нако,
когда в середине августа окончательно выяснилось, что правительства Англии и
Франции сорвали  заключение  тройственного  пакта  взаимопомощи,  Советскому
правительству пришлось искать другой выход.
     20 августа 1939 года Гитлер обратился к И.В.Сталину и настойчиво просил
принять Риббентропа для подписания пакта о  ненападении  между  Германией  и
СССР. Ответ был дан  21  августа,  когда  военные  переговоры  с  Англией  и
Францией фактически потерпели крах, причем не по нашей вине.  23  августа  в
Москву прибыл Риббентроп, и в тот же день был подписан пакт о ненападении.
     Я не был посвящен в подробности происходящих в  те  дни  переговоров  с
Германией и поэтому не ожидал - да  и  едва  ли  кто-либо  ожидал  -  такого
быстрого соглашения. Но, учитывая сложную  обстановку  того  времени,  иного
выхода мы не имели.
     Дальнейшее промедление становилось опасным. Это означало бы  лить  воду
на мельницу тех, кто мечтал толкнуть Гитлера на Восток. Решение было принято
лишь  после  того,  как  наше   правительство   окончательно   убедилось   в
невозможности договориться с Англией и Францией.
     И еще одно обстоятельство вынуждало наше правительство принять в  целях
безопасности страны такое решение: в  августе  1939  года  Япония  развязала
конфликт на Халхин-Голе. В те дни  не  было  ясно,  как  далеко  зайдет  эта
борьба. Перспектива вести войну на Западе и на Востоке - в Европе и в Азии -
не могла не торопить  наше  руководство  уладить  дело  на  самом  решающем,
западном, направлении.
     К.Е.Ворошилов  в  своем  интервью  представителям  западной  прессы  27
августа объяснил, что "не потому прервались военные переговоры с  Англией  и
Францией, что СССР заключил пакт о ненападении  с  Германией,  а,  наоборот,
СССР заключил пакт о ненападении с Германией в силу того обстоятельства, что
военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в  силу  непреодолимых
разногласий".
     В момент переговоров военных миссий наше положение  действительно  было
очень сложное. Мы имели против нас враждебную Германию;  Япония  на  Дальнем
Востоке  уже  издавна  конфликтовала  на  советских  границах;  надежды   на
соглашение с Англией и  Францией  при  всем  нашем  старании  не  увенчались
успехом. Польша  занимала  явно  враждебную  позицию.  Что  стоит  заявление
тогдашнего главы польского правительства Рыдз-Смиглы  французскому  капитану
Боффру, посланному в Варшаву генералом Думенком в дни переговоров, когда они
висели на волоске: "Немцы, может быть, отнимут у  нас  свободу,  русские  же
вынут  из  нас  душу".  Последующие  события  показали  всю  слепоту   этого
горе-правителя. Гитлеровцы раздавили Польшу и  ввергли  ее  народ  в  пучину
страданий. Освобождение его пришло с Востока.
     В результате договора с Германией мы получили почти двухлетнюю отсрочку
столкновения с фашистским агрессором.
     Конечно, не легко было нашему государству пойти па соглашение со  своим
злейшим врагом. Но интересы страны требовали  найти  выход  из  создавшегося
положения, а выбора не было, и поэтому после телеграммы Гитлера  с  просьбой
принять Риббентропа Сталин дал согласие.
     После подписания договора состоялся прием в Екатерининском зале Кремля.
     Я  на  приеме  не  присутствовал,  мне  рассказал  о  нем   В.П.Пронин,
возглавлявший в то  время  исполком  Моссовета.  Риббентроп,  войдя  в  зал,
приветствовал присутствующих обычным фашистским  жестом  -  выбросив  вперед
вытянутую руку с восклицанием "Хайль Гитлер!". Сталин  улыбнулся  и  ответил
насмешливо церемонным поклоном. За обедом Сталин  явно  не  хотел  оказаться
возле гитлеровского посланца и попросил В.П.Пронина сесть рядом с ним.
     Прием проходил натянуто, в  холодно  вежливом  топе.  Когда  Риббентроп
покинул помещение и остались только свои люди, Сталин сказал: "Кажется,  нам
удалось провести их".
     31  августа,  через  неделю  после  подписания  договора  с  Германией,
состоялась очередная сессия Верховного Совета СССР.  В.М.Молотов,  мотивируя
этот важный шаг Советского правительства, сказал:
     - Если даже не удастся избежать военных столкновений в Европе,  масштаб
этих  военных  действий  теперь  будет  ограничен.  -  И   добавил:   -   Мы
ориентируемся только на себя и заботимся прежде всего о  безопасности  своей
Родины.
     Выступивший вслед за ним А.С.Щербаков подчеркнул:
     - Две страны заключили договор о добрососедских отношениях,  к  которым
они стремятся, и никто не может упрекать нас за это.
     В конце своей речи он  предложил  прений  не  открывать.  Мы,  депутаты
Верховного Совета, единодушно проголосовали за ратификацию договора.
     И сейчас я убежден, что заключение договора с Германией  в  сложившейся
тогда обстановке было  совершенно  правильным  шагом  нашего  правительства,
стремившегося обеспечить безопасность страны. Приходится, однако,  сожалеть,
что полученная нами почти  двухлетняя  отсрочка  с  началом  войны  не  была
использована  полностью  для  укрепления  обороноспособности.  Многое   было
сделано, но  далеко  не  все.  Излишняя  вера  Сталина  в  силу  договора  с
фашистской Германией  дала  немцам  преимущество  внезапности  и  привела  к
тяжелому для нас началу Великой Отечественной войны.
     1  сентября  1939  года  фашистская  Германия   вторглась   в   Польшу.
Представлял ли  себе  Гитлер,  к  каким  последствиям  приведет  этот  новый
агрессивный   шаг?   Возможно,   безнаказанность   всех    его    предыдущих
захватнических действий вселила в него надежду, что и на сей раз ему  сойдет
с рук: Чемберлен  вновь  обманет  союзников,  в  Англия  не  выполнит  своих
обязательств перед ними.
     Захватывая Польшу, Гитлер стремился обеспечить себе "хинтерланд" - тылы
для большой войны. Как азартный игрок, которому долго везло, он вновь сыграл
ва-банк.  Но  чаша  уже  переполнилась.  Общественное  мнение  было  слишком
возбуждено   беззастенчивыми   действиями   фашистских   молодчиков.    Даже
правительство Чемберлена не сочло возможным уклоняться дальше от  выполнения
международных обязательств. Прошло лишь одиннадцать месяцев после того,  как
Чемберлен вернулся из Мюнхена, где  он  подписал  позорный  пакт.  Тогда  он
предсказывал наступление "пятидесятилетней мирной эры". Но народы уже  знали
истинную цену этим предсказаниям. Война началась.
     В первые два дня посла нападения  Гитлера  на  Польшу  еще  можно  было
думать, что это локальный  конфликт.  Но  темп  наступления  немецких  войск
нарастал, фашистская авиация наносила мощные удары по польским городам, флот
вел боевые операции в районе Данцига.  Пламя  пожара  разгоралось  и  быстро
двигалось в сторону наших границ.
     3 сентября Англия и Франция официально объявили войну  Германии.  Стало
ясно, что речь шла не о  местном  столкновении.  Большая  война  в  Западной
Европе стала фактом.
     Думаю, не только я, но и большинство наших военных товарищей с тревогой
восприняли в ту пору вести о стремительном продвижении немцев по  территории
Польши. Конечно, Советский Союз заключил с Германией договор о  ненападении,
но разве  одна  эта  бумага  могла  гарантировать,  что  опьяненный  легкими
победами Гитлер не предпримет новых авантюр и остановится,  дойдя  до  наших
границ? Разве мы не знали, с какой легкостью фашисты рвали на мелкие  клочки
другие договоры?
     Теперь стало известно, что эта тревога  имела  серьезные  основания.  В
Германии  раздавались  голоса,  призывавшие  сразу  же  перенести  войну  на
советскую землю. Этого не случилось, и не к чему гадать, как развернулись бы
события, если бы Гитлер внял подобным  призывам.  Но  коль  скоро  опасность
существовала, надо было принимать энергичные меры,  чтобы  встретить  ее  во
всеоружии.
     Едва узнав о нападении немцев  на  Польшу,  я  стал  ждать  указаний  о
повышении боевой готовности  флота,  о  конкретных  мерах,  которые  следует
предпринять,  на  случай  чрезвычайных  обстоятельств.  Таких  указаний   но
последовало.
     Флоты жили своей обычной  жизнью.  Начальник  Главного  морского  штаба
Галлер дважды в сутки, утром  и  вечером,  докладывал  мне  о  положении  на
морских театрах. Речь шла о ходе боевой подготовки, передвижении кораблей  и
о всякого рода происшествиях.
     Когда с докладами ко мне приходили заместители Л.М.Галлер, И.С.Исаков и
И.В.Рогов, от служебных  разговоров  мы  невольно  переходили  к  обсуждению
международной обстановки. Как будут развиваться события дальше? Выполнит  ли
Англия свои обязательства  перед  Польшей?  Какую  позицию  займет  Франция,
которую две линии обороны - Мажино и Зигфрида - разделяли с Германией? Мы не
раз раскладывали морские и сухопутные карты на столе и  делали  всевозможные
предположения. Стрелки, означавшие  движение  немецких  частей,  все  глубже
врезались в тело Польши. Авиация прокладывала им путь безжалостными налетами
на мирные города. (Только много лет спустя стало известно  о  многочисленных
актах саботажа,  диверсий  и  убийств,  которые  совершали  банды  Абвера  -
"двуликого" адмирала Канариса.) Нам хотелось также узнать, что происходило в
водах Балтики. Морской театр невелик, и надо  было  внимательно  следить  за
передвижением  немецкого  флота.  К  тому  же   судьба   Польши   нам   была
небезразлична.  Пресловутое   "правительство   полковников"   не   проявляло
лояльности к Советскому Союзу, и все-таки выход к нашим границам  фашистской
армии Гитлера являлся из двух зол худшим. К тому же не могли мы и оставаться
равнодушными к судьбе жителей Западной Украины и Западной Белоруссии.
     На следующий день, после того как Англия и  Франция  объявили  Германии
войну, я поехал к начальнику Генерального штаба Б.М.Шапошникову. Как всегда,
он был приветлив и вежлив. Осторожно прикрыв  какие-то  бумаги,  лежавшие  у
него на столе, Шапошников пригласил меня сесть и приготовился слушать.
     - Скажите, Борис Михайлович, Генеральный штаб имеет какие-либо указания
в связи с новой обстановкой в Польше и вообще в Европе? - сразу же начал я.
     - Разве вы собираетесь с  кем-нибудь  воевать,  голубчик?  -  отшутился
Шапошников.
     Затем, погасив улыбку, Борис Михайлович  конфиденциально  сообщил,  что
наши войска на Западе находятся в повышенной  боевой  готовности.  Развивать
эту тему дальше не стал.
     - Относительно флотов у меня указаний нет, - добавил он.
     Этот разговор явился для меня первым сигналом: морякам  тоже  следовало
проявлять больше активности, иначе можно опоздать.
     Вечером ко мне пришел Лев Михайлович Галлер,  захватив  с  собой  карты
Балтийского моря и Польши, сделал доклад, осторожно осведомился о  новостях.
Но что я мог ему сказать? Ведь Шапошников ничего нового не сообщил мне.
     Мы пристально следили за ходом военных событий. На западе  Германии  ни
Англия, ни Франция активных действий не  вели.  Война  там  носила  какой-то
непонятный характер. Не  случайно  она  потом  получила  название  "странной
войны". Теперь мы знаем  причины  этой  "странности".  Обе  стороны  лелеяли
надежду закончить конфликт соглашением за счет  Советского  Союза,  то  есть
повернуть войну на Восток.
     Польша к середине сентября была фактически оккупирована. Что  следовало
ждать, за этим? Подобный вопрос волновал, конечно,  всех,  а  нас,  военных,
особенно.
     16 сентября мне позвонил ответственный работник  НКВД  И.И.Масленников,
ведавший пограничными войсками:
     -  Прошу  срочно  принять  меня,  есть  важное  дело.  Полчаса   спустя
Масленников сидел в моем кабинете. Он  сообщил,  что  пограничники  получили
приказ продвигаться на запад Белоруссии  и  Украины.  В  связи  с  этим  его
интересовали действия Днепровской военной флотилии в пограничном районе.
     Что я мог сказать? Не хотелось признаваться, что я даже не осведомлен о
выступлении  наших  частей.  Обещал  разобраться  и   немедленно   поставить
пограничников в известность.
     Едва  закрылась  дверь  за  Масленниковым,  я   позвонил   Председателю
Совнаркома В.М.Молотову и попросил о приеме.
     - Ну что ж, приезжайте, - ответил он. Я спросил  Молотова,  почему  наш
наркомат даже не поставили в известность, что Днепровская  военная  флотилия
должна участвовать в операции.
     Ясного ответа не получил. Я понимал, что оперативными вопросами  он  не
занимался. Поэтому хотелось поговорить о создавшемся положении со  Сталиным,
но попасть в те крайне напряженные дни к нему не удалось. Несколько  позднее
я пожаловался ему, что нас не информируют  о  военных  мероприятиях.  Сталин
спокойно ответил:
     - Когда надо будет,  поставят  в  известность  и  вас.  На  Днепровскую
военную флотилию был спешно послан заместитель начальника Главного  морского
штаба контр-адмирал В.А.Алафузов.
     - Решайте все вопросы на месте и докладывайте в наркомат, - сказал я.
     В операции по  освобождению  Западной  Украины  и  Западной  Белоруссии
участвовали лишь несколько кораблей  Днепровской  военной  флотилии.  Другим
силам флота действовать не пришлось.
     Во второй половине сентября я  выехал  на  Северный  флот.  Командующий
В.П.Дрозд встретил меня в Мурманске. Мы сразу  отправились  в  Полярный.  На
рейде было оживленно, там стояло много транспортов. Они были  уже  нагружены
лесом, но пока не могли выйти в море: война в Европе изменила обстановку.
     На берегу желтели огромные штабеля брусьев и досок.
     - А нам лес тут нужен вот как! - Дрозд провел рукой но горлу.
     Тут же, из Полярного,  я  позвонил  по  телефону  А.И.Микояну.  Анастас
Иванович сразу согласился выделить флоту часть экспортного леса.  Дрозд  был
несказанно  рад  этому:  снималась  большая  помеха   на   пути   выполнения
строительной программы.
     Тогда же мы обсудили с Военным советом и штабом Северного  флота  планы
боевой   подготовки,   уже   более    целенаправленные,    соответствовавшие
международной обстановке. Правда, особых изменений не внесли. Решили  только
ограничить район плавания кораблей, не разрешая им уходить слишком далеко от
Главной базы.
     В те дни в Кольский залив неожиданно зашел  немецкий  лайнер  "Бремен".
Он, как до этого итальянский "Реке", имел на  трубе  голубую  ленту  -  знак
превосходства  в  скорости  над  всеми  пассажирскими  судами  мира.  Дел  у
"Бремена"  в  Мурманске  не  было,  его  туда  загнали,   конечно,   военные
обстоятельства. Как невоенный корабль, он имел право посетить наш порт.  Но,
постояв некоторое время, "Бремен" столь же неожиданно  покинул  Мурманск  и,
воспользовавшись плохой погодой, прорвался в Германию.

ЗАЛПЫ НАД ОКЕАНОМ
     Хозяева спустили с  цепи  озлобленного  пса,  чтобы  натравить  его  на
соседа. Они понимали рискованность этого шага: разъяренный пес мог  покусать
прежде всего тех, кто ближе. И все же шли на это в расчете, что зверь  после
бросится на жертву, на которую его науськивали...
     Спущенный с цепи фашизм не оправдал  надежд  империалистов  Запада.  Он
неистовствовал в Европе. Волей-неволей  пришлось  от  него  отбиваться.  Так
началась вторая мировая война. Пожалуй, наиболее ожесточенной она  оказалась
на море. Здесь "странной войны" не было. Сражения развернулись жаркие, не на
жизнь, а на смерть. И объясняется это тем, что Гитлер посягнул  на  интересы
Англии, крупнейшей морской державы. Флот Германии по  численности,  конечно,
намного уступал британскому, но тем  не  менее  представлял  солидную  силу.
Германия имела в строю два линейных корабля - "Шарнхорст" и "Гнейзенау", три
"карманных" линкора (немцы называли их броненосцами) - "Дойчланд", "Шеер"  и
"Граф Шпее", вооруженных 280-миллиметровыми орудиями, три тяжелых крейсера -
"Хиппер", "Принц Ойген" и "Блюхер", шесть  легких  крейсеров,  57  подводных
лодок. В достройке находились самые крупные линкоры - "Бисмарк" и  "Тирпиц".
Кроме  того,  в  надводном  флоте  было   большое   количество   эскадренных
миноносцев, тральщиков, торпедных катеров и различных вспомогательных судов.
     Готовясь к нападению на Польшу, Гитлер  до  поры  до  времени  старался
избежать столкновения с Англией  и  Францией,  но  на  всякий  случай  часть
немецких подводных лодок и надводных  кораблей  была  заранее  развернута  в
Атлантике. Уже 4 сентября 1939 года, то есть на второй день после объявления
Англией войны Германии, немецкая подводная лодка "U-30" потопила  английский
пассажирский лайнер "Атения", Эту акцию можно считать началом войны на море.
     Если сухопутные войска воюющих сторон долгие месяцы пассивно стояли  за
линиями Зигфрида и Мажино, продолжая питать надежды на замирение на Западе и
направление гитлеровской армии на Восток, положение на море было иным.
     Англия расположена на островах. Чтобы жить и воевать, она  должна  была
ежегодно доставлять морем до 40  миллионов  тонн  различных  грузов.  Гитлер
приказал своему флоту наносить удары по  самым  уязвимым  местам  Британской
империи - по ее морским коммуникациям. Один за другим английские  транспорты
шли ко дну. Несли потери и боевые корабли британского флота.
     Первым громким  успехом  немецких  подводников  явилось  потопление  14
октября 1939 года  подлодкой  "U-47"  под  командованием  Прина  английского
линейного корабля  "Ройял  Оук".  Линкор  стоял  в  своей  базе  Скапа-Флоу.
Лейтенант Прин провел туда лодку по узкому фарватеру и торпедировал корабль.
Линкор пошел ко дну. Погибло 786 английских матросов и офицеров.
     Несомненно, английский флот потерпел бы еще больший урон,  если  бы  не
разногласия в немецких военно-морских кругах. Они выявились еще в 1938  году
во время утверждения судостроительной программы. Спор шел о роли  подводного
и надводного флотов. Идеологом крейсерской войны  надводными  кораблями  был
главнокомандующий флотом адмирал Редер, а его оппонентом  -  адмирал  Дениц,
ярый  сторонник  неограниченной  подводной  войны.  Верх  одержал  Редер,  и
надводный флот получил  приоритет.  Потому  к  началу  войны  у  Германии  и
оказалось сравнительно мало подводных лодок.
     Главным козырем Гитлера стали надводные рейдеры. В конце 1939  года  на
океанские коммуникации вышли "карманные" линкоры "Граф Шпее"  и  "Дойчланд".
Они доставили немало хлопот британскому адмиралтейству. В  середине  декабря
английским крейсерам удалось настигнуть "Графа Шпее" у аргентинских берегов.
Ища спасения, немецкий  корабль  укрылся  в  нейтральном  порту  Монтевидео.
Командир линкора Лангсдорф получил указание Гитлера: действовать  по  своему
усмотрению - или прорываться,  или  затопить  корабль,  когда  истечет  срок
пребывания его в нейтральном порту. Лангсдорф, выйдя из территориальных  вод
Аргентины, потопил  линкор.  Сам  же,  не  рассчитывая  на  милость  фюрера,
покончил жизнь самоубийством.
     Рейд  "Дойчланда"  прошел  удачнее.  Уничтожив   несколько   английских
транспортов, он вернулся в Германию.
     Тогда же выходили  в  море  "Шарнхорст"  и  "Гнейзенау".  Они  потопили
случайно встретившийся вспомогательный крейсер англичан "Роуалпинди"  и,  от
греха подальше, поспешили вернуться в свою базу.
     Англичанам удавалось, хотя и не полностью, блокировать немецкий флот  в
Балтийском море и тем самым отводить удары по  конвоям.  Немцы  пользовались
фарватером, проходившим норвежскими фиордами, но  это  было  небезопасно.  В
феврале 1940 года здесь англичане задержали немецкое  судно  "Альтмарк",  на
котором оказалось 300 пленных англичан. Британские эсминцы освободили  своих
соотечественников, а английское правительство заявило  Норвегии  решительный
протест за то, что она разрешает немцам пользоваться своими фарватерами.
     Гитлер своеобразно реагировал на этот инцидент. 1 марта  1940  года  он
подписал директиву на  проведение  операции  "Везерюбунг"  в  целях  захвата
Норвегии, а попутно и Дании. Фюрер пытался одним ударом убить  двух  зайцев:
открыть себе путь в Атлантику и  прибрать  к  рукам  скандинавскую  железную
руду, которая так нужна была германской  ме