год и не кончался  вовсе...  -  Он
зло хрустнул пальцами. - Накипело, сударь, слов нет...
   - Костенька, подожди, переловят... - робко подал голос Буторин.
   - Переловят,  -  печально  усмехнулся  Иванихин.  -  Когда  рак  на  горе
свистнет. Им, Финогеныч, ловить неинтересно...  вернее,  ловить-то  как  раз
интересно - как же, прогонные, командировочные, всякие там безотчетные, -  а
вот словить нет резона.
   - Вы не преувеличиваете насчет пудов? - негромко спросил Лямпе.
   -  Наоборот,  мил-сдарь!  Преуменьшаю.  За  три   налета   хапнули   наши
неизвестные разбойнички около двадцати пудов шлихового, то есть самородного,
золотишка. А почем золотник1, имеете представление?
   - Пожалуй.
   - Вот видите... При таком положении  дел  поневоле  позавидуешь,  что  не
выдумали еще таких летательных аппаратов, кои покрывали бы одним махом  пару
сотен верст да могли опускаться в  тайге.  Чего  проще  -  погрузил  десяток
пудиков шлиха и повез в губернию по воздуху... Вот видите, какая  ерунда  от
тоски  в  голову  лезет?  Фантазирую  не   хуже   гимназиста,   Жюля   Верна
начитавшегося... - Он понизил голос, но продолжал решительно: - Все  потому,
что рыбка гниет с головы. Генерал Драгомиров, большого ума человек,  не  зря
сказал про помазанничка: "Сидеть на троне способен, но вот стоять  во  главе
империи неспособен решительно". Метко? Не в бровь, а в глаз!
   - Костенька!  -  прямо-таки  возопил  Буторин.  -  Голубчик,  умоляю,  уж
помазанника-то не трогай... Неровен час...
   - Ладно... - фыркнул  Иванихин,  остывая.  -  Исключительно  ради  твоего
душевного спокойствия, старинушка. Но все остальные, согласись - бесполезные
дармоеды.
   - Поймают рано или поздно...
   - Вы, господа, не учитываете иных закономерностей прогресса,  -  вмешался
инженер. - Как с  появлением  торговых  кораблей  моментально  объявились  и
пиратские, так и с изобретением летательных аппаратов для  перевозки  золота
пудами,  я  не  исключаю,  и  разбойничьи  аэропланы  объявятся.  Поезда   в
Североамериканских Соединенных Штатах начали грабить чуть ли не в тот  самый
час, как они начали регулярное движение...
   - Вот это верно, - фыркнул Иванихин. - Что-что, а  воровская  фантазия  у
нас всегда обгоняла законопослушную. Но это еще не самое печальное.  Ведь  в
этом случае непременно повстанет новая полиция, воздушная, но  кончится  все
тем, что прибавится дармоедов, и только. Обычный городовой тебе за трешку  в
день ангела честь отдаст и спасибо  скажет,  а  возьмите  вы  воздушного,  у
которого один аппарат, по  газетам,  стоит  двести  целковых  золотом...  я,
понятно, не вымышленного воздушного городового имею в виду, а реальные  цены
на реальные аппараты... Вряд ли они у воздушной полиции меньше стоить будут.
Тут никаких денег не напасешься...
   Иннокентий Афиногенович захохотал тенорком, инженер  тоже  улыбнулся,  но
эта столь многообещающая тема продолжения и развития не получила, воцарилось
молчание. Лямпе, тоже не  ощущавший  никакого  желания  обсуждать  вопрос  о
будущем аэронавтики, прекрасно понимал,  в  чем  тут  дело.  Близился  конец
долгого пути, и на первый  план  выходили  будущие  заботы,  о  которых  он,
проведя столько времени с этими людьми, был уже изрядным образом осведомлен.
Вячеславу Яковлевичу предстояло перебросить свою  партию  для  геодезических
съемок очередной реки (он уже пятнадцатый год служил в Сибири изыскателем по
водным и шоссейным путям сообщения), Буторин, кроме рутинных  торговых  дел,
женил среднего сына и собирался играть свадьбу в самом скором времени. Ну, а
заботы миллионера-золотопромышленника были обширнее и разнообразнее,  нежели
у доброй дюжины народа калибром помельче, - обычные заботы, подразумевается,
а  ведь  есть  еще  и  досадные   неприятности   с   ограбленными   золотыми
караванами...
   И, наконец, собственные заботы Лямпе: все, чем ему предстояло заняться  в
Шантарске, тоже  не  отличалось  простотой  и  легкостью  и  вряд  ли  могло
считаться бальзамом для души или развлечением... Поэтому он, если можно  так
выразиться, охотно примкнул к общему молчанию, глядя  на  сосновые  мохнатые
лапы, мелькавшие так близко, что едва не царапали вагонное окно, и в который
раз задал себе унылый вопрос: ч т о же там все-таки произошло?
   И, разумеется, в который раз не нашел пока что ответа.
   Глава вторая. Гостиница с ватерклозетом
   - Хорош экземпляр? - поинтересовался Иванихин не без гордости. - Во-он, в
черкеске, рядом с мороженщиком...
   Лямпе присмотрелся. Экземпляр человеческой породы  и  в  самом  деле  был
донельзя колоритен: рослый, немолодой уже, но стройный, горбоносый и  лысый,
с окладистой черной бородищей. Незнакомец в  черкеске  с  тусклыми  газырями
стоял, скрестив руки на груди, взирая на обычную в таких  случаях  перронную
суету с горделивой отрешенностью, и на поясе у него висел кинжал чуть ли  не
в аршин.
   - Черкесец, - пояснил Иванихин. - Исмаил-оглы. В свое время,  дитя  дикой
природы, прирезал с полдюжины соплеменников в рассуждении кровной мести. Ну,
зазвенел  кандалами  по  Владимирке,  а  после  отбытия  каторги  -   вечное
поселение. Состоит при моей персоне  в  адъютантах.  Этот  народец,  знаете,
вернее собаки - уж коли подобный живорез твой...
   - И как же вы сего ирокеза используете? - усмехнулся Лямпе.  -  С  его-то
талантами?
   Иванихин непринужденно расхохотался:
   - Экий вы, Леонид Карлович... Не пугайтесь, сугубо  мирно  -  в  качестве
доверенного, а когда и драбанта2. Места  наши  диковаты,  порой  с  подобною
фигурою за спиной не в пример спокойнее... Ну, позвольте вам пожелать  всего
наилучшего? Еще раз простите за беспочвенные подозрения, не держите  зла.  И
на старуху бывает проруха,  да-с...  Заглядывайте  в  гости  без  церемоний.
Интересно мне, как пойдут дела в наших местах у варшавского немца. Адреса не
называю, исключительно из спеси, ха! В этом городишке вам особняк  Иванихина
любой сопливый мальчишка покажет.
   -  И  к  нам  прошу  пожаловать,  -  торопливо   поддержал   Буторин.   -
Благовещенская улица, угол Театральной, дом Буторина  под  номером  десятым.
Костенька, заметил нас Исмаил, рукой машет...
   - Ага, - кивнул Иванихин. - Как бы его  только  от  Вячеслава  Яковлевича
уберечь, так и  ходит  вокруг  него  Вячеслав  Яковлевич,  норовит  в  роман
вставить во всей колоритности... Всего хорошего, Леонид  Карлович.  В  самом
деле, заглядывайте, у нас попросту...
   - Непременно, - пообещал Лямпе. - Я, со своей стороны, пока не  могу  вам
дать адреса, поскольку такового не имею. Меня должен встретить приказчик, но
в какой гостинице снял номер, решительно не представляю.
   - Не вздумайте в "Гранд-отель". Дыра и клоповник, ничего хорошего,  кроме
названия. Знаете что? Езжайте-ка  вы  в  "Старую  Россию".  Самое  приличное
заведение на сегодняшний день. - Он понизил голос,  расплылся  в  плутовской
улыбке: - И девицы, должен вам сказать, вне конкуренции -  с  обхождением  и
без дурных хворей. Между нами, мальчуганами... Да  вы  не  изображайте  всей
фигурою смущение - в этих делах  и  русский,  и  немец  одинаково  хватки...
Натура требует, а?
   - Не стану с вами спорить,  -  вежливо  сказал  Лямпе.  -  Что  ж,  всего
наилучшего, господа...
   Шагая за носильщиком в белом фартуке и с неизменной  бляхой,  без  всякой
натуги тащившим его нетяжелый  чемодан,  он  краем  глаза  заметил  Пантелея
Жаркова. Тот целеустремленно поспешал  к  выходу  с  перрона  и,  хотя  тоже
заметил Лямпе, виду, как и следовало ожидать, не  подал.  Прошел,  как  мимо
чужого - картуз, косоворотка под  ремешком,  сапоги  начищены,  пиджачок  не
роскошен и не обтрепан, классический фабричный мастер или  кустарь  себе  на
уме. Водочкой не увлекается,  обстоятелен  и  скопидомист,  свидетельство  о
благонадежности в кармане, к политике равнодушен по неразвитости фантазии  и
скромности запросов... "Молодец", - мысленно одобрительно кивнул  Лямпе.  За
версту виден образ. Ни тени фальши.
   Точно так же не было ни тени фальши и в поспешавшем  ему  навстречу  С„ме
Акимове. Легкая  вертлявость  в  движениях,  штучные  брючки  в  видах  моды
заужены, штиблеты сияют, клетчатый пиджачок определенно легкомыслен, галстук
чересчур пышен и криклив, усики напомажены, канотье с дурным шиком сбито  на
ухо. То ли приказчик модного магазина, то ли  телеграфист  с  претензией  на
интеллигентность, то ли чиновничек низшего чина с той же  претензией.  Одним
словом, дешевенький франтик из тех, что в столицах бродят табунами, да  и  в
сибирских  губернских  городах  вовсе  не  являются  чем-то  исключительным.
Толковый образ.
   - Ваше степенство, Леонид Карлович! - воскликнул С„ма,  в  знак  почтения
приложив к  шляпе  набалдашник  трости.  -  А  мы  уж  заждались,  тревогами
томимы...
   - Не вижу поводов для тревог, - сухо сказал Лямпе.  -  Насколько  я  могу
судить, поезд, в общем, прибыл по расписанию.
   - Так-то оно так, однакож...
   - С„ма, - сказал Лямпе без выражения.
   - Умолкаю-с, Леонид  Карлович!  Позвольте  рапортовать:  извозчик  нанят,
номер  снят.  В  "Старой  России",  как   наказывали.   Тот   самый   номер,
четырнадцатый.
   - Это хорошо, - сказал  Лямпе.  -  Насколько  я  помню  план  города,  до
гостиницы с четверть часа спокойным шагом?
   - Именно-с.
   - Вот и пройдемся пешком, какие наши годы... -  сказал  Лямпе.  -  Насчет
чемодана распорядись.
   - Сию минуту! Эй, борода! - Семен двумя  пальчиками  придержал  за  рукав
носильщика. - Держи на водку. Справа от вокзала - извозчик, бляха номер  две
тысячи тридцать пять.  Отдашь  баринов  чемодан,  пусть  везет  в  гостиницу
"Старая Россия", в четырнадцатый номер, для господина Лямпе. Господа,  пусть
так скажет, изволили прогуляться пешком и скоро прибудут. Усек?
   - А чего ж,  -  сказал  монументальный  носильщик,  косясь  на  франта  с
легоньким презрением. - Сделаем.
   И удалился.
   - Видели, Леонид Карлович, как глазом  стриганул?  -  хмыкнул  Акимов.  -
Вольный и  гордый  сибиряк,  словно  Куперов  краснокожий  индеец...  Оценил
должным образом мою легковесность и тщетные потуги играть в барина.
   - Образ неплох, - согласился Лямпе вполголоса. - Вот только, друг мой,  с
тросточкой вы несколько перебрали... -  и  пощелкал  пальцем  по  серебряной
рукоятке С„миной трости,  представлявшей  голую  женщину  в  соблазнительной
позе.
   - Это вы зря, Леонид Карлович, - серьезно  сказал  Акимов.  -  Сие  -  не
самодеятельность,  а  дополнительная   деталь   к   образу.   Именно   такие
набалдашники здесь в большой моде у  прототипов  того  образа,  каковой  мне
выпало  на  себя  напялить.  Соблаговолите  посмотреть  направо,  видите,  у
ограды?
   Лямпе, почти не поворачивая головы, посмотрел в ту  сторону.  Акимов  был
прав: там, опершись спинами на  вычурные  темно-зеленые  завитушки  чугунной
ограды, стояли четверо молодых людей, сущие Семины копии, почти неотличимые,
- и двое вертели в руках точно такие же тросточки.
   - Ну, извини, - сказал Лямпе.  -  Хвалю  за  внимание  к  мелким  деталям
образа... Пантелея видел?
   - Конечно. Прошествовал мимо,  как  тень  отца  Гамлета...  Сюда,  Леонид
Карлович, направо.
   - Я знаю, - сказал Лямпе. - Это Благовещенская, помню. Слежки за собой не
замечал?
   - Ни малейших признаков, Леонид Карлович, - тихо, серьезно сказал Акимов.
- Ни единого раза.
   - Где остановился?
   - Как и положено по образу.  В  номерах  "Гранд-отель".  В  пяти  минутах
ходьбы от вас. Ближе не удалось, "Националь" - битком, а в  "Старую  Россию"
мне при моем образе, я рассудил, соваться как-то не с руки.  Приказчики  там
не квартируют, я имею в виду - мне подобные.
   - "Старая Россия" - ив самом деле лучшая гостиница?
   - Непременно, -  сказал  Акимов.  -  Новый  хозяин,  Лаврентий  Акинфович
Олефир, два месяца назад сделал капитальный ремонт. Все присутственные места
поблизости, ресторан первоклассный, оркестры играют,  отдельные  кабинеты  и
бильярдная, номера даже с ватерклозетами  -  от  собственного  водонапорного
бака. Электричества, правда, нет, но тут весь город  без  электричества.  И,
между нами, Леонид Карлович, к преимуществам сей гостиницы,  по  достоверным
сведениям, относятся еще  и  перворазрядные  девицы.  Обратите  внимание  на
здание с зеленой кровлею. Городской  театр,  здешняя  достопримечательность.
Десять лет назад, когда сгорел деревянный,  что  допрежь  стоял  на  том  же
месте, антрепренер, не будучи в состоянии рассчитаться с труппою...
   - Застрелился, - сказал Лямпе. - Я где-то читал.
   - А про то, что он и поныне является в виде привидения, не читали?
   - Нет, - сказал Лямпе. - Какой вздор,  С„ма...  К  ювелиру,  надеюсь,  не
вздумал заглядывать?
   - Обижаете, Леонид Карлович!  В  соответствии  с  инструкциями  дожидался
вашего приезда. Мимо проходил,  конечно,  но  что-то  не  видел  в  магазине
Штычкова...
   - Ну, разберемся. В городе что-то известно о...
   - Ни малейших слухов, - уверенно сказал Акимов. - Судя по всему, господин
Олефир полицию умаслил изрядно. Что вполне понятно: ему  ж  расходы  окупать
надо и прибыль иметь, а если поползут разговоры, что  в  номере  застрелился
постоялец... Сами знаете, как такие сплетни влияют на репутацию.  У  нас,  в
Петербурге, подобное было бы не прискорбным фактом, а наилучшею рекламою для
заведения - тут вам и репортеры, и любопытные дамочки, и прочие декаденты...
Ну, а в сих патриархальных местах на жизнь смотрят степеннее.  Здесь  доходы
господина Олефира упали бы резко. Сибирский  купец  суеверен,  его  в  номер
самоубийцы палкой не загонишь, да и в саму  гостиницу  тоже.  Одним  словом,
тайна сохранена полнейшая. Я водил в пивную коридорного с  того  этажа,  где
четырнадцатый номер. Влил в него добрую баклагу, а разговорить все равно  не
удалось, как я ни искал подходцы - закрывается,  что  твоя  устрица.  Ну,  а
напрямую спрашивать вы мне строжайше запретили, и,  как  поется  в  опере  -
присягу эту я, как верный муж, исполнил...
   - ‚рзаешь речью, С„ма, - досадливо сказал Лямпе.
   - Простите, Леонид Карлович. Не то чтобы нервы... но, пожалуй, явственное
ощущение неправильности происшедшего. Уж извините, бога ради, но у меня  это
самое ощущение так мурашками по коже и ползает. Извините...
   - Ничего, - сказал Лямпе. - Ты, знаешь ли,  подобрал  удивительно  точное
слово, сокол С„ма... Неправильно это. То, что произошло, -  и  он  повторил,
сам  не  понимая,  чего  хочет  этим  достичь:   -   Очень   удачно,   С„ма.
Неправильность происшедшего... Ты при оружии?
   - Как было велено, Леонид Карлович. Товарищ Лямпе.
   - Что?
   - А почему - нет? Как метод воздействия при необходимости?
   Подумав немного, Лямпе усмехнулся:
   - Считай, что я растрогался. Золотая голова. В самом деле, как вариант  и
метод... Вы совершенно правы, товарищ Акимов.
   ...Сам Лямпе, если бы все зависело от него, выбрал бы номер подешевле,  в
целях вполне понятной для немца и  простительной  таковому  экономии.  Но  в
данном случае от него ничего не зависело, приходилось идти путем Струмилина,
выбравшего самые лучшие, шестирублевые апартаменты - покойный был склонен  к
легкому гусарству, что уж там...
   Переступая порог четырнадцатого номера, он  ощутил  легонький  холодок  в
груди. Чувство это смутило и раздосадовало, но он  ничего  не  мог  с  собой
поделать...
   Чисто выбритый коридорный, судя по физиономии, продувная бестия -  как  и
надлежит человечку на таком месте, - опустил его чемодан  рядом  с  креслом,
без нужды переставил на пару вершков3 в сторону, якобы устраивая  поудобнее,
повел рукой:
   - Это, ваше степенство, гостиная. Тут спальня, белье-с  чистейшее,  после
предыдущего постояльца поменяли-с...
   "Да уж, я думаю, - мрачно подумал Лямпе. - После такого не могли вы белье
не поменять..."
   - Вот  здесь  -  ватерклозет-с,  к  услугам  вашей  милости,  -  курносая
конопатая физиономия прямо-таки  сочилась  заботой  и  умилением.  -  Ванны,
извиняемся, нет-с, но на первом этаже,  по  заказам  господ  постояльцев,  -
извольте в любое время. Заведение для самой что ни на есть  чистой  публики,
во всех смыслах-с... Ресторация  первоклассная,  порою  господин  губернатор
изволят обедать-с. Соблаговолите-с обратить ваше внимание  на  сей  шнур.  В
видах необходимости соизвольте-с потянуть за оный - и я к вашим услугам.
   - Учту, - сказал Лямпе. - Как зовут?
   - Антуан-с.
   - Да? - спросил Лямпе с интересом, подняв бровь. - А в святом крещении?
   - В святом крещении-с - Прохором,  -  признался  конопатый.  -  Однако  в
рассуждениях того-с, что для лучшего заведения в городе таковое  имя  звучит
по-мужицки, пришлось-с...
   - Понятно, - сказал Лямпе, роясь в кошельке. - Вот тебе, братец,  пожалуй
что, четвертак...
   - Премного благодарны-с! - серебряная монетка словно не в карман упала, а
растаяла в воздухе. - Осмелюсь  спросить-с,  ваше  степенство:  по  казенной
надобности к нам изволили прибыть или по частной?
   - По торговым делам.
   - Купцом быть изволите-с?
   - Угадал, - сказал Лямпе.
   - Не сочтите за дерзость заявить-с, что выбор вы  сделали  удачный,  ваше
степенство. Места наши, заверяю-с, для торговых дел весьма,  как  выражаются
господин Иванихин - изволили слышать? - крайне пирспиктивны, что означает...
   - Я знаю.
   - Мы же-с, со своей стороны, стремимся, чтобы  господа  купцы,  на  наших
берегах пребывающие,  ни  в  чем  не  испытывали  недостатка.  Вы  уж,  ваше
степенство, любое желание выскажите-с, а мы его в лучшем виде исполним...
   - Это интересно, братец, -  сказал  Лямпе,  старательно  сыграв  внезапно
вспыхнувший  легкомысленный  интерес.  -  Вот   тебе,   пожалуй   что,   еще
четвертачок... и скажи ты мне,  любезный:  можно  у  вас  время  провести  с
некоторой... игривостью?
   В ответ на его жест пальцами коридорный расплылся  в  хитрой,  понимающей
ухмылке:
   - Всенепременно-с! В нашем заведении - самые что ни на есть безопасные  и
приятные игривости-с! Вот взять...
   - Потом, братец, потом, -  прервал  его  Лямпе.  -  Делу  время,  потехе,
соответственно - час... Ступай. Когда ко мне придет мой  приказчик  господин
Акимов...
   - Знаю-с, они вам номерок и снимали...
   - Вот-вот. Проводить ко мне без промедления.
   - Слушаю-с! - вдохновенно воскликнул  коридорный  и,  кланяясь,  проворно
выкатился из номера.
   Оставшись один, Лямпе снял  пиджак  и,  повесив  его  на  спинку  кресла,
подошел к окну; упершись руками  в  подоконник,  коснулся  лбом  прохладного
стекла,  прикрыл  глаза.  Снаружи  доносился  шум  улицы,  не  столь  уж   и
беспокоящий: неспешные шаги идущих по деревянным тротуарам  обывателей,  шум
колес, мягкое шлепанье лошадиных копыт по песку.
   Вздохнув,  он  отвернулся  от  окна,  открыл  глаза.  Прошел  в  спальню.
Остановился возле никелированной кровати  с  гнутыми  спинками  и  попытался
представить, в какой  позе  на  ней  лежал  покойный  Струмилин,  когда  его
обнаружили - с простреленным виском, окоченевшего.
   Внимательно осмотрелся - но, разумеется, не заметил  ни  малейших  следов
недавнего несчастья. Это понятно, откуда  им  взяться?  Белье  сменено,  пол
вымыт и подметен, номер прибран тщательнейше. Нет, но как  же  так,  Николай
Федорович, как же так? Зачем? И почему?
   Это было глупо, но он  все  же  принялся  самым  скрупулезнейшим  образом
обшаривать спальню - постель, ночной столик, гардероб, -  двигаясь  легко  и
проворно, бормоча под нос привязавшуюся считалочку, памятную с детства:
   Жили-были три китайца:
   Як, Як Цидрак, Як Цидрак Алицидрони.
   Жили-были три китайки:
   Циби, Циби Дриби, Циби Дриби Лампампони.
   Ничего постороннего, ни малейшего  следа.  Постель  как  постель,  ящичек
ночного столика пуст, как и гардероб...
   Поженились - Як на Циби,
   Як Цидрак на Циби Дриби,
   Як Цидрак Алицидрони - на Циби Дриби Лампампони...
   Было там что-то еще или вся считалочка только из  этих  двух  куплетов  и
состояла?