   - Пришли, - сказала старуха.
   Зинаида кинула на мать ненавидящий взгляд.
   - Кто пришел?
   - Не видела я, кто пришел1 - заорала Зинаида. - В дверь позвонил,  Андрей
открыл, шу-шу-шу, и уехали!
   - На чем?
   - На "опеле". Он, "опель", на меня записан, - с вызовом сказала  женщина.
- А вы его на штрафной стоянке держите. Если чего с ним  случится,  я  этого
так не оставлю!
   Царьков и Синицкий переглянулись.
   - Значит так, Зинаида Семеновна, - сказал  Царьков,  -  есть  предписание
произвести обыск у вас в квартире. Вот ордер, зови, Саня, понятых...
   Обыск продолжался часа три. Из ящика бюро изъяли старые  записные  книжки
Лесько. Из сейфа  -  пять  тысяч  долларов,  происхождение  которых  хозяйка
объяснить не смогла. За  обложкой  "Медицинской  энциклопедии"  обнаружилась
целая пачка старых акций МММ - скорее всего, хозяева в досаде просто  забыли
о скоротечном сокровище.
   Царьков не поленился слазить на антресоли.  Те  были  забиты  невероятным
хламом.  Рачительная  хозяйка  всему  надеялась  найти  применение:   старым
плинтусам, отодранным при ремонте квартиры, рулонам обоев,  которых  уже  не
осталось в комнате,  гигантской  коробке  из-под  импортного  телевизора,  в
которую были впихнуты коробочки поменьше: от  видеомагнитофона  и  телефона.
Царьков копался во всем этом хламе  со  странным  чувством.  Две  недели  он
требовал санкции на арест  Лесько  -  две  недели  он  обивал  пороги  замов
Молодарчука  и  самого  и.о.  начальника  облУВД,  он  даже  совершил  почти
немыслимый для милиционера поступок - пошел с материалом о Лесько  в  газету
"Вечерний Тарск",  -  и  вот  наконец  он  дорвался  до  своего.  Он  ущучил
продажного мента, который работал на преступную  группировку.  Но  почему-то
радости не было.  Была  головная  боль,  и  было  красивое,  белокожее  лицо
московского бандита с рыжеватыми волосами и холодными глазами цвета мореного
дуба,  и  были  узкие   пальцы   московского   гостя,   открывающие   дверцу
угольно-черного, как глаза сатаны, "хаммера".
   В семь вечера тяжелая железная дверь с  кодовым  замком  захлопнулась  за
обоими ментами. Жилой дом, как уже сказано, был расположен  в  престижном  и
чистом районе. Из квартиры Лесько открывался великолепный вид  на  скованную
льдом Тару, а сам подъезд выходил в другую  сторону,  на  широкую  и  чистую
улицу. Прямо рядом с подъездом была остановка  троллейбуса,  обросшая  двумя
киосками.
   Яша заглянул в один из  них  и  был  не  особенно  удивлен,  распознав  в
продавце того самого мужичка с козлиной бородкой, который четыре часа  назад
приходил с деньгами в квартиру Лесько.  Царьков  поманил  его  пальчиком,  и
мужичок покорно покинул торговое место и вышел к операм.
   - Ты за что Лесько-то платил? - спросил хмуро Царьков.
   - Ну известно что... охранял...
   - От кого охранял-то?
   - Да ходили тут ребята, от Спиридона. Пятьсот баксов в  месяц  требовали,
прикинь? У меня и бабок-то таких нет, иной день ста рублей не наторгуешь,  а
они туда же: "Мы тебя, бобер, в натуре уроем, киоск пожжем..."  Я  уж  и  не
знал, что делать, а потом Мишка - он тут тоже торгует - надоумил, что у  нас
рядом крутой опер живет. И денег возьмет немного, и братков этих уроет...
   - Урыл?
   - В лучшем виде! Приехал "газик", всех забрал  в  отделение,  ко  мне  на
следующий день извиняться пришли, чуете? Ну не они сами, а их  дружки.  Так,
мол, и так, ты их извини, а заявление отзови. А то рыбам скормим.
   - Да, - усмехнулся Санька, - знатно извинились.
   А Царьков добавил:
   - Он же тебя развел.
   - Кто?
   - Лесько. Сам на тебя бандитов натравил, сам  и  защитил.  Их  через  три
метра выпустили. Не помню я что-то такого, чтобы Лесько Спиридоновых братков
в обезьянник сажал...
   - Может, так оно и было, - проговорил ларечник, - а делать-то  что?  Ведь
опять сейчас наезжать будут. А вы меня просто так разве станете охранять?
   - У милиции работа такая, - сказал Царьков, - охранять не за деньги, а за
налоги. Которые за деньги охраняют, те бандитами называются.
   - Так разве ж я налоги плачу? - вздохнул ларечник.
   Царьков помолчал, потом спросил:
   - Ты здесь вчера был?
   - Ага. С девяти и до девяти. Сколько ларек работает.
   - Не видел, как Лесько отъезжал?
   - Он не сам отъезжал, - сказал ларечник. - За ним какой-то мужик приехал,
и они гуськом уехали. Мужик на своей, а Лесько на "опеле".
   - Мужика опознать можешь?
   - Да откуда? Темно, да снегопад. Он по уши в  шапке  и  воротник  поднял.
Большой, начальственный. Такие не бормотуху покупают, а коньяк с конфетами.
   - Не браток?
   - Не-а, - сказал ларечник. - На этих у нас глаз  наметанный.  Эти,  когда
мимо идут, спиной чувствуешь - либо не заплатят, либо побьют.
   - А машину его видел?
   - Он ее за углом поставил. Иномарка черная, и стекла темные, а номера все
в грязи. Ларечник усмехнулся и добавил:
   - Да тут уже спрашивали.
   - Кто?
   - А вот те самые, которых спиной чувствуешь. Москвичи.
   - Почему ты решил, что москвичи?
   - А номера на джипе московс