Тайгером.  Мы
выпили до дна.
   Конечно, только идиот может верить в искренность тостов, но  почему-то  я
была уверена, что Алексей Петрович отныне будет держаться как  можно  дальше
от Севкиной (нет, теперь  моей!)  фирмы  и  лучше  руки  себе  отрубит,  чем
протянет их к "Элко". Зачем ему лишние потрясения?
   После обеда Алексей Петрович поспешил откланяться, не переставая  уверять
меня  в  своем  искреннем  расположении  и  желании  всячески  помочь.   Уже
усаживаясь в свой "мерседес", он продолжал оглядываться на меня,  видимо  не
теряя надежды, что я растаю в воздухе с загробным вздохом или провалюсь  под
землю, оставив после себя запах серы.
   - Ну что, убедилась окончательно, что Седов тут не при чем?  -  захохотал
Тайгер, когда за лимузином закрылись ворота. - Ты ведь считала, что он стоит
во главе всей этой гадости?
   - Ты, любитель дешевых эффектов! - обрушилась я на него.
   - Ну почему же дешевых? - обиделся он. - Я за  одно  шампанское,  знаешь,
сколько денег отвалил?
   - Зато теперь в течение часа весь город узнает, что я воскресла. Не  рано
ли? Зачем нужно было устраивать этот  спектакль?  -  нервничала  я.  -  Если
сейчас сюда примчится  Митрофан  со  всей  своей  кодлой,  я  совершенно  не
удивлюсь.
   - Ну, знаешь ли, я тебя за язык не тянул. Насчет Митрофана. Нам  всего-то
и нужно было, что убедить всех в том, что ты жива и здорова. А лучше  Седова
с этой миссией никто не справится. Ты ведь понимаешь, что пришла  пора  тебе
воскреснуть.
   - Угу, - проворчала я. - Пора возвращаться на грешную землю.
   - Можно подумать, что ты об этом жалеешь, - изумился Тайгер.
   Я промолчала. Кто знает, может, мне и  на  самом  деле  было  страшновато
вновь становиться самой собой. И даже не прежней собой, а новой,  совершенно
мне незнакомой Алисой Бушуевой. Такой, как  была  раньше,  я  уже  не  стану
никогда. Да и хочу ли я быть ею? Точно - нет.
   Все так же, молча, я обошла родственника и отправилась в сад.  Там  среди
кустов жасмина были качели. Такая романтическая белая скамья  на  цепях.  И,
раскачиваясь на этих качелях, я принялась думать  о  том,  какая  жизнь  мне
теперь предстоит. Я должна вернуться в  дом  на  улице  Энтузиастов.  Должна
взять на себя руководство "Элко". Надеюсь, Суповский с банком сам  управится
и мне не придется им особо заниматься.
   Нужно позвонить Купавину и попросить его  привезти  Егора.  А  еще  нужно
отыскать и вернуть прежнюю охрану  и  обслугу,  найти  няню  для  мальчиков,
забрать собак из приюта. В милиции и прокуратуре тоже придется  побывать.  И
не раз.
   Я понимала, что все это так или иначе мне предстоит... И старалась  найти
в себе силы. Ведь первый и главный шаг к возвращению уже сделан. Так  почему
сейчас я чувствую себя опустошенной и разбитой?
   Качели то раскачивались сильно, то почти замирали. Никто  не  мешал  мне.
Только в бассейне опять кто-то забултыхался, но без визга и воплей.
   Странный все-таки мне достался родственник. Судя по всему, деньги у  него
есть, и немалые. Если Седов приехал к нему на обед,  значит,  Илья  Петрович
имеет вес в деловом мире. Но кто он и чем занимается?
   Опять-таки, Егор - его внук... Мои мысли метались, как облака надо мной в
просветах ветвей.
   А ведь самого главного я так и не узнала. Того, ради чего Игорек, Сима  и
Самурай затеяли убийство супругов Бушуевых. Я верила в то, что Седов не имел
отношения к этому, потому что иначе он привлек бы к  делу  самого  Митрофана
или хотя бы поставил его в известность. Не стал бы он нарываться  и  портить
отношения со своей "крышей". Но тогда почему? Почему? Или из-за чего?
   Качели остановились. Пора...
   Мне нужно было ехать в банк. Пусть Федор побудет пока у Тайгера, ишь  как
резвятся, только брызги из бассейна летят.
   Я подъехала к воротам и махнула охраннику рукой, чтобы он их  открыл.  Но
милый юноша сделал индифферентную морду и даже отвернулся. Ничего себе!  Это
надо  понимать  как  домашний  арест  или  как-то  иначе?  Но  не  успела  я
рассвирипеть, как из дверей дома выскочил родственник и ни слова  ни  говоря
плюхнулся рядом со мной на переднее сидение. Ворота моментально открылись. Я
заскрежетала зубами и выехала. Всю дорогу до банка я упорно молчала, а когда
Тайгер попытался начать болтовню в обычном шутовском тоне, врубила на полную
громкость  радиоприемник.  Так  мы  и  ехали  под  русские  народные  песни,
привлекая внимание на светофорах.
   Затормозив  около  "Эдельвейса",  я  с  некоторым  сожалением   выключила
песнопения и  мило  улыбнулась  Илье  Петровичу,  невозмутимо  продолжавшему
насвистывать "В низенькой светелке".
   - Если ты надеешься, что я и дальше буду терпеть твою опеку, - начала  я,
- то...
   - А вот в этом ты ошибаешься! - перебил свекор. -  Не  собираюсь  я  тебя
опекать.
   - Тогда какого черта? - рассвирепела я.
   - А ты не думаешь, что мне просто необходимо выяснить, почему Сима и эти,
как их там... убили моего сына и осиротили моего внука? И только  ты  можешь
мне в этом помочь, - почти сердито буркнул родственник.
   -  Ах,  вот  как!  Значит,  используешь  меня  в  собственных  интересах?
Замечательно!
   - А как же... - развел руками Тайгер. - Я же вижу, что ты  успела  что-то
раскопать. Я бы предложил свою помощь в  дальнейших  расследованиях,  но  ты
ведь хочешь справиться сама, не так ли?  Но  согнать  меня  со  зрительского
места тебе не удастся, даже не мечтай!
   - Я и не мечтаю, -  вздохнула  я.  -  Придется  тебя  терпеть.  Но  давай
условимся сразу - ты  не  будешь  ничего  предпринимать  без  моего  ведома.
Договорились?
   - Хорошо, - неохотно кивнул он после размышления. - Согласен.
   - Тогда сиди здесь и жди меня! - радостно распорядилась я и выскочила  из
машины прежде, чем он успел что-то возразить.
 
*** 
 
   В банке почти не было посетителей, через час он должен  был  закрываться.
Поозиравшись, я обнаружила дверь, ведущую в  депозитарий,  и  вошла  в  нее.
Навстречу поднялся молодой симпатичный брюнет и радостно  мне  улыбнулся.  Я
достала ключик и тоже лучезарно улыбнулась стражу чужих сокровищ.
   -  Видите  ли,  -  прощебетала  я  как  можно  любезнее,  -   я   являюсь
родственницей одного из ваших клиентов. Уезжая за границу,  он  оставил  мне
ключ от  своей  ячейки  и  сообщил  номер  -  834.  А  вчера  позвонил  весь
расстроенный  и  попросил  меня  кое-что  забрать   из   нее.   Связь   была
отвратительная, он весь в нервах, я ничего толком и не поняла...
   - Ничего страшного, - заверил меня брюнет, доставая пухлый журнал. - Если
ваш родственник указал в записи, что вы можете открыть его сейф, то  никаких
проблем не возникнет.
   Я внутри похолодела. Даже если Севка в этой самой  записи  и  указал  мое
имя, то подтвердить, что я и есть Алиса Игоревна Бушуева, я сейчас не  могу.
У меня паспорт на имя Ирины Косовой! И что делать разворачиваться и  бежать?
Но вряд ли  меня  выпустят  теперь  из  банка,  -  перехватят  охранники  на
выходе...
   Нет бы сначала документы нормальные выправить, а  потом  соваться  в  эту
мышеловку.
   Молодой человек тем  временем  заглянул  на  нужную  страницу  журнала  и
улыбнулся еще ослепительнее.
   - Вот видите, ваш родственник распорядился, чтобы доступ к  ячейке  имели
те, кто назовет ее номер, имеет  на  руках  ключ  и  носит  фамилию  Бушуев,
Бушуева или Муравьева, - объявил он и вопросительно уставился на меня.
   - Ох, как неприятно, - запричитала я, делая честные глазки.  -  Наверняка
он забыл, что я недавно вышла замуж и фамилию сменила, уже не Муравьева! Что
же мне теперь делать?
   Услышав такое, брюнет моментально перестал улыбаться  и  принялся  грозно
хмуриться. В глазах у него ясно читалось желание  отобрать  у  меня  ключ  и
вызвать подмогу. И тут я сообразила, что предпринять.
   Широким жестом я протянула ему злополучный ключ и радостно завопила:
   - Илюша! Конечно же Илюша! Вот, держите ключ, а я через минуту представлю
вам замечательного человека с подходящей фамилией! Он ждет меня в машине.
   - Кто ждет? - не понял молодой человек.
   - Да Илюша! Бушуев! Если не верите, идемте со мной!
   Но молодой человек не горел желанием покидать свой ответственный пост. Он
кому-то позвонил, и я отправилась  за  Тайгером  в  сопровождении  огромного
верзилы с пухлыми щечкамии и потными подмышками.
   Подойдя к машине, я  обнаружила  свекра  за  интересным  занятием,  -  он
пытался прочитать надписи на моем газовом баллончике.  Учитывая  то,  что  я
потратила в свое время на это массу времени и все равно ни черта  не  поняла
из тарабарской мешанины исковерканных  английских  и  русских  слов,  дальше
фразы "достать из трюма машину" он не  продвинулся.  Оторвав  его  от  этого
увлекательного занятия, я поинтересовалась, есть ли у него паспорт.
   Вопрос я задала таким тоном, что родственник, ни слова не говоря, полез в
карман и  продемонстрировал  вишневую  книжицу.  Нужно  ли  говорить,  какое
облегчение я испытала. А ведь в свое время я держала в  руках  паспорт  Ильи
Петровича и даже не подумала в него заглянуть! Интересно, как бы повернулись
события, сделай я это? Ну да что теперь  рассуждать  об  этом,  впредь  буду
умнее, буду лазить по чужим записным книжкам, паспортам и бумажникам.  Слово
даю!
   Предъявив Тайгера вместе с документом  сильно  нервничающему  брюнету,  я
скромно  уселась  в  зале  и  принялась  ждать.  Надеюсь,  что   родственник
догадается забрать из ячейки все, что там лежит. Не совсем ведь он  дурак...
Прошло не менее  пятнадцати  минут,  показавшихся  мне  пятнадцатью  часами,
прежде чем Илья Петрович вышел обратно. Шел он  с  совершенно  непроницаемым
выражением на лице, засунув руки в карманы брюк. Я молча пристроилась к нему
в кильватер.
   Усевшись в машину, родственник продолжал молчать. Я не выдержала первой.
   - Если ты мне сейчас же не скажешь...
   - Скажу, скажу, успокойся, - задумчиво ответствовал он. - И даже  покажу.
Вот что там было.
   С этими словами он вынул руку  из  кармана  и  разжал  пальцы.  В  полном
изумлении я уставилась на маленький желтенький ключик, мирно лежащий на  его
ладони. По размеру он был такой же, как тот, с которым я сегодня  явилась  в
банк "Эдельвейс",  но  отличался  от  него  так  же,  как  фирменные  джинсы
отличаются от дешевой  подделки.  Сразу  было  видно,  что  это  не  простая
штамповка, а штучное изделие, выполненное в определенных традициях. Медь или
латунь, из которой он был сделан, успела изрядно потускнеть.
   - Мда... - только и пробормотала я.
   - Знаешь, что это такое?
   - Опять ключ. И, кажется, непростой.
   - То-то и оно, - задумчиво произнес родственник. Кажется, мы  перешли  на
иной стиль общения - крайне лаконичный. К чему бы это?
   - Ты хочешь сказать?..
   - Угу... Этой штучкой открывается банковский сейф где-то далеко отсюда.
   - В Швейцарии?
   - Скорее всего, в Швейцарии. У меня есть похожий. Но не такой точно.
   - Значит, нужно узнать, в каком банке ячейка,  которая  открывается  этим
ключом... И на этот раз местные сыщики нам не помогут, -  расстроилась  я  и
прикусила нижнюю губу. - Нужно искать детективное агентство за границей.
   - Погоди. Кроме названия банка нужно еще знать номер ячейки,  видишь,  на
этом ключике нет ничего.
   А Швейцария - не Россия, там  банковских  клерков  подкупить  практически
невозможно. И вообще, непонятно, откуда, собственно, этот ключ всплыл.  Судя
по всему, банк  старый  и  солидный.  А  такие  банки  крайне  разборчивы  в
клиентах, особенно из России. Насколько я  знаю,  Всеволод  так  и  не  смог
достичь уровня, который нужен  для  того,  чтобы  иметь  вот  эту  штуку,  -
родственник подкинул в руке тяжеленький ключик.
   "А ты, значит, достиг" - немедленно сделала я заключение, но  раздумывать
над ним времени у меня не было, потому  что  в  голове  закрутился  странный
хоровод мыслей и смутных воспоминаний.
   Видимо я как-то  переменилась  в  лице,  потому  что  Тайгер  замолчал  и
заинтересованно уставился на меня.  А  у  меня  выкристаллизовалась  смутная
уверенность в том, что я что-то знаю, вернее, должна знать.
   Что-то такое я видела. Но вот где и когда? Где и когда?..
   По истечении получаса бессмысленного  сидения  в  машине  родственник  не
выдержал, выгнал меня из-за руля и мы поехали обратно.
   Что происходило вечером, я помню  крайне  смутно.  Кажется,  мы  ужинали.
Впрочем, не уверена. В памяти осталась только  рожица  Федьки,  перемазанная
взбитыми сливками. Потом я провалилась в  сон,  который  напоминал  странную
полудрему, потому что мозг не собирался отключаться и продолжал работать.
   Под утро пришло ясное осознание того,  что  переутомилась  и  мне  срочно
нужно к  психиатру.  С  этим  благостным  заключением  я,  наконец,  заснула
по-настоящему.
   Утро наступило для меня часа в три  пополудни.  Кое-как  приведя  себя  в
порядок, я сползла вниз и обнаружила Тайгера и Федьку режущимися в  "дурака"
за столиком в гостиной. Оба немедленно побросали карты и принялись  пялиться
на меня.
   - В этом доме обедать дают? -  вполне  адекватно  поинтересовалась  я,  и
созерцатели перевели дух.
   - О, заговорила! - завопил Федька и кинулся мне на шею. А Тайгер выхватил
мобильник и приказал кому-то накрывать на стол.
 
*** 
 
   - Ты очень изменилась, - задумчиво произнес родственник, перебирая бумаги
в пластиковых папках, грудой лежащих на столе.
   Я аккуратно поставила чашечку с кофе на стеклянную поверхность столика  и
пожала плечами. Это я и сама знала. У меня  и  взгляд  изменился.  И  улыбка
изменилась. И даже внутренний голос стал теперь иногда более почтительно  ко
мне относиться. Алиса Бушуева, бизнес-леди, глава фирмы "Элко" -  разве  это
я?
   С того времени, как я была почти  убита  и  почти  раздавлена  страхом  и
отчаянием, прошло полгода.
   Полгода трудной, но захватывающей  работы.  Полгода  учебы,  напоминающей
восстановление  памяти  после  амнезии,  полгода  обретения  себя  новой.  В
принципе, за полгода можно изменить все. И я это сделала. Так что  теперь  я
имела полное право быть совершенно спокойной - все  позади.  Ну,  или  почти
все.
   Мой дом теперь в другом месте, я продала особняк на улице  Энтузиастов  и
купила просторный дом за городом, в тихом зеленом месте. Рядом  был  лес,  и
текла небольшая речушка. Так что Егорка и Федька могли  носиться  там  после
занятий в сопровождении Вилли и Спуна. С утра мальчишек отвозили в маленькую
частную школу, где им безумно нравилось, а после  обеда  привозили  домой  и
отпускали на свободу. Правда, поначалу Купавин,  который  теперь  возглавлял
службу безопасности "Элко", а  по  совместительству  и  личную  охрану  моей
семьи, настаивал на том, чтобы с детьми  постоянно  находился  охранник,  но
потом согласился, что на его роль вполне  годится  Вилли,  а  приблизится  к
Спуну может только законченный камикадзе. Так что за безопасность детей я не
волновалась.
   Сейчас на дворе был декабрь,  и  я  начала  уже  размышлять,  какую  елку
нарядить к Новому году. Нужно было подумать  и  о  подарках.  Мои  мальчишки
мечтали о маленьких снегоходах. Игрушки и сладости для ребятишек из детского
дома в поселке Веселом, где сменился директор и воцарились новые порядки,  я
поручила купить еще неделю назад. Федькиной матери, следы которой я отыскала
в женской колонии под Сыктывкаром, я  собиралась  отправить  теплые  вещи  и
продукты. Ну и, конечно, Федькины фотографии и отчет о его успехах в  школе.
Я  надеялась,  что  к  весне  моим  адвокатам  удастся  добиться   для   нее
условно-досрочного освобождения. Вот только расстаться с Федькой будет  выше
моих сил... Ну ничего, авось уговорю ее поселиться у  нас,  тем  более,  что
домик их в Шушановке по осени спалила какая-то пьянь.
   Да, Шушановка... Странное место, где в овраге под корнями старой  ивы  до
сих пор зарыты денежки, мой неприкосновенный запас. Как-то я  совсем  забыла
про него. Надо будет сказать Грине об этом. Или лучше Коле с Лехой, пусть по
весне дома отремонтируют. Ведь Коля  и  Леха  теперь  живут  в  бывшем  моем
домике, невест себе присматривают.  Надо  им  тоже  подарки  купить,  боевые
друзья, все-таки.
   Я тихонько хмыкнула, вспомнив  историческое  сражение  в  ночь  на  Ивана
Купалу. Илья  Петрович  покосился  на  меня,  но  ничего  не  сказал.  Он-то
практически не изменился  за  это  время.  Через  пару  недель  после  моего
"воскрешения", дождавшись возвращения Егорки из монастыря и убедившись,  что
со мной все в порядке, он отбыл в свою Сибирь и возникал в моей жизни только
изредка, в виде  телефонных  звонков  и  электронных  писем.  И  вот  теперь
появился внезапно, словно чертик из табакерки. Ну, у меня к его приезду было
кое-что подготовлено. А пока он восседает за моим столом в моем  кабинете  и
изучает  документы.  В  документах  итоги  работы  "Элко"  под  моим  чутким
руководством. И мне не стыдно за эти  итоги.  Илья  Петрович,  формально  не
является в "Элко" никем, на наследство он не претендовал, в совет директоров
не входит. В общем, никто и зовут его никак. Но  я  все  это  время  ощущала
издали его беспокойство за меня. И  теперь  стараюсь  доказать,  что  вполне
справилась с ситуацией. Может, после этого он успокоится...
   Наконец родственник поднялся и улыбнулся, словно сытый кот.
   - Вы делаете успехи, Алиса Игоревна! - с этими словами он сгреб документы
в стопку и хлопнул  по  ней  ладонью.  После  чего  ожидающе  прищурился.  Я
вздохнула. Ну, куда попрешь против этой тигриной интуиции?
   Я тоже встала поманила его пальчиком с ноготочком, намазанным лаком цвета
тусклого серебра. Илья Петрович деланно приподнял брови,  но  с  готовностью
подчинился, только глаза выдали жгучее любопытство.
   Когда же я  подвела  его  к  картине  с  изображением  восхода  солнца  и
печальной лошади интерес обозначился и на других деталях лица, и я  испытала
глубокое моральное удовлетворение.
   Я уже говорила, что картина эта раньше висела в отцовском кабинете, потом
перекочевала в приемную Севки.  Когда  я  приняла  дела  "Элко",  то  решила
обустроить свой кабинет в другом помещении. Мне просто не хотелось постоянно
ощущать присутствие тени погибшего мужа, как дома, так и на работе.  Поэтому
сделали перепланировку и ремонт нескольких комнат, купили  новую  мебель,  и
когда я вошла в новый кабинет, то внезапно вспомнила свой  недавний  сон.  В
этом сне Нелли Феофановна говорила мне, что  отец  хотел,  чтобы  картина  с
лошадью вернулась на свое законное место. К своим снам я привыкла относиться
с почтением.
   Поэтому попросила Нелли, которая снова была секретарем, теперь уже  моим,
отыскать картину.
   Через четверть часа полотно уже красовалось на столе передо мной.  Теперь
нужно было выбрать, куда  именно  его  повесить.  Я  бродила  по  комнате  и
прикладывала довольно увесистую картину к стене  то  там,  то  тут.  Наконец
место было выбрано, и я устало плюхнулась в кресло. И тут обратила внимание,
что на задней стороне холста имеется  надпись  печатными  буквами  -  "Altes
Schloss". Вроде ничего особенного - на обороте довольно часто пишут название
или имя автора. Что означает этот самый Altes Schloss, я  не  знала.  Но  не
автора, это точно, потому что на самой картине в  правом  нижнем  углу  была
подпись остренькими крохотными буковками - А. Никитин. Значит  это  название
произведения?  Но  к   чему   нашему   отечественному   живописцу   называть
незамысловатый пейзаж мудреным иноземным сочетанием?
   Меня, что говорится,  заело.  Я  собрала  вокруг  сотрудников,  владевших
иностранными  языками.  Почти  немедленно  было  установлено,  что   надпись
по-немецки означает "старый замок". При чем тут замок,  да  еще  старый?  На
картине не было даже самого завалящего строения...
   Я озадачилась. Изучила  надпись  вдоль  и  поперек.  Похоже,  ее  сделали
толстым черным фломастером или маркером. Что-то  неуловимо-знакомое  было  в
начертаниях печатных, слегка нак