Виктор кашлянул, мы все посмотрели на него.
   - Тридцать первая и грязная! - быстро произнес Ромка,  стоящий  около
буфета.
   Виктор кивнул и сказал:
   - Номер "832 РУ", разбитый задний левый фонарь,  -  Очень  хорошо,  -
сказал капитан, записывая. - Скорее всего, она уже  где-то  брошена,  но
проверить нужно.

Глава 4

   Взаимовежливые беседы с капитаном Зеленцовым  продолжались  еще  пару
часов, не меньше. За это время увезли упакованного  в  черный  блестящий
мешок Константина, сняли отпечатки пальцев у всех присутствующих, в  том
числе и у Фимы.
   Как только он  распахнул  рот,  чтобы  снова  начать  разводить  свои
громоподобные юридические претензии по этому поводу, его быстро  привели
в чувство, напомнив, как он залезал в дом через кладовку.
   - Если предположить, что преступник совершил  какую-нибудь  ошибку  и
оставил свои отпечатки, то нужно знать, какие отпечатки не учитывать при
проверке всего собранного материала, - пояснил Зеленцов  с  такой  милой
улыбкой, что ругаться с ним как-то не хотелось.
   Фима, сморщившись, пощелкал пальцами, посмотрел на столешницу,  потом
на потолок и, признав правоту капитана, все-таки предложил зафиксировать
письменно последовательность событий и причину снятия отпечатков.
   - Через этот пролом, проем, отверстие, дырку - не знаю, как правильно
ее назвать, проходили все здесь присутствующие, - обтекаемо заметил  он,
- и это произошло уже после совершения убийства. Обращаю  ваше  внимание
на этот момент, господин капитан!
   - А это известно из показаний все тех же  присутствующих,  и  нет  ни
одного свидетельства со стороны, - все так же мило улыбаясь,  проговорил
капитан; и вот тут-то Фима взвился, словно только ждал этой реплики.
   - Какие у вас есть основания для подозрений?  -  закричал  он,  снова
размахивая  руками   и   выпячивая   грудь.   -   Вы   позволяете   себе
непростительные и опасные намеки! Я вам не угрожаю ни в коем случае,  но
смотрите сами Оцените последствия!
   - Я ни на что не намекаю,  господин  адвокат,  -  возразил  Зеленцов.
Казалось, он нарочно начал провоцировать Фиму, таким образом отыгрываясь
на нем за его выступления.
   - Я рассматриваю все возможные варианты. -  Капитан  многозначительно
загибал пальцы. - Видите,  сколько  их  будет?  А  вы  мне  должны  быть
благодарны за то, что я  вам  подсказываю  возможные  варианты  движения
следствия.
   -  Спасибо,  учту.  Надеюсь,  меня  вы  не  подозреваете?   -   хмуро
поинтересовался Фима. Капитан в ответ загадочно улыбнулся.
   - Ага! Я все понял! - сказал Фима  и,  презрительно  оттопырив  губу,
произнес:
   - Но у вас этот фокус не пройдет по определению.
   - Можно узнать почему? - спросил капитан. - Я не собираюсь лично  вас
ни в чем подозревать, но мне интересно было  бы  узнать,  откуда  у  вас
такая уверенность?
   - От знания законодательства, дорогой мой, -  ядовитым  тоном  сказал
Фима. - Я адвокат Ольги Юрьевны, а адвоката не имеют  права  допрашивать
по делу, в котором он представляет клиента. Вот так-то!  Можно  считать,
что вас избавили от одного подозреваемого и тем  облегчили  вам  работу.
Можете сказать мне спасибо.
   Капитан "спасибо" не сказал, только кивнул,  и  разговор  продолжался
уже в более мирном варианте.
   Только  около  одиннадцати  вечера  закончилась  наша  содержательная
встреча в домике Константина; позевывая и потягиваясь, мы все  вышли  на
улицу и начали усаживаться в машину.
   - Не нравится мне вся эта история, не нравится, - обрадовал меня Фима
такой неожиданной мыслью. Можно подумать, что я была от нее в восторге.
   - Где твоя машина? - спросила я у него, перебивая тему.
   - Понятия не имею. Где-то по ту  сторону,  -  Фима  махнул  рукой  на
домик. - Наверное, нужно будет снова пролезть через эту дырку...
   - Брось, мы тебя подвезем, - сказала я, - мой транспорт, в отличие от
твоего, всегда под руками.
   Садись.
   Фима не стал сопротивляться и сел на заднее сиденье  рядом  со  мною.
Виктор медленно начал выводить машину задним ходом.
   - Тут получается палка о двух концах, -  задумчиво  проговорил  Фима,
незаметно укладывая свою руку  мне  на  колено,  стараясь,  как  всегда,
увязать служебные отношения с личными. Если бы он этого не сделал, я бы,
наверное, удивилась и забеспокоилась о его здоровье.
   Видя  мое  равнодушие  к  своим  маневрам,  Фима   с   воодушевлением
продолжал:
   - С одной стороны, вы все, ребятки, под подозрением, с  другой  же...
Если отмести подозрение о предварительном  сговоре,  то  каждый  из  вас
обеспечивает алиби другого... Опять же у  вас  отсутствует  мотив  и  не
найдено оружие, из которого стреляли.
   Пока даже, как я понял, сами менты точно не знают, что это  было.  Ну
да за пару дней эксперты-баллистики все им  разложат  по  полочкам.  Вас
ведь пригласили на завтра в РОВД?
   - Ты же сам слышал, - сказала я.
   - Ну вот, готовьтесь к сдаче теста на пороховые  газы  и  частицы,  -
Фима изобразил  равнодушную  задумчивость  и  принялся  ждать  наводящих
вопросов.
   Удовольствие пришло не от меня, а от Ромки.
   - Это  как:  тест  на  газы?  -  спросил  Ромка,  поворачиваясь  и  с
любопытством глядя на Фиму. - Дышать, что ли, в трубочку.., или что?
   - В трубочку будешь дышать, когда в вытрезвитель  попадешь,  -  хмуро
объяснил Фима, - или за руль пьяным сядешь. А "или что" начнется..,  ну,
в общем, я тебе  потом  объясню.  Тест  же,  про  который  я  говорю,  в
простонародье называется "смыв". Суть его  в  следующем,  -  Фима  начал
делать своей рукой на моем бедре движения, имитирующие набор  текста  на
клавиатуре компьютера. Пришлось жестом  указать  ему  на  недопустимость
таких тренировок в общественном месте на глазах  у  подчиненных.  Быстро
убрав  руку,  Фима  шмыгнул  носом  и  занялся  своим   любимым   делом:
разглагольствованиями перед профанами.
   - В момент выстрела пороховые газы разлетаются в  разные  стороны,  в
том числе и на того, кто  держит  оружие  в  руках.  Мельчайшие  частицы
пороха оседают на руках, лице, открытых участках кожи и одежде.  С  кожи
не сходит все это примерно двое суток, как ни оттирай.  С  одежды  можно
состирать быстрее. Ну вот с вашей  кожи  и  будут  соскребать  пороховые
частицы, если они там есть. Я исчерпывающе ответил на ваш вопрос, юноша?
-  Театрально  откинувшись  на  спинку  сиденья,   Фима   улыбнулся   от
удовольствия по поводу собственного красноречия.
   - А как  это  "соскребать"?  -  спросил  Ромка,  не  успокоившийся  и
захотевший подробностей. - Чем соскребать?
   Я тоже заинтересовалась ответом Фимы,  хотя  и  виду  не  подала.  По
своему опыту я знала, что,  чем  больше  аудитория,  тем  дольше  длится
объяснение.
   - Ну, молодой человек, - приосанился Фима и бросил быстрый взгляд  на
меня. Заметив, что я вроде не интересуюсь, он стал сбавлять пафос  своей
речи и снова осторожно покусился на мое бедро. - В  идеале,  юноша,  это
делается  растопленным  парафином.  "Смыв"  называется  еще  парафиновым
тестом. Парафин прикладывается к телу и  застывает,  а  потом  изучается
все, что он в себя вобрал.
   - Ни фига себе эпиляция! - пробормотал обеспокоенный Ромка. -  А  это
очень больно?
   - Это зависит от того, на какой  высоте  у  тебя  расположен  болевой
порог, - ласково объяснила я, хлопая Ромку по руке.  -  Если  низко,  то
перешагнешь легко.
   - А если высоко, так ты на нем и останешься, это  называется  болевой
шок, - с серьезной рожей посулил Фима и тут же успокоил:
   - Ну ты не бойся, там за такими делами всегда врач следит.
   - Я и не боюсь, еще чего, - тихо сказал Ромка и отвернулся.
   Виктор выехал на дорогу, и вдали завиднелась  ядовито-зеленая  Фимина
"Ауди".
   - Так, я вижу, мне пора, - нараспев сказал Фима. - Диктую диспозицию.
К вам, мадемуазель, я приезжаю завтра в редакцию с утра.  Не  с  раннего
утра, а с приличного. К девяти не обещаю, но не позже десяти буду точно.
Вы мне подпишете бумажку, на основании которой  я  формально  становлюсь
вашим адвокатом. Если  вас  побеспокоят  господа  из  органов  до  моего
приезда, звоните, кричите, требуйте и  отказывайтесь.  Без  адвоката  ни
шагу и ни слова. Вы все поняли?
   - Ты будешь адвокатом всех троих? - спросила я. - И Виктора и Ромки?
   - Да, Ефим  Григорьевич!  -  Ромка  снова  повернулся  и  с  надеждой
посмотрел на Фиму. - Вы меня устраиваете! - значительно произнес он,  но
не достиг поставленной цели.
   - Весьма приятно слышать, но не получится,  юноша,  не  получится,  -
покачал головой Фима. - Это же одно дело. Поэтому  один  адвокат  у  вас
быть не может. Но я решу эту проблему. Короче, до завтра!
   Виктор остановил "Ладу", Фима вышел из нее  и,  наклонившись,  строго
взглянул на меня:
   - Постарайся, Оля, сейчас  поехать  домой  и  ни  во  что  больше  не
вляпываться. Одного этого дела тебе может хватить  надолго.  Убийство  -
штука серьезная, а при таком количестве свидетелей глухарем оно вряд  ли
станет. Поэтому вас будут дергать долго, нудно и качественно.
   Я молча кивнула, чтобы не провоцировать Фиму на продолжение речи,  он
хмыкнул и, захлопнув дверцу машины, пошел к своей "Ауди".
   Виктор  поехал  по  дороге  в  мой  район.  Я  закурила  и  задумчиво
произнесла, словно подумала вслух, ни к кому конкретно не обращаясь:
   - Ну что ж, а не навестить ли нам сейчас некоего Юрия?
   Виктор бросил на меня быстрый взгляд через зеркало  заднего  вида  и,
ничего не ответив, повернул направо. Я поняла, что он согласился.
   Ромка задергался на своем сиденье и, тяжко вздохнув, спросил у меня:
   - Ольга Юрьевна, извините, пожалуйста, а вы не подскажете, эпиляция -
это очень больно?
   - Ты про парафин, что ли, волнуешься? - усмехнулась я. - В том месте,
где действительно не  очень  приятно,  тебя  тестировать  не  будут,  не
волнуйся.
   - Ну а все-таки? - робко настоял Ромка.
   - Отстань, а? - попросила я. - Ну как я могу тебе объяснить ощущение?
Все сам узнаешь в свое время. Подожди немного!.. К тому же,  можешь  мне
поверить, даже в твоем возрасте осталось не так  много  новых  ощущений,
поэтому  нужно  ценить  предоставленные  возможности,  даже   если   это
парафиновый тест.
   Не удовлетворенный моим ответом Ромка замолчал и отвернулся к окошку,
начиная заранее переживать завтрашние неприятные процедуры. Я же  думала
о другом. Теперь меня мучали сомнения, правильно ли я поступила, что  не
сказала оперативникам о своем разговоре с  Константином?  Правильно  ли,
что больше поверила ему...
   Я думала, курила и ответа не находила, а мы тем временем подъезжали к
району стекольного завода, к работе Юрия, товарища  Константина.  Теперь
уже, когда вся эта история оказалась серьезнее, чем я сперва  думала,  и
времени было упущено  слишком  много,  нужно  было  спешить.  Вот  мы  и
спешили.
   Район новостроек,  о  котором  говорил  Константин,  располагался  на
бывшем пустыре, иначе и не объяснишь, как же так могло  получиться,  что
нужный нам дом - или, наверное, правильнее было  бы  сказать,  домина  -
стоял как бы сам по себе с четкой границей со всех сторон. Границей этой
являлись широкие участки незастроенной земли. И не только незастроенной,
но даже и незасеянной. Даже сухих  кустарников  не  росло  вокруг  этого
строения, а до ближайших домов было не меньше двадцати метров.
   Огромная девятиэтажка из белого кирпича, извиваясь,  стояла  огромной
несуразной спиралью.
   Для удобства будущих жильцов в нескольких местах ее прорезали арки, в
ближайшую из них мы и въехали.
   Пустой двор внутри освещал прожектор, установленный на крыше.  Виктор
остановил машину, и я вышла,  щурясь  на  этот  прожектор,  ожидая,  что
сейчас меня окликнут из  полумрака  и  спросят,  какого  черта  мы  сюда
приехали на ночь глядя. Однако пока все было тихо.
   - Как ты  думаешь,  Виктор,  сторож  должен  слышать,  что  подъехала
машина? - спросила я, недоуменно осматриваясь по сторонам.
   Вместо Виктора мне ответил Ромка:
   - Конечно, должен, - и шмыгнул носом. - Если, конечно, не  дрыхнет  у
себя в биндюге Получив такое веское подтверждение своим мыслям, я  пошла
к ближайшему  подъезду,  разумеется,  не  зная,  где  мне  искать  столь
небдительного сторожа. Но не успела я сделать и трех шагов,  как  Виктор
остановил меня. Оглянувшись на него, я обратила внимание на Ромку: Ромка
неплохо начал справляться при Викторе с ролью переводчика.
   - А вон видите, Ольга Юрьевна, - громко  возвестил  Ромка,  показывая
пальцем. - Виктор говорит, что справа одно окошко освещено.
   Я посмотрела туда. Пришлось даже отступить чуть в сторону, и  теперь,
отойдя от прямого света прожектора, я и  сама  увидела,  что  на  втором
этаже над ближайшим к нам  подъездом  неярко,  как  от  одной  небольшой
лампочки, светится окно.
   - Значит, там кто-то есть! - торжественно заявил Ромка и покосился на
Виктора. Виктор кивнул, соглашаясь, что перевод сделан верно.
   - Логично, - сказала я и, для  уверенности  засунув  руки  в  карманы
плаща, направилась к нужному подъезду. Получалось, что если гора не идет
к Магомету, то придется Ольге Юрьевне самой искать сторожа.
   Ромка догнал меня и пошел рядом, Виктор - чуть сзади.
   Подъездная дверь была украшена или испорчена - это уж на  любителя  -
криво прибитым листом фанеры, испачканным мазутом или битумом. Я в  этом
не разбираюсь, но правильно поняла  угрожающий  характер  черной  массы.
Подхватив полы плаща, чтобы случайно не замазаться, я протянула  руку  и
очень осторожно дернула за ручку двери: она поддалась неожиданно легко.
   За нею была темнота.
   Я осторожно вгляделась в черный мрак, и заходить мне  не  захотелось.
Наверное, Виктор понял мои сомнения, потому что легко  оттеснил  меня  в
сторону.
   - Ты что толкаешься,  -  неуверенно  прошептала  я,  делая  вид,  что
уступаю насилию, но охотно отошла и пропустила Виктора вперед, поругивая
себя за слабоволие. Но в конце-то концов! Я пришла сюда в сопровождении,
как  минимум,  полутора  мужиков  и  должна  первой   лезть   в   каждую
негостеприимную дыру? А зачем тогда они нужны?
   Виктор вошел в подъезд и чиркнул спичкой.
   Пламя на секунду осветило помещение, и стало ясно, что в нем никто не
прячется. Подъезд как подъезд. После того как было выяснено, что впереди
препятствий нет, я, гордо остановив движением  руки  Ромку,  тоже  вошла
туда.
   Лестница не была такой темной, как площадка перед ней внизу. Свет шел
и из окна на лестничной клетке, и сверху из комнаты сторожей.
   Виктор неслышной походкой поднялся до площадки второго этажа, и  тут,
не желая отставать, я его догнала.
   Мы вышли к коридору, где в будущем  будут  находиться  три  квартиры,
дверь первой  правой  квартиры  была  полуоткрыта,  и  оттуда  выбивался
неяркий свет.
   Оглянувшись, Виктор жестом приказал мне остановиться. Я и  не  думала
спорить. Не знаю, как для кого другого, а для  меня  Виктор  в  подобных
делах, где возможен риск, авторитет непререкаемый, и  я  охотно  в  этом
признаюсь.
   Я остановилась, но не успела отойти в сторонку, и сзади мне  в  спину
головой ткнулся Ромка, обуреваемый внезапным зудом активности  и  жаждой
подвигов. Я повернулась к нему и еле успела рукой прикрыть ему рот,  уже
распахнувшийся для вопроса.
   Ромка понял, что нужно молчать, и немедленно озвучил это:
   - Понял, Ольга  Юрьевна,  -  громко  прошипел  он,  -  мы  подберемся
секретно!
   Я ему чуть по лбу не заехала кулаком. Рук своих стало жалко, а то  бы
он точно схлопотал.
   Увидев мою негодующую реакцию, Ромка теперь уже сам  зажал  себе  рот
руками и быстро-быстро закивал, показывая, что теперь-то он все понял на
все сто процентов, а до этого был не совсем прав.
   Виктор тем временем, подойдя вплотную к двери, осторожно заглянул  за
нее  и  резким  движением  распахнул,  отпрыгнул  в  сторону,  чтобы  не
оставаться напротив дверного проема.
   Я внутренне сжалась, ожидая или  выстрелов,  или,  по  крайней  мере,
крепкого матерного мужского крика, но ничего подобного не произошло.
   Виктор вошел в комнату, и я поспешила туда же, чтобы не отставать  от
товарища. Не всегда же ему все первым видеть, мне тоже интересно.
   Помещение сторожей представляло собою обычную однокомнатную квартиру,
только не то чтобы без ремонта, а вообще недоделанную. Везде  был  бетон
или цемент, я не разбираюсь в стройматериалах, но это на самом деле было
везде: на стенах, на потолке, на полу. Посередине комнаты  стоял  грубый
деревянный стол с двумя скамейками, изящно прикрытыми запятнанными жиром
газетами. На столе стояла пустая трехлитровая банка и лежал непрозрачный
полиэтиленовый пакет, что-то прикрывая.
   Над потолком, извиваясь на кривом белом проводе,  висела  лампочка  в
черном патроне. Это был единственный источник здешнего освещения.
   Слева от стола, прижавшись к стене, стояло сооружение, которое  иначе
как лежбищем не назовешь. Это была тоже лавка, но только более широкая и
накрытая рваным матрацем.  Одна  телогрейка,  модели  "фуфайка",  лежала
свернутой на  краю  лежбища:  очевидно,  она  была  призвана  изображать
подушку; другая - просто валялась  на  полу.  Наверное,  это  надо  было
понимать как сброшенное второпях одеяло.
   Больше никого и ничего здесь не было.
   Виктор, аккуратно отодвинув меня от прохода, прошел в темную комнату,
в будущую кухню. Поискав на стене выключатель и, конечно  же,  не  найдя
его, Виктор снова чиркнул спичкой.
   И кухня была пуста. Она была пустой абсолютно, в ней  даже  лавки  не
было.
   - А где же сторож? - разочарованно протянул Ромка, снова  выглянувший
у меня из-за плеча.
   - Вопрос, конечно, интересный, наверное, пошел сторожить, -  ответила
я и вернулась в комнату.
   В кухне делать было нечего. Это уж точно.
   Виктор шел за мною следом, за ним протопал и Ромка.
   Я  подошла  к  столу  и,  с  подозрением  осмотрев  одну  из   газет,
покрывавших лавку, рискнула и села на краешек.
   - Ну что, господа, будем ждать? - задала я риторический вопрос. - Или
будут какие-нибудь иные предложения?
   Виктор пожал плечами и подошел к окну.
   Ромка сел напротив меня спиной  к  неопрятному  лежбищу  и  осторожно
заглянул под полиэтиленовый пакет, лежащий на столе перед ним.
   - Карты игральные, - разочарованно сказал он, словно  ожидал  увидеть
здесь невесть что и, приглядевшись к находке, тут же азартно добавил:
   - С картинками.
   - Они все с картинками, - равнодушно ответила я, но все-таки  бросила
взгляд на открывшуюся колоду карт. - Теперь они  находились  у  Ромки  в
руке. Картинки на рубашках карт были как раз те, которые очень интересны
молодому человеку, страдающему юношеской гиперсексуальностью, -  девочки
в разных позах и одетые только в туфельки.
   Ромка, увидев, что я тоже смотрю на его находку,  покраснел  и  очень
бережно положил карты на место, снова прикрыв их полиэтиленом.
   - Глупости все это, - с неискренним  тяжелым  вздохом  сказал  он  и,
вздохнув совсем уж огорченно, добавил:
   - Ерунда.
   - Конечно, ерунда, - согласилась я и взглянула на  стену  у  него  за
спиной. Потом взгляд мой опустился на лежбище, с которого сбежал  нужный
нам непоседливый сторож, а потом я  посмотрела  еще  ниже  на  пол.  Мне
показалось, что я вижу нечто интересное,  и  пришлось  привстать,  чтобы
разглядеть получше...
   Мгновенно соскочив со своей лавки, я отпрыгнула в сторону.
   Ничего не понявший Ромка тоже вскочил и ошарашенно посмотрел на меня.
   - Вы что, Ольга Юрьевна, вы что? Я карты положил на место и больше не
смотрю! - забормотал он, отступая к окну, словно под защиту Виктора.
   Виктор, тоже пока не понимая,  что  я  делаю,  повернулся  ко  мне  и
нахмурился.
   Не обращая внимания  ни  на  нашего  озабоченного  подростка,  ни  на
невнимательного Виктора, я махнула Ромке  рукой,  чтобы  он  отошел  еще
подальше. - Из-под лежбища высовывалась  кисть  руки  лежащего  на  полу
человека.
   Виктор, стоящий у окна, проследил  за  моим  взглядом  и,  подскочив