лоненных  букв,  особенно  в  букве  "А".  Я
притащила разные рукописные бумаги, хранившиеся в сейфе, и после  некоторого
размышления и сравнения поняла, что словосочетание написано рукой  отца.  Но
для чего? Может быть, он боялся забыть эти слова  и  в  то  же  время  хотел
спрятать их от чужих глаз? Но память  у  отца  была  блестящей,  он  никогда
ничего не забывал и ничего не делал просто  так.  Его  мозг  всегда  работал
безукоризненно и логично. Он умел просчитывать все наперед. Умел предвидеть.
   Я снова ощутила себя лежащей в полумраке спальни  в  тот  вечер  и  ночь,
когда мы с родственником посетили банк и взяли  оттуда  ключ.  Было  что-то,
что-то  уплывало  от  меня  и  возвращалось   незримым,   забытым   шепотом,
шелестом... Какая-то мысль. Тут  я  поняла,  что  сижу,  вдавившись  лбом  в
кожаную спинку дивана, и даже что-то бормочу про себя.  Не  дай  бог  войдет
Нелли - визита врача мне не миновать!
   И все же - что это было? Я схватила ручку  и  на  чистом  листе  написала
"ключ - банк - номер". Возле последних двух  слов  поставила  вопросительные
знаки. Потом перевела взгляд на надпись на картине, схватила трубку сотового
телефона и набрала номер Суповского. Вовчик не удивился моему звонку.  Когда
же я задала вопрос, есть ли  где-нибудь  в  мире  банк  с  названием  "Altes
Schloss", озадачился весьма сильно. Но обещал узнать и перезвонить. К  концу
дня я узнала не только адрес цюрихского банка "Altesschloss", но  и  фамилию
его управляющего - Риттерман.
   Все это я рассказала Тайгеру непосредственно около картины. Он  задумчиво
поковырял пальцем раму,  осмотрел  надпись  и  уставился  на  меня  почти  с
восхищением. И хотя я знала цену таким ужимкам родственника, но на  сей  раз
приняла это как должное. Тем более, что  сообщила  я  ему  пока  не  все.  А
вернее, только половину. И руку на отсечение даю, он об этом догадывался.
   Вторая часть программы была боле короткой. Я просто открыла сейф, достала
папку с документами и продемонстрировала Илье Петровичу  то  самое  короткое
письмо моего  отца  Севке,  которое  я  в  свое  время  утащила  из  "Элко",
втеревшись в доверие к глупой секретарше. "Тебе, Всеволод, я оставляю  самое
дорогое, что у меня есть - мое дело и мою семью. Позаботься о них. И. Е. 18.
13. 93" - писал отец.
   Родственник одобрительно  хмыкнул,  отчеркнул  ногтем  цифры  и  произнес
задумчиво:
   - Ваш батюшка, Алиса Игоревна, обладал не только высоким интеллектом,  но
и был прекрасным психологом. Он устроил все так, что вы смогли  расшифровать
все это.
   - Мы уже на "вы"? -  только  и  смогла  пробормотать  я.  В  горле  стоял
непонятно откуда взявшийся ком.
   - Ну, даже если это и так, предлагаю немедленно  поехать  в  какое-нибудь
приятное местечко, выпить на брудершафт и  восстановить  статус  кво!  Кроме
того, нам нужно обсудить, когда мы поедем в туманную Швейцарию.
   - Ну, вообще-то, билеты на самолет уже заказаны, - скромно  ответствовала
я. - Так что летим мы в Цюрих послезавтра.
   - Послезавтра, так послезавтра, - покладисто согласился родственник. -  И
когда ты только успела? - перешел он снова на "ты" без всяких брудершафтов.
   - Поручила Нелли позвонить в агентство сразу,  как  только  ты  появился.
Знала, что на месте не усидишь.
   - Я всегда был уверен,  что  ты  -  сообразительная  девочка.  Кстати,  я
навещал Симу...
   Мы оба помолчали. Сима и Игорек  ждали  суда  в  следственном  изоляторе.
Следов Самурая так и не нашли, и  я  подозревала,  что  никогда  не  найдут.
Митрофан вышел из всей этой истории чистеньким, аки агнец божий,  и  однажды
даже позвонил мне.  Цель  его  звонка  так  и  осталась  неясной  для  меня.
Подозреваю, он хотел просто услышать мой голос и убедится, что  Самурая  ему
сдала именно я. Очень надеюсь, что тот разговор был между нами последним.
   Так вот, ни Сима, ни Игорек так и не признались, ради  чего,  собственно,
было организовано ими убийство моего мужа  и  меня  грешной.  Твердили,  что
хотели получить Севкины деньги. Но я-то знала теперь состояние счетов "Элко"
но тот момент. Уж Пестов-то мог выбрать более подходящее время.  Что-то  его
подтолкнуло к действиям именно тогда. И вот, кажется, мы скоро  узнаем,  что
именно. Всю дорогу до дома я размышляла  на  эту  тему.  Родственник  что-то
увлеченно рассказывал мне про красоты зимней тайги, но я плохо его слушала.
 
*** 
 
   Дома нас жал неприятный  сюрприз  -  Федька  подцепил  в  школе  вирусную
инфекцию. Несмотря на усилия нашего  врача,  состояние  его  не  улучшалось.
Раскрасневшийся от высокой температуры, он непривычно тихо лежал в  постели,
завистливо прислушиваясь к топоту Егорки и  Тайгера,  носящихся  по  второму
этажу с пластмассовыми бластерами наперевес.
   Когда на следующий день подошло время выезжать  в  Москву,  откуда  летел
самолет в Цюрих, я была сама не своя. Родственник повздыхал и сам  предложил
перенести поездку на три дня, пока Федор немного не поправится.  Так  что  в
Швейцарию мы прилетели перед самым католическим рождеством.
   Сверкание нарядных елок, праздничные гирлянды и  подсветки  на  старинных
домах среди деревьев, запорошенных снегом, спешащие за подарками  люди.  Мне
так хотелось немного расслабиться и побродить по предпраздничному  Цюриху...
Но приходилось спешить, иначе банк мог закрыться до самого  Нового  года.  А
встречать Новый год вдали  от  дома  не  входило  в  наши  планы.  Прямо  из
аэропорта мы поехали в банк. Как я и представляла,  он  находился  на  тихой
улочке в старом здании, облицованном  природным  камнем  до  уровня  второго
этажа. Все произошло на  удивление  буднично.  Нас  проводили  в  хранилище,
служащий открыл ячейку с номером 181393 и оставил одних. Тайгер протянул мне
ключ. Сказать, что у меня не  дрогнуло  ничего  внутри,  когда  я,  наконец,
открыла довольно большую квадратную дверцу, было бы не правдой. Много разных
картин промелькнуло в сознании... Вот я уползаю в темноту от горящей машины,
вот стою у могилы, вокруг которой кружится сумасшедшая  бомжиха,  вот  читаю
письмо, в котором говорится о том, что меня должны были утопить... Я  прошла
через это. Во имя чего?
   Я заглянула внутрь сейфа и увидела там довольно  большой  черный  кожаный
чемоданчик, похожий на кейс, но толще  раза  в  три.  Мы  перенесли  его  на
столик, стоявший посередине комнаты. Был он достаточно увесистым - не меньше
пяти килограммов, и закрыт не на замок, а на обычные защелки.  Не  произнося
ни слова, мы открыли их обе и откинули крышку.
   Сказать, что я удивилась, значит не сказать  ничего.  Некоторое  время  я
тупо пялилась на здоровенный кусок оплавленного зеленого стекла,  лежащий  в
гнезде из поролона и серого велюра внутри чемоданчика.
   Стоящий рядом  Илья  Петрович  шумно  выдохнул  воздух  и  что-то  хрипло
пробормотал.
   - Что? - машинально переспросила я.
   - Ну ни фига себе! - невоспитанно повторил родственник и вновь умолк.
   - Что это за хреновина? - не менее невоспитанно изумилась я.
   - Это императрица, не иначе, - с  некоторым  даже  надрывом  ответствовал
родственник и принялся любовно оглаживать зеленый булыжник. Потом  приподнял
его и покачал на ладонях, словно  младенца.  Я  уж  решила,  что  сейчас  он
прижмет его к груди, но он поднял его вверх и стал разглядывать на  просвет.
При этом на лице его был какой-то благоговейный ужас.  Потом  спохватился  и
протянул мне. Я подержала непонятную штуку в руках и, не найдя  ей  никакого
применения, положила обратно в чемоданчик.
   - А теперь объясняй, - предложила я Тайгеру. - Неужели из-за этого,  -  я
ткнула пальцем в зеленое непонять-что, - все и произошло?
   - Да, - коротко ответил он.
   - И что же это такое?
   - Изумруд.
   - Что? - я буквально  онемела.  На  своем  веку  я  повидала  достаточное
количество драгоценных камней, и изумруды  среди  них  были.  Мне  нравились
яркие зеленые камешки, особенно в окружении мелких бриллиантов. У меня  было
такое кольцо. Но считать огромный зеленый  кусок  без  малейшего  намека  на
форму и красоту изумрудом заставить я себя не могла. Да, я кое-что слышала о
том, что драгоценные камни  до  огранки  бывают  совершенно  невзрачными,  и
только обработка придает им блеск и красоту, но при этом была  уверена,  что
камешки эти совсем небольшие, а то, что я держала в руках  весило  никак  не
меньше трех килограммов. Это просто чудовищно!
   - Ладно, пойдем отсюда, - вздохнул родственник,  закрыл  чемоданчик,  или
скорее футляр, сунул его обратно в сейф, запер его и потащил меня к  выходу.
- Мне нужно подумать и кое-кому позвонить. Только после этого я  смогу  тебе
что-то объяснить.
   - А это мы тут оставим?
   - А ты предлагаешь таскать с собой целое состояние и попробовать провезти
его через границу?
   Конечно, если ты хочешь попасть на первые  полосы  газет  всего  мира  за
попытку провоза гигантского изумруда, то флаг  тебе  в  руки  и  барабан  на
шею...
   - Нет и нет, - замотала я головой. Но потом все-таки поинтересовалась:
   - А ты уверен, что эта каменюга - изумруд?
   Родственник помолчал и пожал плечами:
   - На девяносто девять процентов. Из-за одного процента я и не хочу сейчас
ничего говорить...
   Мы покинули банк, удостоверившись в том,  что  сейф  был  арендован  моим
отцом аж на пятьдесят лет.
   После чего разошлись в разные стороны, договорившись, что Тайгер свяжется
со мной по мобильному телефону, когда будет готов к разговору.
   Мне не хотелось сидеть в гостинице и ждать.  До  вечера  я  слонялась  по
городу.  Вначале  совершенно  бездумно.  Заходила  в  магазины,  глазела  на
витрины. Зачем-то купила набор серебряных кофейных чашечек.
   Потом вдруг почувствовала себя брошенной и совершенно несчастной. Зашла в
маленькое кафе и долго курила над чашечкой изумительно сваренного кофе. Все,
что произошло в моей жизни, казалось страшно  далеким  и  нереальным.  Чужой
красивый город, чужой медленный снег, чужие лица и чужой язык.  И  я,  снова
затерянная в безвестности и неприкаянности. Поулыбавшись собственным  мыслям
и допив кофе, отправилась дальше.
   Забрела в большой ювелирный магазин и  долго  рассматривала  украшения  с
изумрудами. Самый крупный был размером с лесной орех  и  стоил  баснословную
сумму. Правда, он был чудесной огранки и чистоты, но все-таки...  Я  поймала
себя  на  том,  что  приучаю  себя  к  мысли  о  том,  что  видела   сегодня
действительно уникальный изумруд.
   Наконец,  когда  уже  почти  стемнело,  телефон  в  моей  сумочке  весело
запиликал. Тайгер сообщил, что ждет меня  в  гостинице.  Вот  ведь.  Мог  бы
приехать за мной. Но родственник только назвал адрес и  тут  же  отключился.
Перезванивать я не стала, просто взяла такси и отправилась  в  названный  им
отель.
   Илья Петрович с крайне утомленным видом возлежал на  диване  в  окружении
исписанных листков бумаги. На столе громоздился включенный ноут-бук, остатки
странного обеда из запеченной рыбы и творога с ананасами,  а  также  ваза  с
кучей яблочных огрызков. Мне предназначался соседний  номер,  и  ворчать  по
поводу беспорядка я не стала. Когда я уселась в  кресло,  родственник  томно
потянулся, выпрямился и одним броском перекинул тело с  дивана  в  соседнее.
Потом пошарил взглядом по столу и нажал на кнопочку на панели, встроенной  в
стену. Немедленно прибежал шустрый мальчик с тележкой, сгреб со  стола  все,
кроме ноут-бука и исчез. Родственник проворчал:
   - Закажем ужин в номер или спустимся в ресторан?
   - Я вообще есть не хочу, - нетерпеливо парировала я.
   - А я хочу, причем ужасно.
   - Вот и отлично, значит, расскажешь все коротко и ясно. Даже не  надейся,
что я буду ждать, пока ты насытишься!
   - Я  был  уверен  в  твоем  потрясающем  человеколюбии.  Ладно,  придется
потерпеть. Ну, слушай...
 
*** 
 
   Начало девяностых годов было для  России  временем,  когда  ломались  все
нажитые десятилетиями устои и  понятия,  зарождались  огромные  капиталы,  а
собственность меняла своих  хозяев  быстрее,  чем  модницы  наряды.  Заводы,
фабрики, производственные комплексы приватизировались - уходили за  бесценок
и очень быстро приходили в упадок.  Оборудование  растаскивалось,  работники
разбегались  в   поисках   хоть   какого-то   заработка.   Особое   внимание
приватизаторов привлекали объекты добывающей промышленности.
   Но государство до поры до времени некоторые  из  них,  дававшие  реальный
доход, все же придерживало, не давая окончательно развалиться.
   Кумулинское месторождение изумрудов на Урале относилось  именно  к  таким
объектам. Его тщательно охраняли, и в средствах массовой информации найти  о
нем  что-то  было  невозможно.  Только  перед  самой  перестройкой  один  из
уральских журналов вышел с сенсационной фотографией на  обложке  -  огромный
зеленый камень, весом больше шести килограммов.  Изумруд.  Гордость  России,
гордость Урала. Больше о камне ничего не писали и он, переданный в  госхран,
стал достоянием государства  и  получил  имя  -  Советский  Союз.  Имя  было
неподходящим и странным. Когда, уже в 90-е годы, камень решили выставить  на
обозрение высокопоставленных иностранцев, прибывших в Россию для  заключения
многомиллионных контрактов, его решено было переименовать. Отныне он  звался
Императором. Не тронутый  огранкой,  Император  красовался  в  бронированной
витрине, излучая матовый зеленый свет  и  вызывая  ощущение  ирреальности  и
душевного томления у тех, кому довелось его увидеть.
   Второй камень, найденный спустя три года на  том  же  прииске,  имени  не
имел. Роботяги, нашедшие его в конце своей смены, получили из рук  директора
Ивана Михайловича Серегина приличную премию и рекомендации никому о премии и
изумруде ничего не говорить. Мотивация была уважительной, -  зарплату  тогда
платили с огромными задержками, и вызывать зависть у других рабочих было  ни
к чему. Но слух по  Кумулинке  все  же  прошел  -  кто-то  по  пьяному  делу
проболтался. Правда, слух был смутный и мало кто в него поверил.
   Директор запер изумруд в  свой  личный  сейф  и  там  он  пролежал  среди
пожелтевших бумаг и бутылок с недопитым коньяком и водкой  почти  три  года.
Иногда Иван Михайлович просыпался среди ночи в холодном  поту,  представляя,
что с ним сделают, если обнаружат у  него  камень.  Но  не  за  горами  была
пенсия, а становиться  нищим  содержанцем  государства  очень  не  хотелось.
Хотелось только одного - поскорее сбыть с рук злополучный зеленый камень, но
сбыть  не  за  "деревянненькие",  с  каждым  днем  мельчающий  рубли,  а  за
нормальные, тоже зеленые деньги.
   Как Серегин нашел покупателя и скольких хозяев сменил камень, пока  попал
к моему отцу, история умалчивает. Известно только, что в начале 90-х годов в
кругах самых  богатых  буржуинов  страны  об  изумруде  ходили  упорные,  но
маловразумительные слухи. Затем слухи прекратились, и изумруд, который стали
называть Императрицей, словно в воду канул.
   В те времена капиталы создавались и рассыпались прахом мгновенно,  только
реальные ценности могли сберечь вложенные в них деньги.  Но  не  думаю,  что
отец только поэтому стал владельцем и хранителем изумруда. Была в нем всегда
какая-то странная тяга к тайне и романтике, как  это  ни  странно  звучит  в
отношении  человека,  всю  жизнь  связанного  с  финансами.  Отец   не   был
авантюристом,  в  делах  всегда   руководствовался   холодным   расчетом   и
безупречной интуицией. Но я знала его немножко другого, знала, какие  фильмы
и книги он любил, какие песни пел в хорошем настроении,  почему  его  манили
дальние острова.
   Не мог он устоять перед Императрицей. Представляю, какие страсти бушевали
у него в душе? Понимая, что в Россия -  очень  ненадежное  место,  он  вывез
камень за границу и поместил в  швейцарский  банк  на  хранение.  И  оставил
следы,  по  которым  мы  могли  его  найти,  если  вдруг  произойдет  что-то
непредвиденное.
   Так и случилось. Отец умер скоропостижно и не успел перед смертью  ничего
нам сказать. Как в руки Севки попал ключ от ячейки в  банке  "Altesschloss",
можно теперь только догадываться. Скорее всего, ключ просто  лежал  в  сейфе
отца на работе. Потому что в домашнем сейфе его я не видела.  Муж  ничего  о
ключе ни мне, ни моей матери не сказал, наоборот, перепрятал  его  в  другой
сейф,  специально  арендованный  в  "Эдельвейсе".  Наверное,   боялся,   что
породистый заграничный ключик может  привлечь  чье-то  внимание.  Но  одного
ключа было мало, нужно было знать, что он открывает.
   Где именно зашифрован номер ячейки, одновременно  служащий  паролем,  мой
муж понял, просматривая бумаги, оставленные  отцом.  Трудно  сказать,  когда
именно это произошло. А  вот  дату,  когда  он  узнал  название  банка,  где
хранился  депозит,  я  могу  назвать  почти  точно.  Отделка  офиса   "Элко"
закончилась в начале апреля. Нелли Феофановна  припомнила,  что  прежде  чем
повесить картину с лошадью в приемной, Севка долго ее рассматривал  в  своем
кабинете. Отсутствием интеллекта мой покойный муж не страдал, и то, до  чего
смогла додуматься я, наверняка пришло ему в голову гораздо быстрее.
   Знал ли он, что лежит в банковском сейфе? Мог знать, потому что  вращался
в тех же кругах, что и отец.
   Такую сделку провести в полной тайне невозможно, как ни старайся.
   И Всеволоду захотелось заполучить Императрицу.  За  границей  за  изумруд
можно было получить большие, очень большие деньги. Но камень был наследством
моего отца и принадлежал мне. Так что я была явно лишней в  этих  планах,  я
могла помешать в самый неподходящий момент. А Лиля  ждала  ребенка  и  очень
хотела выйти замуж за Севку. Сколько он уговаривал ее убить меня? Не  думаю,
что очень долго.
   Ошибка моего мужа была в  том,  что  он  рассказал  о  сокровище  сестре.
Видимо, ему нужен  был  надежный  помощник.  А  Сима  сообщила  о  сокровище
Игорьку, тем самым, подписав брату и мне заодно смертельный приговор.
 
*** 
 
   И вот я сижу в гостиничном номере, невидящим взглядом уставившись в окно,
за которым кружатся огромные снежные хлопья и сверкают разноцветные  огоньки
рождественских гирлянд, и думаю о том, что даже мой  мудрый  и  умеющий  все
предвидеть отец, мог ошибаться. Ошибся он только один раз. Но зато как...
   Хотя, в конце концов, он был всего лишь человеком. Человеком, не сумевшим
преодолеть соблазна, не устоявшим перед желанием обладать чудом? Из  ступора
меня вывел голос Тайгера.
   - Что? - не поняла я.
   - Когда ты плакала в последний раз? - повторил он вопрос.
   - Не помню, - честно ответила я. Потом подумала, смахнула тихо  катящиеся
из глаз слезы и добавила:
   - Давно. В начале лета.
 
Короткий эпилог 
 
   Он и сейчас находится там, в сейфе банка. Ждет...
   Когда-нибудь я решусь и привезу его в  Россию.  Просто  нужно  подождать.
Лучших времен и лучших правителей.