дки.  Потом  я  налепила  на
балахон светящиеся наклейки в виде волн  и  зигзагов  и  тоже  сбрызнула  их
пенкой, они потускнели и светились теперь не так ярко.
   Разглядеть себя в маленьком зеркале целиком я не могла и, прихватив свечу
и зажигалку,  потащилась  через  заросли  на  презентацию  к  Федьке.  Подол
цеплялся за ветки и приходилось  его  все  время  подбирать  обеими  руками.
Чертыхаясь, я разыскала, наконец, нужное дерево и шепотом позвала мальчишку.
Он тихо сполз по стволу и оценил мою внешность:
   - Здорово! Если бы я не знал, что это ты, умер бы  от  страха.  Васильич,
даже когда напьется, и то не такой страхолюдный.
   Сравнение с неведомым мне Васильичем несколько насторожило, но  я  решила
считать его комплиментом и, дав последние наставления Федору,  поковыляла  к
дому. Выбравшись на дорогу,  я  постаралась  придать  своим  движениям  хоть
какую-то плавность - вдруг Симе вздумается выглянуть в окно.
   Правда я тут же наступила на край балахона и едва не расквасила нос.
   Подойдя  к  воротам,  я  убедилась,  что  они  крепко  заперты.  Едва   я
прикоснулась к ограде,  за  ней  раздалось  громкое  сопенье  и  фырканье  -
бдительный Вилли  почуял  меня.  Я  шепотом  окликнула  пса  и  он  радостно
заскребся в створку. Я громко заколотила по ней.  Мой  расчет  был  прост  -
Сима, не слыша собачьего лая,  решит,  что  прибыл  кто-то  свой,  и  пойдет
открывать. Поэтому я поспешно зажгла свечу и отступила от ворот в траву.
   Через пару минут ворота скрипнули и отворились, и появилась моя  золовка,
удерживающая ризеншнауцера за  ошейник.  Вилли  радостно  улыбался  и  мотал
обрубком хвоста.
   В первые секунды ничего не произошло - она просто смотрела  на  меня,  не
двигаясь и не издавая ни звука. Потом раздался не то вздох, не то  всхлип  и
она спросила безжизненным голосом:
   - Это ты?
   - Я, - также безжизненно ответствовала я,  надеясь,  что,  узрев  меня  в
таком виде, Сима не станет размышлять, почему  я  явилась  с  того  света  в
относительной целости, а не в виде головешки.
   - Ты пришла за мной? - вяло поинтересовалась она и даже  сделала  шаг  ко
мне.
   Но в мои планы не входило служить ей  проводником  в  ад.  Я  шарахнулась
назад, стараясь при этом не загасить свечу.
   - Нет, - покачала я головой. - Ты примешь  свою  кару  здесь.  Завтра  же
пойдешь и расскажешь о том, что вы сделали. Иначе я буду  приходить  к  тебе
каждую  ночь,  -  тут  я  постаралась  придать  своему  голосу  максимальную
драматичность, но все дело чуть не испортил Вилли - он вырвался из рук  Симы
и принялся радостно носиться вокруг меня. Слава Богу, что лентяй Спун еще не
проснулся - он в порыве чувств мог запросто свалить меня с ног.
   - Хорошо, я пойду  и  все  расскажу,  -  покладисто  согласилась  Сима  и
внезапно повалилась без чувств, словно тряпичная кукла.
   Вот уж никогда не замечала за ней излишней впечатлительности! Хотя, нервы
у нее в последние дни явно сдали.  Впрочем,  меня  вполне  устраивала  такая
развязка, потому что горячий воск потек со свечи на пальцы и  я  подпрыгнула
от неожиданности, что явно противоречило моему амплуа.
   Погасив свечу, я зашла во двор и окликнула Спуна. Он, наконец,  соизволил
проснуться и, громко топоча, ринулся ко мне целоваться. Очень  мне  хотелось
войти в дом и разобраться, чья это берлога и что там храниться,  но  времени
было в обрез, - Сима могла в любой момент  очнуться.  Поэтому  я,  прихватив
собак, быстренько унесла ноги.
   Федьку  пришлось  некоторое  время  уговаривать   слезть   с   дерева   и
познакомиться с псами. Наконец, обнюханный Вилли и обслюнявленный Спуном, он
залез вместе с ними в машину. Я села за руль и мы тронулись в обратный путь.
   Собак пришлось завезти в приют и, невзирая  на  их  укоризненные  вздохи,
оставить  там  заспанному  дежурному  сторожу.  Я  заплатила  за  месяц   их
содержания. Везти  этих  обормотов  в  Шушановку  было  невозможно,  -  Спун
вытоптал бы все окрестные огороды, а Вилька непременно затеял бы бесконечные
разборки с местными дворнягами и распугал  бы  всех  моих  ухажеров.  Короче
говоря,  вышла  бы  сплошная  демаскировка.  Не  говоря  уж  о  том,   какое
экзотическое потомство принесли бы к осени шушановские лохматки...
   Уже дома, глянув на себя в зеркало, я поняла, почему сторож так косился в
мою сторону, выписывая счет - моя физиономия, прикрытая темными очками - это
ночью-то! - отливала зеленью, а о прическе лучше не  говорить,  без  хорошей
головомойки тут не обойтись.
   Федька, переполненный впечатлениями, потребовал, чтобы я написала ему  на
бумажке "ризеншнауцер" и "бульмастиф", чтобы завтра на свежую голову выучить
мудреные слова. Уснули мы, едва головы коснулись подушек.
 
*** 
 
   Утром за окном обнаружился небольшой дождик. После завтрака стойкий Федор
отправился, несмотря ни на что, собирать клубнику и редиску. Я вымыла голову
и принялась размышлять.
   Что-то мне в этой истории до конца не было понятно. Если Самурай пошел на
такое дело, не ставя в известность шефа, то у него  для  этого  должны  были
быть гораздо более значительные стимулы,  чем  овладение  "Элко",  банком  и
деньгами Севки. Он ведь не дурак и понимает, что для  того,  чтобы  прибрать
теперь все это к рукам нужно  какое-то  время,  но  за  это  время  Митрофан
обязательно узнал бы о происходящем.  А  это  означало  неминуемую  и  очень
жестокую расправу с любителем самодеятельности.
   Я в очередной раз проанализировала последовательность событий  -  сначала
руками Игорька и Самурая убивают Севку и меня (ну, меня-то не убили, но  они
этого, похоже, не знают). Потом  прячут  и  собираются  навсегда  увезти  из
страны Егорку, причем отдать его на усыновление. Это означает,  что  у  него
будут новое имя, семья и гражданство. Но  зачем  сплавлять  наследника,  без
которого до наследства добраться  невозможно?  Может  быть,  они  собирались
выдать другого ребенка за нашего сына? К чему такие  сложности,  если  малыш
оказался полностью в их руках и еще так мал, что  ничего  в  этих  делах  не
понимает? Они могли оставить его у себя, а позднее инсценировать  несчастный
случай или тяжелую болезнь...
   Я содрогнулась, едва подумав об этом. Потом с недоумением  посмотрела  на
обломки хрустнувшей в пальцах расчески и постаралась взять себя в руки.  Мне
постоянно мешают эмоции - что же, попробуем без эмоций. Мальчик еще не успел
получить наследство, а его отдают чужим людям - зачем? Ведь Сима после этого
так и не сможет получить деньги, а  фирмой  можно,  конечно,  управлять,  но
присвоить ее пока не удастся.
   И банк тоже. Выходит, они сами себе все усложнили, теперь нужно приложить
гораздо больше усилий, чтобы все заграбастать. А это может означать одно  из
двух: либо у них был неизвестный мне план по оформлению наследства без Егора
- например поддельное завещание, подкупленный нотариус или  нечто  подобное,
либо... цель убийства - совсем не наследство! Но тогда что?  Что  для  таких
людей, как Игорек, Сима и Самурай может быть важнее, чем деньги,  достаточно
большие деньги, и даже чем собственные жизни, которыми  они  так  рисковали,
действую тайком от Митрофана?
   Ответ напрашивался только один - это должны быть тоже деньги,  но  очень,
очень большие деньги.
   Такие деньги, которые даже трудно себе представить.
   Может быть, это те самые Севкины счета в зарубежных  банках?  Но  туда  с
поддельным завещанием и подкупленным нотариусом не сунешься - живо потребуют
подтвердить твои права. Да и не может быть там таких денег - так, заначка от
злой жены на черный день, если вдруг его шашни с девицами вскроются.
   Я хоть и не принимала участия в делах мужа, но была в курсе их.  Все-таки
я - дочь Игоря Ермакова, у меня генетическое чутье  на  масштабы  финансовой
деятельности. Севка был крупным бизнесменом в нашем городе, но уже в  Москве
он выглядел бы малозаметным середнячком. Там произрастали крупные капиталы и
за ними в мутной воде ворочались здоровенные акулы. Мой отец мог стать такой
акулой, если бы не умер восемь лет назад. Старт во время перестройки у  него
был мощный, да и средства в прежнем, теневом бизнесе он скопил  немалые,  но
тот, кто принял его дело, был осторожнее и трусливее. Ему не доставало чутья
и опыта, природной способности рискнуть в нужный момент и выиграть. Из Севки
получилась довольно слабая копия его кумира, он не достиг заоблачных  высот.
Так, местечковый воротила. Тот же Седов добился большего, но и он  слабоват,
останется на уровне областного центра, до столицы не допрыгнет.
   Но тогда что было целью их плана? Откуда  это  взялось  и  сколько  может
стоить, чтобы поставить на кон собственные жизни и жизни  трех,  а  может  и
больше, человек? Хорошо бы проверить  самочувствие  киллера,  стрелявшего  в
Игорька... Если я правильно мыслю, то лишний свидетель в живом, так сказать,
виде им был ни к чему. Интересно, Митрофан уже  побеседовал  с  Самураем,  и
успела ли Сима покаяться перед милицией до того, как  ею  займутся  бандиты?
Собственно, очередность меня не интересовала - я была уверена, что  Митрофан
отдаст и Симу, и Игорька властям,  чтобы  обелить  себя  в  глазах  местного
криминалитета. Но с Самураем он будет разбираться сам, и неплохо  бы  ему  в
этом помочь.
   Волосы мои высохли, дождик  почти  иссяк  и  я,  наскоро  накрасившись  и
нацепив соломенную панамку, отправилась к торговому центру.  Я  так  жаждала
пообщаться с Митрофаном, что просто пятки чесались.
   На этот раз он ответил моментально и я практически без дрожи  в  коленках
(вот  что  значит  предварительный  аутотренинг  и  природное   нахальство!)
выпалила:
   - Привет, Митрофан! Ну как, помогли  скипидарные  примочки  твоей  правой
клешне?
   - Привет, привет! - почти ласково ответил он. -  Помогли,  да  не  очень.
Ноет, проклятая. Может, не от того лечим?
   - От того, от того самого. Лечи как следует, а  то  зараза  на  все  тело
перекинется. А я тебе еще с лекарством помогу - сегодня после  шести  вечера
поищи в правой урне у входа в зоопарк.
   Не дожидаясь ответа, я повесила  трубку.  Вот  значит  как,  припертый  к
стенке Самурай пытается  выкрутиться,  а  Митрофан  подозревает,  что  я  им
манипулирую, и до конца мне  не  верит.  Размышляя  об  этом,  я  по  чистой
привычке отправилась за продуктами.
   Только на обратном пути, проклиная крутые склоны  оврага,  я  сообразила,
что могла бы не таскать пакеты, а поехать в магазин  на  машине,  как  белый
человек. Но  желание  повкуснее  накормить  Федьку  взяло  свое  -  я  опять
нагрузилась под завязку коробками  с  соками  и  йогуртами.  Себя  я  решила
побаловать странным сочетанием копченой форели и бутылки сливочного  ликера.
Имею право на маленькую радость!
   Дома я застала гостей - за  столом  сидели  Коля,  Леха  и  Гриня  и  ели
клубнику. Вид у них был благостный. Федька  развлекал  гостей,  демонстрируя
склеенный накануне из конструктора парусный фрегат.
   Я вывалила  пакеты  на  кухонный  стол,  стараясь  случайно  не  брякнуть
бутылкой с ликером. Потом поинтересовалась целью визита.  Цель  была  вполне
стандартной - вечером на Гринином подворье планировалась очередная пьянка  с
участием ближайших  соседей  -  меня,  бывшего  кузнеца  Прохора  и  веселой
пенсионерки-самогонщицы  Валентины  Петровны.  Повод  для  возлияния   нашли
уважительный - сегодня ночь накануне Ивана Купалы. В  программу  мероприятий
даже внесли плетение традиционных веночков и их запускание по водам ручья.
   Я пообещала непременно принять участие в этом действе, в основном,  чтобы
не позволить никому из собутыльников упасть носом в  поток  и  захлебнуться.
Вот только утопленников мне еще  не  хватало!  Троица  воспрянула  духом  и,
получив у меня сотню на представительские расходы, чинно удалилась. Я велела
Федьке собираться в зоопарк.
   Наряженный в новенькие джинсы, футболку и кроссовки, мальчик  в  восторге
рассматривал слонов и тигров. Мы пробыли в зоопарке целый день, пообедали  в
кафе, покатались на пони (вернее, это Федор катался, а я махала ему рукой) и
съели бесчисленное количество попкорна, сладкой ваты и мороженого.
   Ребенок, никогда раньше не видевший настоящих животных, если  не  считать
шушановских собак, кошек и алкоголиков, готов был часами стоять у  клеток  с
обезьянами, бегемотами и попугаями. Но у нас был  лимит  времени.  Я  строго
проинструктировала Федьку, но он только плечами пожал - ничего  сложного.  Я
так не считала, потому что понимала - за входом в зоопарк будет  следить  не
одна пара глаз.
   В половине шестого мы подошли к площадке, к которой сходились  все  аллеи
звериного царства. Я уселась  на  скамейке  в  крайней  аллее,  а  доедающий
мороженое Федор с пакетом под мышкой независимо направился к выходу. На  его
лице красовался красный поролоновый нос, который  покупали  практически  вес
посетители зоопарка. Он прошел через правую левую  калитку,  бросил  в  урну
обертку от эскимо и зашагал  прочь.  Только  я  одна  знала,  что  вместе  с
бумажкой в урну полетела крошечная кассетка из автоответчика.
   Через четверть часа я  прошмыгнула  в  левый  проход  и  стала  поджидать
мальчика. Он появился почти тотчас, уже без дурацкого носа. За это время  он
зашел в первый попавшийся подъезд, забрался на чердак и переоделся в  летний
костюм - шорты и майку желтого цвета. На  ногах  были  легкие  сандалии,  на
голове - белая кепка с огромным  козырьком  с  японскими  иероглифами.  Свою
прежнюю одежду он припрятал на том же чердаке.
   В  таком  виде  я  принялась  фотографировать  ребенка  у  многочисленных
фотографов, оккупировавших  площадь  перед  зоопарком.  Федька  самозабвенно
позировал около чучела довольно облезлого медведя,  верхом  на  ослике  и  в
обнимку  с  огромным  Микки-Маусом.  Я  же,  изображая  умиляющуюся  мамашу,
неотрывно наблюдала за урной.
   Мы уже набрали целую кипу поляроидных снимков, когда, наконец,  откуда-то
сбоку вынырнул здоровенный лопоухий  детина,  нахально  сгреб  металлическую
емкость и попытался с ней удрать.  Но  тут  на  защиту  казенного  имущества
встала бдительная дама, проверяющая входные билеты. С возгласом  негодования
она вцепилась в рукав верзилы и попыталась выяснить, куда  он  тащит  бедную
урну. Бандит, вероятно получивший  строгие  указания,  молча  пер  напролом,
пытаясь стряхнуть с себя повисшую на нем, словно бультерьер, пожилую леди. И
так как они находились явно в разных весовых категориях - парень весил никак
не меньше полутора центнеров, а  дама  была  чуть  покрупнее  Федьки  -  ему
удалось протащить ее метров тридцать.
   Наконец билетерша осознала, что остановить этот  танк  ей  одной  не  под
силу, сама отцепилась  от  похитителя  и  ринулась  за  подмогой.  Пользуясь
свободой, верзила мгновенно упрятал добычу в черный "джип" и умчался на нем.
Народ, разинув рты, изумленно наблюдал странное похищение.
   Теперь я могла быть спокойна - Самураю  очень  долго  придется  объяснять
своему шефу, что он имел в виду, называя его "тормозом". И  сомневаюсь,  что
Митрофана удовлетворят эти объяснения.
   Мы с Федором тихонько слиняли к оставленной на платной стоянке  машине  и
поехали домой. Правда, он заставил-таки  меня  заехать  во  двор  дома,  где
переодевался, и сбегал за своей одеждой, переубедить  его  не  рисковать  не
было никакой возможности. И еще я по дороге позвонила Митрофану из автомата.
Он ответил, явно что-то жуя.
   - Ну что, получил лекарство? - без вступления поинтересовалась я.
   - А как же, - заверил он. В трубке что-то булькнуло, наверное он выпил за
успех мероприятия.
   - Надеюсь, что рецепт хороший.
   - В самый раз. Но хотелось бы познакомиться и с  доктором.  -  Голос  его
звучал миролюбиво, но мне сейчас было не до визитов.
   - Как-нибудь в следующий раз, сегодня я уже приглашена в другое место,  -
отказалась я, имея в виду запланированную пьянку у Грини.
   - Ну, как знаешь. Если передумаешь, звони. - На этот  раз  он  отключился
первым.
   Федька, вертевшийся рядом, с интересом вслушивался в разговор.
   - Ты правда хочешь с ним встретиться? - изумился он.
   - Не сейчас, пока еще рано расслабляться. Посмотрим сначала,  что  дальше
будет, - вздохнула я. Не нравилось мне благодушие Митрофана, хоть режьте.
   Вернувшись домой, мы занялись хозяйством - сварили суп и доели  клубнику.
Гулянка у соседей уже началась, но я крикнула им, что приду после того,  как
уложу Федора, и они не стали возражать.
   С нетерпением мы ожидали местных новостей - до них еще было больше  часа.
Поэтому мы занялись глобусом - я  показала  Федору  континенты,  место,  где
находится наш город и где Москва. Потом он самостоятельно  стал  разыскивать
почему-то страшно интересовавшую  его  Японию,  а  я  прилегла  на  диван  и
незаметно задремала. Федька разбудил меня, когда  по  телевизору  забренчали
позывные нашей странноватой областной передачи.
   По моему мнению,  режиссера  этой  халтуры  давно  надо  было  выгнать  с
телевидения    взашей.    Заставка,    изображающая    главную     городскую
достопримечательность  -  памятник  основателям  города,   так   выцвела   и
обтрепалась, что наводила на  мысль  о  том,  что  ее  изобразили  еще  сами
основатели.  К  тому  же  она  постоянно  тряслась,  как  будто  ее   держал
какой-нибудь пропойца. А может быть пропойцей был оператор, и тряслась в его
руках  телекамера?  Во  всяком  случае,  опухшая  физиономия  набриолиненого
диктора не вызывала сомнений в его пагубных пристрастиях.  Второй  диктор  -
молодая худосочная девица, накрашенная сверх меры, страдала  косноязычием  и
излишним апломбом.
   Именно она, сделав значительное лицо, поведала с места в  карьер  о  том,
что нашими доблестными органами  милиции  раскрыто  громкое  преступление  -
убийство  Всеволода  и  Алисы  Бушуевых.  Убийцы  -  ближайшая  родственница
Бушуевых  и  его  компаньон  задержаны.  Вернее,  родственница   явилась   в
прокуратуру с повинной,  а  компаньон,  находящийся  в  настоящее  время  на
лечении в больнице, взят под охрану в палате.
   Можно подумать, что его до этого не охраняли!
   Потом быстренько показали взвод милиционеров,  дружно  несущийся  куда-то
вместе  с  огромной  овчаркой,  совершенно  постороннего  мрачного  типа   в
наручниках,  какого-то  коротышку  в  белом  халате,  старательно  трясущего
пробиркой, и начальника управления  внутренних  дел  нашего  города,  что-то
бубнящего в трубку телефона. Вся эта каша должна  была  доказать  миру,  что
наша милиция не дремлет и успешно ловит всяких гадов.
   Мы с Федором переглянулись и дружно фыркнули. Мы-то  знали,  как  оно  на
самом  деле  было  -  Симу,  небось,  в  прокуратуре   до   сих   пор   поят
успокоительным, если еще не сдали на руки психиатрам. О  судьбе  трех  ранее
арестованных  даже  не  заикнулись.  Надеюсь,  что  их  все-таки  не  забыли
выпустить на свободу.
   Когда ребенок лег в постель с книжкой из  серии  "Детская  энциклопедия",
которую страстно полюбил и надеялся с ее помощью узнать  абсолютно  все  про
весь мир, я вышла в сад. Сгущались сумерки, пахло ночной фиалкой, за забором
слышалось дружное пение.
   Побродив между грядок, я  присела  на  перевернутый  ящик  и  тут  только
почувствовала,  как  страшно  устала.  Нервное  напряжение  последних   дней
вылилось в ужасную слабость и опустошенность. Сейчас,  когда  все  мои  беды
близились к концу, я вдруг ощутила себя полной развалиной. А  ведь  мне  еще
нужно было ехать за сыном, идти в милицию, делать кучу всяких дел. И где мне
взять для этого силы?
   Я сорвала зеленую веточку, растерла в пальцах и поднесла к носу. Это была
мята. Отец любил пить чай с мятой. Знакомый запах,  словно  родное  дыханье,
коснулся лица. Мне очень тяжело, но я выдержу, обязана выдержать!
 
*** 
 
   Чтобы отвлечься от  грустных  мыслей  я  отправилась  к  Грине.  Там  мне
обрадовались, налили водки, навалили гору жареной на сале картошки. Потом мы
пели про Хасбулата уд