цатого, а  не без  пяти четыре утра. Я рано  пошел спать, выпрыгнул в
окно в трусах и с часами на руке и теперь неправильно судил о времени.
      Эми плакала и заламывала руки. Она кричала, что благотворительные по-
дарки сгорели дотла. Безобразная всякая всячина, так и не проданная, исчез-
ла навсегда. Какая  всякая всячина, Эми? Знаете, etagere, высокая подставка
для маленьких полок, чтобы поставить в пустой угол, а на них картинки и фо-
тографии и всякую всячину. И пуля?
      - О господи! - воскликнула она.  - Я оставила пулю в своем ужасном
кардигане  в  лавке,  и теперь ее у меня нет. Но ничего страшного, ведь это
всего лишь кусочек старого свинца.
      Миссис Леонард Китченс успокаивающе похлопала меня по плечу.
      - Не беспокойтесь, мальчик. В этом старом доме ничего не было, кроме
барахла и бумаги. Листовки. Чепуха! Мой Леонард где-то здесь. Вы его не ви-
дели? Он  любит хороший  пожар, такой уж он, мой  Леонард. Но зрелище почти
закончилось. Я хочу поехать домой.
      Ушер Рудд, подкрадывался  к своей жертве со спины, устанавливал кадр,
отступал назад и щелкал. Он усмехнулся, увидев мое одеяло, навел фокус, на-
целил объектив. Вспышка.
      Прибыл оператор с местного телевидения, установил яркий прожектор, но
огонь все еще затмевал его.
      Мервин заламывал руки над потерянными кипами  "ДЖУЛИАРДОВ". Он пробыл
дома едва  ли полчаса, как ему позвонили и  сообщили, что горит благотвори-
тельная лавка.
      - Думаете, мне завтра надо прийти на работу? - озабоченно спрашива-
ла Кристэл Харлей, стоя возле меня  на коленях и прикладывая салфетку к со-
чившимся кровью ссадинам.
      Пол и Изабель Бетьюн,  нарушив  правила, проехали по пешеходной зоне.
Чрезвычайные обстоятельства  диктуют новые правила, пояснил советник город-
ской администрации, суетясь вокруг отца с видом невероятной озабоченности и
товарищества. И  потом, как с близкими  друзьями, он поздоровался  с каждым
пожарным.
      Изабель Бетьюн тихо спросила, все ли со мной в порядке.
      -Конечно, нет, - фыркнула Кристэл. - Он прыгнул через огонь и уда-
рился о землю. Чего вы аедете после этого?
      - И... м-м-м... его отец?
      - Его отец завоюет место в парламенте, -  будто выстрелила Кристэл.
Боже, благослови политиков, подумал я.
      - Пол был на встрече с избирателями, - продолжала Изабель. - Услы-
шав о пожаре, он заехал домой, чтобы забрать меня. Он хотел посмотреть, нет
ли чего, чем я могу помочь. Он говорит, что, если я с ним, он выглядит луч-
ше.
      Вода вырывалась из  огромной цистерны пожарной машины и шипела, обру-
шиваясь на огонь. Потом она стекала по зданию на узоры камней. Красное оде-
яло намокло, и я дрожал от холода.
      Другая огромная цистерна на стоянке для машин с ревом выбросила паря-
щий в воздухе фонтан на крышу дома. Две сверкающих дуги встретились, соеди-
нились и рухнули вниз, как чудовищный дождь.
      Желтые каски щедро поливали из шлангов и здания, соседствующие с бла-
готворительной лавкой и офисом. И  немного  спустя,  оставшись без топлива,
яростные языки пламени  неотвратимо сникли. Они  уже не ревели,  а  шипели,
бросив борьбу и покидая поле битвы.  Теперь с неба на площадь падали не ис-
кры, а горячий липкий пепел. И люди страдали не от жара, а от едкого запаха
пожарища.
      Кто-то привел доктора, того же, который три дня  назад осматривал ло-
дыжку отца. Он посветил мне в  глаза и уши ярким фонариком, ощупал шишку на
голове и  перевязал волдыри огромным  надутым воздухом бинтом, чтобы они не
прорвались и в них не попала  инфекция. Он согласился с отцом, что это все,
в чем нуждается здоровый парень, а завтра утром он снова осмотрит меня.
      Отец нашел временное решение,  воспользовавшись  сочувствием управля-
ющего "Спящим драконом",  который предоставил нам номер. Его жена подобрала
для меня какую-то одежду.
      - Дорогие  вы мои, бедненькие, дорогие  вы мои бедняжки,  - ласково
причитала она,  наслаждаясь создавшимся положением.  Она и ее муж на следу-
ющий день радостно встретили нахлынувших репортеров  из лондонских ежеднев-
ных газет.
      Общепризнанно блестящий  снимок Ушера Рудда  - отец в прыжке завис в
воздухе, а  за спиной у него объятое  пламенем окно  - появился на  первой
странице не только  "Газеты Хупуэстерна" и следующего выпуска "Дневника Ку-
индда" ("Джулиард приносит несчастье"),  но  и всех основных газет графства
("Джулиард прыгает"). И по горячим  следам  за  фактическими сведениями шли
бесконечные комментарии и критика и разбор каждого движения.
      Люди всегда  будут говорить, что вам  надо было сделать.  Люди всегда
будут рассказывать, как бы они поступили, если бы проснулись ночью  и обна-
ружили внизу огонь. Люди сообщат вам, что самое первое, что бы они сделали,
- позвонили в пожарную часть. И никому не придет в голову спросить, мог ли
я позвонить в пожарную часть, если единственный телефон  внизу окружен пла-
менем? Каким  образом можно позвонить  в пожарную часть, если уже расплави-
лись провода?
      Каждый умеет логически мыслить потом. Но в жару, в дыму,  в  шуме и в
опасности вопрос о более-менее аналитических размышлениях даже не встает.
      У людей есть склонность полагать, что дикое и  неразумное поведение в
ужасающих обстоятельствах можно назвать "паникой" и  простить.  Но  это  не
столько  паника  - форма абсолютного нелогичного страха, сколько  нехватка
времени на обдумывание.
      Вероятно, отец и я действовали бы по-другому, если  бы ситуация пред-
стала перед нами как теоретическое задание. А нам  бы требовалось правильно
или неправильно решить его.
      Вероятно, мы  бы бросили в окно  матрасы, чтобы как-то  смягчить наше
падение. Вероятно.  Если бы нам удалось протолкнуть их  через окно. Но было
так, что мы чуть не  погибли.  А  получилось  так, что мы остались в живых.
Скорее благодаря удаче, чем размышлениям.
      Вам скажут, не тратьте времени на то, чтобы одеться. Лучше  выйти го-
лым в этот мир, чем одетым в следующий. Но они - "они", кто бы  они ни бы-
ли, - не прыгали из  окна  под прицелом острых объективов репортеров  всех
мастей.
      Потом я сообразил, что мне надо  было по крайней мере броситься в го-
рящую гостиную и взять куртку и  жокейский шлем, а не возиться с кранами. И
еще мне надо было обернуть руки и ноги полотенцами, прежде чем лезть и хва-
таться за оконную раму.
      Но не думаю, что отец сожалел о секундах, которые он  потратил, наде-
вая рубашку и брюки.  Он знал, даже балансируя между жизнью и  смертью, что
фотография, изображающая его  прыгающим  полуголым из пламени, будет стоить
ему карьеры. Даже в тот кошмарный момент он знал, как все будет представле-
но публике. Но самое худшее, что сумеет Ушер Рудд высосать из своего снимка
в будущем, не затмит того, что показывает фотография.  Джордж Джулиард быс-
тро соображающая знаменитость,  которая и в критических ситуациях не теряет
головы. Джулиард надел ботинки!
      Полицейское расследование медленно поднималось вверх по иерархической
лестнице. От Джо, чья мать водит школьный автобус, к высшим чинам графства.
Но пожарники  не могли бы поклясться, что кто-то  поджег нижние помещения в
доме с эркерами. Никто не  нашел  ружья 22-го калибра, которое бы  соответ-
ствовало вновь  утерянной пуле. И рапорт Фостера Фордэма  о воске в картере
"рейндж-ровера" посчитали неубедительным.
      Джордж Джулиард мог быть целью трех покушений, имевших целью положить
конец его избирательной кампании, если не его жизни. Но мог и не быть. Оче-
видных подозреваемых не было.
      В бедном новостями августе лондонские редакторы посвятили этой загад-
ке два полных дня. Джордж Джулиард блистал на национальном телевидении. Те-
перь все до одного избиратели Хупуэстерна знали, кто такой Джордж Джулиард.
      Пока отец имел дело с телевизионщиками, Мервин Тэк  и остальные разъ-
езжали  по  окрестностям  в  поисках недорогого подходящего  помещения  для
штаб-квартиры. Я провел большую часть воскресенья, сидя в кресле у окна на-
шей комнаты в "Спящем драконе". Пусть ссадины и царапины заживают сами. А я
рассматривал сгоревший дом  напротив. Откуда-то отсюда, думал я, кто-то це-
лился в отца из ружья 22-го  калибра. Среди множества висевших корзин с ге-
ранью (миссис Китченс с гордостью  сказала  мне, что это идея ее  Леонарда,
садовника), среди крупных гроздьев  красных  помпонов и мелких голубых цве-
тов, названия которых я не знал, из-под пышных белых цветов, которые допол-
няли и окружали яркую живую картину, украшавшую весь длинный фасад "Спящего
дракона", торчало ружье 22-го калибра, нацеленное в отца. Стрелок, наверно,
был не  в той комнате, которую дали  нам на  ночь. Она расположена  гораздо
дальше от ратуши, чем  главная дверь отеля, из которой мы вышли.  Стреляя с
того места, где я сидел, стрелок должен был принять в расчет, что цель дви-
жется не по прямой  вперед, а уходит в сторону. Выстрел охотника.  Но ружье
не  охотничье.  Конечно,  рикошетом  пуля могла отлететь куда  угодно.  Но,
по-моему, не похоже, чтобы при выстреле с того места, где я сидел, отскочив
рикошетом, она могла бы повернуться и ударить в окно благотворительной лав-
ки.
      Один раз, шаркая забинтованными ногами, я исследовал второй этаж оте-
ля по  всей его длине, разглядывая площадь из  открытых дверей. Одной, вто-
рой, как я подошел к небольшой гостиной, обставленной креслами и маленькими
столиками. Я  определил, что она  находилась прямо над главным вестибюлем и
парадной дверью, открытой для всех. Из окна виднелась неотмеченная дорожка,
по которой я вел по камням площади отца.
      Кто-то... кто-то... если у него хватило нервов, мог встать, укрывшись
за длинными, до пола, цветастыми шторами, положить ствол ружья 22-го калиб-
ра на подоконник и выстрелить через герани в теплую ночь.
      Заинтересовавшись, отец  спросил у управляющего имена людей, ночевав-
ших  в  отеле  в среду. И, хотя книга регистрации была открыта для всех, ни
одной знакомой фамилии не попалось.
      - Неплохая попытка, Бен, - вздохнул отец. Полиция  сделала такую же
неплохую попытку, конечно, по долгу службы и с таким же результатом.
      К утру понедельника Мервин арендовал пустое помещение на одной из бо-
ковых улиц, выходящих на площадь,  и  одолжил стол для Кристэл и  несколько
складных стульев.  Кампания застопорилась на два дня, пока  он не выманил у
друзей принтер, чтобы со скоростью, достойной награды, и за минимальную це-
ну восстановить печатание плакатов и листовок. И во вторник ко второй поло-
вине дня неутомимые ведьмы, Фейт, Мардж и Лаванда,  превратили пустое поме-
щение в  работающий на полных оборотах офис с  мобильным телефоном и чайни-
ком.
      В понедельник и  во  вторник Джордж  Джулиард  заполнял все газеты  и
оживлял некоторые ток-шоу на телевидении. А утром в среду произошло чудо.
      Мервин прикрепил клейкой лентой на стену новую крупномасштабную карту
и показал мне дороги,  по которым я должен ездить (ступни почти  зажили), а
Фейт и Лаванда будут звонить в  еще не охваченные двери. За отсутствием ме-
гафона (сгорел) мне предоставлялось удовольствие трубить в рожок, или, вер-
нее, нажимать на клаксон "рейнджровера" достаточно громко, чтобы объявить о
нашем появлении. Но не так оглушающе, чтобы помешать  мастери уложить спать
младенца, наставлял меня Мервин.  Матери  младенцев (он помахал передо мной
пальцем) как маятник. Их выбор, кому поставить крестик, меняется каждую ми-
нуту. Поцеловал малыша  - получил голос.  Сотни тысяч политиков  не  могут
ошибаться на всем протяжении истории.
      - Я буду целовать каждого  младенца,  какой попадется на глаза, -  -
опрометчиво пообещал я.
      Мервин хмуро посмотрел на меня. Он не понимал шуток. А я вспомнил не-
давний урок отца.
      - Никогда  не шути с полицейскими. У них  нет чувства юмора. Никогда
не  вышучивай  политику. Это всегда воспринимается как оскорбление.  Всегда
помни, что ты можешь обидеть, всего лишь вскинув брови. Помни, если ты сом-
неваешься, не обидел ли случайно, значит, обиженный обязательно есть.
      - Нежели люди такие глупые? - вытаращил я \ глаза.
      - "Глупые", - повторил он с наигранной строгостью,  - слово, кото-
рое тебе не следует прикладывать к  людям. На самом деле они могут быть аб-
солютно тупыми. Но если ты назовешь их глупыми, то потеряешь их голоса.
      - И ты хочешь, чтобы глупые люди голосовали за тебя?
      - Не шути, - засмеялся  он.  Утром  в  среду отец уехал в Лондон. И
произошло  чудо.  В самодельном офисе были только  Мервин,  Кристэл,  Фейт,
Мардж, Лаванда и я. Наша группка изо всех сил старалась сохранить лицо. Да-
же при  том, что у  нас не  было компьютера (подсчет  расходов на  пакетики
чая), копировальной машины (расписание заданий для активистов) и факса (от-
четы из таких отдаленных галактик, как Куиндл). В офис вошла Оринда.
      Вся работа остановилась.
      Бледно-цитрусовая гамма: брюки,  жакет,  лента на голове. Золотые це-
почки. Она держала в руке черную сумку из кожи ящерицы и солидный рулон бу-
маги.
      Оринда окинула взглядом пустую комнату, чуть улыбнулась Мардж и оста-
новила внимание на мне.
      - Я хочу с вами поговорить, - спокойно бросила она. - На улице.
      Я последовал за ней. Она вывела  меня на тротуар, и мы стояли там под
солнцем, а прохожие обходили нас.
      - После субботы я многое обдумала, - объявила она. - В воскресенье
утром примерно в  половине  девятого у меня в  доме  появился журналист. Он
буквально ворвался в дверь,  по-моему,  это называется "сторожить на ступе-
нях".
      Она замолчала. Я неуверенно кивнул.
      - Он спросил, рада я или жалею, что вы не сгорели? Вы и ваш отец.
      - Ох!
      - Так я первый раз услышала о пожаре.
      - Удивительно, что никто не позвонил вам.
      - Я выключаю телефон, когда  ложусь  спать. Мне и так трудно  бывает
заснуть.
      - Ясно, - промямлил я.
      - Журналист  хотел знать мое  мнение об информации, которую он соби-
рался передать в печать. Он писал, что нападения на Джорджа Джулиарда, гро-
зившие политику  почти верной смертью, были сделаны для  того, чтобы он от-
ступил, снял свою кандидатуру, освободив дорогу для моего возвращения.
      Она опять замолчала, изучая мое лицо.
      - Вижу, эта мысль для вас не нова, - продолжала она.
      - Не нова. Но я не думаю, что это сделали вы.
      - Почему?
      - Вы обижены. Вы в ярости. Но вы не будете убивать.
      - Когда вам исполнится восемнадцать?
      - Через десять дней.
      - Тогда  считайте, что это подарок  к вашему вступлению  во взрослый
возраст.- Она всунула мне в руки рулон бумаги. - Это ради вас. Потому что
вы... - Она резко замолчала и сглотнула. - Используйте как хотите.
      Я с  любопытством раскатал тугие  листы и держал их, широко расставив
руки, чтобы  они снова не  свернулись. Наверху одного крупными буквами было
написано:
      "ОРИНДА НЭГЛ ГОВОРИТ - ГОЛОСУЙТЕ ЗА ДЖУЛИАРДА".
      Знаю, у меня отвисла челюсть.
      - Здесь десять таких плакатов,  -  просто пояснила она. - Они  все
одинаковые. Я напечатала их сегодня утром. Если хотите, их можно напечатать
сотни.
      - Оринда... - Я потерял дар речи.
      - Вы показали мне... на скачках... - начала она и  опять замолчала.
- Вы такой молодой, но вы показали мне, что можно жить и с невыносимым ра-
зочарованием. Вы заставили меня заглянуть в себя. И кстати, я не хочу, что-
бы люди  думали, будто я  подожгла старую штабквартиру, чтобы избавиться от
вашего отца. Поэтому я  присоединяюсь к нему. С этого момента я  буду всеми
способами поддерживать его. Не стоит  прислушиваться  к  тем людям, которые
говорят, будто он ограбил меня. Не знаю. Надо быть по-настоящему правдивой,
а правда так ужасает... Не знаю, может быть, я почувствовала  облегчение от
того, что мне не придется уезжать в Вестминстер... Но мне нравится работать
с избирателями, и это обиднее всего...  Те люди, с которыми я так много ра-
ботала, оттолкнули меня ради какого-то чужого человека со стороны.
      Она замолчала и  почти с отчаянием  посмотрела на меня.  Ей  хотелось
увидеть, способен ли я понять ее. А я так хорошо ее понимал, что импульсив-
но наклонился и поцеловал в щеку. Вспышка фотоаппарата.
      - Это невыносимо! - взвизгнула Оринда. - Он повсюду меня преследу-
ет.
      Ушер Рудд,  воспользовавшись  эффектом  неожиданности,  уже удирал по
улице, торопясь смешаться с группами прохожих.
      - Меня он тоже преследует, - заметил я и взял ее за руку, удерживая
от попытки догнать его. - Вы меня предупредили, и я  сказал  отцу... Но до
тех пор, пока Ушер Рудд не  нарушает закона, его нельзя остановить. А закон
все еще на стороне обезьян Руддов.
      - Но моя личная жизнь  -  это  мое  дело! - Она посмотрела на меня
так, будто это я виноват, что закон на стороне Руддов.
      - Продавцы наркотиков потеряют свой бизнес, если люди перестанут по-
купать их товар.
      - Что?
      - Так называемая война с наркоманией идет не с теми людьми. Посадите
за решетку использующих наркотики. Посадите за решетку потребность. Посади-
те за решетку человеческую натуру.
      - Какое  отношение имеют наркотики  к Ушеру Рудду? - Она недоуменно
уставилась на меня.
      - Если люди  не будут смаковать  его грязный шантаж,  он  перестанет
охотиться на своих жертв.
      - И вы полагаете, что они всегда будут?
      Вопрос не нуждался в ответе. Мы  вместе вошли в офис. И когда новость
стала известна,  начались долгие объятия  с Мервином (никаких фото) и двус-
мысленные приветствия со  стороны трех ведьм. Порозовев от возбуждения, они
приспосабливали свою лояльность к новому порядку.
      - Где вы  сегодня,  Мервин, звоните в двери?  -  спросила Оринда. И
Мервин показал ей на карте район. Результат получился  неожиданный. Когда в
это утро я волочил "рейнджровер" по окрестностям Хупуэстерна,  в машине си-
дели Мервин, Оринда, Фейт  и Лаванда. И все плакаты Оринды с  заявлениями о
поддержке Джулиарда нашли свое место на столбах и дверях.
      Когда Мервин позвонил  редактору  "Газеты Хупуэстерна", тот аж задох-
нулся от потрясения и срочно повернулся на сто восемьдесят градусов в своей
тактике против всех политиков. Когда мы вышли на стоянку машин  позади сго-
ревшего помещения,  нас  приветствовала  толпа,  поспешно собранная главным
журналистом "Газеты" и оператором телевидения (им не хватало новостей). Не-
делю назад на приеме перед обедом в "Спящем драконе" этот  оператор, словно
потеряв голову, преследовал Оринду своими влюбленными камерами.
      Оринда опять кокетничала  перед  его объективами  (или  с ним, в  об-
щем-то, это почти одно и  то  же)  и  говорила в не квакавший микрофон, что
Джордж Джулиард,  несомненно, стоит на пути  к тому, чтобы  стать известным
политиком в национальном масштабе и что он - лучшая из возможных замена ее
любимому мужу Деннису, который посвятил  всю  жизнь  хорошим гражданам этой
славной части Дорсета.
      Аплодисменты, аплодисменты. Во всех гостиных Хупуэстерна в полуденных
новостях  телевидения  увидели Оринду и толпу, которая  встречала  ее  лишь
слегка оркестрованными приветствиями. Вернувшись на поезде из Лондона, отец
со смешанным чувством  выслушал новость о пресс-конференции Оринды на теле-
видении. Она  могла украсть его  популярность. Или спасти ему жизнь, скорей
всего невольно. Но вечером на очередной  встрече  преданных  сторонников  в
церковном зале он тепло обнял  ее  (со взаимностью), что было бы  немыслимо
днем раньше. Но довольными казались не все. Тень Оринды, Анонимный Любовник
Уайверн, следовал за ней мрачнее тучи. Оринда, в шелковом платье цвета еже-
вики, сияя  от сознания своей  щедрости и добродетельности, бросала на него
вопросительные взгляды, словно не понимая причины гнева. Почувствовав внут-
реннее облегчение, Оринда вроде бы не догадывалась, что, подавив свою обиду
на то, что кандидатом выбрали не ее, она в некотором смысле понизила статус