ветливые  и
веселые, они быстро научились понимать нас и болтали  с  нами  на  смешанном
русско-испанском языке.
     - Если можно, Кончита, мне, пожалуйста, лос уевос фритос и вино вьехо -
жареные яйца и  старое  вино!  -  обращался  к  испанке  кто-либо  из  наших
добровольцев-старожилов.
     Организатором и хозяином нашего клуба был  дон  Хуан  Гарсиа  -  С.  С.
Рамишвили, а душой - дон Рамон - В. П. Дрозд,  который  на  корабле  целиком
отдавал себя службе, а в редкие свободные часы умел повеселиться. Счастливое
и завидное сочетание!
     Так прошел и вечер  Первого  Мая.  Мы  не  произнесли  ни  одной  речи,
праздник был у всех в  душе  и  на  лицах.  Его  не  смогли  испортить  даже
фашистские самолеты, совершившие налет на Картахену.
     В полночь мы настроили приемник на Москву и с замиранием сердца слушали
Красную площадь. Сквозь помехи в эфире  доносился  до  нас  бой  Кремлевских
курантов. Я не помню других звуков, которые бы так глубоко проникали в  душу
каждого из нас.
     Мы любили наш  клуб.  В  свободную  минуту  мы  приходили  сюда,  чтобы
встретиться с друзьями. Часто здесь  бывали  наши  моряки  В.  Гаврилов,  Н.
Басистый, С. Солоухин, И. Елисеев, В. Богденко и другие волонтеры.  Остротам
и шуткам не было конца. Если это  было  вскоре  после  прибытия  "игрека"  с
посылками для моряков, то Кончита и Консуэла  кроме  обычных  блюд  подавали
консервы, нарезали копченую колбасу,  и  "вино  вьехо"  заменялось  "русским
газолином",  как  звали  испанцы   нашу   водку.   Крепкими   напитками   не
злоупотребляли. Традиционный кофе заменяли иногда  чаем  и  удивлялись,  как
испанский повар мастерски его готовил. Бывали дни, когда в клубе можно  было
встретить и наших генералов - Д. Г. Павлова или Я.  В.  Смушкевича,  но  они
обычно появлялись в Картахене на короткий срок в связи с  прибытием  крупных
партий грузов, отдавали нужные распоряжения и уезжали.
     Приезжали  в  Картахену  и  летчики  с  соседних  аэродромов  -  И.  И.
Проскуров, Н. А. Остряков, Г. М. Прокофьев и другие. Реже заезжали  танкисты
из Арчены. Когда в ожидании оказии в Картахене собирались раненые волонтеры,
то те из них, которые "находились на плаву",  то  есть  свободно  двигались,
тоже любили заходить в клуб.
     "Вы когда соберетесь в море, чтобы переправить нас  в  Севастополь?"  -
полушутя-полусерьезно обращался к морякам танкист с рукой на  перевязи.  Ему
уже надоело "отдыхать" в  Картахене  на  транспорте  "Магальянес"  или  "Map
Контабрико", которые стояли у причала, выжидая улучшения обстановки на  море
и заодно ремонтируя машины перед ответственным плаванием.  "Лучше  не  спеша
попасть в Севастополь, - отвечали моряки, - чем  поторопиться  и  угодить  в
Кадис". Такая опасность в то время действительно существовала.  Например,  у
берегов Алжира  мятежники  потопили  советский  транспорт  "Комсомол".  Весь
экипаж во главе с капитаном Г. А. Мезенцевым попал в застенки Франке.  Судно
шло с гражданским грузом, и даже не в Испанию, и все же было захвачено.  Тем
более нельзя было  рисковать  судьбой  людей,  отправлявшихся  на  испанском
транспорте. Однако и Картахена - место не очень подходящее для отдыха, и  мы
принимали все меры, чтобы скорее переправить раненых на Родину.
     Если в воздухе спокойно, то вечер у моряков, бывало, затягивался до II-
12 часов, после чего все направлялись на свои боевые посты. На улице  темно.
Мрачными массивами выделяются на фоне моря  горы  Синесо  и  Неграте.  Глаза
постепенно привыкают и начинают различать границы гавани с темными силуэтами
кораблей. Кто еще не достаточно хорошо ориентируется в порту и на  причалах,
старается объединиться с кем-нибудь из "стариков", чтобы добраться до своего
эсминца иди крейсера. Хуже, если начинается тревога. Тогда ближайшее убежище
в капитании служит укрытием. Кончита и Консуэла, не успевая убрать посуду со
столов, тоже спешат туда. Первые выстрелы зениток глухо раздаются со стороны
моря, откуда мятежные самолеты любят атаковывать базу.
     В воскресные  и  праздничные  дни  клуб  открывался  с  утра,  но  днем
посещался редко, так как все испанские моряки  отправлялись  в  город  и  на
главной  улице  Калья  Майор  вместе  с  нашими  добровольцами  устраивались
где-нибудь за  столиком.  Там  же  в  это  время  собиралось  и  гражданское
население города. Вынесенные на улицу столики заполняли всю проезжую  часть,
и целые семьи проводили за ними свободное время. Это по-испански!
     Сидя за столиком, испанские моряки весело шумели,  обсуждая  проходящих
сеньорит: "Ке гуапа" (какая красавица), "Ой морена" (чернобровая), -  и  это
было в обычаях испанских городов, особенно на юге.  Сама  сеньорита  считала
это заслуженной похвалой и даже  обижалась,  если  ее  не  провожали  такими
восклицаниями. Реплики она принимала как должное и отвечала: "Грасиас, мучас
грасиас" (спасибо, большое спасибо).
     В городе иногда шли русские фильмы: "Чапаев" и "Броненосец  "Потемкин".
Все наши добровольцы по несколько раз  смотрели  эти  картины  и  жаловались
только на порядки, которые существовали в  испанских  кинотеатрах:  курение,
шум, постоянное движение публики, а нередко и скандалы. Но со своим  уставом
в чужой монастырь не ходят.
     Изредка у  наших  добровольцев  появлялась  возможность  отправиться  с
каким-нибудь поручением в Мурсию или Валенсию. Эти города в то время бомбили
еще редко. и пару ночей можно было провести спокойно в постели.
     В Картахене не было "пласа де торос", где происходят корриды, и поэтому
каждый, кому удавалось попасть в  Мурсию  или  Валенсию,  стремился  на  это
представление.
     Быть в Испании и не посмотреть бой быков действительно было бы  обидно.
Об этом не раз говорил мне Хосе Дельмас, управляющий делами командира  базы.
Еще молодой человек, он до  войны  сам  собирался  стать  тореро,  и  только
несчастный случай (перелом ноги), не связанный, кстати,  с  быками,  прервал
его карьеру на "пласа де торос".
     Влюбленный в корриду, Хосе любил поговорить о ней. Он рассказывал,  как
происходили бои быков еще в Греции и Риме, как уже  более  тысячи  лет  этим
развлечением болеют испанцы и что нет ни одного приличного города в Испании,
в котором не было бы круглого, как  цирк,  только  без  крыши,  здания,  где
происходит коррида. Он с удивлением и даже сожалением смотрел на тех, кто не
видел такого  на  редкость  волнующего  зрелища.  Дельмас  и  меня  уговорил
съездить  с  ним  в  Мурсию,  чтобы  посмотреть  там  бой   быков.   Зрелище
действительно волнующее и красочное. Но  я  не  столько  смотрел  на  арену,
сколько на зрителей: болели они неистово.
     На вопрос Хосе, как мне понравилась  коррида,  я  уклончиво,  чтобы  не
обидеть своего гида, ответил, что просмотрел "кон  муча  густо"  (с  большим
удовольствием) это своеобразное зрелище.
     "Все-таки это зрелище на любителя", - решил  я.  Увлечение  корридой  в
Испании настолько сильно, что во время войны истребители  иногда  прикрывали
это огромное скопление людей. Правда, сборы в этом случае шли на войну.

БОИ НА МОРЕ
     В  1936-1937  годах  самой   важной   задачей   военно-морского   флота
республиканцев, как я уже говорил, было  обеспечение  морских  перевозок  из
СССР. Но боевая его деятельность не  ограничивалась  конвойными  операциями.
Прежде всего сами эти операции не раз перерастали в бои с фашистским флотом,
пытавшимся перехватить транспорты. Кроме того, республиканский флот искал  в
море встречи с противником, обстреливал  его  побережье,  наносил  удары  по
базам.
     7 апреля 1937 года республиканская эскадра вышла на ночную  "охоту"  за
вражескими  кораблями.  Однако  обнаружить  вражеский   флот   не   удалось.
Ограничившись  обстрелом  побережий  Мелильи  и  Малаги,  мы   вернулись   в
Картахену. Несколько дней  спустя,  вечером  15  апреля,  эскадра  в  полном
составе снова вышла в море.  Она  состояла  из  двух  крейсеров  и  флотилии
эсминцев. На следующее утро к эскадре присоединился и линкор  "Хайме  1".  В
районе Малага - Мотриль корабли подошли к  побережью  и  с  малой  дистанции
открыли огонь по укреплениям и подозрительным сооружениям. Мятежники в  свою
очередь атаковали эсминцы торпедными катерами, сбросили  серию  авиабомб  на
крейсера. На этом операция и закончилась.
     Когда возвращались в  базу,  на  горизонте  появился  немецкий  крейсер
"Лейпциг". Он следовал за республиканскими  кораблями,  держась  на  пределе
видимости. Это было дурным признаком: "Лейпциг" занимался разведкой...
     - Эсминец "Лепанто"  бомбят,  -  вскоре  услышали  мы  тревожный  голос
сигнальщика.
     Вокруг эсминца вздымались столбы воды, но где же все-таки самолеты?  Их
не было видно.
     "Каиариас"! - догадался Рамирес, с которым  мы  вместе  были  на  борту
эсминца "Антекера".
     Вскоре его догадка подтвердилась. Действительно, "Лепанто" атаковали не
самолеты, а крейсер мятежников. Он уже показался на горизонте. Эскадра легла
на курс сближения с противником, но тот уклонился от встречи.
     Когда корабли уже втягивались в гавань, фашистские крейсера снова  дали
знать о себе: они атаковали отставший эсминец "Санчес". Несколько  минут  мы
наблюдали, как вокруг эсминца кипело море. Вода поднималась выше  мостика  и
труб корабля. Эскадра повернула  в  сторону  противника,  береговые  батареи
открыли огонь. Но фашисты опять поспешили удалиться.
     Эсминцы  республиканского  флота   встречались   потом   с   крейсерами
мятежников "Капариас" и  "Балеарес"  не  раз.  И  после  нескольких  попыток
навязали им наконец бой. В результате Франке  потерял  самый  крупный  новый
крейсер "Балеарес". Произошло это спустя  год  после  описанного  случая,  в
марте 1938 года.
     К  тому  времени  флот  испанских  фашистов   значительно   пополнился.
Благодаря  помощи  Германии  и  Италии  враг   уже   стал   обладать   явным
преимуществом и на море. Командование  мятежников  решило  провести  крупную
операцию  для  уничтожения  республиканских  крейсеров.  Испанские   фашисты
собрали весь свой флот.
     Столкновение двух эскадр произошло в ночь на 6 марта 1938 года. Эсминец
"Санчес", тот самый, за которым  год  назад  охотились  вражеские  крейсера,
первым обнаружил их и  пошел  в  атаку.  Он  выпустил  по  крейсерам  четыре
торпеды, но неудачно. Затем последовал торпедный залп эсминцев "Антекера"  и
"Лепанто". Три торпеды достигли цели. Крейсер "Балеарес", на котором  держал
свой флаг командующий фашистским флотом, был охвачен пламенем и стал тонуть.
Остальные крейсера мятежников, опасаясь новых торпедных атак, поспешно ушли,
бросив на произвол судьбы  команду  погибшего  корабля  и  своего  флагмана.
Двести человек с "Балеареса" были подобраны иностранными судами.
     К сожалению, республиканцы, упоенные победой, не предприняли дальнейших
попыток продолжить ночной бой. А жаль! Им представлялась полная  возможность
нанести деморализованному противнику еще больший урон.  В  боевых  операциях
против  фашистов  принимали  участие  корабли  всех  классов  -  не   только
надводные, но  и  подводные.  На  многих  кораблях  были  наши  добровольцы,
выполнявшие, как правило, роль  советников.  На  подводных  лодках  им  даже
приходилось   брать   на   себя   роль   командиров:   опытных   подводников
республиканский флот не имел. Положение наших товарищей осложнялось тем, что
подводные  корабли  были  изношены,  оборудованы  малознакомой   иностранной
техникой, а командовать приходилось через переводчиков.
     Подводными лодками Испания начала  обзаводиться  после  первой  мировой
войны. Сперва лодки строились  с  помощью  итальянцев,  но  после  свержения
испанской монархии отношения с Италией испортились, и судостроительные верфи
страны  прибрали  к  рукам  англичане.  Когда  началась  гражданская  война,
рассчитывать на получение из Италии  оборудования  для  лодок  было  нечего.
Англия тоже не поставляла ни вооружения, ни  механизмов.  Поэтому  подводный
флот у республиканцев был очень слабый.
     И все же подводники воевали... Вскоре после приезда в Картахену в  1936
году я беседовал с командиром флотилии подлодок Р. Вердия. В  первые  недели
войны, командуя лодкой "С-5", он  атаковал  линкор  мятежников  "Эспания"  и
попал в него торпедой. Но торпеда, к сожалению, не взорвалась. Такие  случаи
были не редкостью. Плохое  качество  торпед  часто  сводило  на  нет  усилия
команд.
     В разговоре с Вердия я спросил, уверен ли он, что торпеда действительно
попала в линкор: находясь под водой, он вряд ли смог убедиться в этом.
     - А мы не уходили на глубину, - спокойно ответил Вердия.
     Оказывается, лодка после залпа была  выброшена  на  поверхность,  и  ее
командир смог наблюдать за движением торпеды. - Вы  видели  ее  след?  -  Не
только след. И торпеду  видел.  Мне  показалось  странным:  как  мог  Вердия
наблюдать за торпедой, шедшей на глубине трех- пяти метров?  Двумя  неделями
позже,  когда  во  время  похода  на  север  я  стоял  на  мостике  крейсера
"Либертад", убедился, что это действительно возможно. Наш корабль  атаковали
дельфины. Они шли за нами на порядочной глубине, но видели мы их очень ясно.
     - Торпедо! - тревожно вскрикивали тогда сигнальщики.
     У нас на Черном море дельфины тоже часто атакуют корабли, но  там  вода
темнее  и  дельфины  видны  только  тогда,  когда,  играя,  поднимаются   на
поверхность.   Воды   Кантабрики   настолько   прозрачны,   что    прекрасно
просматриваются па глубине нескольких метров. Я  следил  за  атакующими  наш
корабль дельфинами и вспоминал разговор с Вердия...
     Из Советского Союза приехало несколько опытных подводников.  В  феврале
1937 года в  Картахене  появился  советский  доброволец  Иван  Александрович
Бурмистров. В базе  стояли  две  подводные  лодки,  на  которых  он  и  стал
трудиться,  помогая  испанцам.  Бурмистров  очень  возмущался  порядками  на
лодках, недоволен был техникой, весьма отсталой.
     - При таком состоянии материальной части можно затонуть и в  гавани,  -
говорил он. Это мы и сами хорошо знали.
     Спустя некоторое время одна  из  лодок  под  командованием  Бурмистрова
вышла в направлении Балеарских островов. Ее задачей было  атаковать  корабли
противника при входе в Пальму.  Вернулась  лодка  через  несколько  дней,  и
командир сам удивился, как ему удалось возвратиться  живым.  Он  был  зол  и
ругался на чем свет стоит.
     Оказалось, лодка  благополучно  пришла  в  назначенное  место  и  стала
ожидать  появления  вражеского  крейсера.  На  следующий   день   подводники
заметили, что над ними  висит  самолет-разведчик.  Вскоре  появились  другие
самолеты и начали забрасывать лодку бомбами.  Командир  маневрировал,  менял
позицию, уходил на глубину, но самолеты от лодки не отставали.  Оглядевшись,
Бурмистров вдруг заметил, что за лодкой тянется масляный след,  по  которому
ее и обнаруживала вражеская авиация.
     Лодку поставили на ремонт, что было можно, исправили. Бурмистров дважды
прорывался через Гибралтар, но материальная  часть  по-прежнему  действовала
неважно, механизмы то и дело отказывали.
     - Вот тогда-то я оценил  свои  подводные  лодки  и  наш  подготовленный
личный состав, - вспоминал он позднее.
     К сожалению, в годы Великой Отечественной войны Бурмистров  был  тяжело
болен. Ему не довелось участвовать в жарких схватках на наших морях.
     Много мытарств испытывал и другой подводник - доброволец Н. П.  Египко,
которого на республиканском флоте знали под именем Матиас. В Испании  мне  с
ним встретиться не пришлось, мы разминулись, но о  его  действиях  я  слышал
немало.
     Египко приехал на север Испании в самое тяжелое время, летом 1937 года.
Он принял лодку "С-6", которая была повреждена и несколько месяцев стояла  у
стенки Бильбао. После падения Бильбао Египко перешел в Сантандер,  уже  тоже
находившийся  на  передней  линии  фронта.  Там  его  лодка  оставалась   до
последнего  момента,  чтобы  принять   какие-то   ценности,   принадлежавшие
правительству басков. Кругом рвались снаряды;  скошенные  пулеметным  огнем,
падали люди, но лодка не тронулась с места, пока груз не доставили на борт.
     Из Сантандера перешла в Хихон, но и тут  стало  не  легче.  Порт  почти
непрестанно бомбили. Лодка все же несколько  раз  выходила  в  море  и  даже
потопила вражеский корабль. В последние дни "С-6"  была  выведена  из  строя
крупной бомбой и затоплена своей командой.
     Все республиканские корабли к тому времени тем или иным путем уже  ушли
из Хихона: противник ворвался в город.  Захватив  с  собой  немало  горожан,
команда лодки сумела уйти на английском транспорте. Но в море транспорт  был
захвачен крейсером мятежников "Сервера", который повел было его в свой порт.
К счастью, вблизи оказался английский крейсер. Его командир  решил  выручить
британскую собственность. Под наведенными дулами английских орудий мятежники
отпустили транспорт и убрались подобру-поздорову.
     Матиас - Египко принял командование другой лодкой, "С-2", оказавшейся в
Сен-Назере. Можно представить себе положение командира: советский человек во
главе испанской команды во французском  порту,  где  власти  настроены  явно
недоброжелательно  к  республиканцам!  Лодку  надо  было  ремонтировать,   а
французские власти ставили палки в колеса, к тому же вокруг сновали фашисты,
старавшиеся подкупить  экипаж.  Среди  личного  состава  нашлись  анархисты,
пытавшиеся дезорганизовать работу. Диверсии следовали одна за другой.
     И все-таки  даже  в  таких  условиях  Египко  довел  ремонт  до  конца.
Оставалось произвести испытание механизмов, но лодке не разрешали выйти  для
этого в море. - Покинув порт, вы лишитесь права вернуться, - заявили местные
власти.
     Египко проводил испытания тайком,  по  ночам,  в  бассейне  гавани.  Не
закончив испытаний, лодка ушла в плавание. Она сумела  проделать  большой  и
опасный путь, прорвалась через Гибралтар и пришла в Картахену.
     За советских добровольцев не приходилось  краснеть.  Повинуясь  чувству
интернационального долга, они делали все, что было в человеческих силах.  Но
наших добровольцев было немного. И не они решали исход войны...
     На море было  много  драматических  моментов.  В  апреле  1937  года  в
Бискайском заливе, около Сантандера, подорвался на  мине  фашистский  линкор
"Эспания". Помню, с каким удовольствием рассказывал об этом морской  министр
Прието.  Гибель  вражеского  корабля,  конечно,  порадовала   всех   моряков
республиканского  флота,  но  к  радости  у  многих  примешивалось  и  явное
сожаление. Все-таки это  был  испанский  корабль.  В  свое  время  "Эспания"
считалась гордостью флота.
     Я уже слышал подобные нотки невольного сожаления более чем  за  полгода
до этого в Астурии. Мы стояли на наблюдательном пункте под  Овьедо,  и  один
испанец объяснил мне, почему республиканцы не обстреливают здание, в котором
укрылись мятежники.
     - Это ведь историческая реликвия, - говорил  он,  -  памятник  старины.
Думаю, что и мятежники его пожалели бы.
     Наивное рассуждение! Фашисты сровняли бы с  землей  любой  исторический
памятник, лишь бы уничтожить побольше  своих  соотечественников.  Знаменитый
замок Алькасар в Толедо республиканцы не обстреливали артиллерией,  стремясь
сохранить  ценности.  Закончилось  это  тем,  что  Франке  расстрелял   всех
республиканцев, попавших здесь в его руки. Фашизм по своей природе  способен
на зверства и варварство. Это его кредо. А республиканцы  проявляли  слишком
много терпения даже тогда, когда требовалась суровость: ведь война шла не на
жизнь, а на смерть.
     В мае мятежники как бы в ответ на гибель своего линкора начали все чаще
и сильнее бомбить Альмерию, где  стоял  республиканский  линкор  "Хайме  1".
Зенитная оборона там была довольно слабой, и две  бомбы  попали:  одна  -  в
линкор, другая - между корпусом корабля и  стенкой.  Становилось  очевидным,
что летчики пристреля