опил про себя Лямпе и, стоя в прежней
позе, безжалостно продолжал:
   - И тут-то я понял по его виду, что это  -  несомненный  мертвец.  Я  так
полагаю, из самоубийц, все о том говорит - пистолет в руке, пулевое ранение,
кровь на лице... Уж не случилось ли тут чего, Антуан?
   Он медленно стал поворачиваться. Следовало отдать  должное  самообладанию
Прохора - он взял себя в руки гораздо быстрее, чем представлялось  поначалу.
Когда  они  оказались  лицом  к  лицу,  коридорный  вновь  стал  услужливым,
расторопным лакеем, без малейших следов только что пережитого  ужаса.  Разве
что улыбка стала чуточку натянутой:
   - Что вы такое говорите, ваше степенство? Померещилось-с...
   - Говорю тебе, я его отчетливо рассмотрел, - сказал Лямпе, уже не сводя с
него пытливого взгляда.  -  Выглядел  он  в  точности  так,  как  я  описал.
Чиновник. Не старый, немногим  меня  старше.  С  темными  волосами,  рослый.
Пистолетик блестящий такой, на первое впечатление, из иностранных...
   - Поблазнилось-с, ваше степенство, - прилагая героические  усилия,  чтобы
держать себя в руках, ответил коридорный. - Чтобы в нашей да  гостинице-с...
Никоим образом невозможно. Было  дело,  стрелялся  антрепренер,  и  даже  до
смерти, но  тому  уж  десять  лет  минуло,  да  и  произошла  эта  печальная
неприятность вовсе даже не в нашей гостинице, а в театре...
   - Ну, а кто здесь жил до меня?
   - До вашего степенства-с? - лихорадочно  соображал  Прохор.  -  А  это...
Особа духовного звания, отец протоиерей, проездом  из  Томска-с  в  Иркутск,
изволил переночевать и благополучно выехал... ну, а прежде  отца  протоиерея
десять дней-с изволили проживать господин  горный  инженер,  только  они  не
темноволосые, а наоборот, белы волосом, русы то есть...
   - Но я же видел отчетливо...
   - Померещилось, ваше степенство-с! - прижал Прохор ладони к  груди.  -  В
жару мало ли что может померещиться. Вот был у нас случай  с  купцом  первой
гильдии Фролом...
   - Может, и в самом деле померещилось? - потер Лямпе лоб, словно размышляя
вслух. - Но ведь  до  чего  четко  и  явственно...  Как  на  фотографической
карточке...
   - Эх, ваше степенство! - ухмыльнулся Прохор уже совершенно спокойно. -  В
"Ниве" вон писали, что  в  аравийских  пустынях  по  причине  жаркой  погоды
случаются видения аж целых городов или там караванов с погонщиками...  Вошли
вы с жары в полутемную прохладу - вот и произошел-с обман зрения... Вроде бы
для такого имеется-с научное наименование, но я его  по  недостатку  ученого
образования и не выговорю, хотя читал где-то...  Истинно-с  вам  говорю,  от
жары померещилось!
   Он был сама убедительность, так что Лямпе на миг даже стало неловко.
   - Ну, пожалуй  что...  -  протянул  он  раздумчиво.  -  Убедил  ты  меня,
Антуан... Жара, действительно... - он вновь сел, вытянул  ноги  и  улыбнулся
крайне легкомысленно. - Ну и бог с ним,  с  видением...  Давай-ка  мы  лучше
поговорим  о  вещах  насквозь  земных,  более  того,   тех,   что   приятнее
привидений... Ты мне, помнится,  говорил,  что  в  случае  такой  надобности
поможешь с приятным и безопасным времяпрепровождением... -  и,  не  оставляя
никаких неясностей, провел пальцем в  воздухе  линию,  напоминавшую  женскую
фигуру.
   Антуан-Прохор облегченно вздохнул:
   - Ну, это другое дело-с, а то привидение какое-то  выдумали...  С  полным
нашим усердием. Конечно, лучше бы подождать до вечерней поры...
   - Голубчик, - сказал Лямпе капризно. - Барин развлекаться желают. Понятно
тебе, вибрион? А сие означает - незамедлительно. Если  барин  желают.  -  Он
сунул два пальца в жилетный карман и тут же  вынул,  поигрывая  зажатой  меж
ними сложенной трешницей. - Можешь ты мне предоставить в  самые  что  ни  на
есть кратчайшие сроки самое что ни на есть зефирическое создание?
   - Простите-с, ваше степенство, по необразованности не могу  проникнуться,
что это за зефирическое за такое,  -  деловым  тоном  сказал  коридорный.  -
Однакож в кратчайшие-с, как вы изволите желать, сроки доставим в лучшем виде
чрезвычайно приятную барышню. В смысле здоровья-с не извольте  беспокоиться,
наши   барышни   чистенькие.    Позвольте-с    поинтересоваться,    попышнее
предпочитаете?
   - Да как тебе сказать... - столь же деловым  тоном  сказал  Лямпе.  -  Не
толстушку и не худышку... В пропорцию, соображаешь?
   - Так точно-с! - заверил коридорный.  -  Насчет  пропорции  -  это  очень
понятно-с! Не впервые слышим-с!
   - И вот что еще, голубчик... - совсем спокойно, лениво сказал Лямпе. - Ты
мне, во-первых, спроворь такую,  чтобы  постоянно  здесь...  бывала.  Местом
своим, если можно так выразиться, дорожила. И  репутацией.  А  то  попадется
какая-нибудь случайная вертихвостка, ищи-свищи потом часов с бумажником...
   - Не  извольте  беспокоиться-с,  и  это  предусмотрено!  Ясное  дело,  из
постоянных, чтобы в случае чего спрос был!
   - Во-вторых, - сказал Лямпе. - Ты мне  подбери  такую...  чтобы  была  не
полная дура. Чтобы с ней можно  было  приятно  и,  я  бы  сказал,  умственно
побеседовать. Времени у меня, мон шер ами Антуан, много, девать его  некуда,
ради скоротания скуки и поболтать хочется...
   - Учтено-с! Подберем подходящую для умственной беседы... Я  так  понимаю,
прикажете в номер вина, фруктов и прочего... сопутствующего?
   - Ну разумеется, голубчик, - кивнул Лямпе,  протягивая  ему  трешницу.  -
Только ты не больно-то роскошествуй, я, как-никак,  немец,  а  следовательно
бережлив, да и, потом, я ж не архиерея принимать  собираюсь,  так  что  стол
накрой без боярских выкрутасов... Уяснил?
   - Все будет спроворено-с в лучшем виде! - вдохновенно заверил  коридорный
и, отпущенный  легоньким  мановением  руки,  скользнул  к  двери  совершенно
бесшумно.
   Лямпе смотрел ему вслед так, словно из винтовки целился.  Были  основания
легонько себя похвалить - план удался блестяще. Сейчас можно  было  со  всей
уверенностью сказать: Антуан-Прохор знал о том, что  прежний  постоялец  был
найден здесь с пулей в голове и пистолетом в руке. А это уже  кое-что.  Это,
господа, и есть пресловутая  печка,  от  которой  следует  танцевать.  Порой
бывает невероятно трудно определить местонахождение означенной печки, а ведь
без этого и танец не танец...
   "Поработаем", - подумал он со спокойной, веселой яростью. Не в  чащобе  и
не в пустыне, господа хорошие, имеем честь пребывать. Поработаем...
   Глава шестая. Мадемуазель и ревенант9
   Воспользовавшись свободным временем, Лямпе сделал то, что могло подождать
до сего момента,  -  достал  из  жилетного  кармана  небольшую  мельхиоровую
зубочистку и распахнул дверцы гардероба.
   Старательно, привычно измерил зубочисткой три отрезка - от задней  стенки
до чемодана, от передней и боковой до него же.  Удовлетворенно  хмыкнул.  Ни
один промер не совпадал с теми, первоначальными, которые  он  сделал,  когда
поставил сюда чемодан. Ошибки были пустяковые, в общем-то,  от  половины  до
трети вершка, те, кто аккуратненько вынимал его чемодан из гардероба - зачем
же, кроме как ознакомиться с содержимым? - были не новички в своем  ремесле,
но полной скрупулезности не соблюли. Что ж, бог им судья. В чемодане не было
ничего   подозрительного   или    недозволенного,    содержимое    полностью
соответствовало образу торгового немца среднего достатка,  даже  лютеранская
Библия на немецком языке имелась. Кастет он сразу  же  переложил  в  карман,
когда уходил.
   Что ж, теперь никаких недомолвок  не  осталось,  а  это  уже  кое-что  да
значит... Крохотный обрывок черной нитки, умело приспособленный им на  рукав
второго  костюма,  исчез  -  ну  как  же,  и  висящую  в  гардеробе   одежду
перетряхнули...
   Тем   временем   в   номер   деликатно   проскользнул   официант.   Лямпе
констатировал, что Прохор-Антуан не стал  зарываться,  в  точности  выполнив
приказ:  обильность  подноса  не  переходит  в   гусарство,   "бургундское",
разумеется, без особых затей изготовлено где-нибудь на  Кубани,  но  все  же
получше  того  пойла,  которым  бесхитростный  Карандышев  пытался   напоить
сановных гостей. "Положительно, лучше, -  подумал  Лямпе,  понюхав  горлышко
раскупоренной бутылки. - Хотя, господа, с амброзией имеет мало общего..."
   Для пущей фривольности он  сбросил  жилет,  налил  себе  бокал  и  удобно
устроился в кресле. В дверь вежливо царапнулись, и он откликнулся:
   - Прошу!
   Непринужденно впорхнувшее  создание  женского  пола,  быть  может,  и  не
способно было вдохновить  на  написание  изысканных  сонетов,  однако,  если
смотреть  на   вещи   прагматически,   девица   была   достаточно   молодая,
смазливенькая и вполне свежая на вид, без вульгарной  потасканности.  Этакий
темноволосый бесенок, надо полагать, по мнению Антуана, как раз и  способный
умаслить немецкое сердце.
   Лямпе выжидательно поглядывал.  Она  без  церемоний  уселась  на  краешек
стола, показав стройные щиколотки, очаровательно улыбнулась:
   - Господам, угостите папироскою! Лямпе поморщился так, что это  не  могло
остаться  незамеченным.  Девица  проворно  спрыгнула  со  стола,  уселась  в
соседнее кресло и с показным смирением сложила руки на коленях. Вскинула  на
него живые карие глаза:
   - Впросак попала? Некоторым господам нравится,  когда  с  ними  с  самого
начала со всей непринужденностью...
   - Я, душенька моя, немец, - сказал Лямпе весело.  -  Моей  немецкой  душе
дурно становится, когда вижу, что на столе сидят. На столе не сидят, за  ним
трапезничают...
   - И только?
   - И только, - сказал Лямпе.
   - Скука какая... А у наших господ на  столе  еще  и  частенько  пляшут...
Девицы, то есть.
   - Это, должно быть, неуютно?
   - Пожалуй  что,  -  охотно  согласилась  кареглазая.  -  Особенно  бывает
неуютно,  когда  босиком:  то  в  тарелку  наступишь,  то  на  вилку  пяткой
напорешься... Дайте все же папиросочку? Вы, я вижу,  курите,  вон  окурки  в
пепельнице... Лямпе раскрыл портсигар и  поднес  ей  спичку.  Девушка  умело
затянулась, разглядывая его столь же пытливо,  -  прикидывала,  ясное  дело,
чего ей следует ожидать в смыслах плохого и хорошего.
   - Ты уж сама за собой поухаживай, - сказал Лямпе. - Бери и  наливай,  что
на тебя смотрит.
   Она  сноровисто  осушила  полный  бокал  "бургундского",  вместо  закуски
глубоко затянулась и, совсем освоившись, протянула:
   - Вы, стало быть, ваше степенство, из немцев...
   - Ну и что? - сказал Лямпе.  -  Немец  -  такой  же  мужчина,  ничуть  не
особенный...
   - Правдочка ваша. Насчет этого все вы, господа, одинаковы,  каких  бы  ни
были кровей... - она послала Лямпе озорной взглад. - А касаемо немцев - есть
свои удобства. Бородой щекотать не будете, немецкие господа  всегда  бритые,
вот и вас взять... Вас как по именам-отчествам?
   - Леонид Карлович. А тебя?
   - Анечка, - сказала она кокетливо.
   - Анюта, значит, - сказал Лямпе. - Хорошее русское имя -  Анюта.  Я  тебе
нравлюсь?
   - Посмотрим,  ваше  степенство,  Леонид  Карлович.  Если  бедную  девушку
обижать не будете...
   - Насчет этого можешь быть спокойна, - сказал  Лямпе.  -  Не  обижу.  Что
немедленно и докажу...
   Он вынул бумажник, одну за другой  выложил  на  стол  пять  пятирублевок,
придвинул к ней:
   - Можешь сразу прятать в ридикюльчик, краса моя...
   Последовать его совету Анюта не торопилась. Уставилась  на  Лямпе  живыми
глазами умного и хитрого молодого зверька, прошедшего в лесу неплохую  науку
выживания. Коснувшись верхней  бумажки  указательным  пальчиком,  украшенным
колечком дутого золота, настороженно спросила:
   - Что, сразу? Все мое?
   - Сразу, - кивнул Лямпе. Девушка насторожилась еще больше:
   - А можно узнать, с какой такой радости? Может вы,  Леонид  Карлович,  из
таких господ, которые... Вам что, чего-то такого особенного подавай?
   - Ты, Анюта, я вижу, весьма даже не дура?  -  усмехнулся  Лямпе,  наливая
себе и ей.
   - Жизнь научит калачи есть...
   - Успокойся, - сказал Лямпе, подавая ей бокал. - Угадала, краса моя,  мне
от тебя и в самом деле нужно  кое-что  особенное,  но  отнюдь  не  в  пошлом
смысле, а в самом что ни на есть деловом... Давно ты... при гостинице?
   - Года полтора, - настороженность из глаз не пропадала.
   - Значит, говоря по-простецки, знаешь вс„ ходы-выходы: как эта  коммерция
проистекает, кто ее двигает и каким образом...
   - А вы не из полиции будете?
   - Неужели похоже? - ухмыльнулся Лямпе.
   - Не особенно. Господа сыщики - если они, конечно, по  службе,  а  не  по
личной надобности - главным образом грохают  кулаком  по  столу  и  стращают
словесами. А чтобы деньги вот так выкладывать - за ними не водится...
   - Вот именно, - сказал Лямпе, пригубив из своего бокала. - Хорошо, Анюта,
поговорим в открытую. Я и в самом деле по  торговой  части,  но  интересы  у
меня, знаешь ли, весьма разносторонние. Знаешь,  в  чем  главное  проворство
торгового человека? Усмотреть, какого товара на рынке мало или нет вовсе,  -
и, понятное дело, тут же самому озаботиться продажею... У меня, красавица, в
России по разным городам восемь домов... поняла? - он изобразил  пальцами  в
воздухе нечто игривое. - Поняла, умница... И  вот  в  один  прекрасный  день
заинтересовался я вашим богоспасаемым городом - и обнаружил, что  здесь,  уж
прости, имеет место быть форменная дикость. Домов в вашем Шантарске  нет  ни
единого, верно? А вести дела так, как их  здесь  ведет  ваш  Прохор,  он  же
Антуан, и дюжина ему подобных,  коих  я  не  видел,  но  заранее  могу  себе
представить, - с точки зрения толкового человека и есть сущая дикость...  Во
всем нужен порядок - и налаженные предприятия.  Чем  я  и  намерен  вплотную
заняться. Все поняла?
   Она закивала. Судя по умным глазенкам, на  смену  настороженности  пришел
жгучий интерес.
   - Одним словом, я намерен вкладывать сюда капиталы, - сказал Лямпе. -  Но
поскольку в вашем городе человек я новый, мне позарез необходим кто-то,  кто
меня введет в курс дела. И, скажу тебе без  всякого  обмана,  человек  такой
очень быстро может стать моей правой рукой. По глазам вижу, соображаешь...
   - А почему я? - поинтересовалась она с примечательной смесью  опасений  и
надежды.
   - Да потому, что ты первая мне попалась на глаза, - сказал Лямпе веско  и
убедительно. - И, что главное, ты, по-моему, неглупая. Будь на твоем  месте,
Анюта, какая-нибудь Даша или Катя и реши я, что в голове  у  нее  отнюдь  не
солома, - ей бы денежки и достались. Мне, понимаешь ли, нет особой  разницы,
кого брать в помощницы. Были бы у нее мозги и  жизненное  проворство...  Или
тебе такое предложение не по вкусу?
   - Да что вы такое говорите! - энергично воскликнула  Анюта.  -  Наоборот,
Леонид Карлович, мне такое очень даже по вкусу... - и она  торопливо  убрала
деньги в бисерный ридикюльчик.
   По ее лицу Лямпе видел, что наживка проглочена.  В  самом  деле,  гораздо
прибыльнее и приятнее быть чем-то вроде домоправительницы в "веселом  доме",
нежели одной из девиц...
   - Я так понимаю, мы договорились? - спросил Лямпе.
   - С полным нашим удовольствием!
   - Прекрасно, - сказал он.  -  Ну,  тогда  слушай  внимательно,  Анюта,  и
постарайся себя показать с лучшей стороны... Как вести дело,  как  ладить  о
властями и с полицией, меня учить не нужно, сама  понимаешь.  Но  чтобы  мне
здесь у вас, так сказать, укорениться, нужно знать во всех подробностях, как
обстоят в  вашем  Шантарске  дела...  Начнем  простоты  ради  с  этой  самой
гостиницы - поскольку, я так подозреваю, во всех остальных  постановка  дела
немногим отличается?
   -  Правильно  подозреваете,  Леонид  Карлович,  -  откликнулась  Анюта  с
неведомо откуда появившейся у нее  степенностью.  -  Везде,  если  подумать,
одинаково. Разница в том только, что в  одном  месте  девицы  получше,  а  в
другом - поплоше.
   - Ну, на тебя глядя, и не подумаешь  насчет  "поплоше",  -  улыбнулся  ей
Лямпе, прекрасно помнивший, что путь к сердцу женщины лежит через ее уши.  -
Анюточка, радость моя, ты глазками-то не играй, начинаем обсуждать серьезные
вещи... Значит, как у нас в этой самой  гостинице  поставлено  дело?  Клиент
загорелся потребностью общения  с  девицей...  И  на  сцене  появляется  наш
Прохор?
   - Не совсем, Леонид Карлович, - серьезно сказала Анюта. -  Прошка,  да  и
Северьян с Алексеем  -  это  тоже  коридорные,  -  они  главным  образом  на
подхвате. Своего рода  приказчики.  А  хозяин  сего...  промысла,  выражаясь
купеческими словами, - Ваня Тутушкин. Который  тут,  в  гостинице,  арендует
бильярдную. Он, Ваня Тутушкин, и есть на манер хозяина или распорядителя,  а
уж коридорные у него на подхвате.  Постоялец,  как  вы  говорите,  загорелся
потребностью общения, и обращается он в первую очередь к коридорному, но все
они сей же час бегут к Ване. Поскольку Ваня и нанимает девиц  на  работу,  и
ведет всякий учет, и улаживает с полицией разные там шероховатости...  одним
словом, полный хозяин, понимаете? А коридорные у него на проценте. В  прочих
гостиницах в точности так обстоит, только там, понятно, не Ваня Тутушкин,  а
кто-то еще, и...
   - Я прекрасно  понял,  -  сказал  Лямпе.  -  Говорю  же,  дело  знакомое.
Молодцом, Анюта, я уже вижу, что деньги  выложил  не  зря.  Понял  уже,  что
начинать надо с Вани Тутушкина... Ты меня с ним сведи,
   - Ой, Леонид Карлович... - вздохнула она с непритворным огорчением.  -  Я
бы и рада, только Ваня уж с неделю как тут не появлялся. Никто не знает, что
с ним такое. Вроде и не запойный, сроду с ним такого  не  случалось,  а  вот
поди ж ты - как сквозь землю провалился...
   Лямпе насторожился, но виду не подал,  конечно.  Он  пробыл  в  Шантарске
всего несколько часов, но уже успел подметить весьма устойчивую тенденцию  -
люди, тем или иным образом причастные к делу,  приобрели  скверную  привычку
бесследно пропадать...
   -  Как  растаял,  -  продолжала  Анюта  деловито.  -  Коридорные,   ясно,
рады-радешеньки - все, что Ване Тутушкину причиталось, им в карманы  капает.
Если девиц взять, им, в общем, без особой разницы, - но все равно, без  Вани
нет того порядка. Без хозяина, говорят, и дом сирота. Ваня, тот и проследит,
чтобы все было чинно-благородно, и с полицией уладит, а Прошка с Алешкой  не
имеют ни того весу, ни авантажности... Верно вы  говорите,  нужен  настоящий
хозяин.
   - Может, поискать Ваню? - спросил Лямпе  безразличным  тоном.  -  Где  он
проживает?
   - Где-то в Ольховке, я точно и не знаю...
   - А Прохор, к примеру, знает?
   - Должен знать, - уверенно сказала Анюта. -  Они  у  Вани  дома,  бывало,
выпивали.  Должен  знать.  Вы  у  него  поинтересуйтесь.  Только...  -   она
заторопилась, - только не  вздумайте,  Леонид  Карлович,  его  на  должность
брать, очень уж легкомысленный человечишка, и вороват, чтоб вы знали...
   - Не беспокойся, - усмехнулся Лямпе. -  Я  ж  немец,  слов  на  ветер  не
бросаю. Если договорились, что ты у меня будешь правой рукой, с уговора  уже
не сойдем, Анюта... а по отчеству?
   - Степановна.
   - Сговорено,  Анна  Степановна...  По  бокальчику?  -  тоном  заправского
волокиты предложил Лямпе. -  Итак...  Расскажи  мне  про  девиц.  Их  тут...
определенный круг?
   - Простите?
   - Ну, есть какое-то число постоянных или берут со стороны?
   - Со стороны - никак невозможно, - рассудительно  пояснила  Анюта.  -  Не
знаю, как у вас в России,  а  здесь,  в  приличной  гостинице,  абы  кого  к
клиенту-то и  не  пошлешь.  Нужно  к  человеку  присмотреться,  чтобы  потом
неприятностей не вышло, - болезни там или пропажи  чего  ценного...  Я  сама
сюда поступала по большой протекции, было кому словечко замолвить, а как  вы
думали? Всего девиц... - она наморщила лоб. - Глаша... Надя...  одиннадцать.
Это - не считая благородных.
   - Кого? - искренне не понял Лямпе.
   - Неужели у вас в России такого нету? - удивилась Анюта.  -  Как  бы  вам
объяснить, Леонид Карлович... Ну вот мы, девицы, только этим и зарабатываем.
А есть еще и благородные. Вовсе даже из прили