л у меня чувство раздражения или желания отдохнуть
от него. Конечно, причина была в самом Егорке, он был на  редкость  милым  и
смешным малышом, и я просто обожала проводить с ним все свое время. Кормила,
одевала, читала ему сказки, водила цирк и зоопарк, гуляла  с  ним  в  парке,
плавала в бассейне. Господи, что сейчас твориться у меня дома, как  там  мой
сынишка?
   И тут до меня дошло то, о чем я раньше не подумала. А  ведь  в  сгоревшей
машине обнаружат два тела - мужское и женское - и решат, что погибли мы оба,
Севка и я! Да и убийца около машины сказал Игорьку: "Оба клиента мертвы".  И
это может означать только одно - хотели убить именно нас  обоих.  Но  почему
они не поняли, что  рядом  с  Севкой  сидела  не  я?  Хотя...  Волосы  нашей
случайной попутчицы были похожи на мои - короткое светлое каре,  а  то,  что
ростом она была повыше, так это не заметно, когда человек сидит, тем  более,
нагнувшись вперед. Они даже не взглянули на ее лицо, так были  уверены,  что
Севка мог ехать в машине только со мной. Значит,  Игорек  решил  прибрать  к
рукам Севкину фирму, убив и ее владельца, и  его  наследницу-жену.  Но  ведь
после нашей смерти все наследует наш сын, наш Егорка!
   И вот тут мне стало по-настоящему плохо, так плохо, что я подняла лицо  к
безоблачному голубому небу и завыла волчицей. Потом упала на колени и  стала
биться головой о бревнышко, рукой зажимая в горле дикий крик.  Остановилась,
только почувствовав на губах соленый вкус крови из рассеченной брови.
   Как ни  странно,  он  мгновенно  отрезвил  меня.  Я  не  дам  этой  мрази
расправиться  с  моим  сыном  и  избежать  наказания  за  убийство  мужа   и
неизвестной женщины! Они считают, что убили нас обоих.  Но  сразу  же  после
этого убить и нашего сына они не решатся, это будет  слишком  подозрительно.
Да и Егорка пока очень мал, не понимает ничего, а значит управлять фирмой  и
распоряжаться деньгами спокойно может Игорек. К тому же есть еще Сима, а она
единственная наша родственница и если с Егоркой что-то случится,  то  станет
наследницей она! А справиться с взрослой женщиной трудней, чем  с  ребенком.
Так что время у меня пока есть, правда не знаю, сколько. Дома появляться мне
нельзя, потому что убийцы наверняка крутятся рядом и тогда могут  пострадать
и Егорка с Симой. Значит, мне просто необходимо найти убежище, приложить все
силы для спасения ребенка и постараться отомстить за смерть Севки.
   Сформулировав свою задачу, я вскочила  на  ноги,  словно  пружина,  опять
умылась остатками воды, к рассеченной брови приклеила  листочек  подорожника
и, затолкав в карман бумажник со всем его содержимым,  решительно  двинулась
по дороге.
   Пройдя  метров  двадцать,   я   спохватилась,   вернулась   и   разыскала
завалившегося за бревнышко мишку.
   Так мы с ним и потопали. И прошли, наверное, километра  четыре.  К  этому
времени солнце уже было в зените, мне  хотелось  есть  и  просто  смертельно
хотелось пить. Наконец я добрела до крохотного озерца,  вернее  прудика,  и,
наплевав на кишечные инфекции, легла на бережок и,  не  отрываясь,  напилась
под завязку самой вкусной на  свете  воды.  Потом  разделась  и  выкупалась,
отклеив заодно со ссадины увядший подорожник.
   Обсыхая голышом на солнышке, я вдруг услышала вдалеке тарахтенье мотора и
поспешила натянуть одежду.
   На дороге я долго оглядывалась, пытаясь уловить,  откуда  доносится  явно
приближающийся звук.
   Внезапно из-за поворота появился странно вихляющийся мотоцикл с коляской.
В седле очень прямо сидел  пожилой  дядька  в  затертом  бушлате  и  детском
оранжевом беретике. Увидев меня,  он  еще  больше  завилял  и  как-то  боком
остановился. Я поспешно подошла  и  поинтересовалась,  где  здесь  ближайший
населенный пункт и далеко ли до него.
   - Да идить...те все прямо  и  до  доидить...те  в  Варенцово,  -  толково
ответил абориген. И, поразмыслив, добавил:
   - Дашь на бутылку, мигом довезу!
   Дядька настолько явственно  источал  сивушные  ароматы,  что  соглашаться
ехать с ним было просто  самоубийством,  но  желание  поскорее  оказаться  в
обитаемом месте было сильнее чувства самосохранения, и я только спросила:
   - Куда садиться?
   Дядька ткнул заскорузлым пальцем в люльку, где красовался мешок с зерном.
Вздохнув, я мысленно перекрестилась и взгромоздилась  на  мешок,  вцепившись
обеими руками в торчащую впереди скобу.  Мишку  я  зажала  между  коленками.
Пьяный водитель с третьего раза попал по педали, мотоцикл взревел и мы резво
повихляли по дороге, чудом избегая наиболее глубоких рытвин. Подскакивая  на
мешке, слегка гасящем удары, я все же немедленно ощутила все свои ушибы. Это
немного отвлекало, и я уже не думала  ни  о  чем,  кроме  того,  как  бы  не
вылететь из люльки. Если это произойдет,  то  вряд  ли  дядька  заметит  мое
исчезновение до самого Варенцова.
   Вздымая клубы пыли, мы ехали и ехали вдоль бесконечных полей  и  пастбищ.
Наконец вдали среди деревьев показались крыши домов. Мой  водитель  взмахнул
рукой и гаркнул:
   - Варенцово! Вон оно, итить твою налево!
   С этими словами он выхватил из-за пазухи  бутылку  с  мутной  голубоватой
жидкостью, ловко выдернул зубами бумажную затычку, выплюнул ее на  дорогу  и
одним махом допил содержимое. Бутылку он опять  любовно  спрятал  на  груди,
после чего ослепительно улыбнулся мне, продемонстрировав два железных и пять
кариесных зубов.  Я  постаралась  сохранить  спокойствие  и  даже  ободряюще
улыбнулась в ответ.
   - Сейчас прямо к Сидоровне, за горючим! - еще  громче  завопил  проклятый
возница и мы въехали в деревню, распугав кур и жирных гусей.
   Наконец мотоцикл замер у дощатого  дома,  чуть  не  наехав  на  огромного
козла, пасущегося у забора.
   Козел мекнул дурью и ускакал прочь, тряся от негодования бородой. Из дома
появилась дородная женщина лет пятидесяти и остановилась на крыльце,  уперев
руки в крутые бедра.
   - Здорово, Сидоровна!  -  завопил  дядька  и,  соскочив  с  седла,  резво
поковылял к ней, на ходу доставая бутылку. При этом он  вихлялся  точно  так
же, как его мотоцикл по дороге.
   Сидоровна критически оглядела неустойчивую фигуру и поинтересовалась:
   - И чего приперси, Мурзилка, должок, что ли, принес?
   - Да какой там должок, Сидоровна, всего-то четвертак!
   - А хоть и червонец! Раз сказала, не налью, пока не вернешь,  значит,  не
налью!
   Несчастный Мурзилка обиженно затормозил и растерянно оглянулся на меня. Я
вспомнила о нашей договоренности и извлекла из бумажника  сотенную  бумажку.
Потом вылезла из люльки и отдала ее Сидоровне.
   - Ладно, сейчас сдачу принесу! - подобрела та.
   - Не надо сдачу, - махнула я рукой:
   - Будете наливать ему, пока денег хватит. И расскажите мне, как до города
добраться.
   - Да как добраться - садись на автобус, минут через сорок будет, и  езжай
до Бибирева. А там другим автобусом и до города  доедешь.  Сама-то,  небось,
городская?
   - Городская, городская. А поесть у вас тут можно где-нибудь?
   - Ресторанов у нас тут нету, каждый своим двором живет. Если хочешь, могу
чего-ничего  в  погребке  поискать.  -  Она   многозначительно   пошелестела
сторублевкой, и я охотно протянула ей вторую.
   Ухватив обе купюры, Сидоровна  исчезла  в  доме,  преследуемая  по  пятам
настырным Мурзилкой, требующим обслужить его в первую очередь. Я уселась  на
лавочке  и  принялась  ждать.  Минут  через  десять  женщина   появилась   с
полиэтиленовым пакетом, на котором была реклама "Мальборо", и протянула  его
мне вместе с пятидесятирублевой купюрой. Я хотела отказаться  от  сдачи,  но
она осуждающе глянула на мое грязноватое облаченье и пробормотала:
   - Деньгами не разбрасывайся, лучше купи себе платьишко  какое-никакое,  а
то бегаешь, как байстрючка!
 
*** 
 
   Уточнив место, где надо ждать автобус, я  отправилась  на  окраину  села,
села  на  травке  неподалеку  от  пустовавшего  навеса  с  ржавой   надписью
"Варенцово" и залезла в пакет. Там обнаружилась половина  каравая,  половина
жареной курицы, пучок свежего лука, пластиковая бутылка из-под  "Боржоми"  с
молоком и четыре сдобных пирожка с черешней.  Пока  пришел  автобус,  я,  не
переставая, жевала и съела почти все. Оставшееся молоко  и  хлеб  я  сложила
обратно в пакет, в него же сунула несчастного медвежонка.
   На скрипучем древнем "ЛиАЗе" я через полчаса доехала  до  Бибирева,  села
значительно большего,  чем  Варенцово,  и  там,  на  крошечном  автовокзале,
задумалась. Ехать прямо в город мне было опасно,  в  любой  момент  я  могла
встретиться  с  кем-нибудь  знакомым.  А  если  меня  считают  погибшей,  то
немедленно  разнесется  известие  о  моем  чудесном  воскрешении.  С  другой
стороны, если я не вернусь в город, то как я смогу спасти Егорку и  обвинить
Игорька в убийстве?
   Значит, прежде чем вернуться, мне нужно  стать  неузнаваемой,  а  на  это
нужно время. Однажды я уже была не похожа на себя и знаю, как этого достичь.
Во время беременности я поправилась на шестнадцать килограммов и сама себя в
зеркале не узнавала. Знакомые проходили мимо меня, не здороваясь, а когда  я
их окликала, впадали в столбняк. Наверное, дело  в  том,  что  лицо  у  меня
какое-то  слишком  тонкое  -  носик  острый  и  граненый,  подбородок   тоже
остренький, а вместо щек - дурацкие впадины между ртом и скулами.
   Поэтому  жировые  наслоения  дали  поистине  чудовищный  результат  -   я
превратилась в несуразную курносую деваху  с  лицом  морской  свинки.  Слава
Богу, что похудеть для меня не проблема, а то я бы сама ушла от Севки, чтобы
не компрометировать его такой физиономией.
   А пока я не  отъем  себе  новую  морду,  нужно  подумать  о  максимальном
камуфляже. Но в Бибиреве не  обнаружилось  даже  парикмахерской!  Поэтому  я
выбрала автобус до пригорода под названием Шушановка, где когда-то бывала  в
гостях у бабушки моей школьной подруги. Шушановка была уже городом, но такой
непролазной окраиной, застроенной частными домами и  старыми  бараками,  что
считалась совершенно иным миром, не совместимым с остальными районами.
   В Шушановку я добралась уже в сумерках. А если знать, во сколько  темнеет
в июне, то приблизительно в десятом часу вечера. Ночные и дневные  перипетии
давали о себе знать, и я буквально не держалась на ногах.
   Все тело ныло и болело с  разной  степенью  интенсивности  в  разных  его
частях.
   Я едва волочила ноги по неширокой улочке, заросшей  травой  мокрицей,  и,
выбрав в самом конце ее домик поопрятней, решилась постучать в его  калитку.
Открыла мне костлявая старуха, одетая в байковый халат.
   - Добрый вечер. Извините, вы не знаете, кто может сдать  мне  комнату  на
время?
   Старуха  внимательно  осмотрела   меня.   Очевидно,   мой   вид   вызывал
определенные сомнения, потому что она поинтересовалась:
   - А документы у вас есть?
   Я выпалила заранее припасенную легенду о том, что поругалась  с  мужем  и
убежала из дома без документов и вещей, только деньги успела прихватить. При
этом я намекнула, что хорошо заплачу за приют.
   Старуха пожевала губами, потом  кивнула  и  впустила  меня  в  чистенький
дворик, с одной стороны которого находился довольно ветхий гараж, а с другой
- веранда, опоясывающая дом с двух  сторон.  За  домом  угадывался  довольно
большой сад со старыми яблонями  и  вишнями.  Между  гаражом  и  домом  были
разбиты небольшие клумбы, радующие глаз пестрыми  цветами.  Цветы  наполняли
воздух одуряющими ароматами.
   Кажется, распускалась ночная фиалка.
   Я прошла за хозяйкой в дом и мы, наконец, познакомились. Звали ее Галиной
Петровной. Я представилась Ларисой. Усадив меня за круглый  стол  с  вязаной
скатертью, Галина Петровна принялась поить меня чаем с клубничным  вареньем.
Выпив чашку, я почувствовала, что глаза мои слипаются. Заметив, что  я  клюю
носом, хозяйка показала мне комнату.
   Наверное, это была супружеская спальня - огромная кровать  с  затейливыми
никелированными  спинками  и  горой  подушек  под   кипенно-белой   накидкой
возвышалась у стены, завешенной ковром с изображением ветвисторогих  оленей.
Я  удивленно  попятилась.  Но  хозяйка  пояснила,  что  после  смерти   мужа
перебралась жить в дочкину комнату, а эту иногда сдает.  Но  сейчас  страшно
кого-нибудь пускать, могут убить и за горбушку хлеба. Поэтому квартирантов в
последнее время нет. Мы договорились о цене, и  я  заплатила  сразу  за  две
недели.
   Наконец я осталась одна в комнате, сняла с  кровати  пикейное  покрывало,
разделась и нырнула в крахмальное, пахнущее все той же ночной фиалкой, нутро
долгожданной постели. Уснула я мгновенно, прижав к  груди,  как  в  детстве,
плюшевого мишку. Сны, наверное, в эту ночь решили пощадить меня - я блаженно
проспала до позднего утра, не увидев ничего.
 
*** 
 
   Еще не открыв глаза, я почувствовала запах гречневой каши и зашевелилась.
Панцирная сетка кровати отозвалась мелодичным звоном.
   - Ларочка, вы не спите? - позвала меня Галина Петровна, приоткрыв  дверь.
- Идите завтракать.
   Я встала и отправилась к умывальнику. Вчера я так  и  не  увидела  толком
своей физиономии, но сегодня из зеркала на меня глянуло нечто  ужасное.  Нос
распух (что,  если  я  его  сломала?!),  щека  отливала  синевой,  на  брови
запекшаяся ранка, волосы слиплись и висели пыльными космочками. Под  глазами
чернели круги, а сами глаза выглядели воспаленными и совершенно больными.  Я
зажмурилась и потрясла головой, но видение не исчезло.  Я  выглядела  словно
иллюстрация к статье "Насилие в семье".
   Умывшись и кое-как причесавшись, я села  к  столу.  Моя  хозяйка,  жившая
одна, истосковалась по общению, но вид моей разбитой морды удерживал  ее  от
расспросов о моей нелегкой жизни. Поэтому она рассказывала  о  своей.  Сорок
лет проработала она вместе с мужем на местной кондитерской фабрике, дом этот
сами строили. Была у Галины Петровны дочка,  живущая  с  мужем  и  детьми  в
центре города. Зять зарабатывал хорошо, тещу  уважал.  Дочка  звала  жить  с
ними, но Галине Петровне вначале, после смерти  мужа,  было  жаль  продавать
дом, а теперь и покупателей не найти.
   - А зачем же продавать, можно ведь как дачу использовать, - удивилась я.
   - Да что вы, Ларочка, если в доме хоть неделю никого нет,  его  же  сразу
обчистят, а потом и сам дом по бревнышку раскатают, оглянуться  не  успеешь.
Тут у нас народ такой, что глаз да глаз нужен. Нет, пока дом  не  продам,  к
дочери не переселюсь, - твердо ответила хозяйка. - Да и немного ведь  прошу,
всего тысячу долларов. За такой дом  и  больше  дают,  но  места  наши  всем
известны, боятся приличные люди здесь селиться.
   - Да что же здесь людоеды кругом?
   - Да не людоеды, а короеды, отбросы  общества,  как  раньше  говорили,  -
махнула рукой Галина Петровна. - Есть, конечно, и те, кто  всю  жизнь  здесь
прожил, но больше таких, которые по пьяни свои квартиры в городе  продали  и
здесь домишки купили. А покупают-то совсем  развалюхи,  чтобы  подешевле.  И
начинают куролесить, пить, воровать. Уж сколько домов  сгорело  -  по  пьяни
подожгли.
   Я доела кашу с молоком и налила себе крепкого душистого чаю.
   - Галина Петровна, а где здесь ближайший промтоварный магазин? Мне  нужно
купить самое необходимое, даже расчески нет.
   - Да за оврагом, Ларочка. Тут ведь планировка смешная получилась - с  той
стороны строился новый район, по проекту хотели потом и овраг засыпать,  нас
снести и тоже новых домов понаставить. Но овраг засыпать не  дали,  говорят,
из него большая речка начало берет. Нужно, значит, мост через овраг строить,
сети тянуть, то да се. А пока суть да дело, перестройка началась да реформы.
Так что забыли и про мост, и про овраг, и про нас. Так и живем - в универмаг
через овраг лазаем. Я-то уж старая, я лучше на трамвае вкругаля доеду, а кто
помоложе, те напрямик шастают. Тут, где  улица  кончается,  тропка  заметная
вниз ведет, по ней сразу дойдете.
   Я хотела поинтересоваться  у  словоохотливой  старушки,  есть  ли  вблизи
универмага банкоматы, но  вряд  ли  она  и  слово-то  такое  знает.  Поэтому
поскорей допила чай и отправилась к оврагу. Он впечатлял своими размерами  -
шириной метров сто. Глубина на разных участках была  разной,  но  не  меньше
пятнадцати метров.
   Тропинка вилась среди зарослей крапивы и бузины,  в  которых  то  и  дело
встречались проплешины, заваленные отбросами.  Самой  живописной  была  куча
старых облезлых манекенов  с  изломанными  руками  и  ногами  и  оторванными
головами. Наверняка головы мальчишки растащили, чтобы народ пугать.
   На  дне  оврага,  действительно,  протекал  жизнерадостный  ручей,  через
который были  переброшены  несколько  бревен,  застеленных  разнокалиберными
досками. Перебравшись через мостик, я  вскарабкалась  по  склону  и  увидела
прямо перед собой  обширную  площадь,  которую  украшал  не  только  большой
трехэтажный торговый центр, но  и  Дом  быта.  В  нем  располагались  почта,
отделение Сбербанка и вожделенная парикмахерская.
   Сначала я направилась  в  банк,  хотя  трудно  назвать  банком  небольшое
помещение с тремя рабочими  местами.  Но  здесь  находилось  то,  к  чему  я
стремилась - банкомат. Около него  никого  не  было,  и  я  беспрепятственно
скачала в  свой  жалкий  пакет  "Мальборо"  часть  денег  с  одной  Севкиной
кредитной карточки.
   Остановило меня только то, что я не знала, как много денег  в  банкомате,
не хотелось привлекать внимание  служащих,  полностью  опустошив  его.  Меня
подмывало тут же положить деньги на новый счет, но у меня не было  паспорта.
Придется таскать с собой мешок денег, хотя их получилось и не так  много  по
весу - как буханка хлеба. Боком-боком я  вышла  из  банка  и  направилась  в
торговый центр.
   Первым делом я купила большую дорожную сумку  и  сунула  в  нее  пакет  с
деньгами. Потом, переходя от отдела  к  отделу,  принялась  наполнять  сумку
одеждой, обувью и вещами первой необходимости - шампунем, мылом, косметикой.
Приобрела заодно два парика - черный и платиновый, косметику и темные очки.
   Экипировавшись, я завернула в маленькое кафе на третьем этаже и заставила
себя съесть четыре сливочных пирожных -  нужно  было  набирать  вес,  причем
максимально быстрыми темпами. В продовольственном отделе  я  набила  большой
пакет  самыми  калорийными  продуктами  и,  нагруженная,   словно   верблюд,
вернулась домой, вернее, к Галине Петровне.
   Хозяйки не было  видно,  наверное,  работала  в  саду,  и  я,  пересчитав
оставшиеся (а оставалось  еще  много)  деньги,  треть  из  них  отложила,  а
остальное  запаковала  в  плотный  полиэтиленовый  пакет  и  туго   обмотала
бечевкой. Потом запихнула продукты в старенький холодильник "ЗИЛ" и  нагрела
на электроплитке воды, чтобы помыть голову.
   Галина Петровна вернулась из сада с лукошком  клубники  и  целым  ворохом
разной зелени и помогла мне отыскать на веранде  большой  оцинкованный  таз.
Там же, на веранде я с наслаждением вымылась.
   Старуха только головой покачала, пробегая мимо и  заметив  на  моем  теле
огромные лиловые синяки. Потом я  облачилась  в  новые  джинсы  и  футболку,
старые джинсы выстирала, а драную кофточку выкинула в мусорное ведро.
   Мы сели обедать, причем я старалась побольше налегать на картошку и хлеб.
Галина Петровна наверняка решила, что изувер-муж морил меня голодом.  Доедая
третью котлету, я поинтересовалась:
   - Так вы не передумали дом продавать?
   - Не передумала, Ларочка. Но вы не волнуйтесь, покупателей пока не видно,
так что живите спокойно.
   - Да я не к тому. Просто хочу вам предложить продать дом мне. К мужу я не
вернусь, а здесь мне нравится. Так что если  согласны,  то  я  вам  за  него
заплачу тысячу долларов.
   - Да зачем вам такая морока, ведь все удобства во дворе, телефона нет,  в
холода печь топить надо.
   - Зато сад у вас замечательный, воздух  свежий,  а  главное,  никто  меня
здесь искать не станет. - Я сказала чистую правду, хотя самым  главным  было
то, что я собиралась заниматься такими дел