ковник Матео - высокий худощавый старик  с  печальными
глазами. Это был, пожалуй, первый офицер, одетый строго по форме.
     Я отошел в сторону, не желая вмешиваться  в  разговор  дона  Антонио  с
подчиненным. По ответам Матео понял, что он хорошо  осведомлен  о  положении
дел в базе. Позже я убедился, что это был очень деловой человек,  находивший
выход из любого трудного положения.
     В начале мятежа полковник потерял  единственного  сына.  Анархисты  под
предлогом того, что им нужны были винтовки для защиты республики, напали  на
правительственный склад оружия. Молодой офицер Матео пытался удержать их. Но
анархисты набросились па него с криками: "Фашист, мятежник!" Он был убит  на
посту. Матео-отец тяжело переживал эту трагедию, но она его не  сломила.  На
службе  он  был  энергичен,  деловит  и  немногословен.  Сколько  раз   базе
приходилось трудно: то грузов поступало  больше,  чем  рассчитывали,  то  не
могли быстро разгрузить транспорты с оружием. Мы всегда обращались к  Матео,
и не было случая, чтобы он не предпринял действенных мер.
     ...Мне нужно было еще о многом переговорить с доном Антонио, но  он  не
привык задерживаться на службе и просиял, когда  вестовой  доложил:  "Комида
листе". Обед подан, значит, пора прекращать дела. Я успел лишь договориться,
что на другое утро мы вместе побываем в базе  и  осмотрим  все  собственными
глазами.
     Весь следующий день мы ездили на коче  гранде  -  большой  адмиральской
машине.  Побывали  в  Арсенале,  выбрали  причал   для   разгрузки   первого
транспорта. Несколько суток спустя у этого причала разгружался наш  теплоход
"Комсомол". Доставленные первые советские танки двинулись из Арсенала  своим
ходом.
     В  Арсенале  многое  поразило  меня.  Оказывается,  на  его  территории
находились судостроительные мастерские "Конструктора Навель", принадлежавшие
сметанному  англо-испанскому  акционерному  обществу.   Правление   общества
находилось в Лондоне.  Оттуда  оно  и  осуществляло  руководство.  Этому  же
обществу  принадлежал  судостроительный  завод  в  Эль-Ферроле,  захваченный
мятежниками. Общество объявило, что оно вне политики. Однако  в  Эль-Ферроле
спешно достраивали для Франке новые крейсера -  "Канариас"  и  "Балеарес"  -
кстати, они очень скоро вышли в море и воевали против республиканцев, - а  в
Картахене тормозилась достройка двух почти готовых эсминцев и двух подводных
лодок. Задерживалась поставка из Англии машин, хотя за них  уже  давно  было
уплачено.
     Даже вода, которую получала база, была в руках англичан. Она  поступала
из Мурсии по водопроводу, принадлежавшему английской фирме. Именно во  время
войны вдруг стало не хватать  воды  в  Картахене.  Англичане  заявляли,  что
устарели насосы. Из Лондона  должны  были  привезти  новые,  но  пресловутый
"комитет по невмешательству" запрещал отправлять их в Испанию.
     Начальник  Арсенала  дон  Патрицио  Касадо  подчинялся  Лондону,  а  не
Мадриду. Прежде чем решать какой-нибудь сложный  вопрос,  он  говорил  своей
секретарше Консуэле:
     - Соедините меня с Лондоном.
     Линия работала с перебоями. Она тоже принадлежала иностранной  компании
и к тому же проходила по территории, занятой мятежниками. Но Касадо  это  не
смущало. Он упорно ждал,  пока  его  соединят  с  английскими  хозяевами,  и
разговаривал, ничуть не заботясь о секретности...
     Выбирая причал, к которому могли бы подходить транспорты с оружием,  мы
остановились на  внутренней  гавани  -  Арсенале;  он  был  окружен  высоким
кирпичным забором, и это хоть как-то защищало его от  посторонних  глаз.  Но
сохранить все в секрете было невозможно.  Первая  партия  советских  танков,
доставленных на "Комсомоле", еще стояла за забором, а весь  город  только  и
говорил об этом событии. Население ликовало. Когда танки появились на улицах
Картахены,  направляясь  в  Мурсию  и  далее  -  в  Арчену,   их   встречали
приветственными возгласами: "Вива руса!" Береты взлетали вверх.
     За "Комсомолом" последовали другие транспорты.  Мы  называли  их  между
собой "игреками", как бы подчеркивая необходимость держать сведения о них  в
строгой тайне. Однако она соблюдалась далеко  не  всегда.  В  этом  особенно
отличались высокопоставленные люди.
     В ту пору мне часто звонил из Мадрида по телефону Индалесио Прието.  Он
уже стал понимать, что самая важная  задача  флота  -  обеспечивать  морские
перевозки. Другими путями республиканская Испания военного снаряжения  почти
не получала, а собственное производство было ничтожным.
     -  Дон  Николас,  скажите,  пожалуйста,  как  идет   разгрузка   важных
материалов? - спрашивал Прието.
     Затем следовали просьбы ускорить работу, горячие слова о том,  как  эти
материалы необходимы. Для чего они необходимы, мог догадаться всякий.
     В конце октября  1936  года  в  Картахену  прибыл  советский  транспорт
"Курск", доставивший истребители,  бомбы,  бензин.  Дон  Индалесио  особенно
беспокоился об этом грузе и требовал  принять  его  немедленно:  надвигались
решительные бои за Мадрид. А в Картахене ждали разгрузки другие  транспорты.
"Курск" решили разгружать в Аликанте. Порт там небольшой, с  воздуха  он  не
был защищен. Дело было рискованное  и  едва  не  кончилось  катастрофой.  На
второй  день  разгрузки  налетели  фашистские   бомбардировщики.   Положение
неожиданно спас стоявший на рейде аргентинский крейсер.  Когда  бомбы  стали
падать вблизи него, крейсер открыл по самолетам огонь и отогнал их.
     Истребители, доставленные "Курском", вскоре уже участвовали в боях. Ими
командовал  наш  советский  товарищ  -  С.  Тархов.  Дрались  наши   летчики
доблестно.
     Последний бой  Тархов  вел  над  Мадридом.  Тысячи  людей  с  восторгом
наблюдали, как наши "курносые" обратили в бегство фашистские  "юнкерсы".  Те
исчезли из виду, часть наших истребителей преследовала их.  Другие  завязали
бой с "хейнкелями", прикрывавшими фашистские бомбардировщики. Тархов  послал
за бомбардировщиками молодых ребят, а сам с двумя более  опытными  летчиками
пошел на "хейнкелей", чтобы лишить "юнкерсы" прикрытия. Его расчет  оказался
верным. Мятежники недосчитались шести машин:  одну  сбил  сам  Тархов,  пять
других - его товарищи.
     В напряженную минуту боя из-за облаков вынырнуло еще шесть "хейнкелей".
Они  набросились  на  самолет  Тархова  и  подбили  его.   Самолет   потерял
управление. Тархов пытался выровнять его,  но  машина  срывалась  в  штопор.
Пришлось выбрасываться с парашютом.
     Уже падая, Тархов прикинул: ветер южный, его сносит к  фашистам.  Решив
сделать   затяжной   прыжок,   открыл   парашют   почти   у   самой   земли.
Стрелки-республиканцы,  наблюдавшие  за  его  падением,  приняли  советского
летчика за фашиста и открыли по нему огонь...
     Врачи извлекли четыре пули. Могучий организм летчика упорно боролся  со
смертью. До последней минуты Тархов говорил о своих ребятах,  беспокоился  о
том, как они закончили бой, просил не рассказывать им, что его ранили свои.
     - Им это вредно знать: как бы не отразилось  на  их  политико-моральном
состоянии, - твердил он.
     В Картахену  продолжало  поступать  оружие.  Разгрузка  каждого  нового
"игрека" была не простой задачей. Особенно трудно  приходилось  вначале.  Мы
твердили о том,  что  транспорты  надо  разгружать  как  можно  быстрее,  но
анархистский профсоюз с этим совершенно не хотел считаться. В самый  горячий
момент  его  деятели  начинали  митинговать,   уводили   грузчиков.   Работа
прекращалась.
     Я видел, как в порту вырастали целые горы  из  ящиков  с  боеприпасами,
танки и пушки подолгу стояли на причалах. Иногда порт даже не охраняли. И на
железнодорожной станции не чувствовалось порядка. Сотни вагонов  с  военными
грузами скапливались  в  ожидании  отправки.  не  хватало  паровозов.  Между
тем.мятежники догадались, какую роль выполняет Картахена. Их  генерал  Кейпо
де Льяно грозился "стереть ее с лица земли вместе со всеми красными". Налеты
вражеской авиации усилились.
     Положение в стране все более осложнялось. В ноябре шли жестокие бои под
Мадридом.  На  Средиземном  море  активно  действовал   крейсер   мятежников
"Канариас", по скорости и мощности  вооружения  превосходивший  все  крупные
корабли республиканского флота.  Испанские  транспорты,  шедшие  из  Черного
моря, могли благополучно попасть в  Картахену  лишь  при  условии  солидного
конвоя.
     Мое положение как главного морского советника  было  довольно  сложным.
Занимаясь  разнообразными  флотскими  делами,  я  не  имел  права   кем-либо
командовать: должен был давать только рекомендации, влиять  на  командующего
флотом, добиваться точного соблюдения совместно разработанных планов.
     Точность в военную пору имеет, как известно, решающее  значение.  Чтобы
встретить транспорт в условленной точке у берегов Африки и  провести  его  в
Картахену, корабли должны были выходить в море в строго назначенный час.
     Напряженность обстановки  требовала  максимальной  скрытности  движения
"игреков". Поэтому я обращался к командующему флотом  Мигелю  Буиса  лишь  в
самый последний  момент,  когда  надо  было  высылать  корабли  для  встречи
транспортов. Хорошо, что у нас  сложились  добрые  отношения.  Мигель  Буиса
охотно выполнял все мои просьбы, не допытываясь, что за ними стоит.  Видимо,
понимал: и в его интересах соблюдать строгую секретность движения "игреков".

НАШИ ТОВАРИЩИ
     В ноябре 1936 года в Испанию прибыли два советских моряка-добровольца -
С. С. Рамишвили и В. П. Дрозд. Обоих я знал и подбирал им  работу  с  учетом
характера и способностей каждого.
     Семен  Спиридонович  Рамишвили  стал  советником   командира   базы   в
Картахене. Кроме замечательных лингвистических  способностей  он  обладал  и
талантом организатора. С самого раннего утра и до позднего вечера  Рамишвили
колесил на своем маленьком  "фиате"  вместе  с  шофером  и  другом  Хосе  по
причалам порта. Все у него  получалось  ладно.  Рамишвили,  или  капитан  де
фрегата Хуан Гарсиа, как его звали в  Испании,  фактически  стал  командиром
базы.  Дон  Антонио  Руне,  официально  занимавший  этот  пост,   не   любил
перегружать себя работой и был рад передать се другому.
     Валентин Петрович Дрозд, опытный моряк, человек живой, энергичный,  был
очень  полезен  на  флотилии  эсминцев.  Командовал  ею  Винсенте   Рамирес,
андалузец, отличавшийся шумливым, а  подчас  и  взбалмошным  характером.  На
мостике у дона Винсента  трудно  было  услышать  чью-либо  речь,  кроме  его
собственной. Говорил он пространно и громко, не  скупясь  на  самые  соленые
флотские выражения. Даже на совещаниях у командующего его голос заглушал все
другие. Мятеж застал Рамиреса совсем молодым офицером. Из него получился  бы
неплохой командир флотилии, если б не его шумливость и неорганизованность.
     Дон Рамон - Дрозд - умел удивительным образом нейтрализовать недостатки
Рамиреса, охладить, когда нужно, его излишний пыл, дать вовремя спокойный  и
разумный совет. Рамирес очень уважал Дрозда и привязался к нему. Помню, как,
усталые, они возвращались после походов с моря  -  работы  у  эсминцев  было
много - и приходили ко мне или к командиру базы. Держались они  вместе,  как
неразлучные друзья.
     - Дон Рамон - муй листо (очень умный), - не раз твердил мне  Рамирес  и
восхищенно рассказывал о мужестве и умелых действиях Дрозда.
     В годы Великой Отечественной войны  В.  П.  Дрозд  командовал  эскадрой
Балтийского флота. Сражался геройски. Погиб он трагически. Возвращаясь зимой
1943 года по льду из Кронштадта в Ленинград, попал в полынью после бомбежки.
Его именем - "Вице-адмирал Дрозд"- был назван один из  кораблей  Балтийского
флота.
     Шли месяцы.  Даже  легкомысленно  относившийся  поначалу  к  войне  дон
Антонио Руис стал  понимать,  что  она  затянется  надолго.  Народная  армия
благодаря  советской  помощи  оружием  и  участию  интернациональных  бригад
остановила наступление фашистов на Мадрид, нанесла им поражение и разгромила
итальянский корпус под  Гвадалахарой.  Во  главе  правительства  стоял  Хуан
Пегрип, сменивший  Ларго  Кабальеро.  От  Негрина  можно  было  ждать  более
решительных и последовательных действий. Республиканские войска готовились к
наступлению.  Доставка  оружия  играла  решающую  роль.  Германия  и  Италия
посылали мятежникам целые соединения самолетов, танков, пехоты.  Итальянские
корабли, уже не маскируясь, под  своим  государственным  флагом  действовали
против республиканцев. Флот Франке получал от фашистских государств  эсминцы
и подводные лодки.
     Для республиканской армии оружие продолжало  поступать  преимущественно
через Картахену. Встреча "игреков", разгрузка, отправка вооружения на  фронт
- этой будничной работой была заполнена вся зима. На  кораблях  плавало  уже
несколько десятков наших добровольцев. Под их влиянием республиканцы  начали
понимать, что для победы  мало  одного  энтузиазма,  нужны  знания,  следует
упорно учиться и в ходе войны. Командиры не очень охотно, но  все  же  стали
выводить корабли в море на учебные  стрельбы  и  совместное  маневрирование.
Флот получил несколько самолетов-бомбардировщиков, а истребители  прикрывали
базу от вражеских налетов.
     Изредка мне приходилось ездить в  Валенсию.  С  ноября  1936  года  там
находилось правительство  Испанской  республики.  В  Валенсии  было  и  наше
посольство, а также главный  военный  советник.  Я  должен  был  докладывать
обстановку морскому  министру  И.  Прието.  Встречался  и  с  товарищами  из
Центрального Комитета Компартии Испании, информировал их о нашей работе.  Но
больше всего я был связан с главным военным советником.  Вначале  этот  пост
занимал Я. А. Берзин, а затем его сменил Г. М.  Штерн,  которого  в  Испании
звали Григоровичем.  Тогда  и  началась  моя  дружба  с  этим  замечательным
человеком.
     Поездки на машине по Испании  в  те  дни  были  небезопасны.  Испанские
шоферы-лихачи  нередко  терпели  аварии.  Нам  одно  время  даже  официально
советовали, где только можно, летать  на  самолетах.  Я  предпочитал  ездить
ночью. Мой Рикардо выезжал на каратеру принсипаяь - основную дорогу - и гнал
со скоростью девяносто - сто километров. Однажды и мы с ним попали в  кювет.
Об этом стоит рассказать. История любопытная.
     В сентябре 1936 года в Аликанте пришел наш транспорт "Нева". Я  не  раз
бывал у капитана Кореневского. Как-то встретил у него в салоне двух  молодых
особ. Одна оказалась журналисткой, другая - дочерью бельгийского консула.
     - А мы  вас  знаем.  Вы  советский  морской  офицер,  -  в  один  голос
затараторили они.
     Раскрывать  свое  инкогнито  не  хотелось,  но  и  отрицать  было   уже
бесполезно:  выяснилось,  что  они  меня  видели  на  каком-то   официальном
торжестве. Мы любезно простились, и на пожелание скоро увидеться я уклончиво
ответил поговоркой: гора с горой не сходится...
     Спустя некоторое время мы с Рикардо торопились из Картахены в Валенсию.
Час ранний. Движение было небольшое. Еще издали  я  заметил,  что  навстречу
мчится  машина.  Широкая,  свободная  дорога,  казалось,  не  таила  никакой
опасности. Но встречная машина вдруг резко повернула в пашу сторону. Рикардо
не успел оглянуться, как мы оказались в  кювете.  Левый  борт  нашей  машины
разворотило. Я был поражен, когда увидел выходящими из встречной машины моих
старых знакомых.
     - Ну вот мы с вами и встретились, - улыбнулась одна  из  них.  Потом  с
притворным участием спросила, не получил ли я повреждений. Серьезного ничего
не случилось, но наша машина была разбита,  а  ушибленное  колено  заставило
меня несколько дней пролежать в постели  и  еще  долго  напоминало  об  этом
несколько загадочном происшествии.
     Вспоминаю и другой случай. Весной 1937 года как-то спешил  в  Валенсию.
Рикардо был в  отпуске,  и  я  поехал  на  другой  машине  с  Хосе,  шофером
Рамишвили. Сначала не обратил внимания, что, проехав Аликанте, Хосе  свернул
с обычной дороги. Оказывается, чтобы выиграть время, он  решил  проехать  по
старой дороге, идущей через горный перевал.  Когда-то  по  ней  ездили  все.
Потом построили новую дорогу вдоль берега моря, а  эта  была  заброшена.  За
долгий путь не повстречалась ни одна машина.  Это  нас  удивило.  Попытались
установить, где едем. Но вокруг - ни души. Встревожились не на  шутку.  Хосе
тоже понял, что сделал непростительную ошибку. Мы поднимались  в  гору,  под
колесами шуршала галька. Когда  достигли  вершины  горы,  низкая  облачность
совсем закрыла нам путь. А тут и бензин был на исходе. Мы  с  Нарцисс,  моим
переводчиком и помощником, начали беспокоиться.  К  счастью,  дорога  вскоре
пошла вниз, и  мы,  сберегая  остатки  горючего,  покатились  с  выключенным
мотором. Как же обрадовались, когда на последних каплях  бензина  въехали  в
небольшой  городок  Алькоя!  Совсем  недружелюбным  окриком   нас   встретил
милисиаиос:
     - Сальво! Кондукто! (Стой! Пропуск!) А мы были ему рады, забыв о  наших
треволнениях.
     "На машине - хорошо, а самолетом - лучше!.." - так  и  я  стал  считать
после этого случая.
     В Картахене еще задолго до прихода очередного транспорта  нас  начинали
теребить товарищи, заинтересованные  в  грузах.  Старший  танковый  советник
генерал Д. Г. Павлов звонил по телефону. Ему не терпелось узнать, когда и  в
каком количестве поступит боевая техника.
     - Ну  как,  "жених",  еще  не  встретил  свою  "невесту"?  -  спрашивал
полковник Вольтер - Н. Н. Воронов. Его интересовала артиллерия.
     Рассчитывать, что иносказания вроде "женихов" и "невест" могут остаться
неразгаданными, было трудно. А Павлов и к таким уловкам не любил  прибегать.
Он  даже  обижался,  если  кто-либо  танки  называл,   скажем,   черепахами.
Случалось, я давал друзьям не очень точную информацию, помня, что нас  может
подслушать противник. Теперь в этом можно признаться.
     - Да, да, - говорил  я,  услышав  вопрос  о  "женихе"  и  "невесте".  -
Встретились, все в порядке. А транспорты в это время были еще далеко в море.
В Испании мне довелось встретиться  с  Павлом  Ивановичем  Батовым  -  Пабло
Фрицем. Приехал он ко мне, чтобы попросить побыстрее  отправить  ему  танки.
Встреча была короткой, деловой, но очень теплой и сохранилась  в  памяти  на
всю  жизнь.  О  том,  как  генерал  армии  П.  И.  Батов  воевал  в  Великую
Отечественную, известно. Две Золотые Звезды Героя украсили его грудь.
     Из советских добровольцев чаще всего наведывались  к  нам  в  Картахену
летчики, в частности их старший советник генерал Дуглас - Яков  Владимирович
Смушкевич. Когда приходил очередной транспорт, за его разгрузку брались  все
-  не  только  испанские  грузчики,  но  и  наши  добровольцы.  С  чинами  и
должностями   не   считались:   майоры,   лейтенанты,   летчики,   танкисты,
артиллеристы, моряки - все таскали ящики. Танки или  пушки  выгружали  очень
быстро. Иное дело - самолеты. Огромные ящики с фюзеляжами  доставляли  много
хлопот и беспокойства. Случалось,  принимать  свой  груз  приезжали  десятки
наших  летчиков  и  инженеров,  благо  сборка  самолетов  производилась   на
аэродромах вблизи Картахены.  Они  проводили  у  нас  по  несколько  дней  и
чувствовали себя как дома. Да и в свободные  дни,  когда  такие  выдавались,
паши друзья летчики приезжали в Картахену провести вместе  вечер  за  чашкой
чаю или кофе с коньяком.
     Но главное было в другом. С пехотинцами, танкистами и артиллеристами  у
нас,  моряков,  не  было  тесного  взаимодействия:  мы  редко  потом  видели
товарищей, ушедших с материальной частью из  Картахены.  А  с  летчиками  мы
действовали совместно. Морская война у берегов Пиренейского  полуострова  по
масштабам была небольшой, но она ясно показала: без авиации  не  может  быть
сколько-нибудь значительных морских  операций.  Не  имея  превосходства  над
противником в воздухе, нельзя господствовать и на море.
     Мы убедились