на Бестужева Мельников. С радостью  подметив  в
его тоне  и  глазах  откровенное  замешательство,  Бестужев  развел  руками,
сообщил злорадно:
   - Ничем не могу помочь, Георгий Владиславович. Я же говорю, сам здесь - в
качестве  свидетеля  по  уголовному  делу.  Никакой  политики  в   оном   не
усматривается, а значит, вы всецело в  распоряжении  господина  пристава.  Я
понимаю, в этом заведении порядки не  те,  к  каким  ваша  милость  изволили
привыкнуть на допросах в охранном, да что ж поделать?
   - Читай, сучий  выползок!  -  рявкнул  Мигуля,  выложив  перед  инженером
показания Даника. - Тут про тебя мно-ого прописано!
   Мельников - на сей раз без всяких шумных протестов - взял  бумагу.  Читал
очень внимательно. Мигуля бдительно стоял над ним, чтобы,  не  дай  бог,  не
вздумал сжевать - всякое случалось...
   Когда инженер отложил бумагу и поднял взгляд,  Бестужев  уже  видел,  что
беспокойство крепнет, хотя, разумеется, в панику не перешло. Для человека  с
таким опытом нелегальщины нужно что-то  посерьезнее...  или  попросту  иное,
молодец Мигуля, авось, и выйдет...
   - Ну? - рыкнул пристав.
   - Вы основываетесь исключительно на  показаниях  этого  типа?  -  спросил
Мельников почти спокойно.
   - А чем же они, интересно, плохи?  Да  и  господин  ротмистр,  говоря  об
истории с пулеметами, дает основания думать...
   - Вздор! - с кривоватой улыбкой сказал Мельников.
   - Милостивый государь... - поморщился Мигуля. - Что ж вы так несерьезно к
делу-то относитесь? Устроим вам очную ставку, а  там,  смотришь,  подтянутся
еще свидетели... Думаете, я перед вами на стол все выложу?
   Мельников оглянулся на Бестужева. Тот откровенно ухмылялся:
   - Увольте, Георгий Владиславович, увольте! Мне в это дело  впутываться  -
резона нет. Столько раз  благополучно  выскальзывали  из  рук  политического
сыска, что я с вами и связываться более не хочу,  что  на  вас  заработаешь,
кроме головной боли...
   -  Ты  рожу-то  аристократическую  не  строй!  -  прикрикнул  Мигуля   на
Мельникова. - Видывали мы тут... благородных! - Он склонился над  инженером,
спросил тише: - Колоться будешь?
   - Простите, но все это - сущее  недоразумение,  -  сказал  тот,  отчаянно
пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре.
   - Ну и ладненько, - неожиданно дружелюбно сказал Мигуля. И столь же тихо,
доверительно сообщил: - Не буду я с вами, милостивый государь, время тратить
понапрасну. Посидите, подумаете, авось и поумнеете.  Отдельных  нумеров  для
таких, как ваша милость, тут  не  имеется,  не  гостиница  "Старая  Россия",
как-никак, так что придется в общую. Сосед, правда, своеобразный.  Вам,  как
человеку интеллигентному, доводилось слышать, что в столицах поэтессы друг с
дружкою живут? А? Ну, таких у нас, слава богу, не имеется, зато  сидеть  вам
придется с варнаком по кличке Князь - живорез, татарская лопатка...  Есть  у
него, изволите ли знать, привычка вместо баб мужичков  пользовать  на  манер
нравов  библейского  града  Содома.  Неприятное  соседство-с,  сознаюсь,  но
апартаментов не имеем, на весь околоток одна-единственная камера, а Князя на
улицу не выгонишь, на нем столько всякого висит... Ну, идите отдохните, ежли
удастся в компании Князя-то... Зыгало!
   Инженер сопротивлялся, как мог, пока его тащили к двери, но с Зыгало  эти
штучки не проходили. От дверей он успел крикнуть:
   - Господин ротмистр!
   - Увольте-с! - громко, с удовольствием ответил Бестужев, разводя руками.
   Потом вместе с приставом вышел в коридор. Они дошли до угла, за которым в
тупичке помещалась камера, прислушались. Изнутри доносились невнятные крики,
нечто вроде топотанья.
   - Ермолай Лучич, - с беспокойством сказал Бестужев. - Этот ваш варнак  не
натворит... дел?
   - Да что вы такое говорите? - ухмыльнулся  Мигуля.  -  И  не  варнак  это
вовсе, я его время от времени по сговору с фельдшером из  умалишенного  дома
заимствую, за пару бутылок казенной в  сутки.  Существо  тишайшее,  мухи  не
обидит, к насилию  и  мужеложству  не  склонен.  Но  колоритен!  Ростом  под
потолок, башка наголо брита, рожа устрашающая... Как есть  полный  придурок,
умом вроде пятилетнего. Слышите,  орет?  Он  сейчас  по  своему  обыкновению
разоблачился догола, мужское свое естество в кулаке крутит  и  гугнит  нечто
непонятное. - Пристав тихонько  захихикал:  -  Зре-елище...  Кому  в  голову
придет, что Князь этим и ограничится? При  его  посредстве  не  то  что  ваш
инженер - матерые  мазы  кололись,  с  татарином  пару  часов  просидевши...
Головой в дверь бились... О! Орет! Ваш инженер,  чего  доброго,  уже  портки
намочил. А через часок-другой шелковым оттуда выйдет, если раньше в дверь не
начнет тарабанить и  орать  о  готовности  сотрудничать  со  следствием.  Уж
поверьте...
   - Ермолай Лукич! - послышался  сзади  резкий,  неприязненный  голос.  Они
обернулись. Перед приставом стоял незнакомый Бестужеву мужчина, кряжистый, с
густой черной бородой, с Анной на шее,  в  мундире  Министерства  юстиции  с
погонами. Уставясь  на  Мигулю  исподлобья,  словно  бык  на  тореадора,  он
покачивал головой с таким видом, словно подтвердились его худшие  подозрения
и пристав был пойман на чем-то  нехорошем.  За  спиной  чернобородого  стоял
молодой чиновник в мундирном  сюртуке  МВД,  на  первый  взгляд  настроенный
гораздо   более   легкомысленно   к   происходящему.    Взгляд    его    был
скучающе-ироническим.
   - Это и есть ротмистр Бестужев,  успевший  в  наших  краях  не  на  шутку
прославиться? - спросил бородатый столь же неприязненным тоном.
   - Он самый, - Бестужев прищелкнул каблуками. - С кем имею честь?
   - Прокурор губернской судебной палаты Верещагин, - сообщил тот  набычась.
- Чиновник особых поручений при губернаторе, губернский секретарь Ремизов...
Вы намерены и далее держать нас в коридоре, пристав? - покосился  в  сторону
камеры. - Что у вас там?
   - Пьяный орет, - не  моргнув  глазом,  ответствовал  Мигуля.  -  Прошу  в
кабинет, Викентий Сергеевич...
   Влетев первым в маленький кабинетик околоточного, прокурор и  не  подумал
сесть - он пробежался по комнате от двери  к  окну,  вернулся,  встал  перед
приставом:
   - Нам только что сообщили, что вами задержан инженер Мельников.  Извольте
объяснить ваши действия.  Должен  сразу  предупредить,  что  губернатор  уже
извещен о вопиющем произволе, проявленном в отношении  весьма  известного  в
городе лица, и им в помощь мне направлен господин Ремизов... Итак, пристав?
   Мигуля, тщательно подбирая слова, начал:
   - Викентий Сергеевич...
   - Я вам не Викентий Сергеевич, а господин прокурор!
   - Господин прокурор, - сговорчиво повторил Мигуля.  -  Инженер  Мельников
задержан по подозрению в причастности к грабежу золотых обозов...
   - Основания?
   Мигуля протянул ему показания Даника, столь же напряженно следя за руками
прокурора, как давеча за Мельниковым при чтении им сего документа. Верещагин
быстро прочел, крутя головой и фыркая, сложил бумаги вдвое и  сунул  себе  в
карман.
   - Каким образом выбиты эти "показания", мне уже доложили. Меры приняты. У
вас имеется что-то еще, помимо этой филькиной грамоты? Что молчите? А у вас,
ротмистр?
   Бестужев медленно  покачал  головой.  Слишком  хорошо  понимал,  что  его
рассказ об уловке с пулеметами будет немедленно осмеян и отметен.
   - Подведем итоги,  -  густым  басом  произнес  прокурор.  -  Насколько  я
понимаю,  по  вашей  линии,  ротмистр,  каких-либо  претензий  к   господину
Мельникову не имеется? Что же вы тут в таком случае делаете?
   - Вызван в качестве свидетеля, - кротко ответил Бестужев, решив не  лезть
на рожон. - По делу о нападении на поезд с золотым грузом.
   - Ну, в таком случае извольте пока не  мешать,  -  прямо-таки  отмахнулся
прокурор. - Далее... Согласно  существующим  правилам,  дела  о  грабежах  и
разбойных нападениях должна вести сыскная полиция, а  не  городская.  Что  в
таком случае господин Мельников делает в помещении околотка, где не  имеется
сыскной комнаты? И где же сотрудники сыскной полиции? А? - Он демонстративно
заглянул под стол,  в  шкаф,  словно  надеялся  обнаружить  там  агентов  из
сыскного. - Где, я вас спрашиваю? Пристав!
   Мигуля убито молчал.
   - Где Мельников, наконец?
   - В камере, - глядя в пол, сообщил Мигуля.
   - Ну вот что, Ермолай Лукич, -  зловеще  протянул  прокурор.  -  Властью,
данной мне законами империи, вынужден  решительно  пресечь  сие  безобразие.
Молчать! - рявкнул он, хотя все и так молчали. - Вы  в  полиции  служите  не
первый год, прекрасно понимаете, какие беззакония только что творили...  Вы,
ротмистр, тоже, надеюсь, с грехом пополам разбираетесь в юриспруденции?
   Бестужев помалкивал. Возразить было нечего -  то,  что  они  с  приставом
здесь устроили, и в  самом  деле  решительно  противоречило  как  уголовному
праву, так и ведомственным инструкциям. Затеяно было все в  расчете  на  то,
что победителей не судят, - но им не дали времени...
   - Так вот, господа мои, - протянул прокурор. - Вариантов развития событий
у нас всего два. Либо вы велите немедленно освободить господина Мельникова и
извинитесь  перед  ним  должным  образом,  либо  мы  с  вами  отправимся   к
полицмейстеру для подробного разбора ваших действий... Итак?
   - Зыгало! - крикнул пристав, успев бросить на Бестужева печальный взгляд.
- Выпусти... господина инженера!
   Бестужев поразился самообладанию Мельникова - выскочив из камеры в крайне
растрепанном и перепуганном виде, он с полувзгляда  оценил  ситуацию.  И  во
мгновение ока обрел прежнее ироническое спокойствие. Улыбнулся:
   -  Викентий  Сергеевич,   рад   вас   видеть.   Надеюсь,   справедливость
восстановлена?
   - Ну разумеется, батенька!  -  прогудел  прокурор.  (Ремизов  держался  в
стороне, иронически поглядывая на происходящее.) - Господа, я не слышу ваших
извинений...
   - Я в них не  нуждаюсь,  -  великодушно  заявил  Мельников.  -  Прекрасно
понимаю, насколько у  господ  расстроены  нервы  из-за  серии  постигших  их
неудач, как они горят рвением  оправдаться  и  доказать  свою  полезность...
Всего хорошего, господа!
   - Ну, вы ангел, - с неудовольствием  проворчал  прокурор.  -  Я  бы  этих
молодчиков... - Уже уходя, он обернулся и яростно погрозил пальцем Мигуле  с
Бестужевым: - Сма-атрите у меня, голубчики! Доиграетесь! Не в  дикой  Африке
живете!
   И все трое  скрылись  из  виду.  Появившийся  неизвестно  откуда  молодой
околоточный,  благоразумно  пересидевший  визит  грозного  гостя  где-то   в
отдалении, развел руками:
   - Ермолай Лукич, что поделать, не двери же перед носом было запирать...
   Безнадежно махнув рукой, Мигуля прошел в кабинет. Повернулся к Бестужеву,
улыбаясь криво, жалко:
   - Все благополучно рухнуло...
   - Даник, - сказал Бестужев. - Что он имел в виду,  этот  ваш  либеральный
прокурор, говоря, что в отношении его "меры приняты"?
   Посмотрев ему в глаза, Мигуля охнул, схватился за телефонную трубку:
   - Барышня! - яростно постучал по рычагу. - Барышня, спите вы там, что ли?
Сорок пятый  дайте.  Николаевскую  часть!  Я  т-те  покажу,  Свиридов,  "кто
спрашивает"! Панкстьянова мне из-под земли! Панкстьянов! Что там  у  тебя  с
Даником? А? Ага... Так... Кто? Ага... - Лицо  его  все  более  вытягивалось.
Повесив, наконец, трубку, он сказал, глядя в сторону:
   - Вскоре после нашего отъезда  Даника  забрали  жандармы.  Что  тут  было
поделать? Прикатили двое нижних чинов с поручиком, потребовали...
   - Ермолай Лукич, - тихо сказал Бестужев. - Наружным наблюдением этого  не
объяснишь. Кто-то из ваших стукнул, из части...
   - Сам знаю, - сварливо откликнулся Мигуля. - Не маленький. - И  потерянно
повторил: - Все благополучно рухнуло...
   Бестужев быстро сказал:
   - Можете узнать насчет Тутушкина?
   - Ну, если надо... Барышня! - воззвал он в трубку. - Сто тридцать  первый
попрошу... Пожидаева мне, быстренько! Иван Андреич, Мигуля телефонирует. Как
там мой постоялец? Ага... Да так, нужно мне было... Нет, пусть и далее...  -
Повесив трубку, печально улыбнулся. - Ну, по крайней мере, Ванька в наличии,
на месте. До арестного дома покамест не  дотянулись.  Да  какое  это  теперь
имеет значение? Подсекли нас, а?
   - Не раскисайте, пристав, - сказал Бестужев, несмотря на все случившееся,
чувствовавший прилив злого азарта. - Далеко не все  еще  потеряно...  У  вас
есть доступ к центральному полицейскому телеграфу?
   - Конечно.
   Почти не раздумывая, Бестужев присел за стол,  вырвал  листок  из  своего
блокнота и быстро написал: "Петербург, охранное отделение, Васильеву. В лесу
пожары. Большие пожары. Ввиду крайне затруднительного положения прошу вашего
вмешательства и предоставления особых полномочий.  Ответ  прошу  немедленно.
Лямпе". И протянул листок Мигуле:
   - Отправьте вне всякой очереди. Сейчас в Петербурге около девяти утра,  о
телеграмме доложат немедленно, и вскоре о  наших  затруднениях  будет  знать
генерал  Герасимов.  Мы  еще  побарахтаемся,   Ермолай   Лукич...   Ох   как
побарахтаемся! Не вздыхайте, мне, собственно, не нужно уже ваше присутствие,
так что вы ни с какого боку не замешаны в  дальнейшем...  Дайте  мне  только
Ваську Зыгало, а? На всякий случай. Не исключаю, что мне  придется  кое-кого
сейчас брать...
   И он подумал: "Интересно, когда Герасимов договаривался  об  этой  фразе,
"лесных пожарах", имевшей значение крика о помощи,  требования  немедленного
вмешательства Петербурга, свет наш Александр Васильич и в самом деле имел  в
виду одни лишь обтекаемые  "непредвиденные  обстоятельства"  или  втихомолку
думал о варианте "предателя в рядах"? Поди пойми Герасимова..."
   - Думаете, выйдет толк? - с сомнением покрутил головой  Мигуля.  -  Я  не
сомневаюсь, что ваш Герасимов  -  личность  могущественная,  однакож  начали
активно прятать концы...
   - Я не уверен, что им удастся спрятать все концы, -  сказал  Бестужев.  -
Ничего еще не рухнуло, пристав, ничего еще не решено... Я специально добавил
к  условленным  "пожарам"  эпитет  "большие",  чтобы  там,   в   Петербурге,
зашевелились... Позвольте телефон? - Он снял трубку. -  Барышня,  попрошу...
минутку! Ермолай Лукич, где у  вас  телефонный  список?  Спасибо...  Попрошу
семьдесят третий. Госпожа Аргамакова? Вас беспокоит ротмистр Бестужев,  если
вы меня еще помните. Рад слышать...
   Ирина  Владимировна,  могу  я  поговорить  с  вашим   мужем?   Понимаю...
Сочувствую... В таком случае осмелюсь просить вас о встрече...
   Глава седьмая. Как ходят в аптеки в Шантарске
   Она вошла в роковой шестнадцатый номер дез малейшего смущения - красивая,
уверенная в себе молодая женщина, провинциальная светская  львица,  одна  из
"гетер" Ваньки Тутушкина, у которого еще не выветрилось из  кудрявой  головы
классическое образование... Бросила мимолетный ззгляд на пустой стол, и в ее
взгляде Бестужев подметил легонькое удивление.  "Ага,  -  подумал  он  почти
весело, - ожидали, голубушка, полный стол фрухты и конфект, не говоря  уж  о
шампанском? Фигушки, как изящно выражается Оленька Серебрякова..."
   - Прошу вас, садитесь, Ирина Владимировна, - сказал  Бестужев,  целуя  ей
руку. - Я так рад, что вы пришли...
   - Хотите, открою маленький секрет? Я теряюсь перед дерзкими, уверенными в
себе  мужчинами.  А  люди  вашей  профессии,   ротмистр,   меня   откровенно
завораживают - этот восхитительный аромат тайны, коим вы  окутаны...  Ни  на
что так не падки женщины, как на тайны...
   Ее грудь вздымалась  чуточку  чаще,  чем  следовало  бы  для  нормального
дыхания,  то,  что  открывало  взору  модное  декольте,   выглядело   весьма
соблазнительно. Ага, вот и умелый пленительный взгляд  из-под  полуопущенных
длинных ресниц, многозначительный  такой...  Бери  и  укладывай  в  постель,
никакого отпора, за тем и пришла...
   - Вы меня  заинтриговали  столь  неожиданным  приглашением,  ротмистр,  -
призналась она  томным,  грудным  голосом.  -  Встречаться  в  отеле  -  это
несколько неприличное безумство, но я уверена, что  блестящий  петербургский
офицер сумеет сохранить все в тайне...
   "Интересно, мадам, на  скольких  постелях  в  этом  самом  отеле  вы  уже
совершали неприличные безумства?" - так и вертелся у него на  языке  вопрос.
Но вслух он, разумеется, сказал совсем другое:
   - Вы, право же,  чрезмерно  мне  льстите,  Ирина  Владимировна.  Я,  увы,
рядовой служака не самого престижного ныне ведомства...
   - Не прибедняйтесь, Алексей! - она кокетливо погрозила пальчиком.  -  Все
знают,  что  вы  -  посланец  и  фаворит  всемогущего  Герасимова,  наделены
немаленькой властью... Вы согласитесь выслушать бедную челобитчицу?
   - Да, разумеется, - кивнул Бестужев,  констатировав,  что  дамочка  умеет
брать быка за рога.
   - От ваших слов и ваших отчетов наверняка будет  зависеть  многое.  И  не
спорьте,  я  искушена   в   бюрократических   тонкостях   более,   чем   вам
представляется. На дворе  -  двадцатое  столетие,  Алексей,  слабые  женщины
понемногу эмансипируются, начинают разбираться в сложных мужских делах...  -
Она слегка наклонилась к нему, выставив на обозрение декольте,  доверительно
понизила голос: - Милейший ротмистр, я форменным  образом  умираю  здесь  от
смертной тоски. Скоро превращусь в скелет...
   - Полноте,  Ирина  Владимировна,  -  улыбнулся  Бестужев.  -  Вы,  право,
восхитительны, я бы рискнул сказать, божественны... - и, что  бы  поторопить
дальнейшие события, окинул ее недвусмысленным, открытым мужским взглядом.
   Рыбка заглотнула наживку. Дама промурлыкала еще интимнее:
   - Алексей, я и в самом деле чувствую, что гибну. Эта дыра... Скоро  будут
прожиты лучшие годы... Меж тем очень многое зависит от вас. Вы,  безусловно,
в состоянии отразить в вашем отчете деятельность  мужа  таким  образом,  так
замолвить словечко, что перевод его в Петербург станет реальностью...  И  не
спорьте, вы в состоянии... Господи, как хочется в Петербург! - вздохнула она
искренне. - Викентий трудолюбив и не лишен способностей,  он  может  сделать
хорошую карьеру... и служить надежной опорой тому благодетелю, кто продвинет
его из этой глуши. Вовсе не обязательно  по  судебному  ведомству,  возможно
ведь  и  перевестись  гражданским  чиновником  в  охранное   отделение   или
Департамент полиции... Вы ведь в состоянии это устроить  при  необходимости,
признайтесь?
   - Пожалуй, - сказал Бестужев.
   - Так сделайте это, Ал„ша... - Она наклонилась к  нему  так  близко,  что
Бестужев почувствовал на щеке теплое дыхание. Накрыла его руку узкой изящной
ладонью. - Можете мне поверить - благодарность  моя  будет  безгранична,  я,
честное слово, готова на все... Мы понимаем друг друга?
   - Я вас прекрасно понимаю, Ирина Владимировна, - сказал Бестужев. - А вот
вы меня - не совсем...
   - Простите? - она недоуменно подняла брови, похожие на ласточкины крылья.
   Вежливо высвободив  руку,  Бестужев  встал.  Сделав  несколько  шагов  по
комнате, повернулся к ней:
   - Ирина Владимировна... Вы, право  же,  очаровательны.  Но  мне-то  нужно
другое... Нет, я не о постели.
   - Все, что угодно, - ее взгляд стал чуточку напряженным.
   - Давайте  обозначим  акценты,  -  сказал  Бестужев  твердо.  -  Я  -  не
восторженный мальчишка, который в обмен на пару часов  неземного  блаженства
способен выполнить любой дамский каприз...
   - Однако, какой вы... - она улыбнулась не без цинизма. - Почему  -  "пара
часов"? Я всегда к вашим  услугам,  и  в  Петербурге  тоже...  Вы  настолько
пресыщены? Или... правду говорят про вас и эту белобрысую дикую кошку?
   - Вы меня не понимаете, - сказал Бестужев. - Дело  обстоит,  простите,  с
точностью до наоборот... Я не стану продвигать вашего мужа  -  прежде  всего
потому, что он откровенно тормозит мою работу этим своим мнимым  запоем.  Ну
какой из него запойный? Я их повидал  достаточно...  Мне  просто  необходимо
ознакомиться со следственным делом о смерти Струмилина, которое вел ваш муж,
но он, изображая  запой,  уклоняется  от  пр